|
5.
«И в темпе вальса, пожалуйста!» - велела мама Роме в детстве, когда он должен был сделать что-то побыстрее. Убраться в комнате, вынести мусор и даже выучить уроки. Он не вдумывался, что это за темп такой, просто понимал по контексту, что нужно не тормозить, а шустрить, пошевеливаться. Сегодня утром это выражение снова пришло ему на ум, когда он собирался на работу, но вовсе не потому, что торопился. Уже заправляя постель, он совершенно неожиданно для себя сделал танцевальное па под звучащую в голове музыку, бреясь, что-то тихонечко напевал, а когда налил себе кофе и понес чашку к столу, все же крутанулся вокруг собственной оси, подчиняясь настойчивой музыкальной фразе. Он не отдавал себе отчета, что настроением его утра стал незабвенный свиридовский вальс из «Метели», но это и не важно. Важно, что все звенело и пело вокруг, и Роману хотелось подпевать.
Хорошо, когда в ежедневнике есть целый список неотложных дел, хорошо, что на них нужно сосредоточиться. Впрочем, большие круглые часы, висящие на стене в студии, были удостоены взгляда Романа Дмитриевича почетное количество раз, и они гордились этим.
Партнеры сообщили о том, что чуть задерживаются: не рассчитали времени в дороге. Зато переводчица явилась на двадцать минут раньше, как всегда застав его врасплох: он ушел в дальний зал студии, чтобы взять там каталог, и в этот момент в дверь позвонили. Не сомневаясь в том, кто звонит, Роман сначала сдержанно и внешне спокойно пошел открывать, но все же не смог не сделать спурт на финальном отрезке пути, который показался ему чрезмерно длинным.
Жесткий скрежет замка, холодная ручка двери, поток воздуха с лестничной площадки и вспышка света. За последнее поручиться нельзя, возможно, ему это показалось.
- Привет!
- Здравствуйте!
Она достаточно уверенно прошла в зал, сняла верхнюю одежду.
«Оделась, как подобает переводчице» - отметил про себя Роман, чуть улыбнувшись. На ней была узкая коричневая, очень приятного – насыщенная терракота? - оттенка юбка и блузка из молочного шифона, рукава которой на уровне середины плеча были украшены коричневым кружевом, от которого полупрозрачная ткань пышными и свободными складками спускалась по предплечью до узкого запястья, схваченного плотным широким манжетом. Роман лишь скользнул взглядом по груди – нижнее белье было подобрано так, что почти не выделялось, - и тут же отвел глаза. Волосы – все тот же привычный хвост, и те самые косички вокруг головы, о которых он тогда говорил – изящным блестящим плетеным венцом.
- Даня, хотите чаю? Или кофе? Есть печенье, бутерброды.
- Хорошо бы кофе. И бутерброд. И печенье. А я успею? Ведь уже почти 2 часа.
- Они опаздывают, пойдемте.
Кормить понравившуюся тебе девушку – это особое удовольствие, за возникновение которого, наверняка, отвечает какой-нибудь страшно древний ген, мутация в коем произошла еще во времена обитания мамонтов. Ты притаскиваешь ей лохматую тушу, она разрешает тебе посидеть рядышком.
Данка ела с аппетитом. Наблюдая за ней, он вспомнил Ретта Батлера, который с умилением взирал на то, как Скарлетт поглощает одно блюдо за другим. «Все уже было, - почему-то подумалось ему, - все ведут себя одинаково в похожих ситуациях. А что это за ситуация? По-моему – очевидно» - спорил сам с собой внутренний голос. Или их было уже два?
- Спасибо, я очень люблю такое печенье, - она указала на коробку с большими шоколадными лепешками, инкрустированными кусочками молочного шоколада. - Мы похожее ели в Дубае в огромных количествах. А потом бабушка научилась их печь сама. – Проговаривая это, девушка аккуратно стряхнула крошки со стола, и оглядывалась, где помыть чашку.
- Оставьте, пожалуйста, это. Тут все уберут.
Она послушно поставила чашку, сложила руки на коленях, вопросительно посмотрела на Романа, который по большей части молча взирал на нее. Наверное, именно поэтому она решила нарушить тишину зарисовкой о дубайском печенье.
- Хотите, я покажу вам свою коллекцию фотографий? У меня есть договоренность с фотографами, снимающими в моих студиях, что если у них получается что-то выдающееся, интересное, то они мне дарят копии этих снимков. Я их, конечно, нигде не использую. Просто люблю рассматривать красивые, необычные фотографии.
- Да, давайте, я с удовольствием посмотрю.
Они сели на диван, Роман принес файловые папки, положил одну Данке на колени, стал показывать. Это были фотографии девушек, моделей, но не только. Дети, мужчины, животные, виды городов, натюрморты, фотографии достопримечательностей со всего света, предметы быта, увиденные в необычном свете, выхваченные из привычной обыденности зорким глазом фотохудожника.
Данка смотрела на снимки, полностью погрузившись в мир зафиксированной на бумаге светотени, а Роман непроизвольно анализировал сигналы, поступающие в его мозг от всевозможных рецепторов. От нее шло мягкое шелковистое тепло, она пахла шоколадным печеньем и чем-то знакомым – свежим, чуть морозным. «Что-то из ле пар Кензо? Да, скорее всего». Сквозь кожу на щеке просвечивала тоненькая синяя жилка, идущая от виска вниз (Тоже мне, жилка! – фыркнул бы студент второго курса Медакадемии, - коллатеральный сосуд вены Facialis!), а его лоб иногда щекотал один из ее наэлектризованных волосков.
Она комментировала снимки лаконично, но очень емко. Причем часто обращала внимание именно на те, что привлекли бы самого Романа. «Сфумато – почти как у да Винчи» - проводя пальцами по дымке, обволакивающей горы на фото с итальянским пейзажем; «Здесь интересны отражения» - вглядываясь в окна старинного особняка; «Грустные глаза» - про старика или его собаку? С удовольствием разглядывала фотографии моделей. Когда она в очередной раз ахнула, перевернув файл – открылся вид дождливо-туманного Лондона, причем снимок был сделан сквозь стекло кабинки колеса обозрения, поэтому капельки дождя были рассыпаны по всему фото – Роман посмотрел на нее внимательно.
- Вы разбираетесь!
- О, нет. Я всегда раздумываю над этим: уверенно высказывать свое мнение – еще не значит в чем-то разбираться. Правда, ведь?
- Вы часто разговариваете афоризмами или это опять размышлизмы? – Роман улыбался. – Согласен. Так, обычно, и бывает: специалист может сомневаться, потому что много знает, а дилетант знает мало, потому не сомневается. Но та уверенность, с которой он что-то брякает, может ввести всех в заблуждение. Так же, как и сомнения специалиста.
- Помните, в фильме? «И ляпай. Но ляпай уверенно. Это называется точкой зрения»
Они засмеялись, и тут дверной звонок сообщил о прибытии гостей.
Шумной толпой в студию ввалились несколько человек. Сопровождающая – ею оказалась женщина лет 37, говорящая на том английском, который способен до Киева довести, но не более, представила всем Романа, потом обернулась к Данке, вопросительно глянув на нее.
- Софи, - сказала она и представилась на французском.
Роман улыбнулся, оценив ее шутку. Дальше все разыгрывалось гладко, как по нотам. Под нарастающую полифонию Болеро Равеля, владелец заводов, газет, пароходов провел потенциальных партнеров по студии, демонстрируя ее возможности, подробно и с юмором рассказывая о технических новинках, особенностях света и многом другом. Данка все тщательно переводила. Довольно быстро, как раз под заключительные аккорды музыкального произведения (все гремит и звенит, барабанщик изнемогает), - глава делегации махнул рукой и сказал, что ему и без пробных съемок все понятно – он хочет заключить годовой контракт. Прошли в большой зал. Фотограф все же решил сделать несколько снимков, увлекая за собой основную группу, глава же – мужчина лет 65, элегантный, подтянутый, энергичный, а также Роман и Данка расположились на диванах рядом с журнальным столиком.
Никаких сложностей с подписанием документов не возникло – они были заранее подготовлены. Подписали, пожали руки, расслабились. Француз закинул ногу на ногу и с интересом наблюдал за съемками на подиуме. Затем он повернулся к Данке и что-то ей сказал. Она ответила, пожав плечами. Он опять зажурчал на своем мурлыкающем языке, жестикулируя, и протягивая руки к девушке. Она в ответ сделала жест кистью руки, о котором он, наверное, просил. Затем встала, вынула из рукава куртки свой палантин, накинула на плечи, а его край взяла пальцами и особым образом вытянула руку. Француз отреагировал бурно, зааплодировал, стал что-то радостно бормотать, обращаясь к Роману.
- Что он говорит? – в голосе Малиновского слышались нотки раздражения.
Еще бы! Неприятно чувствовать себя степлером, калькулятором или немой печатью для документов, которой воспользовались и отставили в сторону.
Она вздохнула.
- Мсье Симони спросил, не хочу ли я выступить в роли модели, я сказала, что нет, мне это не интересно. Он сказал, жаль, у меня красивые руки, и волосы собраны так, что напомнили ему один образ, который он видел в маленьком итальянском городке Монтефиоре дель Ассо. Я совершенно случайно знаю, о чем он говорит – это Мария Магдалина Карло Кривелли. У нее, действительно, очень интересно и изящно написаны руки, а волосы убраны в хвост. Я ему продемонстрировала, как она держит свой плащ, вот он и обрадовался, что я знаю, о чем речь.
Француз, очевидно, не просто обрадовался, а был в восторге. Снова заворковал, и в его речи постоянно мелькало «мадемуазель Софи, мадемуазель Софи», он жестикулировал еще активнее, а скорость его словесного потока ("логорея" - снисходительно подсказал бы Роману студент-медик) все возрастал.
Данка отвечала вежливо и терпеливо. И даже чем-то развеселила гостя. Из всего сказанного ею, Роман разобрал только слово «моветон».
- О чем он?
- Мсье Симони говорит, что видел в России много девушек, у которых прекрасные длинные волосы, и что они как русалки носят их распущенными. Я сказала, что, да, так и есть, только это не всегда удобно, когда едешь в переполненном транспорте, и чьи-то волосы попадают тебе в нос и в рот. И что я считаю, что если волосы уж очень длинные, то это моветон носить их распущенными – лучше убирать в хвост или заплетать в косу.
В таком духе беседа продолжалась еще некоторое время. Роман наблюдал за раскованным французом, который без каких-либо комплексов относительно своего возраста осыпал комплиментами совсем юную особу, искря глазами, причмокивая губами и покачивая ногой в красном носке. «Мсье Монпасье» - дразнился про себя Малиновский, подперев голову рукой, и сумрачно наблюдая эту сцену. Вспомнились слова из «Собаки на сене»: «пока мужчина не влюблен, свободно к даме входит он, и запросто и на приемы», из которых тут же сформировалась длинная цепочка лирических размышлений.
Тем временем фотограф закончил съемку, все стали собираться. Тут к Роману, сидящему на диване, сзади подошла сопровождающая. Он почувствовал знакомый запах ее насыщенных духов еще до того, как она склонилась к его уху.
- Ром, куда пропал?
- Оленька, мы же с тобой каждый день дела обсуждаем!
- Вот и я об этом: все дела, дела. Выходные впереди – ты как?
Роман непроизвольно взглянул в сторону Данки. Она все также разговаривала с французом, но от Малиновского не укрылся ее внимательный взгляд, брошенный в их сторону. Между тем Оленька, думая, что за ними никто не наблюдает, интимно провела рукой по плечам сидящего перед ней мужчины, чуть тронула ворот рубашки, чуть коснулась мочки уха. Роман снова поймал скользнувший по ним взгляд переводчицы, в котором на секунду отразилось понимание, и девушка отвернулась.
Досада – это такое очень соленое чувство. Соленое до горечи. А еще сухое и шершавое. По крайней мере, именно это сейчас ощущал человек, на чьих плечах лежали руки красивой сексуальной женщины. В голове назойливо звучала Финская полечка.
_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
Последний раз редактировалось Greza 04 ноя 2017, 01:19, всего редактировалось 2 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Данка - такая девушка-мечта, но в молодости, увы, РД, скорее всего, прошел бы мимо: слишком тут серьезно, чур меня, чур. Разве только очень-очень удачное стечение обстоятельств, когда девушке удалось бы стать ему другом и сломать стереотипы и заслоны эгоиста-одиночки. А сейчас... Сейчас РД многое понимает и бояться уже нечего (и некогда), но чем же он привлечет Данку?..
Знал бы он Данкино семейство так же хорошо, как мы)) 
