НРКмания

Форум любителей сериала "Не родись красивой" и не только
Текущее время: 19 мар 2024, 06:24

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 16 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Без шума и пыли (с Феста Анархии )
СообщениеДобавлено: 24 апр 2020, 23:55 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
Ура! Наконец-то дошли руки отредактировать это и убрать ляпы. :grin:

Исполнение заявки ALEPA на "Фесте Анархии":
ALEPA писал(а):
Шура и Амура сунули носики в розовый пакетик. Женсовет рыдает над творением Романа в Ромашке. Вопрос знатокам: способен ли здоровый женский коллектив на педагогические подвиги по отношению к начальству... Дамочки действуют без шума и пыли :pooh_lol: - всё на усмотрение Автора :sun:


Название: Без шума и пыли
Автор: Greza
Пейринг: Здоровый женский коллектив/Начальство
Рейтинг: переменный
Размер: видимо, миди


Пролог

- Повыдергивать бы ему руки за такое! – громче всех хлюпает носом Шурочка. Горка скомканных бумажных салфеток лежит рядом с нетронутой тарелкой куриной лапши, в которой плавает цыплячье крылышко.
- Руки? – Светлана жестом щедрого отравителя сыпет в стакан с компотом соль и задумчиво размешивает ее черенком вилки.
- А что ж? Не ноги же! Он же руками писал!
- Жало ему его поганое выдрать надо с корнем, вот что, – шипит Амура. Она нервно потеребила амулет на груди, отчего мужчина за соседним столиком тут же закашлялся, подавившись заливным из говяжьего языка.
- Я б его вообще... кастрировала! – Мария с остервенением режет купатину на мелкие шайбы. – И не сразу, постепенно! Медленно!
- Эх, девочки... руки, язык. В голове у них все это, хирургия тут бессильна, - печально говорит Ольга Вячеславовна. – Если только трепанация черепа и пересадка мозга. - Она не успевает вытереть слезу мятым ситцевым платочком с кружевом ручной работы, и та скатывается в стакан простокваши.
Шура взвывает еще горше, представив себе своего любимого начальника в виде сломанного пупса, что голым валяется последние пятнадцать лет на чердаке бабушкиного садового домика среди других старых игрушек: с зияющими дырками вместо рук и ног, пластмассовой гладкостью на месте первичных половых признаков, дырочкой-ртом - пищалка была выковырнута ею собственноручно и тут же потеряна в траве, с дебильным выражением лица.
- Знаете, что самое мерзкое в этом? – вдруг спросила Света.
- Что они это про Катьку? – Маша с отвращением вмешивает розовые с полупрозрачными жирными прыщиками монетки в серую жижу картофельного пюре и отодвигает тарелку - остыло, пусть теперь схватывается.
- Что поговорим, поплюемся ядом, сопли поразмазываем тут и больше ничего... Все так и останется на уровне благотворительных жалостливых взглядов в Катину сторону. А эти два мерзавца-сердцееда так и будут... Бессилие бесит.
- Сердце в томатном соусе. Оно у вас мягкое? - делает заказ посетитель.
- Поверьте, оно томилось не час и не два. Более мягкого сердца вы не найдете.

На этот раз дамочки заходятся в плаче слаженным хором.
- Не можем же мы, в самом деле, им навредить! – с надеждой спросила Шура, когда смогла говорить.
- Членовредительством заниматься не будем, хоть и очень хочется, - Амура решительно полезла в сумку за косметичкой: тушь нещадно жжет глаза. – А вот нервишки потрепать – почему нет? Причем строго в соответствии с инструкцией. Не зря же Роман Дмитрич старался, а?
- Что ты придумала? – Машкина грудь заколыхалась чаще.
- А у вас есть в меню вино «Молоко любимой женщины»? – «Ромашка» никогда не пустует в обеденное время.
- Я кое-что придумала, девочки. Только тут либо все заодно и как на войне, либо и начинать не стоит. Вы все сейчас взвесьте свой энтузиазм и мотивации и спросите себя: я ноль без палочки или полноценная единица здорового женского коллектива?
Разноцветные головы сблизились, ароматы духов и лака для волос перемешались.
- Ну, ты, Амурка, молодец! – Машка подпрыгивает на месте, не в силах усидеть. – Я даже знаю, что конкретно смогу взять на себя!
- Милко мне кое-что должен, вот и пусть расплачивается, время пришло, - на удивление твердо говорит Ольга Вячеславовна.
- Самое слабое звено у нас...
- Я ради Кати готова на все! – вспыхивает Шурочка.
- ...Катя! – заканчивает мысль Амура. - Я поработаю с ней, только технику НЛП немного вспомню.
- Я на подхвате, - Светлана улыбается. – И, наверное, мне нужно поговорить с этим Зорькиным. Ведь нам могут понадобиться деньги, а Катя не даст, насколько я ее знаю. К тому же нужно выяснить юридические подробности и склонить его…
- К сожительству? – раздухарилась Машка. – А чо…
- К содействию, - строго ответила Света, но призадумалась.
- Это да, хоть мы постараемся действовать бюджетно.
- Дешево, надежно и практично? – демонстративно рассматривает тупой кафешный нож повеселевшая Тропинкина.
- Главное, без шума и пыли, - отнимает у нее бестолковое оружие Амура.
- Закуска «Месть корсиканки» - очень острое блюдо, подается холодным, - звенит голосок официантки Василисы, когда дамы покидают кафе «Ромашка».



1."И еще, Андрюша, не забывай дарить ей цветы".

- Что это такое, Катенька? – Жданов забыл переступить порог каморки, споткнувшись взглядом об огромную, нет, гигантскую, корзину с цветами. Мягкая игрушка в его руках тут же скукожилась, превратившись в фигурный комок дешевого искусственного меха, а открытка – в привязанный к нему ценник «скидка 50%», который забыли отрезать.
- Розы, - пожимает плечами Катя. Весь ее вид говорит: меня поражают пробелы в вашем образовании, Андрей Палыч!
- Я вижу, что розы! – Жданов, наконец, заходит внутрь, обходя цветы с такой осторожностью, будто в корзине заложена бомба. Он сует свое жалкое приношение в карман пиджака, его опустевшие пальцы сжимаются и разжимаются, будто мацают невидимую антистресс-игрушку. – От кого они?
- Я думала, что от вас, - Пушкаревское удивление гораздо сильнее ее заторможенности. – Она встает, берет со стола маленькую элегантную открытку с ленточкой, протягивает Жданову. – Вот, висело на шее у одной розы, там написано: «С любовью и надеждой. Твой А.»
- Но я не посылал вам цветов! – это честное признание могло бы звучать и потише с учетом соотношения слышимость/конспирация.
- Не посылали? – Катя садится обратно за свой стол, подпирает подбородок ладошкой. – Папа всегда говорил, что к самым большим неприятностям и даже катастрофам приводит злостное несоблюдение иии... как жаль, Андрей Палыч, что эти прекрасные розы не от вас!
- Я бы тоже, Катенька, хотел вам послать цветы и даже еще лучше, но ведь вы сами понимаете, мы не можем вызвать подозрение!
- Нет, не можем! – смиренно соглашается Катя. - Значит, есть кто-то, кто не боится никаких подозрений? – она подъехала на стуле к корзине и опустила лицо в гущу прохладных плотно скрученных лепестков.
- Кто это «твой А.», Катенька? – он садится на корточки рядом с корзиной, в которой теперь четное число бутонов, его голос вкрадчив, как у доброго следователя, который «два в одном».
- Теряюсь в догадках, Андрей Палыч. До сегодняшнего дня у меня был только один «А.», и то не совсем мой, – Катя закрывает глаза, вдыхая аромат. Ее влажные ресницы подрагивают. – Ты был моей альфой и моей омегой, моим Севером и моим Югом...
- Откуда они здесь взялись? – его эта лирика не интересует.
- Маша принесла, сказала, что курьер доставил. – Она стремительно возвращается к столу. - Извините, мне нужно работать, у меня нет времени заниматься романтическими расследованиями.
Хорошо, у нее нет, у него есть.
«Машулечка-красотулечка, будьте так любезны, дайте мне, пожалуйста, чашечку молочка!»
- Мария, скажите мне, пожалуйста, вы уже были на работе, когда курьер доставил цветы для Екатерины Валерьевны?
- Конечно, Андрей Палыч! – Мария воплощенное рвение. – Я уже дааав-нооо была на работе, когда пришел тот курьер.
- И что он сказал?
- Дайте-ка припомнить, Андрей Палыч, – Маша глубоко задумывается. – Ведь, правда, он же меня сразу заинтересовал тем, что сказал... Навел на мысли...
- Так, так, Мария?
- Точно! Он сказал: цветы для Пушкаревой Е.В.! Вот тут я и приподудивилась! Такие цветы да еще для Пушкаревой! Кто бы это мог прислать?
- Может это банки рассылают поздравления с 8 марта своим хорошим клиентам? Ведь у меня все дела ведет Екатерина Валерьевна. В банках ее хорошо знают!
- Банки? Андрей Палыч, тогда был бы логотип! На каждой розе. И вместо корзины – картонный сейф. Поверьте моему ресепшн-чутью, это частный заказ. Размер, цвет, количество - все указывает на страсть.
- Какую страсть, Тропинкина? – пальцы начальства отбивают дробь «у-во-лю, у-во-лю».
- Ну, не планктоническую, уж точно! – Марию не запугать. И не сбить никакими угрозами с выбранного курса. Она еще ни разу в жизни не была так хорошо готова к уроку, как сегодня. - Тогда б розы были белые или хотя бы розовые. А тут – алые!
«Мил-ли-он, мил-ли-он, мил-ли-он а-лых роз… - барабанят пальцы. – Мил ли он?!»
- Маша, вы же поинтересовались от кого они? Эти неприлично роскошные цветы? Как бдительный и ответственный работник?
- Конечно, Андрей Палыч! Конечно, поинтересовалась!
- Ну и…? – Андрей подбадривает девушку бодливым движением головы, одновременно сжимая кулаки: «сейчас, сейчас он узнает!»
- Курьер сказал, что заказчик пожелал остаться ик… ик… икногнито.
- Но вы же не стали бы подвергать Екатерину Валерьевну опасности и осмотрели корзину, прежде чем всучать, то есть, вручать ее?
- Конечно! И я нашла зацепку! Очень говорящую, между прочим, – загадочно повела бровями и плечами Маша. – Я почти уверена, что правильно догадываюсь, от кого цветы, - она понизила голос до шепота.
- Мария, вы что, знаете, кто такой «ее А.»? – Жданов задержал дыхание, чтобы не спугнуть удачу.
- Естественно, Андрей Палыч! И все девочки со мной согласны!
- Ну? Мария! Ну! – до чего ж бывают тупы и неповоротливы некоторые лошади!
- «А.» - это Ангел-хранитель. Потому и контактов не оставил в цветочном магазине. Чтобы он мог сказать? Райский край, Безгрешный район, город Эдам, улица Растоптанных сердец, 4?
- Что-нибудь толковое вы мне можете сообщить об этом курьере? – зверанул очами и оскалом Жданов, собираясь уходить.
- Могу, - обрадовалась Маша. – Он был похож на… ой, а зачем вам это, Андрей Палыч?
«Вот тебе корова, вот тебе ведро!»

2. "Сегодня вручишь ей зайца, открытку №1 и шоколадку".
Неврученный заяц отправился восвояси – в розовый пакет, который должен был служить рядовому Жданову верой и правдой, лампой Аладдина, скатертью самобранкой, а оказался мешком старьевщика, в котором разве что можно было сменять шило на мыло. Так думал раздраженный Андрей, выудив из пакета вместо зайца кота. Такого же жалкого и невыразительного. Чтобы улучшить умственные процессы, Жданов съел все шоколадки, припасенные заботливым Малиновским для Пушкаревского кариеса, и прозрел: заяц – это, действительно несерьезно, а вот коты... Коты же рулят! Коты – это ж главный фетиш современного общества, единственная тема объединяющая человечество, а не разделяющая людей на слои по разным там признакам. Кот – это сила. Отскребя от нужной открытки кусочки прилипшего шоколада и заметив, что на их месте остались жирные пятна, креативно объяснил себе, что это как бы следы его ночных слез – вот что с мышлением шоколад животворящий делает! И почему он раньше его никогда не ел? Может, и с Зималетто было бы все в порядке, принимай он по плитке с утра каждый день. На эндорфиновом подъеме решительно направился в каморку, движением руки с максимальной амплитудой распахнул дверь и... тут же ее рефлекторно захлопнул: так делают 50% мужей, не вовремя вернувшихся из командировки и без стука ворвавшихся в собственную спальню, и 50% женщин, успешно сидящих на диете и увидевших в своем холодильнике несанкционированный торт. Чтобы прийти в себя, Жданов привалился к двери и прикрыл глаза. Примерещилось?
- Что там, Андрей Палыч? – от тихого Катиного голоса он вздрогнул всем телом. – Кредиторы?
- Если бы, Катя! Откуда у вас там это... этот?
- Кто? – эмоциональной сдержанности Пушкаревой можно было только позавидовать. Ни один мускул не дрогнул на ее лице мраморной бледности.
- Заяц!
- Заяц?
- Заяц, заяц!
Пушкарева вдруг расхохоталась. Начала тихонечко хихикая, а потом уже не могла остановиться – сгибалась и всхлипывала, будто уже плачет от смеха. Вот не знал, что она такая истеричная особа!
- Вы сейчас на волка из «Ну, погоди!» очень похожи, Андрей Палыч, напуганного, - наконец взяла себя в руки помощница. Вытерла слезы кулачками, снова водрузила на нос очки. – Давайте я посмотрю, а ты вы устали, переутомились... ой!
Из темного угла каморки на Катю смотрел огромный заяц. Вчерашний Ждановский приходился этому троюродным лилипутом.
Катя смело направилась к застывшему в ожидании гостю. Жданов хотел схватить ее за рукав, но промахнулся, поэтому решил, что они с котом прикроют ее с тыла, если что, и дверь каморки на всякий случай закрывать не стал.
- Какое чудо! – Катя гладила рукой голубую шерстку и вглядывалась в крупные блестящие зеленые глаза. Сидящий заяц был почти вровень со стоящей Пушкаревой, но массивность игрушки ее совершенно не смущала. – Что это у него в лапах?
В лапах у зубастого монстра – два пластмассовых острых резца предостерегающе торчали из ехидной улыбки, - была приличных размеров шляпная коробка, перевязанная пышным бантом.
- Осторожно, Катя, дайте лучше я. – Кот Малиновского отправился в карман - достал, честное слово! - Андрей осторожно произвел разминирование.
- Ух, ты! – это ожила Катя.
Шляпная коробка была доверху полна разнообразных сладостей и напоминала ларец с драгоценностями из детской киносказки. Натуральные изумруды «Белочек», кораллы «Столичных», сапфиры «Космических» и топазы «Трюфелей» соперничали с искусственно выращенными аквамаринами «Баунти» и фианитами «Милки-вей». Снежки «Рафаэлло» и золотые слитки халвы «Рот-Фронт» стеснялись строгих плиток пористого шоколада «Слава» и элегантных «Бабаевских». И лишь заносчивый «Тоблерон» чувствовал себя в своей тарелке среди этой кондитерской элиты. Жданов внезапно почувствовал изжогу – некачественный соевый шоколад, съеденный им некоторое время назад, вопреки законам физики и физиологии затвердел в желудке, упал камнем на его бездонное дно, вызвав рези в районе пупка.
Катя схватила коробку и плюхнулась с ней в заячьи объятия. Дальний родственник Кинг Конга тут же облапал ее, будто в меховую тушу был встроен пружинящий механизм: верхние конечности зайца сомкнулись у Кати на груди, а уши, торчащие до этого вверх, как у эмблемы Playboy, тут же опустились, ласково скользнув по ее макушке.
Катя не торопилась есть сладости, она перебирала их руками, нет-нет, да поглаживая наглого зайца.
- И как мне это понимать? – попробовал перекричать несвоевременно звучное урчание в животе Жданов.
- Ах, простите, Андрей Палыч! Я вас не поблагодарила! Вы так внимательны и так… изобретательны! Кто бы мог подумать, что заяц и шоколадка могут приобрести такие масштабы! Ну-ка, а что открытка? – она выудила из гущи конфет небольшую картонку.
Жданов не находил слов, пытаясь найти объяснение происходящему.
- «Жизнь конфетой не испортишь! N.» Не поняла, Андрей Палыч, это опять не вы? Или это маскировка?
Ему страшно захотелось выдернуть Пушкареву из лап нахального зверя. Жданов протянул руку, но Катя сделала вид, что разворачивает трюфель.
- Это опять не я, Катенька! – Андрей всплеснул руками, как бы нечаянно задев зайца по морде. – Мне никогда не пришло бы в голову захламлять ваше и без того тесное помещение подобными пылесборниками! Говорят, что в них мгновенно заводятся клещи, которые вызывают жуткую аллергию. И вообще, неизвестно, на каком китайском складе он до этого валялся! Может в нем блохи, Катя! Злющие китайские блохи, переносящие тиф, проказу и шизофрению. Немедленно вылезайте оттуда!
Но Катя вела себя странно. Она уткнулась лицом в небритую заячью подмышку и, кажется, собиралась там вздремнуть, по крайней мере, притихла и почти не двигалась.
- «N», Катенька, это ваш Николай? – Жданов нетерпеливо разворошил мех, чтобы увидеть глаза своей помощницы.
- Вряд ли, Андрей Палыч, - ее вздох был тяжелым, а голос глухим. - Коля всегда считал, что мягкие игрушки дарят девушкам либо застрявшие между пубертатом и зрелостью недоумки, либо не имеющие фантазии жлобы. У Николая другой крен, он почему-то думает, что лучший подарок – это бриллианты. Меня в нем это всегда настораживало. Немножко примитивно и совсем не практично, правда?
- И много бриллиантов подарил вам Николай? – кот в Ждановском кармане внезапно окочурился и теперь пованивал.
- «Что золото в сравнении с опавшею листвой? Алмазов блеск - с заиндевевшею травой?» – махнула рукой Екатерина. – А, вот! Вспомнила! Одно исключение Коля все же допускает. Если мягкая игрушка подарена с каким-то очень личным и даже интимным намеком, то это совсем другое дело.
- И почему же вы вспомнили об этом, Екатерина Валерьевна? – Жданов старался не смотреть в шляпную коробку, потому что он и так уже захлебывался слюной. Ядовитой.
- Не знаю. Но это точно не Коля, у нас с ним не было разговора про зайцев. Если только... мы пели песню "А нам все равно..." Мне что-то мешает сидеть! – все-таки выбралась из заячьих объятий Катя. – Смотрите-ка, у него есть тайник?
Среди меха неестественной окраски между ног животного виднелась молния.
- Я сам! – героически кинулся в неизведанное Жданов. – Зайцы и кролики подозрительного происхождения только на первый взгляд безобидны. Они вполне могут оказаться засланными казачками!
Он бесстрашно сунул руки в голубую шерсть, вжикнул молнией.
Кате показалось, что тишина зазвенела звуком «йо».
- Катя, немедленно выйдите отсюда и срочно позовите мне Федора. Экстренная эвакуация!
- Что такое, Андрей Палыч? Осиное гнездо? Разбившаяся ампула с ядом? Это мой заяц, я имею право знать, что с ним!
- Да? Может быть, тогда вы заберете его домой? Только, боюсь, если ваш многоуважаемый папа когда-нибудь заглянет в этот тайник, у него могут случиться проблемы с сердцем.
- Почему?! – в последнее время сговорчивость Пушкаревой была на каком-то необъяснимо низком уровне.
- Потому что! – Андрей отодвинулся, чтобы Катя могла увидеть содержимое тайника, а сам уставился на нее со злорадным любопытством.
- Ах! – прикрыла рот ладошкой Катя. Ее глаза стали размером и цветом как у зайца. – Мальчик!

Совет в ромашковых Филях проходил под всхлипы вперемешку со сдавленным рыданием. На этот раз рыдали от хохота.
- Федька говорит, что игрушка эта хоть мягкая, а тяжеленная, он ее не удержал, когда они выходили из лифта на первом этаже. Вот и получилось, что заяц навалился на Жданова, тот от неожиданности запутался в задних лапах, споткнулся и упал. Жданов барахтается под зайцем, орет благим матом, Федька никак не справится – мех скользкий. Народ собрался. Помогли, подняли. Андрей Палыч весь в голубом меху, взъерошенный, отряхивается, а все вокруг стоят молча... с лицами. Жданов поворачивается и видит, что он, наверное пока брыкался, заехал ногой зверюшке по причинному месту, молния лопнула, и зайцевое достоинство во всей красе голубой и масштабной выпало наружу. Потапкин еще... кидается на помощь и кричит услужливо: Андрей Палыч, Андрей Палыч, может булавочкой вашему зайцу ширинку застегнуть? Чтобы вам с ним удобнее было домой ехать?
Машка стонет, смеясь, Ольга Вячеславовна утирает слезы, Света промокает салфеткой краешек нижнего века.
- Ну что, переходим к следующей операции?
- Переходим!
- Покажи претендента, Шура.
Шура достает фотографию. Все внимательно ее разглядывают.
- Видный.
- Ага, 2 метра 10 сантиметров.
- Сможет? Вести себя раскованно, но не дико?
- Сможет. Он кроме баскетбола еще в театральной студии занимается. Принца Датского играл. Годится?
- Принца? Самое то.
- Что Зорькин?
- Воодушевлен и очень опасен, в смысле, на все согласен. Денег выдал даже больше, чем нужно. Катька, оказывается, не проверяет, сколько он там каждый день зарабатывает.
- Милко?
- Все сделает, как миленький. И не пикнет.
- Только с Катей трудно, - вздыхает Амура. – Я, конечно, с ней поработаю, но она такая замороженная... я не всегда уверена, что до нее доходит все, что я ей внушаю. Боюсь, как бы она не разморозилась внезапно.
Все вздохнули. Стало опять совершенно не смешно.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:01 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
3. Не забывай, что коварный Николай Зорькин жаждет нашей крови.

Жданов, контуженный мстительным зайцем и презрением спорой на осуждение и нетерпимой к легким человеческим слабостям общественности, подходит к каморке с опаской и необходимыми предосторожностями. Его неглупый организм защищается от неблагоприятных воздействий среды, дует на холодную воду после вскипевшего до пенки молока, поэтому ладонь не хватается за ручку двери, которая запросто может оказаться под напряжением, а сжимаясь в кулак... тихонечко стучит: туки, туки!
- Кто там? – голосом Хватайки спрашивает Пушкарева.
- Серый волк - зубами щелк.
- Отзыв неверный. Кто там?
- Сто грамм?
- Кто там?
- Бешеный гиппопотам?
- Кто там?
- А! Это я, почтальон Печкин, принес открытку, только я вам ее не отдам...
- Никого нет дома.
- Кать... – Андрей слегка приоткрывает дверь, просовывает голову в узкую щель, осматривается. Ему все больше кажется, что Катя права: он волк – она заяц. Очень хочется ее поймать и съесть, но судя по всему это невозможно: изначально в сюжет не заложено. Сколько бы тысяч серий ни сняли, фабула «погоня без конца» – это константа. – Вы готовы ехать на вечеринку к Волочковой?
- Конечно, Андрей Палыч! Как видите!
Да, теперь он видит. А сначала был сосредоточен на осматривании каморочных углов на предмет неприятных неожиданностей. Неожиданность подстерегла в лице Кати.
Девушка была одета и причесана совсем не так, как он привык. А как уже отвык. Несколько рядов разномастных детских заколок в волосах, там же дикая орхидея. Милый Катин морковный пиджачок и вполне себе красивая юбка сменились жутким платьем расцветки «обхохочешься», дизайнерские (?) вставки на котором очень напоминали заплатки или пришитые снаружи подмышечники. Платье плюс ко всему еще и висит на Кате мешком, удачно маскируя все достоинства ее точеной фигурки. Ему сразу захотелось заорать: «Вы что, издеваетесь? Снимите это немедленно!», но испугавшись собственного порыва по двум причинам: первая, не хотелось еще больше задеть и без того обиженную на него сегодня Катю – ни открыток тебе, ни подарков, ни цветов, и, вторая, риск совсем никуда не поехать в этом случае был довольно велик, он промолчал. Зато Катя вдруг заговорила:
- Может мне все же лучше отправиться домой, Андрей Палыч? Коля сказал, что у мамы на ужин картофельные зразы.
«Какая ж зараза этот Зорькин! Домашней кухней вздумал Катю соблазнять! Может, он ее еще и наручниками к плите хочет приковать?» А мысль о наручниках не так уж плоха.
- Нет, нет, Катенька! Как я без вас? – мужественность это ж не только быка за рога, это иногда и вот это: на вечеринку к Волочковой с приодетой Катей. – И... картофельных зраз я вам не обещаю в этот раз, но фуршет у Анастасии вас не разочарует. К тому же потом мы поедем куда-нибудь вместе? Где вас, вернее нас никто не увидит? И никто не сможет нам помешать... «снять все это немедленно!»
- К Роману Дмитричу на квартиру? На квартиру к Роман Дмитричу я поеду. У него, наверное, уже опять холодильник пора размораживать... Жаль, что вы так негостеприимно с моим зайцем обошлись, - не простила начальнику жестокого обращения с животными Катя, - могли бы на троих сообразить. Он был такой милый. Мягкий. Шелковый.
- Катенька, - Жданов чувствовал себя тем самым недоумком, застрявшем в пубертате: ему так хотелось Пушкаревского тела, что Пушкаревская одежда и Пушкаревские странности и причуды никак не могли остановить его на пути к достижению цели. Если бы она выразила желание провести с ним ночь на столе в Воропаевском кабинете, он бы и это постарался организовать. – Я тоже буду милым, мягким и шелковым. Зачем нам третий лишний заяц? Это как четвертое колесо в телеге!
И пусть Катенька кобенилась и чудила, может прав Малиновский насчет ненасытности, и она просто неудовлетворена, что очень даже неплохо, а наоборот, очень даже хорошо, пусть утекала и выворачивалась из его рук – будет ночь и будет... пища! – был уверен волк. Да и сейчас зайчик уже сидит в его машинке-лубяной избушке и никуда теперь от него не денется. Сидит рядышком, привязанный ремнем безопасности, и двери заблокированы, и Андрей непременно попытается поцеловать Катюшу по дороге, чтобы перезагрузить систему «Катя Пушкарева», а то она сегодня что-то глючит.

- Стойте! - кинулся под колеса Федор. – Тут пакет на имя Екатерины Валерьевны.
У Жданова мелькнула мысль, что гонцов с плохой вестью убивают, но по тормозам все же вдарил.
- Давай сюда, - опустил стекло со своей стороны, протянул руку за свертком.
- Так это же Кате! – удивился Федор. – Лично.
- Давай сюда! – понизило голос начальство, от чего стало по-хичкоковски неуютно на охраняемой, обогреваемой и хорошо освещенной стоянке.
Катя пожала плечами, переглянувшись с Федором. Это был ее фирменный взгляд: «Козлит, но я с этим ничего поделать не могу».
- До скорых встреч, Федор! – сказал Жданов, зубами сдирая упаковку с небольшой коробки. Открыл ее. Там лежал зонт. – Что это такое, Катя?
- Зонт, – терпеливо, как мать с двухлеткой – «это собачка, это ее хвостик, это ее кака», - разговаривала Катя. – А что написано?
Жданов отдал ей предмет с ярко выраженной зонтичной формой, а сам раскрыл сложенный листок.
- «МЧС предупреждает: вечером и ночью дождь со снегом. Я не хочу, чтобы ты растаяла или обледенела, Пушкарева. Зорькин», - прочитал вслух Жданов.
- Вот это очень похоже на Колю. А то – зайцы.
Катя раздумывала, куда пристроить зонтик, потому что машина у Жданова ж не кабриолет и крыша у нее, в отличие от владельца, не протекает, но случайно нажала на кнопочку, и прозвучал мягкий хлопок. Жданов схватился за грудь: его сердце стало каким-то очень чувствительным. К внезапным выстрелам, пакетам на Катино имя, нежелательным корзинам с цветами, не говоря уж о грызунах. Он уже хотел наклониться к Екатерине и без лишних проволочек украсть у нее поцелуй в качестве средства кардиостимуляции, как наткнулся на препятствие: Пушкарева сидела под прозрачным глубоким куполом.
- Мне никогда не нравились такие зонты, - даже не пытался скрыть разочарования Андрей, - он смотрится как… нацюцюрник.
- Что это? – удивилась Катя богатству словарного запаса Жданова.
- Гриб такой, несъедобный, - тут же раскаялся водила-полиглот.
- Не нравится – не ешь, как говорит мой папа. Мне больше достанется.
Катя так и ехала под зонтом всю дорогу до Волочковой. Поэтому перезагрузить ее не удалось. А Зорькин этот – поганец, и зонты у него – поганки. Врезать бы ему аккуратно и заботливо за его заботу, милому дружку!


У Волочковой все уже были в сборе, и Андрей Палыч тут же закрутился волчком перед прекрасными хозяйками вечера, с неподражаемым энтузиазмом представил им свою помощницу.
«Хоботов, я оценила!» - говорил Катин взгляд, но у Жданова функция распознавания киноцитат была отключена.
- Добрый день, - сказала по-французски Катенька, - очень приятно познакомиться. Позвольте мне сразу удалиться ненадолго: я должна переодеться. Мы с Андреем Палычем подбирали образ для оригинального представления нашей будущей коллекции «Городская сумасшедшая», и хоть это спойлеры, но опаздывать не хотелось. Где тут обитает наш дизайнер?
Ее произношение с очаровательным легким акцентом мгновенно пленило дам, падких на лингвистические таланты и коммерческие тайны, они радостно закивали головами и защебетали в ответ, мгновенно найдя общий с Катей язык и объясняя, как разыскать Милко.
Андрей, с которым радиосвязь на время этого разговора была утеряна, понял, как папа был прав насчет той репетиторши французского, но пленку времени вспять не отмотать. К тому же, он не жалел о взятых у нее уроках владения языком. Вот может сегодня ночью эти навыки ему пригодятся? Точно, пригодятся! Он уже придумал, как! Осталось-то чуть-чуть подождать – всем, кому надо, поклониться, шаркнуть ножкой, а потом, схватив Катеньку подмышку, откланяться. Пушкарева исчезла так стремительно, что Андрей не успел заметить, в каком направлении она упорхнула.

Когда Катя вошла в мобильный храм высокой моды, Милко лишь возвел глаза к небесам и с авторскими ударениями пропел:
- Долги мои тяжкие!
- Ну не такие уж и тяжкие, - сказала Ольга Вячеславовна, уводя Катю за ширму.
- Тяжкие, тяжкие! – капризничал Милко, идя следом. – Она очки может снять?
- Нет, - сказала Катя. – Я без очков вообще ничего не вижу.
- Жаль, что мои проблемы так легко не решаются – снял очки - и не видишь этого кошмара!
- Вы можете надеть мои, будет тот же эффект, - щедро предложила Пушкарева.
- Милко?! – грозно намекнула Ольга Вячеславовна.
- Я не про нее. Я про очки! Вы что, не можете купить ей другие?
- Мы не подумали. Но мы завтра же!
- Завтра, завтра, не сегодня – так садистки говорят. Вот ты думаешь, что я могу сделать из нее что-то, когда она в этих очках?
- Ты – можешь! – не совсем уверенно проговорила Ольга. – Ты же волшебник?
- Я волшебник, я волшебник, - стал ходить кругами вокруг Кати Милко. – Ладно, раздевайте ее быстрее, сейчас что-нибудь наколдуем. Совсем раздевайте!

Катя была совершенно безучастна, чистый манекен. Милко даже смутился.
- Пушкарева, я думал, что у тебя грудь впалая, зато спина колесом, а оказывается... Кто на тебя шьет?
- Мама.
- Мама, мама. А ты ей родная дочь? Или ей предсказали, что как только ты выйдешь замуж, случится конец света?
- Милко! – Ольга Вячеславовна волновалась за Катю, но зря. Катя была и правда, замороженная.
- Что Милко, что Милко! Тут же грудь обнаружилась! Да еще такого размера! Надо же предупреждать! Кто держать будет?
Тот, кто мог бы с радостью согласиться на роль бюстодержателя Пушкаревой, метался среди гостей и всех спрашивал: Екатерину, Катю, мою помощницу не видели? Если встречались иностранцы, он опускал руку на уровень своего пояса, потом сворачивал рожки у себя на голове из волос, потом рисовал пальцами окружности вокруг глаз.
- Panda? – спрашивали его сдержанно по-английски, - Panda? – спрашивали его игриво по-французски, - Panda! – радовались узнаванию по-немецки. 熊猫? Xióngmāo?

- Ты же сейчас что-то придумаешь, а? Милко! – Ольга боялась, что их план сорвется из-за такой ерунды, как очки и банальный бюстгальтер.
Дизайнер с грустью смотрел на стоящую перед ним в одних трусиках модель.
- Да будь я и негром преклонных годов, и то без унынья и лени…


- Ты не знаешь, где Катя? – заглянул к дизайнеру заполошный Жданов. – Все говорят, что она где-то здесь, а я ее не могу найти.
- Ты действительно надеялся увидеть ее здесь? – удивился Милко. – Среди моих бабочек?
- Нет, вообще-то, но вдруг. – Жданов присел на минуточку, переводя дыхание.
- А ты приглядись, может она затерялась среди них? – маэстро повел рукой, указывая на суетившихся около вешалки с одеждой, словно мотыльки вокруг лампы, моделей. Андрей даже не глянул в их сторону, думая о своем.
- С ног сбился. «Зайца не видели?» Где тут можно так хорошо спрятаться? Катя ж не иголка в стоге сена!
- И не прыщик на теле у слона!
- Если узнаешь – скажи мне, хорошо? – Жданов был то ли очень уставшим, поэтому не имеющим сил на поорать и пораздражаться, то ли его какая-то вежливая муха Цаца укусила.
- Я-то узнаю, - покачал головой Милко. – А вот ты…

Тем временем Катя говорила по телефону:
- Коля, я договорилась, твое приглашение лежит на ресепшн. А можно просто сказать свое имя и назвать мое, если что. Хорошо?
Потом к ней со всякими глупыми комплиментами приставали разные мужчины - молодые, старые и промежуточные, лезла с разговорами Лазарева, волочилась по пятам Волочкова и не давал проходу весь французский ювелирный дом. «Очень утомительно быть хорошо одетой, красиво причесанной и уметь говорить на разных языках, - подумала Катя. - Зря я согласилась на это. Сейчас бы сидела в уголке немым шишком в женском воплощении и отдыхала бы в обнимку с тарелкой и бокалом, а так... приходится блистать. Скорее бы Коля приехал и забрал меня».
Несколько раз мимо Кати, окруженной людьми, пробегал Жданов с выпученными глазами и носом водил так, будто пытался взять чей-то след. Наверное, какой-нибудь модельки. Чтобы подзарядиться, как было ему велено Малиновским.
Из-за кулис за Катей наблюдал Милко и качал с умилением головой: я волшебник! Гений! А Пушкарева – главное доказательство. Вишенка на торте. Звездочка на кремлевской башне. Жемчужинка на трусиках.

Когда показ закончился, Катя снова набрала Колин номер.
- Как не хочешь подниматься? Ты же хотел! Ну, ладно. Тогда я спускаюсь к тебе, сейчас только попрощаюсь с комиссаром Рексом. Нет, я не пила, Коля. Это я так шучу.

В этот момент высокий, очень высокий интересный блондин, которого легко можно было спутать с молодым Робертом Редфордом, слился с толпой гостей, будучи пропущенным охраной как Николай Зорькин.

- Андрей Палыч, - неизвестная молодая женщина по ту сторону подиума окликнула Жданова Катиным голосом.
- Наконец-то, Катя! – он с изумлением оглядывает свою помощницу: уложенные в смелый пучок с выглядывающим из него завитым хвостиком волосы, локоны мягкими спиральками вдоль висков. И... элегантный пиджак темно-изумрудного, почти черного цвета, строго по фигурке, жесткий ворот которого, формируя очень глубокий вырез, чуть приоткрывается при каждом вдохе стоящей напротив женщины – пиджак имеет застежки лишь на талии и держит форму в районе груди только за счет плотности ткани, и это интригует и волнует больше самого смелого декольте; строгие, но очень женственные брючки. Если бы не очки и не голос… не узнать! – Куда вы запропастились? Я весь вечер вас ищу.
Его сердце сжимается в тоскливом предчувствии: нет от наряда даже, от выражения ее глаз.
- А я, Андрей Палыч, подошла попрощаться. За мной заехали.

Уставший от розовых розг, домогающихся всех и вся зайцев, длительного утомительного поиска неуловимой помощницы и усилий удержать ускользающую надежду на желанное свидание мозг ищет и находит спасительно-успокоительную лазейку:
- Кто? Валерий Сергеич?
- Нет, Коля… Мой… Николай.
«Коля, Коля, Николай... сиди дома, не гуляй...»
- Николай? Понятно… - процессор притормаживает. - То есть, ничего не понятно! Катя! Мы же договаривались с вами провести этот вечер вместе. Вы ничего не хотите мне объяснить? – контролька перегрева загорается оранжевым, и хорошо бы проверить уровень масла в двигателе, но кто же обращает на такие мелочи внимание?
- Поздно пить «Боржоми»… Поздно уже. Андрей Палыч. Отложим все разговоры… до завтра…
Индикатор меняет цвет на красный:
- Нет, Катя, мы все-таки поговорим, прямо здесь и прямо сейчас!
Он так и не понял, как она смогла уйти. Как смогла – в смысле посмела, а не пошагала. Помнил лишь заволакивающий сознание гнев, потом Милкино поохивание рядом, сработавшее как помешивание ложкой убегающей каши, ослепляющий блеск безвкусных нарядов окруживших его женщин, будто завернутых в фольгу. Сети вежливых разговоров, трясина приличий, беспомощность зависимого от мнения присутствующих президента модного дома.
Он был зол, разочарован, но более всего – совершенно сбит с толку: что и в какой момент пошло не так? Когда один раз споткнулся – раздражает, когда два – злит, но когда ты весь день спотыкаешься – бесит!!!

Разыскивая девочку для битья, Жданов обнаружил ее заигрывающей с каким-то мужчиной внушительных размеров. Идеально сидящий на широченных плечах светлый пиджак – смело, элегантно; тонкий шелковый джемпер на несколько тонов темнее, не скрывающий рельефа мощных, но не гипертрофированных мышц, – стильная независимость. В общем, не в Ждановском вкусе.
- Вика, ты сделала все, что тебе было велено? – начал стравливать избытки пара начальник, ожидая, что Клочкова сейчас сама, как обычно, вывинтит его вентиль на полную.
- Андрей, я как раз занимаюсь своими прямыми обязанностями: налаживаю связи с общественностью, - и, шепотом, - это Катин жених.
- Жених? Где? – активизировался центр драчливости в верхних слоях простокваши.
Вика перестала застить свет, и Жданов увидел протянутую ему для рукопожатия ладонь.
- Николай Антонович Зорькин, - сказал гигант с оптимистичной улыбкой доктора Ливси. – Финансовый директор компании «Никамода».
Пальцы Жданова хрустнули, утонув в мощной пятерне. Достойно ответить не вышло, рукопожатие блондина было насколько сильным, настолько и стремительным.
- Андрей Жданов, президент «Зималетто», - глядя снизу вверх, а оттого не свысока, как хотелось бы, молвил Андрей Жданов. Давненько он не чувствовал себя таким хрупким и низкорослым.
- Очень приятно познакомиться! – Магомаевский баритон, чуть вьющиеся густые волосы, внимательные серые глаза. Отвратительнейший тип. – И очень кстати. Мне нужен ваш совет как людей, понимающих в моде. – Доброжелательный взгляд на Жданова, улыбка в сторону Вики, - Я кое-что прикупил тут для Кати из представленной коллекции, - он полез в карман пиджака, пошуровал там и вытащил на свет нечто ослепительно сверкающее. - Как думаете, ей понравится?
- Что это? – потянула скрюченные лапки к украшению сорока-Викуля. – Браслет? Изумруды?
- Да, Катя почему-то недолюбливает бриллианты, зовет их презрительно стекляшками. А это все-таки... Цвет!
- Еще хуже, бутылочное стекло, - делает обманный выпад Жданов, но не тут-то было, соперник не ведется.
- Отличная идея, спасибо, друзья! Так ей и скажу, чтоб не вздумала отказаться. Может хоть так удастся заставить ее носить украшения. А то ни серег, ни колье, ни браслетов.
- На щиколотку не пробовали? Прямо поверх сапога? – Жданов хочет уйти красиво.
- Жжете, господин президент! – с восторгом откликается Зорькин. – На талию! Рубиновый поясок. Для Катюшиной талии вполне будет достаточно двух колье. Еще хвостик останется. Мадемуазель, пойдемте, вы поможете мне выбрать нечто достойное моей подруги.
Он уверенно приобнимает Викторию и, подмигнув Андрею, тело которого внезапно приобрело все признаки трупного окоченения, уводит и вторую Ждановскую личную секретаршу, склоняясь к ее уху и что-то игриво нашептывая.


4. Когда этот ужас закончится, можешь спокойно заниматься своими делами, вряд ли она будет требовать продолжения банкета каждый день. Хотя от нее можно всего ожидать.

До комнаты с мягкими стенами, мягким матрасом и мягкими подушками было недалеко. Правда, что стены в его спальне мягкие, выяснилось случайно, когда Андрей, взбесившись от ходящих по кругу, как заключенные в тюремном дворе, мыслей с размаху ударил в стену кулаком и проломил ее. Оставалось одно. Он снова обулся, накинул пальто и стремительно выскочил из квартиры. Вернулся через двадцать минут, бросил объёмный пакет прямо на постель, разделся, сел поверх одеяла с мрачной решимостью, но потом, взглянув на (слабонервных просьба отвернуться!) свои подрагивающие пальцы, помедлил: еще раз все взвесить… стоит ли? Так кардинально? Так непоправимо? Стоит!

Две подарочные коробки «Merci», три огромные плитки «Marabou» и полкило «Кавказских» были тщательно прожеваны и запиты минеральной водой. Легкая тошнота указывала на то, что насыщенность организма шоколадом максимальна и можно начинать мыслить. Итак, подумать было о чем:
А) Кто это «твой А.», что присылает Кате розы корзинами, и как он посмел использовать Андрееву букву?
Б) Кто это «N», который организует доставку для Кати голубых зайцев, и как он посмел доставлять их прямо на рабочее место? Хотя, лучше так, страшно представить, что стала бы делать Катя с зайцем наедине в своей светелке;
В) В каких она с этими двумя неизвестными «А» и «N» отношениях? Как бы не оказалось потом, что на трубе их трое;
Г) Кем на самом деле приходится Кате Зорькин? Друг? Ну-ну! Где она вообще его взяла и зачем ему Катя? Какие у Зорькина намерения относительно «Зималетто/Никамода»?
Д) Почему Катя вдруг заглючила, и связано ли это с появлением тайных поклонников?
Е) Для кого на самом деле Катя так красиво оделась этим вечером? Ведь Андрей выяснил, что Пушкарева уехала – ее пальто не было на вешалке в гардеробе, он проверил, а Зорькин еще долго околачивался на вечеринке, обхаживая Вику и не только; Зачем Кате такой ненадежный?
Ё) Правда ли Катя поехала домой и легла спать, как сказал по телефону Валерий Сергеич? Если правда, то тогда зачем она врала насчет того, что за ней приехал Коля? И зачем тогда было переодеваться и делать прическу?
Ж) Если Валерий Сергеич наврал, то кому вообще тогда можно верить?

Последний вопрос был риторическим, философско-печальным, потому что ответ на него напрашивался сам собой: никому. Это привело Жданова к такому раздраю чувств, что он чуть не всплакнул. Еще бы, потерять веру в Валерия Сергеича! Это был последний оплот. За что тогда можно ухватиться в этом зыбком неверном мире? Дальше мысли потекли как-то нерегламентированно: Катя была такая красивая в этом наряде… почему же она раньше никогда так не одевалась? А сегодня оделась… неспроста. Она оделась для кого-то… чтобы этот кто-то потом снял с нее все это… Кто?! Какая буква и в какой раскладке? Пиджак, брюки – с его Кати!
Да, стены очень мягкие!
Надо вернуться к размышлениям, надо попытаться разобраться хоть с одним вопросом. У Кати такой нехилый друг, он покупает ей дорогие подарки, кто-то еще шлет ей цветы и завуалированные секс-приветы, то есть ухлестывает за ней. Получается, что она привлекательная женщина, открыл не только он, это заметно многим! Значит, базовый посыл «Катя страшилка, не знающая мужского внимания», на котором строился весь план Малиновского – неверный! И то, что она оказалась не девочкой – лишнее доказательство! А ее история с Денисом могла быть лишь первой, и, например, отправной точкой в Катиных отношениях с мужчинами, отношениях, в которых она больше не хотела быть жертвой... Значит, все с самого начала было ошибкой! Возможно и то, что Пушкарева в него влюблена – само- и Ромообман, они себе это придумали, а она им подыграла. Их обвели вокруг пальца! И это не они с Малиновским охмуряли дурнушку, а подпольная красавица и модница со своими неизвестными сообщниками действовала грамотно и четко, как израильская разведка, без шума и пыли! Прощай Зималетто - вот каков был результат мозгового шоколадного штурма.
Андрей встал, собрал все фантики и обертки с кровати, остатки допинга отнес на кухню. Выпил еще воды, тщательно почистил зубы. Вернулся, накрылся одеялом, закрыл глаза. «Вы президент – я ваша помощница» - это он всегда настаивал на продолжении. Всегда настаивал, хотя не очень хотел, и она уступала, а сегодня, когда он очень захотел – устояла. Почему? «Прощай Зималетто - к этой мысли он привык, и она не так жгла пропитанное маслом какао-бобов сознание. Другой вывод, напрашивающийся из всего вышеподуманного, заставил его подскочить и усесться в позе скорбящего греческого бога, утонувшего в грозовом клетчатом облаке: «прощай, Катя». Эта мысль оказалась внезапно столь тоскливой, что он попытался просто утопиться, нырнув в это самое облако с головой. Но тут же сработала система «Кира-SOS», а после разговора с невестой стало так погано на душе, что вдохновения топиться не осталось совсем.

Зато агрессивный настрой повлиял на форму его сновидений этой ночью. В первом сне Жданов стрелял из рогатки по прикованному к стене Зорькину, причем стрелял изумрудами величиной с грецкий орех. Изумруды влетали в белое тело, которое было рыхлым и жирным, и застревали в нем, поэтому постепенно Зорькин стал похож на огромного вспухшего младенца, больного ветрянкой. Самый большой изумруд, с кокосовый орех, должен был прикрыть собой, как фиговым листком, Зорькинский срам, но когда снаряд оторвался от натянутой и отпущенной на свободу резинки, то оказалось, что он летит в пах самому Андрею, неизвестно как оказавшемуся у стены, вместо Николая. Жданов проснулся в холодном поту и с болью в мошонке.
Встал, сходил в туалет, выпил водички, подышал, успокоился, уснул…
Перед рассветом увидел кошмар, который начинался не так уж плохо: Жданов за шкирку втаскивает в свой кабинет зайца и говорит стоящей в дверях каморки Кате: «Смотрите, Катя, вас обманули, это же голубой заяц!» Он поднимает зайцу хвост и указывает на еще одну молнию. «Сейчас я вам покажу, Катя, для чего нужно это отверстие! Вы же просто не знаете всего, поэтому вам кажется, что она милая, эта вшивая зверюшка!» Он хочет продемонстрировать Кате, что мерзкое животное им разоблачено, полностью побеждено, повержено, что он тут главный, самец и вожак стаи, президент и единственно возможный объект ее страсти, поэтому гордо расстегивает брюки и… Но заяц вдруг изворачивается, делает Жданову подсечку и бросает его на пол, на карачки. Штаны сползают, обнажая все, что до этого скрывали. «Сейчас, Катенька, - говорит Заяц нежным баритоном, прижимая одной мохнатой лапой голову Андрея к полу, а другой расстегивая одолженную Потапкиным булавочку, - я тебе покажу, кто тут мужик, а кто… притворяется. Да, Чио-Чио-Сан?»

Его крик был сдавленным и глухим, иначе б бдительные соседи непременно вызвали милицию.


- Никодим сказал, что наш прекрасный Жданов имел бледный вид, хоть и пытался держаться достойно, - докладывала Шурочка. – Но вообще, ему очень понравилась роль Зорькина и предложенные декорации, поэтому если надо, он готов подыграть нам еще. Правда, эта кикимора в него вцепилась.
- Вика ж не дура...
- Это начало доказательства «от противного»? Предположим, что Вика не дура, – Света была язвительно настроена, как обычно в последнее время.
- Так вот, Ник интересовался, можно ли с ней замутить или это категорически не вписывается в наш сценарий.
- Если хочет – пусть, только молча. Это нам может быть даже на руку, - задумалась Амура. – Только предупреди его на счет скрытых рисков, Шур. Жаль будет, если такой экземпляр этой рыбачке Соне попадется на крючок.
- Милко тоже воспринял все это неожиданно близко к сердцу, я даже не ожидала, - улыбнулась Ольга Вячеславовна. – Коллекцию забросил пока, придумывает гардероб для Кати. У него с конспирацией плохо, так и норовит что-нибудь Жданову ввернуть.
- Ты ему сказала?!
- Нет. Не все. Только про несчастную любовь девочки к безжалостному эксплуататору. Он проникся. Милко же лапа. И считает, что они с Катей в одной лодке: его тоже безжалостно эксплуатируют, а любви и понимания – не дождешься.
- С конспирацией плохо, зато со стилем хорошо. Необходимые издержки, - сказала Света. - Что Катя?
- Катя, Катя... – Амура вздохнула. – Еле убедила ее, что теперь для нее вход в Зималетто только через владения Милко. Она все «зачем да зачем?» Я ей говорю: надо, крепись. Ни о чем не думай, просто делай, как тебе говорят.
- А она? – забеспокоилась Танечка.
- «Вход через Милко, а выход? А выход где?» - и смотрит на меня так... как сомнамбула.
- А ты?
- А что я, я ее будить не хочу. Вот представь, что с ней станет, если она вдруг проснется и начнет осознавать...
- Но ведь когда-нибудь придется? – насторожилась теперь и Маша.
- Тогда видно будет. Может, все как-то само собой рассосется.
- Например?
- Я не хочу об этом говорить, - рассердилась Амура. – Вы уже на попятный?
Девушки не успели ответить, как зазвонил телефон. Мария взяла трубку.
- Да, Сергей Сергеич, спасибо. Девочки, он сел в лифт.


Когда Малиновский вышел на родном этаже, он увидел чудную картину: торчащие попы сотрудниц Зималетто образовывали аппетитный кружок вокруг Тропинкиной. Дамы о чем-то так самозабвенно шептались, что даже не обратили внимания на шум открывшихся лифтовых дверей и явление самого Романа народу. Малиновский подошел поближе, намереваясь ухнуть филином над затылками женщин, и уже предвкушал дружный визг, как замер, прислушиваясь:

- Пушкарева? Нуууу нееет... Убить?
- Точно тебе говорю! Там и силы особой не надо, только техника и опыт. А она, оказывается, уже десять лет занимается! У нее черный пояс пять лет как.
- Чем это наша Пушкарева таким убийственным занимается? – визг превзошел самые смелые его ожидания. Прямо как в кино.
- Роман Дмитрич! – заголосила Амура возбужденно.
- Здрасьте, Роман Дмитрич, - Танюша.
- Здравствуйте, дорогой наш Роман Дмитриевич, - сказала слишком по-дружелюбному едко Тропинкина.
- Добрый день! – кивнула Уютова.
- Как съездили? – это Светлана. И только Шурочка хватала воздух ртом, наверное, от радости.
- Здрасьте, здрасьте, неподражаемые, и все-таки? – он не мог оставить информацию о Пушкаревой без внимания.
- Мммм... – замялась Амура.
- Ээээ... – не может найти слов Тропинкина.
- Да, ладно вам, девчонки! Что такого-то? – это добрая и разумная Ольга Вячеславовна как всегда выше глупых женских сплетен. – Тут совершенно случайно выяснилось, что Катя профессионально занимается каким-то редким восточным единоборством. Когда ее папа служил на Дальнем Востоке, он отдал ее в секцию к старому китайцу. А потом и в Москве нашлись последователи, и Катя, оказывается, дошла до очень высокого уровня. Вот, если хотите, почитайте про эти техники.
Малиновский взял из ее рук какой-то буклетик.
- Я почитаю, потом. Так что, Катерина Валерьевна может наваять любому? – он изобразил боксерские удары, - А с Потапкиным справится?
- В том-то и дело! Мы ей говорим: почему ты не даешь отпор всяким нахалам, как умеешь? Дала б как следует Вике пару раз в туалете, та и заткнулась бы, - агрессивно мечтает Тропинкина, - А Катя говорит, что это очень опасно, что давала клятву использовать свои умения только в самом крайнем случае. А Вика, что, не крайний?
- Красиво излагаете, - усмехаясь сказал Роман, - опять фильм интересный посмотрели?
Амура фыркнула, Танюша ойкнула, Мария поджала губы, а Шурочка облегченно выдохнула.
Когда Роман Дмитрич скрылся за поворотом, Ольга Вячеславовна констатировала:
- Не поверил.

Малиновский меж тем развернул буклетик, потому что одно дело женский треп, а другое – печатное слово.
На мутной фотографии были видны фигурки людей в специальных костюмчиках, какой-то иероглиф на стене, кубки и грамоты в виде коллажа, на отдельном фото была хорошо узнаваема Катя Пушкарева и подпись: призер... обладательница... почетный член.... Ей шел черный пояс и повязка на голове. Прелестная фарфоровая куколка.
Так, так, интересненько. И чем она там владеет? Что за ниндзю принял Жданчик на работу в качестве секретарши?
Текст на последней страничке буклета, который он мельком просмотрел, его сначала удивил: «...Если первая большая группа точечных ударов направлена на непосредственное поражение физического тела человека по принципу «здесь и сейчас» (т.е. «ударил-убил» или «ударил-покалечил»), то другая группа имеет отсроченное или не поддающееся простому описанию действие при их поражении (т.е. «ударил сейчас - убил завтра или через неделю, месяц…»). ...локализация точек первой и второй группы полностью совпадает, отличаются лишь методы... при «внешнем» поражении важно просто точно попасть в цель, при «внутреннем» ударе уже обязательно должно присутствовать не только правильное направление и время его нанесения, но и особый, «энергетический» способ его исполнения: удар наносится не столько конечностью, сколько внутренней энергией ци, идущей через руку или ногу». А потом насторожил: а вдруг? А если правда? Получается, Жданчик сердцем чует... опасность! Как сопротивлялся-то охмурению! Ведь если Катенька узнает про их план по охмурению... Да ну, бред. Какая из нее спортсменка? Смех! Она ж по ровному полу не может пройти, не споткнувшись! Там нужна сила, воля, концентрация, самообладание... тут Малиновский некстати вспомнил, как Катя трудоспособна, как ведет переговоры, как умеет сконцентрироваться в сложной ситуации, как стоически переносит разнообразные трудности и умеет держать себя в руках.
«Когда мне начинать вас бояться?» Видимо, пора. Ладно, это надо обсудить с Андрюхой. Но не сразу, а сначала понаблюдать за Катей. И за всеми.



5. Почаще делай комплименты ее внешности. Начни с ушей.

- Роман Дмитрич, Роман Дмитрич! – догнала его Шурочка. – Подождите, пожалуйста.
- Да? – спрятал буклетик в карман.
- Мы хотели вас попросить. Не говорите, пожалуйста, Кате, что вы в курсе ее занятий. Она же вроде как не хотела, чтобы кто-то знал. А то она нам вообще больше ничего не расскажет!
- Не вопрос, Шура. Я – могила. Но, услуга – за услугу: если про Катю выяснится что-то еще такое же интересное, вы мне скажите. Ну, там, что она освоила левитацию, гипноз, прокрастинацию. Потому что ведь кто владеет информацией – владеет миром, а вы же не хотите, чтобы миром владел кто-нибудь другой, не я? – он запустил Шурочке в глаза парочку зеленых кристалликов, которые тут же кольнули ее сердце.
- Обязательно, - закивала головой Шурочка, все же скрестив за спиной пальцы. – Спасибо вам, Роман Дмитрич!


- Оркестр пьян, ковровая дорожка песком не посыпана, и... оооо, я не вижу, чтобы ты посадил среди цветов сорок розовых кустов! Чем ты тут занимался вообще? Аааа... догадываюсь, догадываюсь... Ты ж мой стахановец-многостаночник! Выходил в ночную смену? Пахал и вспахивал, – Малиновский использует в этом месте нецензурную мимику и жесты, - до рассвета?
Жданов поморщился. От напоминания о розах у него начинало ныть все: зубы, сердце и всякое там разное. Хотя, возможно, зубы ныли от сладкого, а всякое разное могло разныться и от пантомимы в малиновых тонах.
- В ночную смену выйти не удалось, - хмуро признался Жданов.
- Не говори только, что твоей сохе не по зубам целинные земли. Или, о, какой ужас! Станок сломался? – сделал испуганное лицо Роман. – Хотя, я не удивлен. Эксплуатация тонких приборов...
- Что? – вскинулся Жданов.
- Приборов с тонкой настройкой, - примирительно выставил перед собой руку Малиновский, - с грубым нарушением инструкции: «пихать только в красивых женщин», неминуемо приводит к поломке.
- Знаешь, что? Во-первых, ты сам велел! Во-вторых, про красивых женщин... Пойдем-ка отсюда, а то... – Жданов кивнул на дверь кладовки.
- Правильно, пойдем. Пренебрежение конспирацией – смерти подобно. Наши разговоры не для Катиных милых ушек.
- Милых ушек? – Жданов толкнул Малиновского в конференц-зал. – И ты туда же?
- Куда? Я никогда не скрывал, что к форме ее ушей у меня нет никаких претензий! А ты плохо выучил матчасть! Моя инструкция должна отлетать у тебя от зубов! Хотя я теперь здесь, и ты опять спокойно можешь вернуться в свое привычное состояние ультраранней старческой деменции. Я весь внимание.
- Происходит что-то непонятное! Я не смог провести эту ночь с Пушкаревой!
- Со мною что-то происходит, в Катюшу... (неразборчиво, возможно латынь) мой не входит?
- Малиновский, заткнись! Я серьезно!
Увидев, наконец, что состояние Жданова близко к истерике, Малиновский сел на стол и по-паинькски сложил руки на коленях.
- Ну, говори.
- Катя променяла меня на кого-то! Она сначала согласилась поехать со мной после Волочковой, а потом вдруг необыкновенно похорошела, затащила на вечеринку своего кошмарного Зорькина, наплела мне, что поедет с ним, а сама уехала в неизвестном направлении и неизвестно с кем, бросив его на меня и Вику!
- Так, так, так. Давай по порядку. То есть, ты сказал Кате, что ты сначала с Волочковой, а потом с ней? Необыкновенно похорошела – это покрылась густой плесенью, плюшем, надела шапку-невидимку? Кошмарный Зорькин – это что-то типа бомжа-туберкулезника с глупым заразительным смехом? И вам с Викой пришлось делать ему искусственное дыхание, когда он начал кашлять кровью? И как Пушкарева посмела уехать без твоего разрешения? Да еще в неизвестном направлении, раньше, чем мы ее туда послали сами!
- Нет, все было не так! Я бегал за ней с самого утра, когда ей кто-то, как примадонне, прислал вот такую корзинищу, – жест, обычно используемый рыбаками, когда у них руки свободны, - вот таких, – он сжал свой кулак перед носом у Романа, - роз. Да, я немного погорячился, вытаскивая из ее каморки сексуально-озабоченного зайца с меня ростом, но это уж, извини, я терпеть был не в силах! Ты бы видел, какие у него причиндалы! А какое ведро конфет он ей подарил! Сладкий разврат! Твои шоколадки, Малиновский, это просто дерьмо! Мало того, что они слишком маленькие, так еще и размазываются, как пластилин по нёбу! Потом Катя предохранялась от меня зонтиком в машине, потом началось это французское кино без дубляжа на вечеринке, потом я вообще не мог ее найти, а когда нашел, она была знаешь какая?
- Какая? – слегка ошалел от краткого пересказа повести «Один день из жизни Андрея Палыча» Роман.
- Какая, какая... – вдруг замолчал Жданов. – Такая... нереально красивая.
- Нереально? Это я могу себе представить.
- Вот представь себе нереально красивую Катю, которая вдруг говорит: прощайте, Андрей Палыч, я уезжаю с Колей. И уезжает!
- Как ты ее отпустил, скажи мне на милость?
- Меня повязали по рукам и ногам.
- Хорошо, я понимаю, красавицы кандалами повисли на руках, Волочкова – колодкой на плечах, но почему ты ей не приказал подождать тебя?
- Не приказал ей пойти со мной на свидание? Не приказал провести со мной ночь?
- Действительно происходит что-то непонятное, раньше ты ей говорил: «сидеть!» и она сидела, а теперь ты ей говоришь: «стоять!», а она идет. Уходит. С Колей?
- Если бы! Тогда бы это все имело хоть какое-то объяснение! Но этот Коля остался! И знаешь, Малиновский, скажу тебе... я б не удивился, если бы она решила променять меня на него.
Жданов упал на стол, словно у него внезапно сели батарейки.
Бодрый и полный сил Малиновский улегся рядом за компанию. К тому же он исповедовал философию «непротивления лени насилием над своей личностью», то есть, если можно лежать, а не сидеть, то надо лежать. И т.д.
- Знаешь, Андрюх, ты мне сейчас напоминаешь неуверенного в себе втюрившегося по уши тинэйджера, которому отказала девочка, поэтому он заедает горе углеводами, покрывается прыщами, - кстати, что это у тебя за сыпь на морде? – его самооценка падает все ниже и ниже, а от спермотоксикоза он несет всякий бред. Что это значит: не удивился бы? Он что, звезда кино этот Зорькин? Подпольный миллионер? Сеньор из общества? Король Оранжевое лето? Или комбинированный препарат?
- Комбинированный, - с тяжелым вздохом признал Андрей. - Но ведь она уехала не с ним. Да еще отец ее наврал мне! Сказал, что Катя приехала домой и уже спит, когда я позвонил им через полчаса.
- Да с чего ты взял, что он наврал!
- Ты бы видел Катю! Она была слишком хороша. Чтобы спать одной.
Дверь распахнулась, начальство пружинисто и синхронно подскочило, демонстрируя хороший пресс.
- Андрей Палыч, вы велели... вот, я принес. – Федор мялся, не желая отдавать корреспонденцию. – Может, я все же Екатерине Валерьевне отнесу? Тут все на ее имя.
- Я сам отнесу, лично в руки! – протянул десницу за конвертами и свертками Жданов. – Свободен. И – да, все сообщение Екатерины с внешним миром – только через меня!
- Железный занавес? – одобрил Малиновский.
- Жесткая цензура! – разорвал конверт Андрей. – Вот, пожалуйста!
- Что там? – Роман разглядывал приглашение от Волочковой для Кати. Ха, на творческий вечер «только для друзей»! Приглашение было на двоих, Анастасия писала в самых изысканных выражениях, что ей будет приятно принимать у себя такую красивую пару, как Екатерина и ее жених.
- Доминик за моей спиной делает Пушкаревой предложение!
- Руки и сердца?
- Практически! Она предлагает Кате стать лицом, а точнее ушами их новой коллекции серег! Видите ли, когда они посмотрели фотографии со вчерашнего вечера, то поняли, что лучшей кандидатуры им не найти!
- Вот! – торжествующе заорал Малиновский. – Я же говорил, что уши у Кати – вполне сносные!

Но Андрей не реагировал, он неотрывно смотрел на вынутую из конверта черно-белую фотографию большого формата. Малиновский заглянул через плечо: нежный профиль, высокий лоб, гладкая девичья кожа, пушистые длинные ресницы, волнующий изгиб шеи, маленькое изящное ушко, вьющийся локон.
Фотограф поймал момент, когда Катя вышла от Милко, сняла очки, на которые попал лак для волос, и протирала их, склонив голову.
Вторая фотография была такая же, с той лишь разницей, что дизайнер «украсил» ушки сфотографированной женщины драгоценными серьгами. Второе фото смотрелось как готовый постер: стильный, притягивающий взгляд сдержанным эротизмом, подчеркнутым изысканностью украшения.

- Кто это?
- Невеста коварного Зорькина, - положил фото на стол Жданов и открыл бархатную коробочку. В ней были те самые, с фотографии небольшие серьги-клипсы с изумрудами. – Доминик пишет, что она надеется на Катино согласие, но даже если Екатерина не захочет украсить собой их рекламную компанию, то Доминик будет приятно знать, что у Кати теперь есть серьги, составляющие комплект с тем браслетом, который купил для нее ее жених.
- Ничего не понимаю, - посмотрел в замешательстве на Жданова Малиновский. – Что происходит?
- Тебе надо подпитать мозги. Щадить я тебя не буду: три килограмма того мерзкого шоколада, что ты покупал для Кати. С одной чашкой чая. Холодного и сладкого.


Женсовет ничего не знал о письме Доминик и приглашении Волочковой, дамы занимались совсем другим делом. Но ведь незнание законов ядерной физики не отменяет вероятности возникновения цепной реакции, интересной особенностью которой является невозможность ее начала без внешнего толчка. При этом достаточно очень небольшого числа радикалов-инициаторов, назовем их так, чтобы осуществить цепное превращение значительных количеств вещества. При этом, как обычно, незнание закона не освобождает инициаторов от ответственности...
Накинувший пальто Малиновский бодренько влетает в президентский кабинет. И что он видит? Стоящую к нему спиной Катю. Обычную Катю, что они ему тут все лапшу на уши вешают? То же несуразное пальтецо, та же сумка, те же очки... Все остальное Роман разглядеть просто не успел. Внезапный удар энергией ци между ног парализовал его, сбил дыхание, лишил на несколько секунд зрения и дара речи, следующие удары – в область почек, привели к спазмам голосовых связок. Нападение Кати было столь молниеносным и аккуратным, что Жданов, стоящий рядом, ничего не понял. Правда, он сегодня был не в лучшей форме, вполне мог не заметить и расчленения трупа у себя на столе, не то что виртуозного избиения вице-президента помощницей президента посредством внутренней энергии, исходящей из глаз этой самой помощницы.
- Ты ничего не заметил? – отдышавшись спросил Роман у Андрея.
- Не то слово! – и голос и руки у Жданова дрожали. – Тебе тоже кажется слишком смелым этот вырез и слишком обтягивающей юбка? Что происходит с нашей скромницей? Может ее подменили?
- На кого? – холодеет Роман, нащупав буклет в кармане пальто.
- Вот то-то и оно, не на кого! – соглашается Андрей, с тоской глядя вслед ушедшей Кате. – Что-то не так, - озабоченно осматривает он Малиновского. – С тобой что-то не так. Ты сделался каким-то бледным, а это что у тебя, испарина? Это настораживает... ты нам птичий грипп из этой вечно эпидемичной Европы не привез?
- Да я еще минуту назад был совершенно здоров! У меня только что в боку закололо, когда Катя на меня посмотрела! И в коленках слабость. При чем тут Европа?
- Вот, видишь! Ее красота с ног сшибает.
Насчет красоты Малиновский не был уверен, но нехорошее предчувствие закралось ему в душу.
- Надо пойти поесть, - попробовал он отвлечься от тревожных мыслей.
- В кондитерскую! Мне очень нужен твой мозг и желательно в рабочем состоянии.
- Не обещаю, - простонал вдруг Роман, схватившись за голову. – Что-то меня мутит и туман в голове какой-то.
- Пошли, это от голода.


Перед лифтом женсовет сообщал Кате, что за ней приходил какой-то интересный молодой человек, который теперь ее ждет внизу в машине.
- Я хотела с вами, девочки... – пробормотала Пушкарева, но девочки были непреклонны. – Катя! У него какой-то сюрприз для тебя! Нельзя обижать человека! Нель-зя о-би-жать че-ло-ве-ка! – проговорила Амура, взяв Катю за плечи и уставившись ей в глаза.
- Хорошо, я поеду с ним, - сказала Катя.

Лифт увез галдящих женщин, Жданов и навалившейся на него всем весом внезапно ослабевший Малиновский остались в звенящей тишине пустого холла. Хотя, возможно, звенело только в ушах Роман Дмитрича.
- Ты «скорую» вызвал? – слабым голосом спросил он.
- Я «скорую» вызвал!
- Жданов, если я отсроченно умру, ты знай, что это твоя Пушкарева сделала.
- Убийственна хороша...
- Ты «скорую» вызвал?

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:18 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
6. Но Катя должна пребывать в уверенности, что она Мисс Вселенная, иначе все наши усилия пойдут прахом.

Лифт открылся на первом этаже, и собравшиеся в вестибюле люди увидели страстные объятия двух интересных молодых мужчин. Темненький обхватил руками светленького, висящего в экстазе у него на шее, и торопливо выволок из лифта. Несколько шагов и они чуть не упали. Стоящий в толпе Федор хотел броситься на помощь, но Потапкин его опередил:
- Андрей Палыч, я и не знал, что Роман Дмитрич тоже! – он подхватил Малиновского под другую руку.
- Что «тоже», Потапкин?!
Кто другой от этих децибелов и угрожающей интонации стушевался бы, человек со слабой нервной организацией мог бы и сердечный приступ схлопотать, иной в штаны запросто напрудонил бы от ужаса, но не Потапкин! Его в свое время отбирали из двух претендентов на эту должность тщательно и прицельно: нужен был надежный и непробиваемый.
- Ну, тоже, как тот заяц, голубой!
- Потапкин, еще слово, - Жданов оглянулся на почему-то не торопящихся заходить в лифт людей, - и я тебя без суда и следствия!
- За что, Андрей Палыч? Я же со всем пониманием! Любите кого хотите, я всегда готов помочь!

- Ничего себе, рассадничек порока! – сказал на весь лифт мужчина со значком депутата, когда двери закрылись. – Надо будет в Думу законопроект внести.
- Заняться вам в Думе больше нечем? - ответил ему на это стильно одетый и с хорошей укладкой молодой человек. – Подумать больше не о чем? Или... эта тема вас волнует? – он игриво подмигнул депутату.
Тот позеленел и отвернулся. Видимо, был представителем от партии «Зеленых».
- Те трое из «Зималетто», - сказала женщина. – Наверное, у них все мужчины из этих! Только таких на работу берут!
- Да что вы за ерунду говорите! – вмешался Федор. – Они не такие, я их хорошо знаю, и я не такой. Мы все в «Зималетто» нормальные!
- А мы, значит, нет? – поднял скорректированную бровь молодой человек.
- Нет! – заорал хамелеонистый тип – сейчас он стал красным, неужели коммунист? – Не нормальные! Вы извращенцы!
Федя потом в красках рассказывал женсовету, откуда у него фингал под глазом, и с чего все началось.

- Все показатели в норме, - сказал удивленный врач «скорой помощи».
- Придуряешься, Малиновский? - испепеляя Романа энергией ЖАП, процедил Андрей. Но у Романа к этой энергии был стойкий иммунитет или ее сила была слишком преувеличена поклонницами персонажа.
- Доктор, а может быть такое: сейчас все показатели в норме, а через два часа – бряк, и пора врубать марш «На смерть героя»? – не торопился вставать с носилок пациент.
- Конечно! – оптимистично подтвердил доктор. – Вы видели, какой сегодня гололед? А сосульки? Никто не застрахован стать посмертным героем «Криминальной хроники».
- Нет, а вот если без сосулек? Разрушительная энергия, попавшая в организм, отсроченная смерть?
- Тоже не редкость, - делился опытом доктор. – Был у меня один пациент, ему друзья еще когда он женился после института предрекали, что эта ведьма его в гроб загонит. И точно, помер! Вот отметил 93 года – и на следующий день помер, причем от разрушительной энергии! Жена сколько раз ему говорила: не пей столько, не пей! А он ей: мне, чтобы жить с тобой, энергия нужна. Ну и напитался.
- Доктор, пожалуйста, сделайте что-нибудь! У нас проблем непочатый край, а он тут симулирует, - пнул ногой носилки Жданов. Голова Малиновского смешно закачалась из стороны в сторону. Жданов пнул носилки еще раз, и еще.
Доктор пожал плечами и вколол Малиновскому магнезии внутримышечно. Тот взвыл и сразу почувствовал себя лучше. Причем настолько хорошо, что с аппетитом пообедал. И выпил чашечку кофе с гейшей. Андрей был уверен, что именно шоколадный батончик «Гейша» заставил мозги Малиновского действовать в полную силу:
- Ты сдаешься без боя! А между тем, российские женщины в 51% случаев выбирают брюнетов! И только в 10% - блондинов! – выдавал четкую и полезную информацию Роман, когда они наблюдали издалека, как Зорькин галантно помогал Кате выйти из своего шикарного автомобиля в конце обеденного перерыва. – Он, конечно, мог бы выглядеть и похуже, но когда слишком хорошо, тоже нехорошо. Ты приглядись: они больше похожи на Машу и Медведя, который ее в коробе до дому донес, чем на парочку. Она ж к нему со всем уважением, а страсть где? Улыбается вежливо, дистанцию соблюдает – неа, он ее не торкает. И это хорошо. Если тебе ботинки с каблуками повыше, поднакачать тут, - смерил на глаз плечи наблюдаемого объекта с помощью ручки, перенес масштаб на плечи стоящего рядом Андрея, - и тут, - приподнял пальто сзади, - потренировать этот голливудский оскал – и ты вполне можешь с ним тягаться. Можно и осветлить тебя, делов-то! А, главное, раз вскрылись дополнительные обстоятельства, мы с тобой будем более осторожны и хитры. Готов материально вкладываться в проект «Спасти Зималетто» любой ценой»?
- По-моему, Малиновский, в самом вопросе уже заложен ответ! – сказал Жданов, еле сдерживаясь, чтобы не побежать к дверям, где Зорькин что-то весело втирал Кате, держа ее за руку. И вовсе не крем для рук. – Я все готов отдать Кате. Чтобы спасти «Зималетто», естественно!
Но вот этот вампирюга, что должен пребывать в статистическом меньшинстве, наконец оторвался от Пушкаревой, сел в машину и укатил.
- Можно теперь идти? – спросил Андрей нетерпеливо. Ему очень хотелось поговорить с Катей наедине. В уединении.
- Теперь можно. Торопыжка был голодный? – каким волшебным действием все же обладают старые проверенные средства! Копеечная магнезия в верхний наружный квадрант ягодицы, а человек как заново родился: глаз Романа горел и как всегда криво подмигивал. - Слушай, ты же забыл варенье! И конфеты ты же оставил!
- Да взял я, взял! – Жданов вынул из кармана пальто коробку конфет «Финляндия». – Ой, это мне. А тебе, вот, «Вдохновение». И попробуй только не вдохновись на что-нибудь дельное! А то вздумал Кате – Кате! – мягкие игрушки дарить! Да еще без всякого там смысла! Будто она тебе Кабаева какая.


Когда лифт доставил сладкую парочку на этаж, женсовет в полном составе завороженно слушал Федора. Тот изображал какую-то страстную пантомиму, а дамы взирали на действо, будто к ним сам Слава Полунин пожаловал. Но явление начальства, конечно, все испортило. Федор застыл в неестественной позе, будто был застукан за чем-то крайне предосудительным, а женщины все как одна затаили дыхание.
- Послеобеденная летучка? – Жданов облокотился на плечо Романа, чтобы найти в нем поддержку и удержать себя от желания поувольнять всех одним махом. – Что за хххх-фигня на повестке дня?
Вместо того чтобы смутиться там, испытать муки совести за недолжное использование рабочего времени, испугаться возможных санкций и залепетать извинения, все женщины вдруг, как по команде прыснули и с диким хохотом рванули в разные стороны. Только Мария осталась на своем месте, склонившись над бумагами и покраснев от сдерживаемого смеха.
- Федор, ты можешь объяснить, что все это значит? – обратился Жданов к Короткову, как представителю адекватной половины человечества.
- Да это я виноват, Андрей Палыч. Рассказывал им анекдот. Ехали в лифте нормальный мужик, депутат и голубой...

Кати в каморке не было, это была плохая новость. Розы в корзине высокомерно взглянули на Жданова.
«Ничего! – сказал он себе, - Зайца победил и Зорькина побежду!»
Но где же Катя?

Катя стояла на специальной табуреточке перед Милко. Он закреплял булавками на ее талии тонкую, почти прозрачную шерсть пыльно-лилового цвета.
- Ну, нет! Я так не могу больше! - он аки лебедь всплеснул руками и глубоко вздохнул, едва не подавившись булавкой, которая еще оставалась во рту, - обычная профессиональная вредность.
Катя, как обычно молча, взирала на него.
- Что ты молчишь? Что ты все молчишь и молчишь? Тебе не нравятся мои модели?
- Нравятся.
- Я хочу видеть восторг в твоих глазах! Ты же стоишь перед зеркалом! Где восхищение?
- Ваше платье очень красивое, Милко. Спасибо!
- Это что – все? Ты сухарь, Пушкарева! Платье красивое? Оно не может быть красивое без модели! Ты должна сказать: Милко, я такая красивая в твоем платье!
Катя молчала, глядя на себя в зеркало. Слишком долго молчала.
- Ты думаешь, что ты некрасивая? – Милко уселся в кресло напротив Кати. Она стояла без движения – манекеном в витрине дорогого магазина: ткань стекала с нее красивыми драпировками до самого пола.
- Я знаю это.
- Хорошо. Что есть красота?
Катя молчала, а ударения Милко скакали в разные стороны, как доски у старого забора:
- Красота – это выбритые до середины темечка лбы или выщипанные брови? Белые-белые лица или румяные, как помидор, щеки? Кривые ступни младенческого размера у взрослых женщин, что теперь вызовут у людей лишь жалость и слезы, или удлиненные, как у жирафов шеи? Мои модели смотрелись бы уродинами еще сто лет назад! Нет красоты – есть мода! Поверь мне, Пушкарева, я знаю!
- Нет. Не только мода. Есть такие красивые женщины, которых хоть одевай, хоть не одевай модно... мужчины все равно сходят с ума.
- То есть, красота, по-твоему, поверяется мужским желанием?
- Да!
- Хорошо. Знаешь, сколько любовников и мужей было у Эдит Пиаф? – он подъехал на кресле к своему заваленному всякой всячиной столу и схватил оттуда книгу с фотографией известной певицы на обложке. – Можешь не напрягать свой математический ум, их никто уже теперь не сосчитает. И при этом она писала про себя: «Да, не Венера. Никуда не денешься – было в употреблении! Грудь висит, задница слишком низко, ягодиц кот наплакал. Не первой свежести. Но для мужика это подарок!» Улавливаешь, Пушкарева? Она прикрывала свои худые ноги и руки, а в лиф платья подкладывала вату, чтобы бюст казался попышнее. У нее были не туфли, а разношенные тапки, потому что косточки на ногах выпирали и болели! И мужики бегали за ней – молодые! И не в славе было дело! А Барбара Стрейзанд? Уж красотка из красоток... Но неизвестно у кого больше в послужном списке знаменитых мужчин, у нее или у Мэрилин Монро.
- Они... они пели. Они зажигали талантом.
- Нет, Пушкарева. Они просто зажигали! Красота – это не что-то во внешности, красота – это смелость быть! Смелость жить и чувствовать! Гореть! А ты – трусишки! Трусишки зайка серенький… И если уж говорить о мужчинах, то им всегда важна была в женщине грудь, и талия, и то, что под талией. У тебя есть – и что? Можно думать, что Бог наказал тебя грудью, а можно – что наградил. Дело в отношении: Эдит к своей вызывающе некрасивой внешности относилась с юмором!
- Я тоже. Отношусь с юмором. Придумала себе сказку «Красавец и чудовище». Юморную такую... обхохочешься, - Катин голос был ровен и тускл.
Милко тяжело вздохнул. Снова подъехал к ней на кресле, продолжил работу. Потом вынул булавки изо рта и продекламировал веско:
- «Трагическое миросозерцанье тем плохо, что оно высокомерно».
Катя вдруг тихонечко ахнула, будто он ее слегка уколол, улыбнулась, глаза замерцали:
- «Я - чокнутый, как рюмочка в шкафу
Надтреснутая. Но и ты - с приветом!»
- Пушкарева, - он в изумлении качал головой, глядя на ее, вдруг озарившееся светом, лицо. – Что ты тут вообще делаешь?
- Я тут люблю.

Пока Жданов бегал по офису в поисках Кати, она вернулась в свою каморку и занялась отчетом. Это не удивительно: офис «Зималетто» устроен таким образом, что разминуться там, как в параллельных мирах не составляет никакого труда.
- Катя, у меня к вам есть разговор, - сказал Андрей, заходя в каморку. Он решил без обвиняков и всяких там околоколиточнестей выяснить, что это за Зорькин такой и с чем его едят. Вопрос в лоб – лучшая тактика, и Заяц из сна нагло врал, Жданов сейчас покажет Катеньке, кто тут начальник, мужик и брюнет. И даже поцелует ее в качестве доказательства. – Катя...
Трудно быть начальником и брюнетом, когда Катя так одета. Придется одному мужику за всех отдуваться.
- Катя, я хотел... вы прекрасно выглядите.
- Спасибо, Андрей Палыч. Вы всегда мне так говорите. Вы очень добры.
- Даэээ ...я совсем не добрый. Вернее, я добрый, конечно, только ваша красота не имеет к моей доброте никакого отношения!
- Не объясняйте, Андрей Палыч, - Катя слегка поморщилась, будто у нее случился сосудистый спазм. – Давайте останемся в прежнем режиме: вы мне делаете комплименты, я вам почти верю.
- Что значит «почти»? Я всегда вам говорил только правду.
- В таком случае, вы не только добрый, но еще и смелый... не бояться видеть иначе, чем большинство людей – это действительно смелость!
- Большинство людей? О, к сожалению, я не могу похвастаться в этом случае оригинальностью! Смотрите, что прислала мне Доминик! Она передала вам подарок и спрашивает, не буду ли я против, если вы станете лицом их новой коллекции. – Жданов достал из кармана коробочку, положил перед Катей. Она с подозрением уставилась на нее. – И вот еще приглашение от Волочковой... на двоих. – Он нехотя отдал приглашение и письмо помощнице.
Катя открыла коробочку, разглядывала сережки, которые тут же заиграли тысячью зеленых бликов.
- Позвольте, я вам помогу их...
- Нет, - отшатнулась от Ждановских рук Катя. – Нет! Это... очень изобретательно... и щедро с вашей стороны, Андрей Палыч. Но... это слишком. Мне всегда хватало открыток.
- Вы мне не верите? Что значит «изобретательно»? Вы считаете, что... это все подстроено?
Катя промолчала, зато из кабинета донесся Кирин голос:
- Андрей, ты здесь?
Он вышел, закрыв за собой плотно дверь. Но это было напрасной предосторожностью: слышимость в «Зималетто» была словно специально созданной для возникновения и развития в этих стенах шекспировских страстей:
- Андрей! Что происходит? Мне все только и твердят о том, что твоя Пушкарева...
- Что? – слишком уж напористо штокнул Андрей для такой штатной во всех отношениях ситуации.
- Что она стала красавицей! – нехотя выдала Кира формулировочку. – Что ее чуть ли не конкурс красоты приглашают!
- Стала?
Это он, конечно, дал маху...
- А ты хочешь сказать, что всегда была?
Некоторые вопросы очень коварны. Они обоюдоостры, да еще смазаны ядом.
- Я не понимаю, какое это имеет значение – Катина внешность? – отбил выпад невесты Андрей.
- Огромное! Потому что хуже того, что ты везде таскаешься со своим пугалом, может быть только то, что ты начнешь везде таскаться с...
- Вот видите, Андрей Палыч, все люди видят одно и то же по-разному. У всех, так сказать, свои телевизоры!
- Катя... – обомлев выдохнула Кира и протянула в молчаливом, но по-балетному говорящем жесте, руку. И это еще Пушкарева не надела новых серег, а только то, что утром велел надеть ей Милко.
Андрей стоял позади Киры, поэтому мог высылать депешу для Кати взглядом: «Ну, что я говорил? Разве Кира не лучшее доказательство, что я не вру?»


7. Женщины не любят повторений.

Скрытая от посторонних глаз поляна в лесу, то есть, женский туалет. В центре полянки сидит Катя, вокруг – женщины дикого племени.
- Я хочу уйти, - говорит Катя.
- Куда? Домой? – не важно, кто задает это вопрос.
- Нннееет, - Катя задумывается. – Не хочу домой. Хочу уйти отсюда. Все равно куда. Не видеть всего этого. Я устала.
- Катенька, а как же воспитательный процесс? – Танюша не забыла, с чего все начиналось.
- Разве можно воспитывать уже совсем взрослых людей? Совсем-совсем взрослых? – Катя, кажется, опять уплыла куда-то в своих мыслях.
- Лучше поздно, чем никогда, - говорит Амура. – Если их в детстве не научили.
- Чему?
- Что нельзя причинять людям боль.
- А может, они не хотели? А может, они просто не знают, что это больно? Думают, что ничего такого... – Шурочка ищет лазейки, чтобы оправдать.
- Может и не знают, - вздыхает Ольга Вячеславовна. – Был один случай у нас в деревне. Моей соседке привезли на лето внуков, мальчишек-близнецов. Лет по шесть им, наверное, тогда исполнилось. Стоим мы как-то с ней, курим. Слышим, они возятся за кустами, решили глянуть на всякий случай. Братья лягушку поймали и солнечным лучом ее жгут, через линзу. Ляга извивается, писк такой... тонкий. Я и охнуть не успела, как соседка одному сигаретой руку прижгла, а потом затянулась – и второму. Не знаю, от чего у меня больший шок был. От внуков или от бабушки. Эти орут, а она стоит и дрожащей рукой докуривает.
- И что? – Танечка потрясена.
- Ничего, - щелкает зажигалкой Ольга Вячеславовна. – Жестоко и с нарушением современных принципов педагогики, но я была на стороне бабушки. Она им потом еще на словах кое-что объяснила. Убедительно. Даже меня проняло.
- А если они знают, что больно? – подала голос Маша. – Просто им нравится это – мучить? Ломать? Использовать и выбрасывать? Они – высший сорт, а ты – так, продел...
- Нет! – запротестовала Шурочка. – Не может быть!
- В таком случае, конечно, все наши потуги бессмысленны, - Света свела дебит с кредитом. – Мы вон пыжимся, а они вполне себе довольны жизнью. Им все как с гусей вода.
- Значит, нужно иначе. Если их Катькин красавец-Николай не впечатлил и ее способности не напугали...
- Какие способности? – удивилась Катя.
- К преображению! – быстро сориентировалась Амура. - То нужно что-то такое, что их действительно напряжет. Так, Николая активизируем, а что еще может напугать таких бесстрашных? Ну, кроме того, что компания – фьють?
- Даже если компания – фьють, у них все равно денег полно. Думаете что, они все яйца в одну корзину складывают? – усомнилась Света. – А с деньгами-то чего бояться? Им же не надо детей кормить и думать, где жить, если муж квартиру отсудит.
- Здоровья, друзей и любви за деньги не купишь, - сказала Ольга Вячеславовна.
- Разве? – горько усмехнулась Маша.
- Отличная мысль, - сказала Амура.
- Пожалуйста, нет! – взмолилась Шурочка.
- Что ты задумала? – насторожилась Ольга Вячеславовна.
- Как быстро мы забыли наши слезы и возмущение! Можете спокойненько сесть в уголке и поприкидывать: кто следующий? Ольга Вячеславовна, вы же были на стороне бабушки?
- Это были ее родные внуки, я думаю, что она имела право.
- А современные органы опеки считают, что нет. И розгами нельзя. И ремнем. И даже ладонью по попе.
- Хорошо, что ты предлагаешь? Но я сразу говорю: навредить их здоровью не позволю никому!
- Никто и не собирается... Зачем грех на душу брать? Так, театрализованное представление. Бутафория. Все в рамках спектакля, предложенного Романом Дмитричем, - Амура кивнула в сторону Кати.
- Я хочу уйти, - как ребенок заладила Пушкарева.
- Катенька, а как же тогда «Зималетто»? И мы вместе с ним? – Света знала, какой аргумент привести. – Ведь Пал Олегович ни в чем не виноват, он был так добр ко мне!
- И ко мне...
- И ко мне!
- Какое тут эхо... Да, «Зималетто», конечно, - обреченно согласилась Катя, - мне надо поговорить с Колей. На всякий случай продумать ситуации. Ведь любой же человек может внезапно умереть?
- Катя! – никогда еще женсовет не вскрикивал так синхронно.


«Катя!» - звуковая волна, легко прошедшая сквозь дверь женского туалета, больно ударила по почкам. Малиновский, шедший на ватных ногах из мужского, постарался ускорить шаг.
- Андрей! Началось! – буквально ввалился он в кабинет Жданова. Плюхнулся на стул. – Андрей!
- Что ты орешь? – Жданов даже головы не поднял, пишет там что-то увлеченно.
- У меня кровь в моче! Я думаю, это начало конца.
Оторвался-таки от своих бумажек. И даже сделал озабоченное лицо!
- Но ведь доктор ничего не нашел! Ты уверен? Может, тебе показалось?
- Не показалось! Красная, как компот!
- Тогда тебе нужно не ко мне, а к врачу! Давай, дуй, не отвлекай меня.
- Я один не могу. А вдруг мне скажут что-то страшное?
- Но ты же сам говорил, что нельзя сейчас Катю оставлять ни на минуту одну! Ну, что, тебе больше поехать не с кем?
Размышления обоих были недолгими. Андрей раньше Романа знал ответ.
- Больше не с кем. У меня ж никого больше нет! Чтобы вместе услышать страшное.
- Хорошо, Малиновский! Сейчас допишу – и поедем! Как некстати у тебя кровь в моче!
Дверь открылась, и в кабинет заглянул Федор.
- Тут опять Кате. Давайте я ей на стол положу, - он споткнулся, потом задел президентский стол, потом врубился в закрытую дверь – и все из-за воздействия взгляда Жданова. Нет, все-таки не преувеличивали поклонницы.
- Положи сюда! – палец президента почти проткнул столешницу, указывая на конкретное место, где будет город заложен пОкет положЕн.
Вслед за Федором появилась Пушкарева. Роман подскочил как здоровый и укрылся за фикусом.
- Екатерина Валерьевна, вам тут передали, - настырности и бесстрашию Федора можно только удивляться.
- Спасибо, я посмотрю, - и идет такая... на каблучках и в юбке. В сторону фикуса даже не посмотрела. Протянула руку, Жданов зачарованно выдал ей пакет. Собралась уйти к себе, но он очнулся:
- Катенька, а давайте посмотрим вместе, что там?
- Давайте, – и пожимает плечиками в полупрозрачной блузочке так, будто у нее ни от кого нет секретов!
В крафтовую бумагу завернута небольшая книжка, сверху – веточка лаванды. Катя улыбается, прижимает книжку к груди.
- Кто это? – строго спрашивает Жданов.
- Кушнер, - не скрывает Катя.
- Кто это? – как попугай повторяет Жданов. Роман шепчет ему что-то из своего укрытия. – Вернее, от кого? Опять от вашего А или N?
- Нет, это М. Милый, милый М! – без лишних разговоров Катя втыкает веточку в волосы и исчезает за дверью каморки.
- Федор, где ты это взял? – швыряет в Короткова скомканную бумагу Жданов. Федор ловит, начинает потихоньку отступать - он вовсе не поклонник симметричности, когда дело касается синевы под глазами.
- У Марии на столе, лежало поверх других отправлений. Вы у нее спросите, может, она знает?
- Спасибо, Федор, свободен. Я догадываюсь, что скажет мне Маша.
- Что? – вылезая из-за фикуса интересуется Роман.
- Что это Архангел Михаил принес, - Андрей рвет свежеподписанную открытку.
- Ты чего? Писал, писал. – Роман уже стоит у двери, ему не терпится покинуть это опасное место.
- Ей вон целые книги дарят! А я на сборник еще не насочинял, я ж тебе не Народный писатель.
- Теперь никто не хочет хотя бы умереть, лишь для того, чтоб вышел первый сборник! – тянул за собой Андрея Роман.
- Малиновский, что ты все: умереть, умереть? Для чего ж мы тогда тут маемся? Нееет, мне бы еще хотелось пожить! Причем счастливо, богато и с тобой, охламоном, под боком! Поехали по-быстрому, по дороге обсудим, чем можно девушку впечатлить.


Обсудить получилось лишь на обратном пути, после того, как доктор, выдав кучу направлений на анализы, посоветовал начать с психиатра.
- А что, от селедки под шубой и правда кровь в моче может быть? – удивлялся Малиновский.
- Это бетанин, краситель свекольный красный, а не кровь. Знаете, у нас в академии это называли синдромом третьего курса: когда студенты только начинают проходить всякие симптомы и заболевания, они непременно у себя все их находят. У вас что, девушка в меде учиться? Сестра? Наш препод все время цитировал «Троих в лодке» в таких случаях: «Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка». После этих слов Роман заметно повеселел, а Андрей незаметно помрачнел. Еще бы! Ему было напомнито о буквах алфавита.

Итак, в параллельных мирах одновременно происходят следующие события:
В машине Жданова Роман предлагает переплюнуть Зорькина одним из предложенных вариантов:
1) признание Катеньке в любви на рекламных щитах вдоль дороги, по которой она ездит или в троллейбусах на ее маршруте, на фоне логотипа «Зималетто» в качестве скрытой рекламы;
2) купить ей машину, например, «Газель», чтобы можно было использовать и для рабочих перевозок;
3) купить ей квартиру. Такой подарок говорит сам за себя: «Ты сошел с ума и у тебя очень серьезные намерения». Будем надеяться, что Катенька не в курсе, что именно квартирами олигархи откупаются от ненужных женщин.
- Пока Зорькин держит за пазухой камни, то есть совершенно ненужные Катерине драгоценности, ты ее поразишь в самое сердце практическим и щедрым вложением в ее будущее! Знаешь, когда придет время расставаться с Пушкаревой, квартира сыграет роль буфера – за жилье в Москве можно простить все, Жданов! А потом, это будет выглядеть так: ты и вправду намеревался жить с Катей в этой квартире, а потом просто остыл. Бывает же? Бывает! Ты вон и с Кирой что-то больше не хочешь. Но сначала-то горел! Пылал! Ну, не гениально разве?

У стола Тропинкиной Амура раздает указания:
- буклеты положи на угол, чтобы были под рукой;
- Танюш, фотошоп с Никодимом готов? Знаешь, как его Вике подсунуть?
- Свет, ты позвонишь сюда, как только они явятся, хорошо? Просто назовешь номер заказа и скажешь, что можно начинать;
- Ольга Вячеславовна, вы насчет того лекарства узнавали? Спасибо!
- Шура, как насчет домашнего задания? Не хочешь, сразу скажи! Тогда пиши, пиши!
- Никодим у Лазаревой раздобыл телефон хорошего гримера с «Мосфильма», кто этим займется?

В каморке Катя закрыла файл с отчетом, открыла подаренную Милко книжку наугад:
«Эти сны роковые - вранье!
А рассказчикам нету прощенья,
Потому что простое житье
Безутешней любого смещенья.

Ты увидел, когда ты уснул,
Весла в лодке и камень на шее,
А к постели придвинутый стул
Был печальней в сто раз и страшнее.

По тому, как он косо стоял,-
Ты б заплакал, когда б ты увидел,-
Ты бы вспомнил, как смертно скучал
И как друг тебя горько обидел.

И зачем - непонятно - кричать
В этих снах, под машины ложиться,
Если можно проснуться опять -
И опять это все повторится».

Обнадеженный Андрей удовлетворенно стучал ладонью по рулю, вновь поздоровевший Роман фантанировал идеями, увлеченный женсовет хладнокровно планировал будущие акции возмездия, Милко вдохновенно делал наброски для новой коллекции, пораженная догадкой Кира слушала сплетни в Викиной обработке, а сраженная точным стихотворным попаданием в открытую рану Катя горько плакала над раскрытой книжкой.


- Канары! Конечно, Канары! – Света кричала громче, чем ей это свойственно.
- Да что ты понимаешь? Конечно, Карибы! – как бы нехотя спорила Шурочка.
- Во что играем? – спросил счастливый Роман. И чего всякие мыслители ломают голову над формулировками? Счастье, это когда кровь в моче оказывается свекольным бетанином! А вовсе не когда тебя понимают и прочая лабуда.
- Вот если бы вам предложили купить дом, Роман Дмитрич, - серьезно спросила Амура, - вы бы выбрали Канары или Карибы?
- Обязательно на «К»? Тогда Курилы!

Андрей, услышав про «К» тут же заторопился к себе. Катя была в каморке, он это понял по шуршанию и всяким другим звукам. Ему очень хотелось зайти к Кате. Но что сказать? И тут его озарило.
По быстро выработавшейся привычке сначала лишь слегка приоткрыл дверь, огляделся. Краем глаза увидел, что Катя спешно надела очки и уставилась в комп. Вошел, теперь присмотрелся к девушке: красный носик, красные глазки. Плакала?!
- Кать...
- Да, Андрей Палыч? – пальчики по клавишам стук, стук, стук.
- У меня к вам есть предложение, только мне хотелось бы обсудить его не здесь. Давайте вечером поедем в ресторан? Например, в «Ришелье», - его сердце стук, стук, стук.
- В «Ришелье»? Он мне немножко надоел. К тому же у меня с ним связаны неприятные ассоциации.
- Какие? – слегка опешил Жданов после Катиного «надоел».
В голове кровь бух, бух, бух.
- Если бы он не пригрел у себя на груди Миледи, то Констанция осталась бы жива.
- Тогда в «Лиссабон»?
- Если вы не возражаете, Андрей Палыч, от посещения «Лиссабона» я тоже отказалась бы.
- Почему? Вам не травится ветер, дующий с океана?
- Нет, меня пугают большие камины. Я вообще каминов не одобряю. Одна видимость огня, а тепла никакого, все выдувает мгновенно, - она подняла на него глаза, посмотрела так... со значением? Да, глаза красные.
- Вы плакали, Катенька?
Сердце быстро-быстро – стук, стук, стук, стук.
- Да.
- Кто вас обидел? Я?
- Нет, Андрей Палыч. Я плакала не из-за вас. Из-за стихов.
Фуууух...
- Разве можно плакать из-за стихов, - он приближается медленно-медленно, чтобы не спугнуть.
- Можно. Когда в них та правда, которая была в тебе, просто невыраженная словами, да еще помноженная на рифму.
- Зачем же от этого плакать, Катенька, - осторожно присесть на корточки, взять за руку. – Это же ... прекрасно?
- До слез.

Визг, донесшийся из приемной, заставил Катю вздрогнуть, очнуться и мгновенно отстраниться от Жданова. Если бы кричала только Вика, но ведь ор стоял такой, будто там сцепились две стаи хищных гарпий.
- Что здесь происходит? – Жданов был раздражен, потому что ему все, абсолютно все мешают разговаривать с Катей!
Вика и Танюша были одинаково Клочковы, и в смысле одежды, и в смысле причесок. И в смысле обрывков какой-то бумажки, которые каждая сжимала в руке.
- Кира! – с воем кинулась к прибежавшей то ли на крики, то ли на запах крови, то ли просто прогуливавшейся подруге, Вика. – Смотри, что этот подлый Пушкаревский Зорькин сдеа-а-аалал! Он меня та-а-а-ак обманул!
Кира взяла обрывок у Вики, Жданов получил второй из рук Танюши. Они соединили смятые бумажки, будто проходя квест. Улыбающийся Ник около белоснежной яхты с алым парусом и названием «Katushka».
- А ты-то тут при чем? – удивилась Кира.
- Я на него виды имела, а теперь? Тут же все алым по белому понятно! И вообще, «Виктория» звучит лучше! А то «Катушка». Беее!
Жданов посмотрел на фото, потом мутным взглядом на Киру, потом, словно его пронзила какая-то мысль, быстро куда-то ушел.


- Мария, а скажите-ка мне, с какой стати вы говорили про дом на Карибах?
- Да Катя попросила совета, где лучше дом покупать. Ей жених предложил выбрать, а она растерялась. Вот мы и прикидывали. Рекламочки хотите посмотреть? Красиииивоооо....
- Жданов, ты чего тут стоишь столбом? – это сзади подошел Малиновский. – Куда смотришь-то?
Жданов лишь молча поднял руку. За большим недавно вымытым промышленными альпинистами окном офиса плыл по небу маленький белый самолетик, а за ним алой лентой вился длинный транспарант: «Катенька – ты самая, самая, самая!»


8. Вряд ли кому-то придет в голову заподозрить вас в связи. Это просто смешно.

- Выше – только звезды! – подбодрил Малиновский Жданова и продолжил в том же ключе, - Тебе теперь необходимо стать президентом.
- А сейчас я кто? Младший швей-моторист?
- Не президентом, I mean, а Президентом. Чтобы у тебя появилась возможность пообещать сделать... кхм, - Роман посмотрел на Машину макушку, и хоть ушки были не там, а ниже, все же скорректировал, - ЕЁ первой леди. Кстати, соблюдешь традицию, наши первые леди всегда отличались... не отличались... – Жданов склонил голову набок, будто выбирая подходящее место на лице Малиновского, - имели самобытный стиль и запоминающуюся внешность.
- Шура, вы видели? В окно, в окно смотрите! – прикрывая трубку ладонью, шептала Маша.
- Вам телефонный справочник Москвы и Московской области принести? – почему-то хорошо расслышал четкий и громкий шепот Жданов.
- Андрей Пааалыыч, - Машино личико выражало умильное раскаяние, - ну ведь красиво же! Романтично! Вы когда-нибудь такое видели? Вооот! – ответила на молчание начальства Мария, - и я не видела. Такие высокие чувства и отношения – как свезло-то Катюхе! Я думала, что в этом мире не осталось ничего чистого и настоящего, - она все же не удержалась и брызнула в Малиновского муравьиной кислотой обиды из глаз, - а не надо было судить по людям которые вокруг меня! Мир-то – больше, чем компания «Зималетто»! Мы с девчонками всегда знали, что Катьке здесь нечего ловить. Ей нужен кто-то особенный!
Гул приближающегося табуна заставил друзей оперативно ретироваться.
- Андрей Палыч, вы там Катюхе-то скажите, чтобы она в окно вышла посмотреть, а то ж «не летят в каморку самолеты и не едут даже поезда», - запела им вслед возбужденно-радостная Тропинкина.

Полюбовавшись на своих рук дело, дамы склонились над ведомостью, которую принесла Света.
- Мы пока укладываемся в сумму, которую выделяет нам Зорькин. Потому что что?
- Не имей сто рублей, а имей сто связЕй! – сказала Танечка.
- Совершенно верно. А если сто связей помножить на сто друзей? – пританцовывала на стуле Маша.
- В этом случае можно попробовать уложиться в сто рублей, но у нас, к счастью, больше. Так, фотошоп, буклеты и прочая печатная продукция?
– Это бесплатно. Моим соседям, юным хакерам, как зовет их бабушка, а на самом деле просто любителям поэкспериментировать с компьютерными программами и фотошопом это все по приколу, - отчиталась Танечка.
- Тачка Никодима – с дружеского плеча, как и костюмы, - доложила Шура.
- Катин браслет Зорькин продал на интернет-аукционе как вещь, которую держала в руках сама Волочкова - фото легко обаяшка-Никодим раздобыл, - причем в пять раз дороже, чем он был куплен, что покрыло собой заказ на авиа-рекламу. Конфеты...
- Они стоили того! – облизнулась Танюша. Все с ней согласились.
- Розы – по оптовой цене, совсем дешево, - шла по списку Света.
- Знакомая была рада и дешевле отдать, у нее целая фура цветов зависла, не договорилась с «крышей» о взятке, - объяснила Амура.
- Заяц – ноль рублей, ноль копеек.
- Нам за него еще доплатить хотели, за вывоз, - хохотала Маша. – Дальнобойщик подружке в подарок привез, а у нее вся квартира, как Катина каморка.
- А новая Катина одежда? – спросила Таня.
- Только туфли и сапожки, - показала не очень большую сумму Света.
- Почему?
- Не смеши меня, - махнула рукой Ольга Вячеславовна. – У Милко там целый склад всяких тканей от прошлых коллекций и не только. Можно такое приданое приготовить!
Все дружно вздохнули.
- Вот бы правда...
- Да где уж там! Никодим сказал, что наша Катя необыкновенна мила, настолько вежлива и далека от мира сего, что сразу понятно: ни у кого шансов нет.
- С этим понятно, - не дала впасть подругам в уныние Амура. – Дальше идем?
- Идем! – сказали Танюша, Маша и Света. Ольга Вячеславовна и Шурочка, чуть помедлив, кивнули.
- Отлично. Шурочка, как продвигается дело? Теперь только ты тормозишь процесс.
- Я завтра покажу. Завтра.


- Катенька, этот самолет... – Андрей потянулся хвостом за Катей в каморку после того, как она совершенно безрадостно несколько секунд смотрела в окно, - что это все означает?
- Что некоторые совершенно не думают об окружающей среде.
- А в смысле чувств и отношений?
- С этим сложнее, Андрей Палыч, - Катя занялась отчетом, всем видом показывая, что начальник отвлекает ее пустыми разговорами от срочной работы, - ведь никогда до конца нельзя быть уверенной в том, что стоит не только за словами, но и за поступками, правда? Вот, например, что вы понимаете под «самая, самая, самая»?
- Самая лучшая, самая красивая, самая жела... Ну, понятно же! – разнервничался Жданов почему-то.
- А почему не самая страшная, самая глупая, самая отвр... – ее голос дрогнул, - почему не так?
Он тянется к ней, но этот стол между ними какой-то непреодолимой преградой. Или это не стол вовсе разделяет их?
- Потому что люди не прикладывают столько усилий ради тех, кто им не нравится!
- Да?!
- Да!
- Вы правы, Андрей Палыч, ради тех, кто не нравится - нет, но ради высших целей, - снова угасла Катя. – Вам нужен отчет? Я должна работать.
- Катя, значит, вы обманывали меня, что Коля вам только друг?
- Нет, Андрей Палыч. Я вас никогда не обманывала.
- А как же все эти яхты, дома, самолеты?
- Может, вы видите в них совсем не то, что они означают? Со мной такое бывало, Андрей Палыч!
- Катя, пожалуйста, поедемте сегодня вечером со мной, куда угодно – нам нужно поговорить! Не здесь!

- Эй, здесь кто-нибудь есть? – Юлиана стучала зонтиком по президентскому столу. – Жданов, подлый трус, выходи! У меня мало времени и очень срочное дело.
Улыбка, как тугой резиновый эспандер растянула уголки губ:
- Юлианочка! Весь к твоим услугам!
После насыщенного колкостями, но крайне полезного разговора, Юлиана, прощаясь, протянула руку для поцелуя.
- Кстати, я рада была узнать, что Катя покидает, наконец-то, эти трущобы! – воздушный укол зонтиком в сторону каморки. – Такой девушке здесь не место.
- Покидает? – поцелуй вышел мертвым, так ставят печать на ладонь при входе в ночной клуб.
- Да! Я говорила с Доминик. Да и другие источники подтвердили, - бровь Юлианы сдержанно изгибается. - Я одно время подозревала тут у вас кое-что, - зонтик описывает в воздухе то ли контуры разбитого сердца, то ли атомного гриба. – И мне это очень, - губки изображают крайнюю степень отвращения, - не нравилось. Катюша могла бы, конечно, по неопытности увлечься яркой внешностью и присущей некоторым харизмой, но ведь мы с тобой знаем, что она достойна совсем другого? Ты же не будешь чинить препятствий ее счастью из эгоистических соображений?
- Ты про работу? – Жданов вернулся за свой стол, но не сел, перекладывает листочки на край стола и обратно.
- И про работу тоже. У меня, если честно, от сердца отлегло, когда я поняла, что она не связалась слишком крепко... с неподходящей компанией.
- Ты про «Зималетто»?
- Ты знаешь, Андрей, про что я.

- Катя, вы же поедете со мной? Скажите, где вам удобнее со мной поговорить?
Катя так смотрит, будто нет на свете такого места.
- Куда бы я мог вас отвезти, чтобы порадовать? – Андрей расписывается в собственной беспомощности что-то изобрести. - Может, вам когда-то чего-то хотелось необычного? Где вы никогда не бывали?
Катя смотрит на его руки. Что он ими показывает, какие рисует воздушные зАмки? Какие замкИ?
- Я никогда не была у вас дома и на Северном полюсе.
Андрей замирает лишь на миг. Здесь работает правило «все или ничего».
- Отлично! Вы уже готовы ехать?
- На Северный полюс? Да. - Она равнодушно пожимает плечами, но клавиша мышки, на которой лежит Катин пальчик, знает…
- Катюша, ну-ка, пойдем! – заходит в каморку Ольга Вячеславовна. – Андрей Палыч, мне нужна Катя, она может со мной отойти ненадолго? – достаточно решительно спрашивает Уютова.
- Конечно, - удивленно пожимает плечами Жданов, но рубашка, прильнувшая к Ждановской груди, знает…
Катя выключает комп, берет сумку, свое пальто и шарф с вешалки, перекидывает через руку.
- Так мы договорились, Катя? – спрашивает он непривычно бескосичковый затылок. – Через двадцать минут?
- Да.
В кабинет входит Милко, оглядывает Катю с ног до головы, улыбается довольно.
- Пушкарева, ты слишком прекрасно выглядишь. Что за гений на тебя шьет?
- Добрый гений, Милко. Очень добрый.
Когда за женщинами закрывается дверь, Милко плюхается в кресло и разглядывает теперь мрачного Жданова.
- Ты хоть заметил, что твоя Пушкарева одевается теперь надлежащим образом? – мы не забываем про фирменные ударения маэстро.
- Надлежащим? То есть, как должна одеваться? А кому должна? Тебе, мне? – накопившееся за последние несколько часов раздражение теперь выливалось через плотно смыкающиеся связки.
- Себе! Ты-то тут при чем? И даже я. Я хоть могу оценить…
- Что? Покрой ее платья?
- Не ори. Я все могу оценить в Пушкаревой, в отличие от тебя, - Милко качает ногой, и эта нога страшно бесит Жданова.
- Что-что? В отличие от меня? Я-то как раз могу… со всех сторон, - едкий смешок тихой точкой после громкой фразы.
- Не ори, Андрей. От того, что ты орешь, ты не становишься умнее, тоньше, образованнее. Ты – оценить, что есть Катя? Это просто смешно!

Жданов, онемевший от этой тирады Милко, только хлопал глазами (густые темные ресницы верхних и нижних век упруго сплетались и расплетались, доводя до экстаза оправу очков, которая единственная была свидетельницей этого потрясающего зрелища, ведь Милко смотрел на свой ботинок).
- Андрей, вот тебе эскизы. У меня идея новой коллекции. Посмотри и оцени, если сможешь.

Жданов вышел к лифтам одновременно с Малиновским.
- Ты выглядишь, как гладиатор, - бросив на Андрея взгляд, сказал Роман. – Победа или смерть?
- Ой, Катя! – внезапно вскрикнула Тропинкина, и Малиновский, вздрогнув, резко обернулся.

Катя была хороша. Ее несуразное, будто сшитое ученицами на уроках по домоводству в седьмом классе пальтишко сменилось дивным зимним нарядом, украденным у Бесприданницы и адаптированным под текущее столетие: строго по фигуре, элегантно, необычно и стильно.
- Сюда сумочку другую надо! – вертела и крутила Пушкареву Мария, выскочившая из-за стола. Жданову не терпелось увезти Катю, Малиновский не отсвечивал, наблюдая. – Я тебе завтра принесу! Будешь совсем куколка!

- Спасибо, Маша, - сказала Катя и, размахнувшись, перекинула свою сумку через плечо. Малиновский пригнулся, уворачиваясь от удара замаскированной пращой.
- Извините, Роман Дмитрич, - сухо сказала Катя, - я вас не заметила. Она тут же качнулась на высоких каблучках новых сапожек, всплеснула руками – Роман мгновенно присел, избегая касания ее рук.
Мария прикрыла рот рукой, сдерживая хихиканье, но Роман этого не заметил.
- Что ты тут за производственную гимнастику устроил? – буркнул Андрей и взял Катерину за локоток, подводя ее к лифту.
- Разминаюсь перед выходом на улицу, - сообразил Роман, показушно вращая кистями рук. – Там же гололед и сосульки!
- Андрей, постой! – Кирин голос звенел. – Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
Андрей по привычке отпустил Катину руку:
- Я собирался к себе домой, - сказал он, делая ударения на нужных словах.
- Прекрасно! Я с тобой! И у меня к тебе есть крайне важный разговор!
- Кира, это нельзя отложить? – Андрей увидел, что Катя, не дожидаясь окончания мизансцены, вошла в лифт. Все остальные остались на этаже.
- Я думаю, что побеспокою тебя в последний раз!
- Отлично, - Андрей не дал дверям лифта закрыться, пригласил невесту внутрь, дождался Романа. – Ты поезжай тогда ко мне, я подвезу, как обещал Екатерину, и приеду, - сказал Жданов и взял за руку Романа, желая передать ему какую-то мысль рукопожатием. Кира проследила за этим жестом. Ее брови трагически надломились.
- Нет! Боюсь, что я могу тебя так и не дождаться, как это уже не раз бывало. Пусть Роман подвезет Екатерину, а мы поедем вместе. Если ты, конечно, не ревнуешь.
Андрей дернулся, но совладав с собой, решил пошутить:
- Роман верен мне, как никто. Я его никогда не ревную! Малиновский, - взгляд еще более говорящий, чем рукопожатие, - ты отвезешь куда надо Катю?
- Кхм! – закашлялся Малиновский. – Андрей, у меня было очень срочное дело! Давай, я вызову Екатерине Валерьевне такси?
- Я лучше сама себе вызову троллейбус, - сказала Катя, единственная спокойная из всего лифта. – У меня есть свой способ: телепатический! – она ровной ладошкой разрезала воздух перед собой, а Роман лишь неимоверным усилием воли заставил себя остаться неподвижным.

Когда Пушкарева ушла в направлении остановки, а принц и принцесса «Зималетто» расселись по личным каретам, Малиновский еще стоял у своей машины в глубокой задумчивости.
Как-то странно все это… Внезапно изменившаяся Пушкарева, ее сказочно прекрасный жених, владение боевыми искусствами, тайные поклонники и все остальное тоже. Слишком… нарочито, показательно, одновременно. А если это все подстроено? Если это все какой-то розыгрыш, интрига?
Сам не зная, что может таким образом выяснить, он решил проследовать за Катей. Позвонил на всякий случай Андрею, узнал адрес. Роман приехал первым в Пушкаревский двор, припарковался в неосвещенном уголке, ждет. Пушистый снег, который валил с середины дня, уже умягчил собою жесткую поверхность старых слежавшихся сугробов. Какие-то парни, видимо местная шпана, с гиканьем носились по детской площадке, играя в снежки. Когда Катя появилась из-за угла дома, парни прекратили свою возню и следили за тем, как она идет по белому мягкому ковру – опустив голову в новой красивой шляпке, поверх которой был повязан ажурный шерстяной платок. Вот Катя проходит через детскую площадку, парни окружают ее.
Роман не слышал их разговора, он стоял слишком далеко, к тому же звукоизоляция в его машине была очень хорошей. Но видеть – видел почти все, что можно разглядеть в темноте зимнего вечера и за снегопадом.

- Диковина, честные берендеи, - вспоминает далекое школьное детство один из старых Катиных знакомых, и самое светлое пятно в этом детстве – театральный кружок, - Боярышня! Живая ли? Живая. В тулупчике, в сапожках, в рукавичках.
Он протягивает руку к ее платку, чтобы потрогать, Катя пытается не дать ему это сделать, выставив вперед ладонь.
- Ах, держите меня четверо! – говорит насмешник и картинно плюхается на снег. – Пушкарева – Снегурочка! Тебя что, в кино снимают? Или ты подрабатываешь? Так вроде Новый Год уже прошел! Или ты по Китайскому календарю? Тогда и одеться надо по-китайски. Китайская снегурочка!
Он извивается от пьяного смеха на снегу: слово «китайский» - как попавшая в горло смешинка. Другие тоже начинают хохотать, Катя резко оборачивается, ее сумка маятником кружится за ней, а парни, развеселившись, падают один за другим в мягкие свежевзбитые для них сугробы, войдя в состояние трудно контролируемого ржача.
Катя перешагивает через ближайшего корчащегося парня, идет к своему подъезду, не оборачиваясь.
Малиновский, вытирает холодный пот со лба. Почки опять начинают ныть, а в паху чувствуется каменная тяжесть.
Четверых! Практически не напрягаясь! Неужели все-все-все правда?

- А ведь я, дура, ревновала тебя к Кате! – Кира ходит между Ждановым и камином, и камин этот теперь Жданову категорически не нравится. Впрочем, Кира тоже. – А теперь понимаю, что ты последний человек, с кем бы такая связалась.
- Какая – такая?
- Раньше - просто очень умная, а теперь еще и… - Кире сложно произносить это слово по отношению к Пушкаревой, ведь она столько раз озвучивала ей в глаза обратное, не стесняясь. – Красивая умная женщина, знающая про тебя все! Все твои слабости и грешки, все твое вранье, беспринципность – сильная, принципиальная, честная наша Катя – нет! Зачем ей такое, если не из корыстных соображений? А теперь, когда выяснилось, какой у нее жених, и какие у этого жениха средства – тем более. Ты ей совсем не нужен. Смешно же право подумать, что она может променять своего влюбленного романтичного жениха на тебя!
- Так и в чем тогда дело? – одновременно немножко успокоился и немножко напрягся Андрей, просто разными областями своего сознания.
- А в том, что и мне ты такой совсем не нужен.
- Какой – такой? – одновременно обрадовавшись и расстроившись, удивился Андрей, просто разными частями своей натуры.
- У меня язык не поворачивается произнести это слово, сказать его применительно к тебе. Но все вдруг сложилось, Андрей. Я поняла, что ты меня обманывал так же, как себя. Ты давно перестал интересоваться мной – это ладно, я же невеста, но ты перестал интересоваться и другими женщинами! На вечеринке у Волочковой ты шарахался от всех дам, мне рассказали! Зато кинулся знакомиться с Пушкаревским красавцем. А эти ужасные анекдоты про тебя с зайцем? А то, что ты вообще не замечаешь, что Пушкарева изменилась? Знаешь, о чем это говорит?
- О чем? – страстно желая шоколада, спросил Жданов. Он нащупал в кармане конфету, достал, развернул, положил в рот. Кира смотрела на него со смешанным чувством жалости и отвращения.
- И эта тайная любовь к шоколаду – лишнее доказательство, и та история с переодеванием в женское платье. Зачем было мучить так долго нас обоих? Неужели только из-за компании?
- Кира, ты о чем?
- Я выше всяких предрассудков, Андрей. И… я слишком любила тебя, чтобы и дальше насиловать твое естество. Не бойся, я всегда буду голосовать за тебя, еще не хватало, чтобы кто-то подумал, будто бы я принимаю деловые решения под влиянием чувств или гормонов! Сашка тоже никуда не рыпнется, он будет слишком счастлив, что я тебя оставила. Он так давно мечтал! Я поговорю с ним, он меня послушает. Прощай Андрей, я же твой друг! Давно надо было признаться мне, я бы зря не таскалась в Милан за тканью на платье. Хотя, я неплохо там погуляла тогда по магазинам. Это было весело.
- Кира… я не совсем понял, ты меня бросаешь?
- Да, Андрей. И желаю тебе счастья.
- С кем? – невольно вырвалось у Жданова, потому что картинки, как бы он мог провести тут сегодняшний вечер, если б не Кира, настырно сменяли одна другую.
- С Романом. Я слышала про вас, а сегодня видела, как ты взял его за руку. Меня ты так никогда не держал…
Жданов молча откинулся на спинку дивана. Шоколада, черт возьми, и побольше!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:26 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
9. А писать про то, что ты жаждешь новых поцелуев с мисс Железные Зубы, я не могу. Потому что могу себе представить, какое отвращение вызывают у тебя эти поцелуи. Впрочем, как и все остальное. Поэтому – только общие фразы, ни о чем.

Уходя, Кира коснулась губами Андреевых волос на затылке – сердце кольнуло от привычного знакомого запаха, но... Можно попытаться бороться за мужчину с соперницей, хотя и это глупо, но с соперником? Какой бы звездой ни была ты, а он паршивым ничтожеством - шансов нет.
Включенный камин широко улыбался Андрею, дразня его оранжевым языком. «Замурую, гада!» - решил Андрей. Не будем искать истоков этого решения, а то потом исследователи напишут, что вооон когда еще у Жданова проявились черты подкаблучника.
Неужели все? - вертелась в голове мысль, в которую страшно было поверить, так желанна была эта правда. – Без скандалов, истерик – сама? Ради этого можно было пожертвовать вечером с Катей, - а вот эта мысль стала неожиданно болезненной. – Может, еще не поздно? Поехать за ней, выманить? Выкурить из квартиры занудливыми причитаниями и несерьезными угрозами?

Звонок в дверь. Опять Малиновский сам не свой. Что у него за неправильная лихорадка?
- Жданов, а что ты сделал с моей инструкцией? Той, из розового пакета?
- А что с ней еще можно было сделать? С такой ценной вещью? Выкрасил и выбросил.
- Куда?
- В пропасть, естественно.
- Я серьезно, Жданов! – Малиновский был взвинчен и нервен, что совершенно для него нехарактерно, но совершенно не означает, что эта нервность ему не идет. – У тебя есть, что выпить?
- Какао, горячий шоколад, шоколадный молочный коктейль, шоколадный ликер. Возьми сам на кухне.
Жданов сел на диван с плиткой «Бабаевский» горький, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию. Роман вышел с кухни с литровым пакетом коктейля, в который была вставлена соломинка. Тут же разлегся, положив голову Жданову ка коленки.
- Это очень важно, Андрей: ты ее порвал на мелкие кусочки, прежде чем выкинуть?
Жданов честно попытался вспомнить, но у него не вышло. Чайник Малиновского опять напомнил о том, что на его коленях могла бы лежать сейчас другая голова, поизящнее и поприятнее. Могла бы или...?
- Я не помню – смял, порвал, растворил в «царской водке» и выпил.
- Это очень плохо, потому что если Катя случайно нашла ее и прочитала...
Кусок шоколада выпал из Ждановского рта на Романский не в римском смысле нос, и Андрей, размазывая коричневую сладость по лицу друга, попытался ухватить скользкий обломок пальцами.
В этот момент хлопнула дверь.
- Андрей, - Кира замерла перед живым доказательством своей правоты, - я подумала, что должна вернуть тебе ключи.
Дверь снова хлопнула. На этот раз звук был отчетливо безвозвратным.

- Она нас убьёт, - закричал Роман, вскакивая и убегая в ванну смывать боевую раскраску Шоколадного Джо. – И знаешь, как это будет? «Легким движением руки придурки превращаются... превращаются... превращаются... в элегантные трупы!»
- Неа, - сказал шоколадно-эйфоричный, но почему-то все равно не слишком сообразительный Жданов. – Она нас благословила. Можешь быть спок.
- Я буду спок только в том случае, если получу доказательства, что Катя инструкцию не видела, что компанию она нам по прежнему собирается вернуть, что она продолжает плавиться от любви к тебе, хоть и выйдет замуж за этого Зорькина, и ко мне она... как минимум лояльна. Вот когда я буду спок! Совершенно Бенджамин!
- А при чем тут Катя? Я про Киру. Она бросила меня, - с трудом пряча ликование за трагичным выражением морды лица, пожаловался Жданов. – Сказала: ну и оставайся со своим Малиновским! И держи его за руку, сколько влезет! И голос мой на совете засунь себе в... пусть в самые интимные моменты жизни он будет напоминать тебе о моем благородстве!
- Жуть какая, - буквально представил себе это Роман. - И как это надо понимать?
- Птица-говорун не отличается умом и сообразительностью! – Жданов вскочил с дивана и сделал фирменное Антипенское па: полный оборот вокруг собственной оси, в конце движения поднятые вверх руки с резким выбрасыванием пальцев (поклонницы визжат и выхватывают друг у друга фаланги). – Она считает, что я гомик, поэтому ей не нужен такой гномик. Ясно тебе, Малиновский?
- Подожди, подожди... Значит, она считает гномиком и меня?
- Да какая разница, Малиновский!!! Теперь я могу открыто ухаживать за Катей, и мне ничего за это не будет! Я могу куда хочешь с ней поехать, могу позвать ее к себе домой, могу жениться на ней! Хоть завтра!
- Это поразительное в своей самоотверженности решение, Жданов, только отчасти решает наши проблемы. Вдова, пишут психологи, а тем более молодая, еще более привлекательна для большинства мужчин, чем просто свободная незамужняя женщина. Давай вернемся к инструкции: напряги свой шоколадный крем и скажи мне, могла ли Катя узнать об инструкции?
- Ну, Катя никогда не лазила при мне по мусорным корзинкам. Может, уборщицы?
- Я займусь уборщицами. А ты, когда будешь говорить с Катей, обрати внимание на… на все! Может, она обижена? Может, намекает? Может прямые цитаты проскакивают?
- Я не помню подробностей, Малиновский. Помню – гадость. И потому прямых цитат – не узнАю! Тоже мне, «Мцыри». Но если бы она прочитала... это было бы убийственно.
- А я тебе про что толкую уже битый час?!


И снится Андрей Палычу сон. (Избито, но что делать, если снится, если он Палыч, и если Чернышевский первый успел?)
Снежная равнина. Шквалистый ветер сшибает с ног, лыжи, подбитые шкурой выдры, с трудом скользят по сырому снегу. Андрей то и дело оглядывается на сани, которые привязаны к ремням на его спине – не потерялась ли поклажа? Там, в меховом коконе, дремлет Катя. Он должен дойти с ней до Северного полюса и уже на полюсе поцеловать. Эта мысль так горяча, что лыжи накаляются и проваливаются в снег еще сильнее, поэтому он старается не думать о поцелуе. Сколько еще идти? За метелью не видно указателей, навигация здесь как на развязках МКАД, но он точно знает, что идет в верном направлении, нужно просто двигаться вперед, не сдаваться. Вечереет. Он идет. Снежные барханы из белых становятся нежно розовыми, потом синими. Он идет. Вдруг голубые холмы зашевелились и начали подниматься: мохнатые заячьи туши заслоняют собой горизонт. Зайцы цепью надвигаются на Жданова, он закрывает голову руками и приседает. Но ничего не происходит: цепь проходит сквозь него, как мираж. Ушли! Он снова двигается вперед, и вот уже виден большой прут, торчащий из снега – ось, на которую насажена шарообразная тушка Земли. Жданов подвигает к себе сани, откидывает защитное покрывало и... вместо Катиных алых губок почти целует зубастую пасть огромного белого песца. С неба доносится громовой хохот. Жданов поднимает глаза и в разноцветных волнах северного сияния видит трансляцию торжественного бракосочетания Кати и Зайца. На Кате нет ничего, кроме изумрудов, и от этого она еще более прекрасна и трогательна, чем всегда. Заяц тоже принарядился – он в серьгах, которые украшают отнюдь не уши, а то, что Заяц, да и Жданов, чего уж лукавить, считают главным его достоинством. Андрей падает без сил в снег, и когтистая лапа ложится ему на плечо: «Зато Кира нас благословила». «Горько! Горько!» – разносится по снежной долине. Заяц, сверкнув железной пастью, вминает в себя хрупкую, беззащитно-нагую фигурку Кати так, что из недр голубого меха остается торчать только поникшая кисть ее руки. «Расстегните мне молнию, пожалуйста, а то у меня все лапы заняты», - обращается Заяц к Андрею прямо с небесного экрана, и два огромных изумруда летят на Жданова зелеными огненными метеоритами, от которых невозможно увернуться: он по пояс в подтаявшем рыхлом снегу.
- Ааааа! – отмахивается от изумрудов Жданов.
- Ааааа! – хватается за глаз Малиновский, – Вы с Пушкаревой сведете-таки меня в могилу!


- Шура, ну что это? Какой-то дневник погодных наблюдений! – расстроенно отодвигает от себя тетрадку Амура. – Восход во столько-то, заход во столько-то! Вчера небо хмурилось, позавчера вообще прошла гроза, сегодня солнышко нам улыбнулось. Солнышко, блин!
- А как надо-то? – Шурочка бережно закрывает тетрадочку. Пусть календарь погоды, но это ж она писала, да еще с мыслями о нем.
- Нужен дневник безнадежно и тайно влюбленной женщины! Вывернутая наизнанку душа! Сердечная морзянка, переведенная в слова! Чернила – слезы пополам с кровью! Чтобы до чертиков пробрало самого черта!
- Я так не смогу! – вертит головой Шурочка.
- Если не ты, то кто же? – уговаривает ее Маша. – Я б попыталась, но у меня получится дневник сексуально-озабоченной. А тут чувства нужны, страстные, но приличные. А мне всегда вместо «задолбалась» хочется написать «зае...».
- «Зае..» - значительно точнее отражает смысл происходящего, более энергетически насыщенно и эмоционально окрашено, - говорит Света.
- Но Катя б никогда так не написала, даже в своем дневнике. И даже не подумала б! – говорит Танюша.
Вздох был опять насколько глубоким, настолько и единодушным.
- И никаких общих фраз. Каждое слово должно попадать точно в цель.
- Я не писатель! Я не умею! – Шурочка пытается запихнуть тетрадку в сумку и уйти, но ее хватают за руки.
- Все просто: никто не писатель. В людях все время что-то накапливается - хорошее и плохое. И если этому всему не давать выхода, человек сойдет с ума, его разорвет! Поэтому, кто-то танцует, кто-то орет на детей, кто-то пинает собаку, кто-то тискает кота, кто-то устраивает склоку в магазине, а кто-то подпевает во весь голос уличным музыкантам, кто-то рисует, сажает цветы, кто-то читает любимые сказки и плачет над ними, кто-то пишет... дневники, дурацкие письма, плохие стихи и еще кучу всякой ерунды. Не верится, что в тебе не скопилось того, что может вылиться признанием. Пиши не для нас и не для него, останься наедине с бумагой! Посмотри на ее жаждущую твоих слов белизну! Это объятия, Шура, это любовная постель! Никто не выслушает тебя так, как этот лист в клеточку. Напиши о своих мечтах, желаниях, безнадежности! Так, будто кроме бумаги это никто и никогда не увидит. Смело и честно. Это самое страшное – сказать чистую правду про то, что у тебя кипит внутри. Но именно она – самое ценное. Не подбирая слов, а как есть... коряво, безыскусно, по-детски. Попробуй, Шурочка! Не может быть, чтобы тебе нечего было сказать.
Девочки притихли, осмысливая горячую речь подруги.
- Ладно, я попробую. Честно.
- И... если не получится, ничего страшного. Мы придумаем что-нибудь еще. Просто, таким образом ты могла бы попробовать избавиться от своей патологической привязанности. Говорят, это работает. Иногда.

- Катенька, - он без предосторожностей влетает в каморку беззаботным стрижом, - Катя! – выдвигает стул, поворачивает ее к себе, садится перед ней на корточки. – У меня для вас есть... – вкладывает в ее ладонь что-то тяжелое, прохладное, тут же смыкает маленькие пальчики, хочет коснуться их губами, но Катя выдергивает руку, раскрывает ее.
- Ключи? Вы хотите, чтобы я работала по ночам? Сторожем на производстве? – снова поворачивается лицом к монитору, ключи ложатся на жесткую поверхность стола, обиженно брякнув.
Андрей не обращает внимания на Катин сарказм, он слишком счастлив. Снова поворот стула к себе:
- Это ключи от моей квартиры. Я хочу, чтобы они были у вас тоже.
- Хорошо, положу их к паспорту. А от Северного полюса?
Жданову тут же вспоминается сон. Настроение портится. Ему хочется сразу двух вещей: узнать наверняка, спит ли Катя со своим женихом, и сделать то, что делал во сне с Катей Заяц – загробастать ее в охапку и... прямо здесь и сейчас. Катина ладошка снова в ловушке его руки. Ему удается коснуться губами кончиков пальцев. В планах: провести поцелуйную магистраль по всей длине руки к плечу, сделать остановку за ушком, спуститься в ложбинку, столь привлекательно открытую глубоким V-образным вырезом. В глазах потемнело от желания, но проект положили под сукно. Неужели ей противны его поцелуи? Почему на лице... мука?
Кате удается освободиться, и она опять глядит на светящуюся экселевскую страничку.
Андрей выдвигает стул из-за стола и раскручивает Катю на нем – вжих, вжих! Когда она чуть-чуть теряет ориентацию, резко останавливает и хватает ее. Катя мгновенно склубочивается, превращается в сосредоточие локтей, лбов, острых плечиков, коленок. Что там… как Заяц, размечтался! Даже до ротика дотянуться не смог. Жданов аккуратно снимает с груди не раскрывшийся запасной парашют.
- Катя… я вам противен.
- Нет.
- Скажите правду.
- Я всегда вам говорю правду.
- Но вы не хотите, чтобы я вас целовал
- Нет.
- Значит, вы больше не любите меня, Катя?
- Нет.
- Любите? Но не хотите, чтобы целовал?
- Да! – кричит Катя и пытается убежать. Но он ловит ее, это у него все же хорошо всегда получалось, надо признать.
- Значит, я вам противен?
- Нет! Нет! Нет! Все наоборот!
- Наоборот? Наоборот – это… ты мне не противна… Да! Мягко говоря, не противна, Катя! Так в чем смысл? Это все общие фразы! Скажите же мне все, как есть! – он трясет ее, пытается хоть в глазах разглядеть ответ на свой вопрос. Какой кстати?
Дверь каморки раскрывается (давно нужно было сделать крючок с внутренней стороны, сам дурачок) и на пороге оказывается Милко. Жданов тут же выпускает Катю, и она бежит прямо в объятия к этому бывшему Катененавистнику, утыкается зареванным лицом ему в грудь. И он ведь тут же ласково обнимает ее голову! Что происходит вообще?
- Этот мужлан обидел тебя, дитя мое? – Милко вытаскивает Пушкареву на свет, поднимает вверх ее лицо, снимает очки, вытирает тыльной стороной руки слезы. – Пойдем ко мне, у меня есть для тебя подарок. Только ты сможешь понять, насколько он хорош.
Уходя, Милко оборачивается:
- Думаю, что тебе было не до моих эскизов? И ладно, выброси, у меня все равно новые. Вдохновение! Меня просто разрывает от идей!

Дверь закрылась, Жданов дошел до графина с водой, отхлебнул. Вчерашние шоколадные дрожжи тут же забродили в его насыщенном этим волшебным во всех отношениях веществом организме.
- У Милко новая муза? Вот, к чему был сон! – сказал вслух Андрей, а потому со всей ужасной ясностью осознал. – Я ей стал противен, потому что Катя сменила ориентацию! Чертов, чертов Заяц! – кувшин летит в дверь, которая в этот момент открывается.
Малиновский не пострадал только потому, что теперь он всегда начеку в тех местах, где в любой момент можно столкнуться лицом к лицу с Пушкаревой.
- Андрей, уборщицы чисты! – совсем не удивился летающим кувшинам Роман, но подумал, что каска и ракушка для защиты паха лишними в его рабочей экипировке не будут.
- Естественно, они ж из хлорки не вылезают, - попытался сделать вид Жданов, что он не он, и кувшин не его.
- Я не про то! Я про инструкцию.
- А! Так быстро?
- Экспресс-диагностика. Но вот знаешь, что я тут подумал… А вот если кто-то из близких Кате дам?
Андрей наматывал круги вокруг стола, чтобы сжечь излишки адреналина.
- Не похоже.
- Я тоже думаю, что они не знают. Твои аргументы каковы?
- Да если б они узнали! Они б смотрели на нас с ненавистью за весь женский род, с концентрированной укоризной, подкалывали бы, поджимали губки и все такое.
- Точно! Устроили бы плач Ярославны у Кати в каморке, проткнули бы мое кресло осиновым колом, чеснока бы понавешали во всех углах.
- А главное не это. Они б не смогли смолчать, сказали бы Кате. Какой ужас!
- И то, что мы до сих пор живые, а барышни не проявляют к нам никакого особого интереса, а занимаются сугубо своими девчачьими делами…
- Говорит о том, что инструкция твоя, Малиновский, отправилась точно по адресу: на городскую свалку!
- Никогда не думал, что буду так рад столь несправедливой оценке моего творчества.
- Чтоб тебя творческий кризис посетил!
- Ты с ума сошел? А о человечестве подумал?
- Мне есть, о чем подумать.
- Говори.
- Например, отвлеченный философский вопрос: в каких случаях женщина не хочет целоваться с тем, кого говорит, что любит?
- А ты сегодня зубы чистил?


10. Первую часть плана по укрощению нашего монстра ты уже выполнил, за что тебе от лица трудового коллектива огромное спасибо.

Очередное заседание Женсовета проходило в Андреевском обеденном зале московского кремля кафе «Ромашка». Хотели пригласить для запечатления этого торжественного момента кого-нибудь вроде Репина, но вроде и за оставшуюся от прочих расходов сумму не нашли. А компромиссов в этом деле быть не должно: либо уж шедевр, либо пусть потомки потом кусают друг другу локти, что не обеспечили предкам возможностей для достойного вхождения если не в Историю, то хотя бы в собрание Государственной Третьяковской галереи.
Да и хорошо, что не нашли! Опять вся тушь, даже очень водостойкая, буквально профессиональная - для синхронисток-плавальщиц, водолазов и самок тюленей, - стекала черными ручьями по щекам всех оттенков розового. Читали Шурочкин дневник.
- Конечно, это надо отредактировать, - сказала Амура, зацепившись глазами за пару неизвестных ей аббревиатур, - Скорректировать цвет волос, сплетающихся в твоих мечтах с его, рост опять же соизмерить, удалить все непонятки, сленг, непрофессиональные термины, профессиональные термины, архаизмы, жаргонизмы, индивидуализмы, по которым тебя можно будет вычислить в два счета. Но все остальное – это ж ... это ж... Аааа!
- Шедевр! – выдала, всхлипнув, Маша.
- Ты талантище, Шурочка!
- Гений!
- Одно слово – автор! Нет, Автор – с большой буквы!
Девочки добры и щедры, эмоциональны и благодарны, снисходительны и милосердны, полны чувств и сочувствия. Не то что эти сухари: «Неплохо написано, но не Пушкин!», у которых на первом месте... А что у них на первом месте? Интересы желудка? Уязвленное самолюбие? Сомнительная логика? Душевная лень? Вялые амбиции? Лучше автор не будет продолжать. Он не мужененавистник и не феминистка, и все время влюбляется в мужчин, но женщин уважает и ценит несравнимо больше.
- Итак, переходим ко второй части плана, заключительной, добивательной, я бы так сказала. Первая, по-моему, удалась! Только Катюшино преображение чего стоит!
- Да, Катька-то... Я сама от нее глаз оторвать не могу! – искренне порадовалась Танюша. – Интересно, а Андрей Палыч с Роман Дмитричем что думают?
- Интересно, ага. Вскрытие покажет. По-моему, Жданов обалдевает от Катьки. Он или не может, или не пытается скрыть ошалелости, это ж видно невооруженным глазом! А как он дергается каждый раз, когда ей цветы присылают! Ощущение, что он ее под стеклянный колпак готов усадить, лишь бы никто не увидел и не увел столь прекрасного специалиста.
- Ага, он бы на нее картоночку повесил: «руками не трогать, собственность «Зималетто».
- В гроб хрустальный уложить он бы ее хотел, это вернее, - сказала Амура. – Но задергался, задергался наш Андрей Палыч, и так осторожненько теперь с ней: «Екатерина Валерьевна», - Амура смогла передать нужные вибрации, - будто боится…
- Конечно боится, «Зорькин»-то – не дает расслабиться.
- А Роман Дмитрич? Я еле сдерживаюсь каждый раз, чтобы не прыснуть, когда он подпрыгивает, если Катя оказывается рядом! – Маша вспоминает и смеется.
- Да они оба! Раньше ходили тут уверенной поступью царей природы, а теперь вдруг оказались в середине пищевой цепочки, – смеялась Света.
Все на нее посмотрели удивленно.
- Это я вчера со своими уроки делала, - она махнула рукой. – Литературу и биологию.
- Может, хватит уже? Припугнули и ладно? – не сдается Шурочка. – Не надо... дальше?
- Надо, Шуруп, надо! Да и что изменилось? Напряглись они, занервничали... и все.
- А чего мы хотим? Чего хотим добиться? Ведь Кате уже ничем не поможешь! Даже если б мы могли заставить их раскаяться и попросить у нее прощения – оно ей надо? Ей нужно то, чего никто ей не может дать, тем более – мы.
- А мне кажется, что все же лучше, если не как со мной – пережевали и выплюнули, - никогда не забудет обиды Машка, - а по-человечески если, так пусть лучше поздно, чем никогда! Попросить прощения у Кати за то, что они ею, как игрушкой играли – ей бы могло стать легче. У игрушек не просят прощения, у человека – да.
- Чтобы они поняли это, им нужно оказаться на ее месте, потерять все, что было дорого и потерять именно так – не волею судьбы, а по чьей-то – человеческой - воле! Вот что будет наглядненько! И то, не факт, что это сработает, может им вообще не дано понять. Несколько шансов на сотню, что раскаются.
- Ох, девочки! Опасная это игра! Как бы нам потом раскаиваться не пришлось! - это голос Ольги Вячеславовны.
В дверях «Ромашки» появилась Катя. Как принцесса из второй серии «Обыкновенного чуда», ожидающая прихода Смерти, как дочь царя, которой суждено по статусу и красоте быть отданной в жертву чудищу – бледна, тиха и молчалива, и прелесть как хороша.
- Девочки, вы не беспокойтесь. Коля оформил все документы, он теперь может действовать от моего имени и... если что, передать права кому-то из акционеров. С «Зималетто» все будет хорошо. Свет, а можно мне в сейф в бухгалтерии положить ключи от Андрей Палычевой квартиры? А то... помните с компом? Любой может зайти и взять. Пропадет что – я ж с ума сойду, он и так мне не верит.
- Ключи? – дамочки удивленно переглянулись. – А зачем он дал тебе ключи от своей квартиры?
- Сказал, что хочет, чтобы они были у меня, - слегка дернулись плечики Кати. – Может, тоже какая-то ловушка? Или... если я не захочу возвращать им компанию, будут меня шантажировать какой-нибудь кражей? – Катя посмотрела слегка безумным взглядом на подруг. – Может же так быть? А если в сейфе - надежнее. Не хочет забрать обратно, упирается. И я не хочу… Ничего не хочу, девочки!
- Совсем-совсем? – обняла Пушкареву Маша.
- «Я б хотел забыться и уснуть», - улыбнулась благодарно Катя. – Но не получается. Уснуть, а проснуться - и будто бы не было со мной ничего этого.
«Даже любви?» - хотела спросить Шурочка, но не стала.

Когда Катя пошла на свое рабочее место после возвращения из «Ромашки», девочки переглянулись.
- Хорошо, Амура. Продолжаем нашу «Педагогическую поэму». Не могу видеть, что они с Катериной сделали, - Уютова революционным шагом не старой еще комсомолки направилась к себе.
- Вот и славно, - брякнула браслетами Амура, - начинацию «Шаровая молния» операю! Шура, ты вечером – со мной.
Случайным или не случайным было совпадение в названии операций двух групп, все равно особое подразделение Армии обороны Израиля и в подметки женсовету не годится! Будем надеяться, что нашим женщинам удастся избежать даже минимальных человеческих жертв.

Следующие несколько дней могли показаться спокойными непосвященному зрителю, но не нам, присутствующим одновременно в каждом уголке офиса Зималетто и способным пересчитать Ждановские ресницы и заусенцы на среднем пальце Малиновского.

Кира гордо ходит на работу, борясь с желанием рассказать Вике о своих новостях, потому что еще не придумала достойную формулировку, объясняющую прессе разрыв со Ждановым. Сашка уже в восторге, родители аккуратно подготовлены к страшной вести: «наши с Андреем взгляды на брак не совпали, как и на половые взаимоотношения между людьми». Пусть Андрей сам им рассказывает об изменении своего сексуального курса, оно ей надо?

Роман находится в состоянии пристального наблюдения за всем и вся, все чаще обостряется его странное недомогание: то он страдает почечуем, то завалами или расстройством, то случится с ним «ресъ», то вообще ему "мало можется". Чаще всего эти эпизоды совпадают со встречами с Екатериной наедине или при свидетелях, от которых, впрочем, если что – толку будет мало, ведь никто не способен увидеть смертельную энергию. Особенно плохо сделалось Малиновскому после того, как жестокосердный и жестоковыйный («выя» – шея, не путать с «вымя» – грудь) Андрей отправил друга одного в каморку к Кате, выяснять, когда будет готов отчет. После непродолжительной и безрезультатной беседы Роман Дмитрич чувствовал себя простреленным сразу в нескольких местах и буквально ощущал, как жизнь вытекает из незримых зияющих дыр. Женсовет не вызывал никаких подозрений: встречают радостно, провожают с энтузиазмом, чморят Вику, помыкают Федором, отлынивают от должностных обязанностей, верещат от восторга, когда Зорькин делает очередной красивый жениховский жест: не надоело?

Катя, как послушная девочка, выполняет указания коллектива и старших по званию: жует утром мамины сырники, надевает Милкины наряды, с которыми быстро смирился Валерий Сергеевич, как только ему было доложено, что это дресс-код, то бишь комплект служебной униформы. Пушкарева наша Катя методично делает все, что входит в официальные и неофициальные должностные обязанности, виртуозно уклоняется от попыток Жданова поговорить, обнять, поцеловать – это тоже указание сверху, из черепа, в чем ей очень помогают Милко и девочки, у которых рабочая активность на небывалой высоте, они то и дело врываются в кабинет президента для выяснения самых насущных вопросов и всегда не вовремя или вовремя, с чьей стороны смотреть. Вечером за Катей заезжает то Зорькин, то папа, то она уходит, окруженная плотной толпой подруг, как Берлинской стеной. И никому невдомек, что встроенный в Катю таймер уже начал обратный отсчет: есть предел у любого, даже самого ангельского терпения.

А Жданов... Жданов уже слетает с катушек, просто это не так заметно, у него образ такой – внезапного и противоречивого, все привыкли, что он орет, вращает очами, машет руками, хлопает дверями и ищет Катю. Всегда ищет Катю. По делу, естественно. И уже не радует его свалившаяся внезапно на него свобода – Андрей даже сообщить о ней никому не хочет – зачем, если он сообщил Кате и сказал, что теперь им ничто не мешает быть вместе, что после совета... , а она лишь еще больше потускнела и спросила: «Неужели вас действительно так Зорькин напугал? Значит, мне вы никогда не верили». И все эти разговоры с ней – как детская юла: по кругу, по кругу – одни и те же слова – препятствия, и он как лошадка прыгает и прыгает через них, но ведь финиша нет и не будет, пока игрушка не сломается совсем. А еще ему кажется, что он бьется огромной мухой в стекло, за которым Катя – так близко и недосягаемо, и ни пробить стекла, ни разбиться об него – невозможно. Слишком легок он, невесом. Вроде взрослый человек, состоятельный мужчина, президент и прочая, и прочая, и прочая, а – пустышка. Все в нем держится на одной последней не лопнувшей струне: совет, дожить до совета, пережить его, чтобы скинуть на время с себя эту проблему, и уже вплотную заняться Катей. Но что-то подсказывает ему, что его поезд уже ушел. И, главное, совершенно непонятно, из-за чего, что случилось вдруг и что нужно делать. И это непонимание происходящего в совокупности с невозможностью действовать, невозможностью осуществить даже самое простое, но очень насущное желание – просто целовать Катю, сводит с ума. Если бы кто-то смог влезть в голову Жданову, он бы удивился его живучести, ведь лишение человека витальных потребностей неминуемо приводит к смерти. Кто бы мог подумать, что поцелуйная (конкретно Пушкаревско-поцелуйная) депривация окажется не просто мучительной, а опасной для жизни?
Ах, это мы все тут размышляем, а Жданов уже давно в состоянии свободного падения и каждую минуту ждет удара о землю или резкого рывка строп раскрывшегося купола. Он еще верит в такую возможность. Потому что Катя пока здесь, рядом.
В общем, картинка такая: тревожная тишина, насыщенная разнообразными энергиями - ЖАП, ци и прочими, которым буквы, слоги и аббревиатуры еще не присвоены.


То утро было ясным и по-весеннему морозным. Малиновский энергично вошел в приемную перед своим кабинетом и...
Шура и Амура вздрогнули в ответ на его приветствие, а с их лиц не сразу сполз испуг, нехотя уступивший место неестественно приветливым и радостным улыбкам. Что они там такое читают? Выражение лиц секретарей напомнило Малиновскому сценку из юности: они с товарищем по пионерлагерю подсунули в палату девчонкам порнографический журнал и наблюдали за ними в щелочку в стене. Это было не менее любопытно, чем рассматривать сами фотографии, что по уровню интересности в те годы для них превосходило все остальное. И вот, когда мальчишки неожиданно заглянули в палату к девчонкам, у тех были точно такие же лица: возбужденно-виновато-испуганные.
Малиновский сделал вид, что ничего не заметил, вошел в свой кабинет, а потом высунулся из-за двери снова:
- Леди, а вы случайно не знаете, вокруг кого это там увивается Вика? Что за видный мэн с букетом?
Дамочки переглянулись, поняли по глазам друг друга, что что-то интересное прямо сейчас проходит мимо них, подскочили и наперегонки бросились вон.
- Сейчас узнаем, Роман Дмитрич!
- Давайте! Только мне нужна полная и максимально точная информация!
Так, прикрытая документами тетрадочка, довольно замусоленная (дневник, изготовленный аккуратными девочками за два вечера, на третий был отдан поиграть Машиному сыну, поэтому теперь он выглядел как повидавший виды, что и требовалось для достоверности). Оставили! Повезло! (Везение это или невезение – покажет время. Время, вперед!).

«Я не верила, что у меня получится скрыть это от всех. Особенно от него, ведь иногда кажется, что именно он и только он среди всего этого зоопарка – человек, способный увидеть, понять, почувствовать. Как приятно и как больно было подыгрывать ему в его «проверках» - кого? Конечно, тебя, мое зеленоглазое божество.
Хочешь? Ты хочешь, чтобы я обманула тебя? Хочешь, чтобы это был АП? Пожалуйста, для тебя – все!»


Малиновский несколько раз перечитал эти строчки и уставился в стену. Как шныряла мысль по кривым извилинам в его черепушке, нам увидеть не дано, но скорость у нее была приличная, и с приёмистостью тоже все в порядке. Перевернул страницу:

«Как скучны все люди со своими правилами и моралью! И даже те, кто свободны вроде бы от условностей, все рано зажаты в собственных рамках дозволенного. И кажется, только ты один способен быть совершенно свободным… Как бы мне хотелось пойти с тобой и за тобой, пусть на погибель, но узнать, ощутить, увидеть это – безграничность желаний и их осуществление. Любой ценой. Но разве ты когда-нибудь глянешь в мою сторону? Мужчина с пьянящим именем?»

Позвонил Урядову, попросил в срочном порядке собрать в отделе кадров весь женсовет для очередного напоминания, что курение вредит не только здоровью, но и рабочему процессу, что это не только не модно, но и некрасиво. Велел взять с каждой расписку о том, что дамы прослушали предостережение. Урядов не стал спорить и удивляться: почему бы ему не провести полчаса, а то и больше в приятном женском обществе, тем более, если это угодно начальству.
Поставил за углом на проходе стул, на него водрузил пустые ведра из хоз-шкафчика и швабры – шлагбаумами во все стороны, встал у стола так, чтобы можно было вернуть тетрадку на место, под документы, одним движением.

«Ты играешь со мной? Я согласна быть твоей забавой. Пусть ты будешь счастлив от того, что прав в своих догадках – как горько, что совсем неверных! Я готова принести в жертву свое тело твоей идее, отдаться другому, чтобы лелеять в душе радость, мой режиссер: твой спектакль удался на славу, твои марионетки дрыгаются на ниточках, как живые. И пусть целуя одни губы, я думаю о других – главное, что ты свободен от моей привязанности. Это самое главное – не стать отягчающим твою легкую жизнь фактором, я могу переносить насмешку от тебя, но не жалость».

У Малиновского на лбу появилась нездоровая испарина, а сердце отбивало рваный джазовый ритм: «Она знала об их затее? И подыгрывала? Зачем?»

«Я завидую АП – он располагает тобой, как своей собственностью. Ты появляешься рядом с ним, как факир из волшебного кувшина – и бури стихают, подчиняясь тебе, твоей улыбке. Цвет твоих волос – мечта о лете, о стоге сена, в который мне никогда не упасть с тобой, никогда не обнять тебя, оплетя руками и ногами, обжигая нежностью своего истомившегося по тебе нутра. Моим длинным пальцам никогда не узнать, каковы они на ощупь: твои волосы, твои мышцы, твоя кожа и отросшая щетина на щеках. Но я готова пить ушами твой голос и глазами – твой образ, ах, только бы никто ничего не заметил! Мне кажется, что мое отчаяние и безнадежность так и льются из моих глаз и сшибают тебя с ног. Как удержать в себе эту черную адскую страсть? Если ты дьявол, забери меня в преисподнюю!»

Он листал страницы и каждая строчка притягивала, но время неумолимо летело, поэтому Роман решил обратиться к концу записей:

«Я никогда бы не сделала плохо твоему Андрею и его «Зималетто», потому что от этого же зависит и твое счастье? Пусть они меня уговаривают, пусть соблазняют, пусть толкают на примитивную и низкую махинацию… Что деньги? Власть? Разве я могу купить этим твою благосклонность, дружбу? Что могут знать эти мужчины о любви? Да, мне трудно терпеть прикосновения и ласки АП, но я соберусь с духом, прости меня, мой кукольник! Если бы у меня была хоть капля надежды… За одну ночь с тобой я отдала бы все! Воспоминание о ней защитило бы меня от любых соблазнов и горестей навсегда. Но ты все дальше от меня и мои силы тают. Зачем они все крутятся около меня, если я почти мертва: ты так редко являешься теперь, и я не слышу твоего голоса…»

На полях дневника там и тут, среди каких-то странных пятен всевозможных оттенков, красовались сплетенные в диком шрифтовом экстазе буквы «П» и «М», а иногда «К» и «Р».

Роман с трудом оторвался от пышущей жаром страсти тетрадки, когда раздался грохот падающих ведер и удивленное бормотание секретарей. Он быстро спрятал дневник под документы, страшно сожалея, что его нельзя забрать с собой, что не все признания им прочитаны и перечитаны. Он чувствовал себя слегка оглушенным. Тронутым. Польщенным. Гордым собой и счастливым немножко. Нет, очень счастливым! Огромная тяжесть упала с плеч: его здоровью и жизни ничто не угрожает! Он дважды, дуралей, ошибся! И как глобально, доморощенный психолог, бл...! Чуть сам себе не навредил самовнушением, идиот. Он же совершенно здоров! Он так горячо любим, что им теперь вообще нечего бояться! Все прекрасно! Здорово! Отлично!
И Романа вовсе не смутили «длинные пальцы» писавшей и ее почерк, потому что электронные документы лишают авторов фанфиков и их действующих лиц столь милых сердцу прошлых поколений подозрений, связанных с написанием хвостика буквы «в» в фамилии «Малиновский».

А сомнения и настороженность, относительно того, что Катюшкины подружки теперь станут призадумываться насчет ее любовных признаний, и, что важнее - кто-то там крутится вокруг Кати и уговаривает ее на что-то нежелательное, что ее силы изображать любовь к Андрею иссякают – еще бы, при такой страсти к нему! – они придут позже, а пока все внутренности Малиновского вибрировали от какой-то необыкновенной наполненности. Вот чем?


11. Ночь с Пушкаревой – это самое трудное, но ты уж постарайся. С другой стороны говорят, что страшилки любят, как в последний раз.

- Танечка, - Жданов гостеприимно махнул рукой в сторону своего накрытого стола: два стаканария, заграничная бутыль со слегка обозначенной талией, серебряные газыри «Вдохновения», - я давно хотел с вами поговорить, буль-буль-буль.
Танюша напряглась. От угощения, особенного жидкой его части, отказываться не хотелось, но и наболтать лишнего под действием дармовых, а оттого особенно мстительных градусов – было легко. Бежать пить растительное масло уже поздно: и почему начальник никогда не предупредит заранее о своих намерениях? Она б могла и закуску получше подогнать. А то шоколадом закусывать виски! Да еще этот: с таким приятным торфяным послевкусием – фууу, только портить приятные ощущения. Ладно, справимся без закуси!
- Да, Андрей Палыч, я вас слушаю.
- Скажите-ка мне, Татьяна, вы, человек чуткий и внимательный, как объясняете себе и своим подругам резкие изменения в настроении и поведении некоторых наших сотрудников? Вот, Екатерины Валерьевны, например?
- Вы про смену ее пищевых предпочтений? Я тоже заметила, да. Раньше Катя всегда выбирала салат «Витаминный», брала его изо дня в день, изо дня в день, я даже удивлялась, как не надоест, а теперь почему-то переключилась на мраморную говядину под соусом из этих, вонючих... трюфелей. И ладно, если б съедала, а то поковыряет и бросит. Запах что ли нравится... Я даже подумала, не беременна ли она, дзынь-дзынь.
Танюша выпила много, Андрей тоже глотнул.
- Беременна? – виски потекли не в то горло огненной дорожкой, которая грозила раз и навсегда избавить Жданова от житейских мук посредством спазма дыхания.
- Нет! Точно нет, Андрей Палыч! – Таня обошла стол и энергично стучала Жданова по спине, проталкивая горячие капли все ниже в трахею. – Мы с девчонками проследили. Ну, проследили, вы понимаете?
Слезы, выступившие на глазах Андрея, жгли, как будто они и сами были крепостью в сорок градусов.
- Понимаю, Таня. Но раз вы подумали об этом, значит, она могла быть...?
- Ну почему – нет? Молодая, здоровая, при женихе. Есть у Кати, конечно, старорежимные странности. Но и Коля – не лыком шит! Так изобретательно и настойчиво ухаживает! Вот, например, настоял же, чтобы она маскироваться перестала.
- В каком смысле – маскироваться?
- Ну, стала прежней, красоткой. Вы что, не заметили? Кате всегда досаждали ухажеры, как выяснилось. С детских лет. Подруги дулись и дружить не хотели: умная, красивая, веселая – затмевала любую, мальчики из-за нее дрались, страсти всякие вечно... а она девушка серьезная, целеустремленная. Добрая. Как один вылетел из университета из-за своей несчастной любви к ней, так она и решила: чтобы больше проблем не было – маскироваться. Костюмчики, прическа, очки – ну, вы знаете, все тщательно продумала, чтобы уж наверняка и без проблем. И все шло хорошо, спокойно, пока... вот точно не знаем, что произошло, но думаем, и Амура это подтвердила по картам, что Николай ей сказал: чего тебе бояться-то теперь? У тебя есть я! Если кто будет липнуть – только скажи! У него удар только левой, – Танюша протянула пустой стакан, буль-буль, - не помню, сколько килограмм, девчонки говорили. Ну, вот ей и пришлось из тени выйти, чтобы жениха не обижать, да и не позорить. Теперь он ей говорит, будь посовременней, что ты такая честная?
- А... так значит, она маскировалась... и всегда за ней бегали! А честная – это в каком смысле?
- Ну, Андрей Палыч, что вы как маленький!
- Аааа? А! А Катя, действительно, собирается замуж за этого Николая?
- А вы б не собирались, Андрей Палыч? Вот если б вас на руках носил влюбленный, красивый, веселый, богатый, предприимчивый...
- Еще какой предприимчивый!
- А его задницу вы видели? Даже меня, замужнюю женщину, пробирает. Странно было бы, если б она не собиралась за него замуж. Просто это ж Катя. У нее свои правила. Хотя, с тех пор, как она вышла из подполья, выбор-то у нее ого-го! И я не говорю про Роман Дмитрича, который рядом с ней дышать перестает, и про Милко, у которого от Кати шарики за ролики, на этих она даже и смотреть не станет, но сколько других? Все так и крутятся, таки крутятся!
Танюша допила и вторую приличную порцию очень приличного виски.
Глупости про Роман Дмитрича и Милко Жданов пропустил мимо ушей, а вот этот предприимчивый Николай его очень напрягал.
- И... она его любит? Этого, с пудовыми гирями, вместо рук?
- А как его не любить? Он ей, знаете, что сказал, Андрей Палыч? «Ты, Катюха, не вздумай худеть, как все теперь, этой дурью маяться! Ты мне именно такой пышечкой нравишься, ватрушечка моя сладкая! А родишь пятерых парней, еще раздобреешь - я вдвое счастливее стану!» Вот если б вам такое сказали, вы б что, не влюбились бы? Ну, мне идти надо. На посошок?

Два глотка виски не смогли снять тревожности и раздражительности, совсем не бережно разбережденные Танюшиными словами. Крайне беспокоили парни в ассортименте: начиная от школьных Пушкаревских страдальцев, бьющихся за право нести ее портфель на школьных указках, и заканчивая теми, кого она должна родить от Зорькина. Эти нервировали больше всего, вечно орущие и сопливые, испортившие Кате фигуру, оттянувшие своими жадными ртами ей грудь. Значит, его догадки верны: Пушкарева-то... Катя! Только прикидывалась непривлекательной, хотя, надо заметить, не очень-то у нее получилось! Он-то разглядел, разгадал, рассекретил! Ай, да Жданов! Все кругом не видели, а он – увидел! Только что ему от его рентгеновского зрения? Особенно теперь, когда его бронебойный взгляд в качестве умолятельного, убедительного, приказательного и наказательного рычага не работает. Если раньше он мог сказать, перевря Архимеда: дайте мне глаза, в которые я могу посмотреть – и я переверну Землю, то теперь наоборот, каждый раз, когда он смотрел на Пушкареву, земля уходила у него из-под ног.

- Андрей, - Роман плавно втекает в кабинет, излучая что-то непонятное, но мощно позитивное. – Привет! А Катерина у себя?
- Нет. А ты почему спрашиваешь? – отрыжкой с висковым послевкусием всплывают Танины слова.
- Просто поздороваться хотел, - чуть приглушает свечение Малиновский. – Она ж для нас с тобой столько делает, а добрых слов практически не слышит.
Андрей несколько удивлен, и что-то в Романе заставляет его насторожиться.
- Как ты себя чувствуешь? Только ничего не скрывай от меня! Сколько тебе осталось?
- Я? А! Прекрасно! Надеюсь, что лет пятьдесят-шестьдесят у меня есть. Это все было пустое. Напрасные страхи. Бабья болтовня.
- Правда? Ээээ.... А! Так ты сходил на прием к психиатру! Галоперидол, шоковая терапия, купание с дельфинами?
- Нет, зачем? Зачем к психиатру, Андрей, когда источник нашего благополучия, - Роман неопределённо махнул рукой, Андрею показалось, что в сторону каморки, но Малиновский, посмотрев на Жданова, тут же махнул другой рукой, как Василиса Премудрая, и добавил, - в нас самих!
- А, ну если в нас самих, - Андрей был зол сам в себе: что за мания П-преследования? Если уж и Малиновского подозревать, что он имеет что-то к Пушкаревой, то можно смело отправляться в психушку для добровольной сдачи. А чего это Ромка крыльями тут машет, лыбедь?
Лыбедь будто услышал мысли орла:
- Ладно, я полетел! – сказал Роман, дико раздражающий своей беззаботностью (как не зазорно при изнывающем под тяжестью проблем лучшем друге?) и светозарностью (при столь густом мраке в дружеской душе?), - А ты сегодня вечером в аэропорт? За родителями?
- Да, в отсутствии невесты оказался один большой минус: их встретить, кроме меня теперь некому! А я так хотел отвезти Катерину сегодня домой! Сам, чтобы не изводиться, кто ее там везет, какими маршрутами, с какими мыслями, довозит ли до дому вовремя.
- Мммм... Хочешь, это сделаю я? Помогу, я ж верный оруженосец.
- Встретишь родителей? – обрадовался Андрей, как ребенок, которому товарищ предложил сделать реакцию Манту вместо него.
- Нет, отвезу Екатерину домой, чтобы ты не изводился.
Друг предложил спасти друга от куска слишком вкусного торта.
И снова нехороший холодок скользнул змейкой за пазуху Андрею.
- Нет, думаю, что не нужно так напрягаться. Насколько я помню, Екатерина тебе всегда была несколько… неприятна как женщина? – радужки глаз Жданова стали почти горько-шоколадными с искорками карамельных вкраплений, – Да и она от тебя всегда старалась держаться подальше, как чувствовала, а может и слышала что нехорошее... из твоих уст. Ты все только испортишь. Не надо, я что-нибудь... Кого-нибудь... Сам!

Дверь открылась, в кабинет вошла Катя. Как там, в сказках? – еще краше прежнего, хотя иной, взглянув на нее, сказал бы «краше в гроб кладут», но этих иных среди людей слишком мало, чтобы можно было учитывать их мнение. Но Жданов бросил лишь короткий взгляд на свою в принципе ненаглядную помощницу: он смотрел на Романа. И то, что он видел, ему категорически не нравилось!
Когда Андрей остался сидеть в своем кабинете один, задрав ноги на угол стола и откинув голову на спинку кресла, чтобы всем желающем удобнее было рассматривать волосики в его носу, за кадром зазвучала такая песня (музыка М. Дунаевского сперта из любимейшего мюзикла про трех мушкетеров и одного сначала не мушкетера):
- Один… один я… как в трусах карман!
- Мой президент, у Вас есть ваш Роман!
- Есть мой Роман!? Гм… оставьте!

Зималетто, Зималетто, вечно – Зималетто!
Экий вздор! Галиматья!
Жаль не я! Ах, жаль не я!
А зритель догадался:
«Зималетто – это я! Зималетто — это я!
Зималетто – это я! Это — я!»

- Доколь мне ждать отчетный документ?!
- У Вас есть Пушкарева, Президент!
- Есть Пушкарева!? Ах, оставьте!

Зималетто, Зималетто, вечно – Зималетто!
Экий вздор! Галиматья!
Жаль не я! Ах, жаль не я!
А зритель догадался:
«Зималетто – это я! Зималетто — это я!
Зималетто – это я! Это — я!»

Станешь суеверным тут
От дружб и от любвей...
Фатально не везет тебе,
Прекраснейший Андрей!


- Катенька, а давайте я сегодня отпущу вас с работы пораньше и сам отвезу до дому?
- Катенька, а давайте я сам посажу вас в такси?
- Катенька, вы что-то выглядите уставшей, хотите я позвоню вашему папе, и он приедет за вами?
Катенька сказала, что доделает отчет и хочет поехать до дому как все российские служащие на троллейбусе.
- Катенька, давайте я куплю вам троллейбус, чтобы вы, как все российские служащие...

По просьбе Романа верная секретарша Шурочка сообщила, получив самые свежие сведения из самых надежных источников, что Андрей Палыч отбыли в аэропорт за родителями. Через – сколько там шагов? - секунду Малиновский был на подходах к президентскому кабинету.
- Екатерина Валерьевна, кхм, Катенька, а что, Андрей уже ушел? – тучкой небесною вечною странницей влетел Роман в каморку.
- Да, Роман Дмитрич, - Катя подняла на него глаза. В них был живой интерес, перемешанный с удивлением. Или он опять ошибался. – Что вы хотели?
- А, ничего, что было бы настолько важным, чтобы это не могло подождать до завтра. Вы, кстати, Катенька, сногсшибательно выглядите, - сказал искренне и с чувством.
- Спасибо, - сказала Катя и замолчала: что дальше?
Робкая снаружи, смелая внутри? Он не забыл ее мечты о сене.
- Я сегодня вечером абсолютно свободен, и мы могли бы вместе поехать...
Катя наклонила голову, словно не веря тому, что слышит... Это так волновало! Ее скрытый трепет, ее невидимые бурлящие чувства! Ее ожидание чуда! (в перьях)
- Домой, - решил действовать аккуратно Роман, чтобы девушка прямо тут, на рабочем месте, не скончалась от восторга, а то Жданов прилично попадет с разбирательствами и выплатами компенсаций за смерть на производстве.
- Домой? – чуть-чуть удивилась Катя, – К кому?
- А к кому бы вы хотели? – мгновенно среагировал: смешочки, улыбочки. Ой, как не прост Малиновский! – Этим вечером я готов на любые шалости! – переход в безопасный легкий флирт.
- К вам! Хотя, у меня есть ключи и от Андрей Палычевой квартиры, – Катюша бьет, как ей и положено, ракетами.
И не улыбается. Наверное, сама потрясена своей смелостью. Смелостью отчаяния? Как бы в обморок не свалилась от чувств-с.
- Нет, лучше ко мне! Зачем нам Андрей Палыч и его квартира? Андрей Палыч нам не нужен, – божество шутит и проникновенно смотрит своими воспетыми в дневнике глазами.
- Да? А я по наивности думала, что может, есть какое-то правило, что надо в квартире друга…Так, девчачьи фантазии. А консьерж как же? Хотя… он меня и не узнает, наверное. Мне нужно полчаса, чтобы доделать отчет, - по-деловому завершила разговор Катя.
- Замечательно, Катенька. Я буду ждать вас в машине, - пропустив часть ее бормотания мимо ушей и сделав вид, что ни капельки не удивлен таким поворотом событий, просто сказал Роман. А сам два раза свернул не туда по дороге в свой кабинет.


- Клюнул, - сказала Катя одно лишь слово в трубку.
Женский туалет – это вам не туалет. Это штаб группы быстрого реагирования на ЧСсМ, то есть, на чрезвычайную ситуацию с Малиновским.
- Кто ж знал, что он так скоро начнет действовать?
- Я ему помогла, - Катя одна сидит на пуфике, все остальные кружат рядом, движение Ж-частиц хаотичное и разноскоростное.
- У нас же практически все готово! Чего нам его скорости? – Амура настроена решительно.
- У меня дети одни...
- Я Пончику обещала сегодня оладьев напечь...
- Егорка ждет...
- Девочки, давайте вы сами, а? – Света знает, что неправа, поэтому ей стыдно.
- Либо все, либо никто, - удивляет твердостью Уютова.
- Отменяем? – надеется склонить чашу весов в нужную сторону Шурочка.
- Революция, о которой так долго говорили большевики, не свершилась, потому что Пончик ждал оладьев, - сказала Амура. – Ну, что ж... Отменить все проще простого. Давайте только честно признаем, что мы не сделали этого потому, что кишка тонка, что языки длиннее рук и что своя рубаха ближе к телу! Давайте хоть перед собой останемся честными, дорогие бабоньки, может не так тошно будет вспоминать потом о позорном провале группы страхосерей.
Кого больше задел длинный язык, кого – тонкая кишка уязвила, кому-то меньше всего понравилась обычная нательная рубаха, а кого и слово «бабоньки» вдохновило: мобилизация заняла не больше десяти минут.
- Кать, это тебе, - Ольга Вячеславовна протянула Пушкаревой маленький флакончик, в котором лежали поломанные таблетки. – Один осколок, не больше.
- Все, иди! – Амура как обычно дала Кате установку, – Мы ждем твоего звонка.
Катя кивнула и вышла.
- Она всегда одна, это мы стаей, и то чего-то боимся, – посмотрела ей вслед Тропинкина.
- Все, больше Катьку задействовать не будем. В последний раз. Все готовы? Где инвентарь, костюмы, грим?
- Все здесь.
- Как же мне страшно!
- И мне.
- И мне!
- И мне...
Можно было бы продолжить перекличку, но у автора кончились подходящие знаки препинания, а повторяться – не красивишно получится.

- Катенька, - вы голодны? Мы могли бы заехать сначала куда-нибудь поужинать, - Роман удивляется волнению, которое чувствует в разных частях своего здорового (не здоровенного, наш Роман хорошо сложен, гармонично) организма.
- Я голодна и поэтому хотела бы побыстрее попасть к вам домой, - очень серьезно и устало сказала Катя.
Малиновский, если честно, все же немного припухает от Катиного темперамента и напора, хотя он что-то такое смутно помнит из Андреевых рассказов. Тигрица? Это будоражило. Это заводило и интриговало. Вот так сидит, сидит молча – и кааак прыгнет?
За последние полчаса он передумал кучу всяких мыслей. Ему было немножко жаль Андрея: тот, наверное, уже привык, что его обожают и что он свет в окне? И если вдруг все вскроется, Андрею, конечно, будет немного досадно, что он зря прикладывал столько усилий. Но с каким упоением он тогда рассказывал о своей ночи с Катей! «Это было сказочно!» - еще долго потом звучало в ушах Романа, потому что гложило любопытство: а что, что именно-то было сказочным? Да что там вообще может быть сказочным? В их возрасте и при их опыте? Но ведь что-то Жданова потрясло? Пробрало до чертиков. И это при том, что она ж его совсем не любила... Что же это тогда будет за торнадо – с ним? Ах, хотелось, хотелось сказки – зачем врать? Это Андрею он потом скажет, если придется объясняться, что ночь с Катенькой была необходима для гарантированной защиты Зималетто от посягательств коварных Катиных женихов. За Зималетто Жданов ему простит это своеволие. А еще в глубине души (сколько там этой глубины - мнения душных специалистов расходятся, причем кардинально) он был немножко рад превзойти Жданова в этом смысле - выбрали его! Тот и так брюнет, ему что, мало?
- Отлично, я накормлю вас и дома, если вы не испугаетесь моей креативной стряпни, - пошутил Малиновский.
- А есть, чего бояться? Вы же не собираетесь угощать меня нацюцюрниками? – пошутила и Катя.
Малиновский был пристегнут, двери заблокированы, и он крепко держался за руль, только поэтому не выпал из машины. Да, такой впечатлительный! А вы думали, что его вообще ничем нельзя пробить?
Роман очень хотел повернуть голову и посмотреть внимательно на Катю, но хоть Москва – это вам ни разу не Неаполь, не Ереван и даже не Казань – куда нам малокровным-замороченным угнаться за столь автотемпераментными городами, - все же московские водители не могут себе позволить ездить, как в американском кино: рулишь вперед, а смотришь на соседа сбоку или даже на пассажира, что на заднем сидении.
Да и что он смог бы разглядеть на ее лице, кроме некоторой отрешенности, видимо из-за неверия в происходящее и желания скорее оказаться в его квартире?
Роман нажал на газ: не в его правилах мариновать женщин, сгорающих от желания.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:44 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
12. В некотором смысле ты даже герой, потому что спать с такой женщиной, как Пушкарева, нормальный мужчина может только под наркозом.

- У вас же дома есть какие-нибудь алкогольные напитки? – вдруг озаботилась меню предстоящего ужина Пушкарева, - Вино или какая-нибудь настойка? Мне очень нужно... мне нужно будет выпить!
- Конечно, конечно, Катюша, - успокоил ее Малиновский. – И вино и настойка. Все, что захотите. Вы вообще какие напитки предпочитаете?
«Водки бы, - подумала Катя, - сразу пол-литра. С уютно-улетными таблеточками».
- Я предпочитаю чай или валерианку, в зависимости от времени суток. Утром – попытка прийти в себя, вечером – выйти.
- Вы на ночь покидаете тело и отправляетесь блуждать? Каковы ваши излюбленные места прогулок? – как ее расслабить-то, такую напряженную?
- Я всегда иду в одно и то же место, к одному и тому же человеку. Меня преследует одна и та же мечта: спать там... с ним... просто спать и не просыпаться никогда, – улетевшая в своих мечтах куда-то Катя вдруг очнулась и сказала совсем другим тоном, - но для осуществления этой мечты либо он, либо я, либо мы оба должны быть трупами. Иначе никак.
Она безнадежно влюблена! В общем-то, правильно... Но зачем этот трагизм сейчас? Просто спать и не просыпаться – это скучно!
- А вы, Катенька, всегда поражали меня своей смелостью – вы ведь умеете посмеяться над собой! Это не многим дано!
- Ерунда, Роман Дмитрич, никакой смелости для этого не нужно, это сильное преувеличение. И успех вовсе не выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой, - чего не ляпнет поэт ради красного словца? Смеяться над собой совершенно безопасно и, более того, часто обезоруживает других, значит, это как бы двойная защита: чем сильнее и злее ты сам смеешься над своими недостатками, тем меньше ты оставляешь возможностей для других. А вот смеяться над кем-то другим, как можете позволить себе вы, например, вот это настоящая отвага! Здесь нужно быть либо совершенством, чтобы тебе никто не мог отплатить, либо совершенно не бояться возмездия. Вот где смелость! Если это, конечно, не... Не будем об этом!
Роман понял, что есть в этой фразе что-то, что ему было б полезно понять, но не догнал сразу, а разговор нужно было поддерживать.
- Об этом – не будем, будем о другом. Так и все-таки, что бы вы хотели выпить сегодня вечером? – его голос бархатный, умиротворяющий.
- Я не очень разбираюсь, пила-то... – углубилась в воспоминания, загибая пальцы на руках, - но вина почему-то не хочется. И так кисло. Настойку, наверное, покрепче.
- Отлично, у меня как раз есть бутылочка абсента, мне привезли на днях оттуда. – Роман махнул головой в сторону. - 85 градусов, редкий нынче – настоящий, не «кастрированный». Я вам сделаю «Зеленую фею» или «Зеленую ведьму», этот напиток по-разному называют, наверное, в зависимости от обстоятельств распития, - он очаровательно улыбался.
- А почему они обе зеленые?
- Так полынь же, - удивился Малиновский, - абсент – настойка на полыни.
- Да? Не слышала. Тогда ведьму, - выбрала Катя, - кто ж я еще сегодня?
Малиновский чуть не проехал свой поворот, так у него в зобу дыхание сперло: «ведьму» - выбрала тихая Катя, но как сказала-то! Ух! Он бы и от феи не отказался, но ведьма – это еще лучше.
Роман уже в лифте попытался превратить это странное свидание в более привычное – положил Катеньке руку на плечо, намотал игриво локон на палец, но Катя так посмотрела странно, перестав дышать, что Малиновский от греха решил подождать до квартиры и релакс-коктейлей: ему не приходилось еще иметь дело со столь закрытым и одновременно страстным экземпляром, а с неизведанным стоит быть осторожнее. Зато он рассмотрел теперь, что Пушкарева к свиданию все же подготовилась: на ее губах была светлого цвета, но с выраженным блеском помада, которой при разговоре в каморке он не заметил. Это улыбнуло: настоящая женщина! Шок от предстоящей вожделенной встречи с возлюбленным – шоком, а приукраситься не забыла. Хотя... теперь ему казалось, что она и без всех этих красителей и прочих Е – яркая и интересная.
- Можно я сразу в спальню пройду? – выскользнула Катя из своего элегантного пальто, которое осталось в галантных руках Малиновского (насобачилась утекать из рук Жданова) и босиком направилась в знакомую ей комнату.
- Ээээ.... Да! Располагайтесь, как вам удобно! – сказал Малиновский, чувствуя, что все происходящее кажется ему каким-то ирреальным. Но он был не против: как там, у «Сурка»? – «все изменения – к лучшему!» Никаких старых сценариев, пусть все будет иначе, именно в этом интерес!
Он не удивился бы, вернувшись в спальню с бутылкой и бокалами и застав Катю уже раздетую посреди кровати в какой-нибудь провокационной позе. Но Катя опять его удивила: она просто сидела на краешке постели и смотрела внутрь себя. Нет, пытаться предугадать Пушкареву – дохлый номер. Хотя...
- У этого напитка цвет ваших глаз, - сказала Катя, наблюдая, как Роман льет абсент на кусочек сахара. – Интересно, какой он на вкус? Тоже похож на вас?
«А какой я? Какой?» - жутко любопытно было Малиновскому. Поговорить с Катей про себя любимого, - конечно! Но он был профи: сначала дело, разговоры потом.
- Его вкус наиболее хорошо раскрывается в сочетании с холодной, почти ледяной водой. Так, про лед-то я забыл! – Малиновский вскочил, а Катя облегченно вздохнула. Когда он вернулся со льдом, она сверкала испуганно глазищами, а ее рука с бокалом подрагивала. Неужели так боится того, зачем сюда приехала? Так волнуется, так трепещет? У него сжалось сердце. Надо уже форсировать события, что мучить девочку ожиданием? Главное – начать! Потом все само собой покатится. Катенька - покатится, покатушки-покатюшки.
- На брудершафт, Катенька? – потянулся с бокалом к ней.
- А вы, Роман Дмитрич, часто спите с женщинами, с которыми на «вы»? – притормозила она его порыв, словно ей еще нужно было время.
- Ммм... если честно, то не могу вспомнить такого. Но не может быть, чтобы не спал совсем. Хотя потом – после, «вы» всегда растворяется в страсти, Катя!
- Растворяется? – она широко распахнула свои и без того огромные глазищи. – Вы о чем?
- Да ни о чем я, Катя! Поехали уже!
Абсент был горьковатым и ледяным, а поцелуй Малиновского горячим и... и не противным, как ожидалось. Поцелуй как поцелуй. Когда он закончился, они оба уставились друг другу в глаза в поисках каждый своего. Ни тот, ни другая, кажется, искомого не обнаружили.
- Надо допить до конца! – выдохнула Катя, отползая подальше, - а то я не смогу... перейти на «ты».
- Я смогу! – но все же допил свой бокал, - Ну? Давай, Катенька! Ничего не бойся! Ты же хотела...- вовремя прикусил себе язык, - в рай?
Под пристальным взглядом она медленно допила свою дозу. В рай? Хотелось поддаться слабости: выпить всю бутылку этой лечебной зеленой горечи и обмякнуть пьяным вялым тельцем, пусть делает, что хочет: что воля, что неволя – все одно! Но обязательства перед группой товарищей крепко держали Катьку на поверхности сознания. Что ж он все никак? Может, второй осколок нужно было бросить в его бокал?
- А, давайте, Роман Дмитрич, так и попытаемся остаться на «вы»? Это будет так... нетрадиционно, - бормотала какую-то ерунду Катя, отползая на другой край кровати, - И так волнующе!
«Он называл ее на «вы», но трахал как на «ты», увы!» - улыбнулся промелькнувшей рифме Малиновский, но сказал другое:
- Волнующе то, что я вижу! – Катя проследила за его взглядом. Глубокий вырез, который был вполне приемлемым, когда она находилась в вертикальном положении, теперь, в позе «на четвереньках», откровенно выдавал все выдающиеся особенности строения ее тела.
- Ой! – захотелось прикрыть рукой уже чересчур смелое декольте, потеряла равновесие и в следующий момент оказалась под Малиновским.
«Что-то пошло не так», - затрепыхалась она пойманной рыбкой в его руках и губах, лихорадочно соображая, как теперь выпутываться. Но додумать не успела, так как поняла по вдруг придавившему ее к кровати всему немалому телесному весу Романа: получилось. Его губы скользнули по ее щеке и успокоились в ключичной ямке. Фух.
Женсовет был на низком старте, когда получил сигнал лампой из окна (кто не помнит, можно пересмотреть «Собаку Баскервилей»).

Когда группа женщин в полосатых купальниках одноразовых белых халатах, шапочках и масках вошла в подъезд, наш любимый тупой консьерж слегка струхнул, потому что только что смотрел фильм-катастрофу «Чума в большом городе».
- Это ...? – Уютова назвала улицу и номер дома, в котором происходили сейчас события, - Санитарная обработка, распишитесь.

Перед носом консьержа оказалась ведомость, на которой стояло огромное количество треугольных и круглых печатей и корявились в разных графах подписи – все соседние дома уже были обработаны.
- Да, да, - дрожащей рукой вывел он свою закорюку. – Против чего обработка-то?
- Ящур, - пригвоздила взглядом консьержа Ольга Вячеславовна, - передается воздушно-капельным путем. Советую рот не открывать и поменьше в ближайшие месяцы разговаривать. А лучше вообще свалить отсюда, километров за сто. Мы конечно сделаем все от нас зависящее, но гарантировать безопасность нельзя. Давайте девочки, и тщательнее! Начнем с лифта.

Говорят, что слухи о страшных ящерах, которые гнездятся исключительно в подъездах и на лестничных клетках элитных многоэтажек, умеют летать по воздуху и сбрасывать ядовитые испражнения в виде мелких, почти незаметных капель, от чего люди, особенно имеющие достаток значительно выше среднего тут же покрываются непонятной сыпью, небезосновательны. Власти специально скрывают эту информацию, но правда – она ж вылезет наружу! Эпидемии не случилось лишь потому, что богатых у нас, к счастью, совсем немного!

Картина маслом: круглая кровать, на ней Малиновский. Его сон крепок, но крайне беспокоен. Глазные яблоки мечутся под веками туда-сюда, ресницы подрагивают, изо рта то и дело вырываются тихие стоны или сдавленный крик. Вокруг – люди в белых халатах. Катя героиней из «Кавказской пленницы» (автор обожает этот кадр и всегда таскает его за собой из фика в фик) сидит в кресле – она свою миссию выполнила.
- Абсент? – рассматривает бутылку как заправский криминалист Уютова. – Нда... Не знаю теперь, что ему там примерещится и когда он очнется. Мне говорили про вино, ну водку, в крайнем случае. А это – само по себе уже – отрава и галлюциноген.
- А он вообще очнется? – беспокоится Шурочка.
- Он разбавлял водой, - докладывает Катя, - можно я пойду домой?
- Подожди чуть-чуть, вдруг он потом решит консьержа допросить, - просит Амура.
- Очнется. Смотри – дыхание нормальное, губы не синие, пены изо рта нет. Пульс, - Ольга Вячеславовна пытается нащупать пульс, - тоже нормальный. Не беспокойся, я всю душу из знакомой вытрясла. Она мне минимальную дозу рассчитала.
- Ну, чего мы стоим, надо действовать, - неуверенно сказала Света.
- Давайте для начала его разденем.
Справились быстро, обращались бережно, даже ласково, как раздевали бы собственного взрослого дитятю: не было в сердцах женщин ни ненависти к этому спящему мужчине, ни злости на него – беззащитного и в таком виде совершенного безвредного. Одежду художественно раскидали по комнате.
- Я думала, что у него больше, - сказала Танюша. Не все, надо сказать, захотели разглядывать не слишком выдающиеся особенности строения тела, отцом которого был некто Дмитрий.
- Дело не в размерах, - пояснила Тропинкина со знанием дела, - а в умении пользоваться тем, что имеется.
- Дело в голове и фантазии, а не в мелких отростках, - Уютова все больше поражала девушек своими комментариями. – У меня был один знакомый инвалид, у него этого хвостика вообще почти что не было, а бабы от него не вылезали.
- Да не мелкий он! Нормальный! Вы же не знаете, во сколько раз увеличится! – отстаивала честь начальника Шурочка. – Пишут, что у всех по-разному.
- Почему не знаем... – это Мария.
- Хочешь, узнаем? – это Амура.
- Пишут! – хмыкнула Света.
- Прекратите, девочки! Это уже слишком, - Уютова.
- Значит, Роман Дмитрич умеет, да, Маш? – Танюшу все происходящее смущало меньше всего.
- Да отстаньте вы! – отмахнулась Тропинкина.
- Ладно, кто будет рисовать, кто приклеивать?
- Давайте мне губнушку, тут нужно не переборщить, а то заподозрит, - решилась Амура. – Шур, ты ж мечтала приобщиться к прекрасному?
- Нет, - запротестовала руками и трясущимися губами Шура, - нет! Можно не я?
- Маш, ты ж уже держала в руках этот символ преходящего и уходящего женского счастья? Давай, поехали, иначе мы тут до утра проковыряемся!
Маша демонстративно закатила глаза, но спорить не стала: они вместе с Ольгой Вячеславовной достали из специальной коробочки красные полосочки на тонкой, почти невидимой прозрачной основе, клей. Разгладили кожицу на спящем, как и его хозяин, пенисе.
Остальные занялись пятнами и прочими оживками.
- Хорошо бы парочку засосов на нем оставить, - любовалась Амура на результаты коллективного труда, - чтоб уж никаких сомнений в случившихся страстях... Шур, если не ты, то кто же?
Шура закрыла лицо руками. Она всю дорогу, пока работали гримеры и художники по декорациям, просидела рядом со спящим, гладя его по голове.
- Я у него в ванной вантуз видела, - сказала Света, - можно попробовать. Всосать.
Все нервно заржали.
- Шприцом одноразовым можно... художественных синячков наставить.
- А он есть?
- Нет.
- Ну и чо тогда? А чем еще можно вакуум создать? В домашних условиях? Может, как банки, только воздух в бутылке нагреть? – размышляла Светлана.
- Не нужен шприц и бутылки! – не выдержала Шурочка. – Я сама. Сама! Только отвернитесь!
- Да мы вообще можем пока пойти, наслаждайся, - все двинулись на кухню, Танюша прихватила с собой бутылку.
- А хочешь, я тебя научу, как можно сделать, чтобы он встал? Пользуйся возможностью! Тихо, тихо! Я пошутила, - Маша ретировалась последней, - Только если решишь делать засос или укусить, то оставь метку не на животе, где не видно, а на шее, что ли... а то не интересно.
Консьерж, конечно, не заметил разницы в численности между вошедшей в подъезд и вышедшей из него бригады СЭС.

Малиновский приходил в себя постепенно. Но уже между накатывающими волнами яви и новыми провалами в сон он понял, что Кати рядом нет. Хаотичные обрывки мыслей все же смогли связаться во что-то более-менее логичное: у нее же родители и жених, она не могла остаться на всю ночь. Интересно, сколько они... кувыркались? И почему он ничего не помнит?
«А был ли мальчик?» - в какой-то момент пришло сомнение, но когда Роман все же смог открыть глаза и оглядеться, то сомнений не осталось: был! И по полной программе.
Все говорило о том, что ночка удалась: сброшенные впопыхах вещи, истерзанная и измятая постель, почти допитая бутылка, его нагота и совершеннейшая изможденность, в конце концов! Будто он был не с одной Пушкаревой, а ублажал целую женскую гимназию. Ну, хорошо, два старших класса. Все говорило о плодотворно и с удовольствием проведенном времени, кроме его памяти: она была нема. Роман опять засомневался: как он может не помнить того, что по всем приметам было, и в чем он активно участвовал?
Приподнялся на руках, отбросил одеяло. Что это?!
На его милом мальчике зияли свежие алые царапины. Черт! Он начал осматривать себя: на животе засохшая зеленая лужица, наверное, абсента, рядом – разводы. Будто напиток с него слизывали. Волосы в паху собраны в несколько аккуратных хвостиков с помощью маленьких цветных резиночек... Стал их сдирать с себя, чуть не повыдергивал все волосы.
Резинки! – Малиновского буквально подбросило над кроватью: точно, презервативы лежали в тумбочке не тронутые. Черт!
Он включил весь свет в комнате и стал осматриваться: вся простыня в пятнах. Уж он-то знал, что это за белесоватые с характерным поблескиванием разводы на белье! Было, все было! Но почему он ничего не помнит?
На подносе, рядом с бутылкой и бокалами обрывок страницы из журнала: «Прости за царапины, сокровище мое! Я просто увлеклась, забыла про свою железную пасть ))). Это было адски прекрасно – ночь с тобой!» Дьявол! Что, что было-то?
Кинулся в ванну, стал рассматривать себя при ярком свете в большое зеркало: сначала увидел пятно на шее: разозлился. Потом заметил еле видные следы от губной помады: тут, там, здесь... Не поленился, всего себя осмотрел - может это поможет вспомнить? Следы нашлись везде... везде, где он смог достать взглядом. Даже на большом пальце ноги. И то, пальцы – оба, выглядели на удивление чистыми, как будто их намыли... или долго сосали.
Где воспоминания обо всем этом, где?!
Сел на край ванны, стал рассматривать самое главное доказательство: царапинки уже засохли, совсем не болели, и вокруг них тоже было видно чуть-чуть помадного блеска.
Принимая душ, обнаружил плавающие в воде у ног маленькие бумажки с резными полудырчатыми краями. Изловчился, выгнулся, повернулся нужным местом к зеркалу: вся задница обклеена почтовыми марками. Заводная была ночка! Просто умопомрачительная! Вот бы еще вспомнить. Все.


13. Как только мы вырвемся из ямы, расплатимся с долгами и вернем компанию, твои мучения закончатся, и ты смело сможешь послать Пушкареву куда подальше, а пока придется пострадать.

Заговорщицы хихикали, обсасывая подробности вчерашней удачной операции. Ни один из Диснейлендов со всеми их пещерами ужасов и комнатами страха не смог бы подарить столько впечатлений.
- А Роман Дмитрич-то как? Его кто-нибудь уже видел?
- Нет, он еще не приходил, - сказала Шурочка. – Но жив. Сказал, что будет позже. У него там какие-то обстоятельства, - все снова прыснули. - Я ему звонила домой по указанию Жданова. Жданов злой как тридцать три китайца.
- Да, Жданов сегодня совсем не в себе, - подтвердила Танюша. – Я слышала, как он на Катю наорал. Мне не хорошо даже стало. А она ему так ответила, что он тут же замолк, а потом стал судорожно извиняться.
- Конечно, злой! У него ж сегодня важный день, а Малиновского нет. И Катя не трепещет и не сбивается с ног, чтобы выполнить заветные желания начальства. Хоть Кира притихла, заметили? Интересно, это затишье перед бурей или перед чем?
- Перед штормом.
- Перед цунами.
- Дай пять!
- Танюш, ну тебе предстоит поставить на Жданове запятую, а потом старый добрый знакомый Ольги Вячеславовны, по случайности оказавшийся дерматологом-венерологом заедет за ней и... Заедет, Ольга Вячеславовна?
- Заедет, заедет. Вам понравится этот «профессор Преображенский». Его хлебом не корми – дай лекцию прочитать и всех осмотреть. Скучает на пенсии.
- Ну и вот. На том и поставим точку. Пусть испугаются немножко за свое драгоценное здоровье, потрепыхаются, анализы сдадут. Может, не зря.
Опять ехидный дружный смешок.
- Малиновский струхнет! Без презиков же типа... Да с царапинами!
- На Катюхину репутацию тень падет.
- Она сказала, что ей все равно, она железно решила уходить. Вопрос нескольких дней.
Это было грустно, поэтому девочки молча разбрелись по рабочим местам, позабыв о своем вчерашнем приключении.

Жданов был не просто зол, он был в бешенстве, но еще пытался держать себя в руках.
Вчерашние события капля за каплей, как вода на макушку при изощренной китайской пытке, доводили его до сумасшествия.
Родители добивали вопросами, беседа с ними была похожа на теннисный матч, где с одной стороны сетки был Андрей, любитель, а с другой – оба родителя, профессионалы. Они забрасывали его мячами, и он метался по корту, едва успевая отбивать подачи – закрученные, сделанные с невероятной силой, укороченные. К концу разговора Жданов выдохся, и все больше в этой игре фиксировалось эйсов, свечей и обводящих ударов.

Плюс ко всему Малиновский отключил телефон.

И Катя. Когда Андрей позвонил Пушкаревым и спросил, пришла ли Катерина, объяснив отцу – а как иначе? – что он раньше ушел с работы, поэтому не знает, когда ушла с работы она, а самому начальнику пришлось уйти до окончания рабочего дня, потому что ему, начальнику, надо встретить родителей, у начальников тоже бывают родители, - оказалось, что дома ее еще нет. «Она где-то с Николаем? - не выдержал и спросил Жданов, - Если бы! – откликнулся ехидно Валерий Сергеевич, - Этот вечно у нас околачивается, и все больше на кухне. А вот где Екатерину носит, я бы сам хотел знать! Она сказала, что у нее много работы, Андрей Палыч!»
Рабочий Катин телефон откликался лишь длинными гудками.
А Зорькин, получается, у них там как родной? Но Катя не с ним. А с кем?
И с утра. Малиновского нет. Пушкарева на вопросы не отвечает, вернее, отвечает так, что понимай ее как хочешь. Скоро приедут родители. И Александр. Про Киру с Кристиной он даже не думал.
- Андрей Палыч, - в кабинет заглянула Татьяна. – Меня Маша попросила Кате передать, а то у нее там телефоны звонят без продыху, а Федьки нет.
Она прошла в кабинет, неся в руках корзинку с ирисами. Жданов выскочил из-за стола.
- Стоп! – отнял он красиво оформленный букет у Тани. – Катю не отвлекать! Она готовит документы к совету!
- Ой, Андрей Палыч, ну-ка, сядьте, что это у вас? – Татьяна почти насильно усадила Жданова в гостевое кресло. Склонилась над ним. – Ранка какая-то за ухом. Язвочка даже. Дайте сотру кровь что ли, чтобы белый воротник рубашки не испачкался!

Жданов подставил коварной женщине свою беззащитную шею, а сам стал разглядывать корзинку. Ни открытки, ни бирочки.
- От кого это, как думаете?
- Может, от Романа Дмитрича, - мимоходом бросила Танюша, - он же тоже за Катей типа ухаживает, вчера вот повез ее домой на своей машине.
В этот момент Пончева могла сделать Жданову отоларингологическую операцию по Ван Гогу, а не только прилепить к коже бутафорскую болячку на клею, который мгновенно схватился, Андрей бы тоже не заметил.
- Роман Дмитрич? Катю? – Андрей Палыч не кричал, но этот тихий вопрос был раз в сто страшнее его обычного крика, потому что глазы!
Танюша уже отступала, немного волнуясь, как бы не склеились намертво ее груди, из ложбинки между которыми она сейчас вынимала реквизит.
- Да. А вы не знали? Долго ждал ее в машине, пока она работу доделывала.

Траекторию его движения к каморке изменить могло не так уж много обстоятельств, одно из них – родители. И они появились в дверях именно в этот момент. Видимо, в мире все уравновешено, и явление родителей взрослому ребенку всегда потому так некстати, что раньше очень некстати была дитячья потребность покакать, как только мама и папа садились за стол.

Пришлось подчиниться обстоятельствам времени (когда? с каких пор? до каких пор?), места (где? куда? откуда?), меры и степени (в какой мере, степени?), образа действия (как? каким образом?), причины (почему?), уступки (несмотря на что?): сейчас, до совета, в стенах Зималетто он должен действовать крайне осмотрительно по причине соблюдения конспирации, не смотря на то, что хотелось разнести все и вся по кирпичику, послать к черту всех, и Зималетто в том числе, схватить Катю и в укромном месте развязать ей, наконец, язык, и прояснить - что же все-таки происходит?!
Папа был недоволен: Роман и Александр опаздывали, а у него еще сегодня были планы.
- Андрей, начнем без них.
Начали и закончили в урезанном составе. Все прошло тихо и гладко. В липовый отчет вникал только папа, и он остался удовлетворен увиденным, а реальный никому не показали. Катя сделала доклад четко, быстро, по-военному сухо.
- Спасибо, вам, Екатерина Валерьевна, - горячо поблагодарил смурную Катю Жданов-старший. – Благодаря вам я могу спать совершенно спокойно.
- Спасибо, Павел Олегович, - с трудом выдавила из себя слова побледневшая Катя. – Я хочу, чтобы вы знали: я всегда делала все, что могла для «Зималетто». Все, что могла.
- Да, Катя, я знаю.
Андрею как-то не понравился глагол, поставленный его помощницей в прошедшее время, сердце ёкнуло. Хотя, как он там различил этот конкретный ёк среди прочих – непонятно, ведь сердечная мышца Жданова-младшего уже давно не сокращалась, а ёкалась с непостоянной скоростью и в разных ритмах, угрожая в момент наивысшего возбуждения ёкнуться окончательно.
- Теперь мы можем перейти к более важным и беспокоящим меня вещам, - сказала Марго, посмотрев на Киру, потом на Андрея. – Давайте поговорим об отмене свадьбы!
- Я же теперь могу уйти? – спросила Катя у Павла Олеговича.
- Да, да, конечно! Благодарю вас еще раз за отчет и за доклад. Можете быть свободны.
Тело Андрея осталось сидеть в конференц-зале, а душа полетела за Катей. Но что они могут по отдельности? Ни-че-го.

Вошла Вика с подносом. Заметим, кстати, что сегодня она выглядела не лучшим образом: не накрашенная, беспокойная, взлохмаченная, чем-то сильно озабоченная.
Погруженная в собственные мысли, она даже почти не прислушивалась к страшно интересным разговорам за столом про то, что Кира-то, оказывается, сама отменила свадьбу!
Наклонившись над Андреем, чтобы поставить перед ним чашку с холодным кофе, который был не айс, Вика вдруг заверещала и выронила поднос из рук. Звон падающих ложек и бьющихся чашек, брызги, в общем, желаемый автором шум, грохот и дополнительный раздражитель.
- Что еще?! – взревел Жданов, который Андрей, потому что танцы с бубнами вокруг их расставания с Кирой уже вывели его из себя. Кира не озвучивала родителям своей причины, подталкивая к этому бывшего жениха, а ходила вокруг да около, а Жданов А.П. что, совсем ку-ку на себя наговаривать? Поэтому он лавировал. Выяснения отношений были похожи на игру в жмурки, только с завязанными глазами были все и они были водящими, а один Андрей – уворачивающийся, с открытыми. И это жутко утомляло. И раздражало. И бесило – где там Катя? С кем? И Малиновского все нет... (и как сказал один брюнет: уж рельсы кончились, а станции все нет)
Вика-дура и растяпа так вовремя со своим подносом! Можно хоть отчасти выорать в пространство напряжение.
- Эта болячка! У тебя за ухом! – Вика, расширив до максимума глаза, в испуге отступала от Андрея, как от прокаженного, - это, это... похоже...
- Вика, успокойся! – сказала Марго и встала посмотреть, что там у ее сынули вскочило за ушком, - Ой, какой ужас, Андрей! Откуда это у тебя?
Жданов раздраженно коснулся болячки.
- Не знаю, я ничего не чувствую. Что там?
- Не чувствуешь? Аааа...!!! – еще громче возопила Виктория. – Точно! Он!
- Кто?! – это уже рассердился Павел.
- Сифилис! – еле выговорила отвратительное слово Клочкова.
- Тьфу на тебя, идиотка! – не выдержал Андрей.
- Глупости, - тут же поверила Марго.
- Пф, - брезгливо посмотрела на Андрея Кира, - не удивлюсь...
- Да ты-то откуда можешь знать, Вика?
- Я... я... только вчера видела картинки! Точь-в-точь он! И там было написано: язва безболезненная, поэтому ее можно не заметить!
- Да где ты их могла видеть, Виктория? Ничего не понимаю! – рассудительным оставался только Павел Олегович.
- У Пушкаревского Зорькина дома! – выпалила Вика. – Я к нему зашла на минуточку... А у него атлас по этим, как их... вени- винни- вене-... болезням, и он был раскрыт на сифилитических, - с трудом выговорила она мерзкое еще и своей длинностью слово, - язвах.
- Ну-ка, - подошла посмотреть на причину переполоха Кристина, - дайте-ка глянуть. Да, очень похоже на твердый шанкр. Я таких в Индии насмотрелась – вагон, когда мы в больницу для бедных ходили, к одному гуру, за просветлением.
- Да где ж Андрей мог такое подцепить? – красиво положила руку с маникюром того же цвета, что и бант на груди, Марго.
- У своих дружков! – не вынесла молчания Кира. – Андрей, признайся уже родителям во всем!
- В чем? – еще спокойным голосом спросил Павел.
- Да он же... Он же гомосексуалист!
- Кто гомосексуалист? – Александр вошел в конференц-зал незамеченным. – Я думал, что мои новости будут самыми горячими, а тут есть что-то погорячее?
- А у тебя про что? – спросила не сильно взволнованная всем происходящим Кристина, ведь сифилис успешно лечится, особенно на этой, первой стадии. Вообще не проблема. Ей ли не знать?
- У меня про «Зималетто». А вернее про то, что у нас больше его неТТу.
Автору лень описывать симптомы предынсультных и предынфарктных состояний у людей разных возрастов, изображать всхлипы, охи, вздохи, крики. Просто скажем, что последний день Помпеи по сравнению со всем происходящим – не катастрофа, а небольшая природная аномалия, слегка нарушившая обычный жизненный уклад городка, расположенного у подножия Везувия, население которого было склонно различным к сексуальным удовольствиям.

Андрей сражался. Один. Без надежды победить – убедить, без надежды оправдаться и хоть как-то оправдать свои действия, хоть что-то объяснить – достучаться до воспаленного от свежеузнанных новостей (вот, никогда не смотрите «Новости!», новостей хороших не бывает) сознания присутствующих. Но и тех можно понять: кто поверит хоть одному слову гомосека-сифилитка, просравшего компанию семьи? Да его теперь можно только сжечь на очистительном костре, привязав к позорному столбу, вместе со всеми его шикарными пиджаками, столом и креслом, чтобы изничтожить заразу на корню.
- Вы не хотите слушать меня, это понятно! Но давайте вы выслушаете Катю! Катю вы можете выслушать?
Андрей сделал это предложение в тот момент, когда первые волны потрясения, отвращения и возмущения отхлынули, а следующие еще не набрали мощи.
- Мы выслушаем Катю! – сказал слабым голосом отец, - тем более что она ведь имеет к этому самое непосредственное отношение! - и Андрей, не дожидаясь, пока кто-то добавит что-то еще, например, предложит послать за Катей Вику, вылетел из конференц-зала.
Кати в каморке не было, но на ее столе лежало заявление об уходе.
На месте Марии сидел Федор.
- Они все на обед пошли, в «Ромашку», - выдал он нужную Жданову информацию (всетки Федька молодчина). – Скоро придут.
- Я не могу ждать! – опроверг Жданов смысл своей фамилии и нажал кнопку лифта.
- Хотите, Андрей Палыч, я за ними схожу?
- Нет, я сам! – Жданову нужна была хоть какая-то передышка, и говорить с Катей лучше не в этих стенах.
- Сбежать хочешь? – появилась у лифтов Вика. – Вместе со своей подельницей-Пушкаревой?
- Да!!! – страшно заорал Андрей, - Да!!! Я очень хочу сбежать с Пушкаревой! Мечтаю!!!
Лифт уехал, Вика потрясла головой, чтобы уши отложило, на секунду задумалась, потом побежала за пальто.

В «Ромашке» Катя ковыряла вилкой свой салат «Витаминный». Но витамины не действуют таким путем, их надо класть внутрь себя.
- Ты совсем ничего не поела! – скорбно сказала Таня. – Хочешь половинку пирожного?
- Девочки, он так на меня смотрел...
- Кто? Андрей Палыч?
- Нет, Павел Олегович. А я опять его обманула. Это предательство.
- Да ты ж ему нервы сберегла! Какое ж это предательство? – попыталась успокоить Света Катю. – Он потом, когда все наладится, будет тебе благодарен. Если узнает.
- Нет, он мне верил, а я... это замкнутый круг: чтобы не предать одного, приходится предавать другого. - Катя уронила лицо в ладони, - Все. Больше не могу. Не могу туда вернуться. Девочки, там у меня на столе заявление об уходе. Пожалуйста. А Коля документы уже везет. Отдадите? Чтобы я никого не видела больше. Никогда.
- Надо как-то придумать с трудовой, что ли. Чтобы вернули тебе ее с нормальной записью, а не по статье – с них станется! Поменять пакет документов на нее? А? – соображала Света.
- Плевать... на книжку, не морочьтесь. Хорошо, что Коля родителей в санаторий уговорил поехать! Можно теперь и домой, а то так и не знаешь, куда бы податься. Хоть по улицам броди, – Катя даже пыталась подбодрить своей улыбкой подруг, но только больше напугала.
Она привстала и снова рухнула на стул без сил.
- Ты ж сама не доедешь, Кать! Что с тобой сегодня такое? – Амуре очень не нравился Катин голос, его энергетика. То есть, полное ее отсутствие.
- Не знаю. Совет – рубеж. Я продержалась, как ему обещала до совета и на совете. Все, теперь все. Мы с Колей доедем. Хотя ждать его невмоготу, хочу скорее домой. Домой.
- Я звоню Никодиму, он же здесь недалеко живет. Пусть отвезет тебя, если сможет, - сказала Шурочка.
- Пусть Никодим, только бы скорее.

Кто видел четвертую часть саги «Сумерки», тот сразу узнает в предлагаемых декорациях белоснежное поле, на котором сошлись все ее герои для решающей битвы. Перед зданием «Зималетто» нет такого огромного пространства, да и не надо: главное - выпал свежий белый снежок, последний в ту зиму.
По воле автора случая женсовет и Катя подошли ко входу в здание чуть позже, чем к нему подошел Малиновский (он, проанализировав свое состояние и количество выпитого абсента, не решился сесть за руль) с одной стороны, подъехал Никодим уже на своей простенькой машине – с другой, вылетел из крутящихся дверей невсебешный Жданов и, чуть погодя из них же – Виктория.

- Малиновский! - кинулся Жданов к Роману, - ты очень кстати! Ничего не хочешь мне объяснить? Что происходит? (это рефрен, без него нельзя)
Малиновский, как всегда в расстегнутом пальто – настоящие мужики настолько круты, что прорези в петлях верхней одежды так и остаются не распоротыми, - одетый в свитер с высоким горлом, выглядел немного феечнорично для столь позднего времени дня: зеленоватый оттенок кожи, не совсем уверенная поступь, слегка расфокусированный взгляд.
- Мне бы кто объяснил, – не сильно испугался он Андреевого напора, – что происходит. А ты про что?
За их спинами хлопнула дверца автомобиля, но они не обратили внимания.
- Аааа! – мерзкий визг раздался совсем рядом с президентом, вице- и лже-Николаем, - Вот он, этот источник заразы, Андрей! – Клочкова тыкала пальцем в Никодима. – Это он заразил Пушкареву сифилисом, а может и еще чем пострашнее, а она уже тебя! Бытовушным путем, я читала! Поэтому у тебя шанкр на шее, а не на...
- Что?! – прохрипел Роман, и его лицо изменило не только выражение, но цвет: он стал более насыщенным, - сифи...?! (специальный ступорный кашель РДМ) Что?!

Андрей соображал всего мгновение.
- Ты спал с ней? – его пятерня тянется к горлу Малиновского, но тот уворачивается, и в руке Андрея остается ворот, шея оголяется, аккуратный свежий синячок хорошо виден при ярком сете дня.
- Это она со мной спала! – пораженный открывшимися обстоятельствами, выдает свою правду Роман, пытаясь оторвать от себя левую руку Жданова. В следующий момент ему в скулу прилетает удар правой.
Женский вскрик раздается позади мужчин – это члены женсовета оказались свидетелями того, о чем и мечтать не могли: триумфального завершения операции возмездия.
Откинутый ударом на машину Никодима Роман совершенно приходит в себя, будто ему этого только и не хватало для обретения твердой почвы под ногами, и говорит Андрею:
- Сними очки, а то зрители потом скажут...
Жданов, не задумываясь, кладет очки в чью-то протянутую руку (хорошие очки – слишком ценная вещь, все понимают это), и тут же получает сдачи. Кровь струйкой просачивается у него изо рта. Он снова размахивается, снова со всей силы бьет Малиновского, тот отвечает.
Это писать долго: «бьет, отвечает, капли крови на белом снегу, размазанная по зубам губа, свернутый в сторону нос» - в реальности обмен ударами происходит за считанные секунды, когда никто толком ничего не успевает сообразить.
- Стойте! – голубой тенью влетает Катя в пространство между мужчинами, разошедшимися только для того, чтобы устоять на ногах и снова кинуться друг на друга (ключевым здесь является слово «друг»). – Что ж вы делаете? Зачем ломать и это? Что же я наделала!
Она, словно очнувшись, видит мир вокруг себя – мучительно яркий, струящийся, алый... В ее глазах слезы. Катерина спиной теснит Малиновского подальше от Андрея, с ужасом глядя на испачканное в крови лицо Жданова.
- Катя! – делает шаг к ней Жданов, думая, что она защищает от него Романа. – Ты с ним? Ты обманывала меня? Ты никогда меня не любила?
- Нет, - качает головой Пушкарева, - я с тобой! Это ты не со мной! Это ты всегда врал мне! Врал, врал, врал! – это уже похоже на истерику, и ожившие женсоветчицы оттягивают Катю к себе, в свой кружок.
- Я не врал! Я люблю тебя, Катя! - кричит Андрей, и Викины глаза критически выпячиваются из орбит.
- Да! И Роман Дмитрич тоже, - от Катиного смеха у всех бегут мурашки по коже, - любит! Я читала инструкцию! Вы оба... мечтали послать меня куда подальше! И вот, пожалуйста, я ухожу!
Слово «инструкция» срабатывает как «замри», Роман и Андрей застывают на месте.
Катя делает несколько шагов в окружении онемевшего от всего увиденного женсовета, а потом разворачивается и снова идет к Андрею, протягивая к нему руку.
- Ненавижу тебя! – в ее глазах горит что-то безумное и страшное, - Ты! Ты знал про меня такое! Знал и все равно...
Жданов хочет кинуться на эту руку, как на шпагу, грудью, но Роман бросается ему наперерез, совсем забыв, что и у него-то, оказывается, нет от Пушкаревской энергии ци защиты:
- Она убьет тебя, Андрей! Не подходи! Она может, я знаю!
- Да уйди ты! - пока Жданов пытается справиться с Романом, Катины ноги подкашиваются, и стоящий рядом Никодим, до этого отстраненно, как зритель, наблюдавший столь наполненную экспрессией сцену, отмечая разные полезные для себя нюансы, которые можно потом будет использовать в собственном творчестве, едва успевает подхватить ее на руки.
- Это, видимо, вам! – протягивает Жданову пакет какой-то очкарик, вынырнув ниоткуда и перегородив ему путь. Сверху, на пакете, Ждановские очки, – Там все документы на «Зималетто» и «Никамоду», и доверенность, как Катя велела. И мой телефон, если что – звоните, я готов отвечать на вопросы.
Андрей надевает очки, тупо смотрит на пакет, Роман поправляет одежду и наблюдает, как женщины суетятся вокруг блондина:
- Отвези ее домой! – просят сразу несколько женских голосов, а заботливые руки подруг помогают гиганту усадить Пушкареву или то, что от нее еще осталось, в автомобиль.
- Николай, - кричит Светлана, - поезжай с Катей, - и очкарик послушно прыгает в машину.
Машина скрывается за поворотом, Малиновский уходит, не попрощавшись, Вика, переполненная впечатлениями, которые необходимо как можно быстрее донести до Киры, скрывается за крутящимися дверями, девушки молча смотрят на президента.
Он вытирает кровь с подбородка, мнет в руках пакет.
- Лучше бы убила.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:54 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
14. Но тебе в любом случае придется спать с нашей терминаторшей, иначе она может решить, что ты ее уже не любишь.

В отличие от Ильи Ефимовича, автор без любви и пиетета относится (имеет наглость!) ко Льву Николаевичу, возможно, по причине давно затаенной на него обиды – ребенок автора до сих пор не может простить ему горьких слез, пролитых над «Львом и собачкой»: какого хрена не предупредила об отсутствии ХЭ? Но обиды – обидами, а все же Лев (тот, что как зеркало) урвал львиную долю литературной славы не просто ж так. Вон, Tolstoy на пару с Dostoevsky – главные маркеры высокой образованности в Европе и Америке. Это мы можем фыркать и бухтеть еще на школьной скамье, пичкаемые маркерами, кочевряжась и выбирая – этот том читаем, этот пропускаем. Да, богаты писателями с выраженным психологизмом, есть в чем порыться! Да еще гордо задираем носы: а в чем оно, величие? Такой же чел был, как все, со своими страстишками и слабостями, тиранил жену, детей, селянок затаскивал в кусты, а потом проповедовал непротивление злу насилием, имел способности к литературе и имел характер отстаивать свое личное мнение – а че ему, графу, не отстаивать? Подумаешь... я и сама могу написать дюжину романов про Анну с кореньями, про Катьку-то вон сколько настрочила! На счастье...

Но все ж без ЛНТ никак:
Все смешалось в доме Облонских в компании «Зималетто».
И может замес был бы не таким крутым, кабы не Викуля в качестве венчиков от миксера, соединившая мух и котлеты. Потому что без нее часть произошедших трагических событий могла бы не дойти до женсовета, а другая часть – до ушей Совета, но Вика, находясь в состоянии аффекта, смогла абсолютно всех обеспечить полной информацией и блистательно завершить дело, начатое ее злейшими врагами. Вот никогда не знаешь, откуда придет помощь!

Так что, Катины подруги получили полную картину того, чего видеть не могли, причем с озвучкой и в красках, и теперь поводов для раскаяния у них было больше чем достаточно.
Если раньше дамочки организованно шли поплакать в кафе «Ромашка», то теперь, во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах Зималетто и конкретных зималеттовцев, во дни мрачного безвременья, когда в компании воцарились анархия, они разнузданно рыдали каждая за своим столом, в крайнем случае, ненадолго уединялись толпой в туалете. Надо заметить, что отсутствие действующего президента, вице-президента и полный игнор своих обязанностей Кирой только положительно влияли на дисциплину: девушки тщательнейшим образом выполняли всю необходимую работу, и слезы в этом им были не помехой. Маша находилась за своим столом веселой расцветочки уже минут за десять до начала рабочего дня. Во как!
Если бы институт наемных плакальщиц у нас не был упразднен, женсовет мог бы срубить в этот период хорошие бабки, подряжаясь рыдать на всевозможных траурных и просто щемяще-торжественных мероприятиях.

Жданов на работу приходил, хоть и непонятно в каком качестве. Ведь после того, как Андрей вместо обещанной всем живой Кати предоставил совету лишь бумажки с печатями, Павел Олегович его за эту непростительную оплошность от должности отстранил. Роман проявил сознательность и самоустранился, Сашку, бьющего копытом, Жданов-старший приструнил, сказав ему «Тпррру!», а пакет документов, переданный Зорькиным, забрал с собой для изучения, консультаций с юристами и принятия решения о дальнейших своих действиях. С решением не торопился, наверное, чего-то ждал. Есть версия, что второго пришествия. Пушкаревой.
Да, главный вопрос, теперь беспокоящий практически всех действующих лиц этой истории, был вовсе не «Кто виноват?» или «Что делать?», как любой, уже закончивший школу читатель тут же подумал, а «Где Катя?» Это новое слово в литературе, запомним же его.
- Андрей, а где Катя? – интересовался Павел Олегович, не понимающий, как его сын мог все это время следить за столь населенной компанией, если он не в состоянии уследить за одной маленькой помощницей.
- Да, где эта ваша Пушкарева? – вторил ему Александр. – Хотелось бы посмотреть на нее теперь, говорят, она расцвела на зималеттовском навозе?
- Андрюша, и правда, она же не могла не сказать тебе, своему руководителю, где ее можно найти? – сомневалась Марго. – И вообще, о чем она думает? Уволилась? Неблагодарная девчонка! Да где она еще найдет такого прекрасного абсолютно во всех смыслах начальника!
- А где Катя? – спросил Милко, и когда ему сказали, что она у них больше не работает, закатил такую истерику, что пришлось окатить его холодной водой, после чего он дал обет молчания, но не словесного, а творческого. До тех пор, пока ему не вернут Катю.
«Лучше б наоборот!» - хором подумали окружающие, но новой истерики не захотели, поэтому так же хором промолчали.

- Вы не можете не знать, где Катя! – давил (только авторитетом, не подумайте чего!) на подруг Пушкаревой всех вместе и по отдельности Андрей Палыч, но они лишь горестно качали головами и молчали. Даже когда кричал(!) – молчали, умолял(!!) – молчали, потому что ж дали Кате слово (!!!) и на самом деле не знали, где она.
Андрей Палыч пытался подпоить Татьяну, но напрасно: она пила, но тайны не выдавала. Может, не знала ее на самом деле, а может алкоголь так сильно разбавлялся Пончевыми слезами, что совершенно не действовал.

Новоявленный Зорькин четко отвечал на все вопросы, связанные с компаниями и не прочь был поговорить о погоде и преимуществах вариаторной трансмиссии, но как только Жданов переходил к припеву «где Катя, где Катя, а Катя-то где», Николай Антонович впадал в глухую несознанку. Подловивший его во дворе Жданов уже почти замахнулся, собираясь как следует врезать нежелательному посреднику за то, что тот молчит, но Николай оказался таким предательски тщедушным и так спокойно снял очки, задрав вверх свой хрупкий подбородок, типа готовясь к бою, ха-ха, что Андрей понял: метелить его совсем неинтересно, а, главное, можно убить, он все равно ничего не скажет. Андрей Палыч позавидовал крепости Пушкаревско-Зорькинской дружбы, вспомнил о потерянной своей и ушел, горемыка горемыкой: «Ах, все на свете против АП – и Зорькин и пространство».

Старый Зорькин исчез бесследно, только его и видели. И страшно было думать, что именно с Катей.

Андрей, тщетно пытавшийся найти Пушкареву, задавал свой сакраментальный вопрос всем и каждому, даже барменам в ресторанах, и, не получая ответа, пускался во все тяжкие, исключая воровство, убийство, прелюбодеяние и ложное свидетельство. А! Жены ближнего своего тоже не желал. Как и дальнего.
Андрей Палыч настойчиво являлся каждый день на работу, еще больше расстраивая женсовет своим видом – призрака человека, замученного в застенках инквизиции с применением самых продвинутых для Средневековья пыточных технологий. Справедливости ради стоит сказать, что регенеративные способности Палычевого организма тоже были достойны изумления: его глубокие, на вид страшные раны и травмы заживали прямо-таки на глазах, в течение одного рабочего дня, а не за 10-14, как врут в медицинских справочниках. Может быть, именно поэтому он настырно шел каждый вечер за обновлениями.
Трудился он теперь исключительно в каморке, стоя коленями на горохе и молясь на белый четырехугольничек, прикрепленный к стене: светлый лик был трудно узнаваем по причине затертости, зацелованности и ... даже не будем пытаться представить себе, что еще этот безумец с репутацией плейбоя, прошедшего все сексуальные огни, воды и трубообразные органы, вытворял с несчастной фотографией.

Вика в эти дни не отсвечивала, что было единственным светлым пятном во всем этом мраке: она взяла отпуск и кредит и проходила полное обследование, хотя вопрос с ЗППП был снят в тот же страшный день. Ольга Вячеславовна, как только поняла, в какой острой форме проходит заболевание псевдосифилисом у Андрея и всей его семьи, сразу вызвала скорую помощь в виде своего знакомого пенсионера, и он уверенно развеял все страхи, мгновенно вылечив язву на шее на тот момент уже бывшего президента практически несуществующей компании. Вопрос с нетрадиционной ориентацией сняла сама Вика, рассказав всем, что она только что видела и слышала у дверей «Зималетто». Андрей получил весомую пощечину, залепленную тяжелой рукой Киры, и легкий поцелуй в эту же щечку от мамы: «бедный мальчик, совсем запутался». Ни того, ни другого особо не почувствовал, так как чувствительнее того, что Катя сказала про инструкцию и «ненавижу», ничего быть не могло. В нем все теперь словно онемело, а глазах стоял кадр: безвольно повисшая Катина маленькая ручка в широком голубом рукаве пальто, отороченном пушистым белым мехом.

«Где Катя?!»

«Катя, где ты?»

В тот короткий промежуток ночи, когда удавалось забыться, Андрею снился повторяющийся сон: Катя хочет вернуться в «Зималетто», к нему, но здание оцеплено войсками СЭС и химзащиты, окружено агрессивными группами гомофобов, состоящих из разнообразнейших секс-большинств, и она не может пробиться сквозь эти заграждения внутрь. Он же не может выйти из здания, хотя пытается незаметно ползти к ней, но его хватают за ноги какие-то люди, то ли кредиторы, то ли адвокаты, и когда он уже почти достигает крутящихся дверей, за которым видит Катю, преодолевшую кордоны и полосатые ленточки, откуда ни возьмись появляется Заяц и, с силой крутанув дверь, бьет ею Андрея по голове. От этого удара он тут же просыпается. Всегда с жуткой головной болью и с застывшим криком «Катя!» на губах.
В общем, на Андрей Палыча смотреть без слез было нельзя. Слезы хоть как-то замутняли картинку, смягчая яркость кровоподтеков, синяков и лихорадочного блеска глаз: «об кого б еще разбиться?»
Вчера женсовет пытался поговорить с Кирой Юрьевной, чтобы хоть отчасти загладить свою с каждым днем углубляющуюся, как овраг во время сильных ливней с необсаженными кустами склонами, вину. Хотели объяснить ей про Зайца и сифилис, для того, чтобы она не держала на Андрея Палыча зла, пожалела его, поддержала по старой памяти, но Кира Юрьевна отнеслась к этому неожиданно.
- А знаете, девочки, я рада, что все так произошло. Если б не Заяц, я б так и бегала за Андреем, не понимая, что смысла в этом уже давно нет. А Заяц – он открыл мне глаза! Он мне помог отпустить Андрея, а главное – себя! Я теперь такую свободу почувствовала! Не надо беспокоиться, ревновать, переживать... ждать, бесконечно ждать этого Жданова! Да я счастлива! Вы себе не представляете, как мне легко! Он же молчал, когда я его подозревала? Значит, хотел, чтобы я так думала. При чем тут вы? Вы все сделали правильно, настоящие гении! Заяц – просто катализатор, реакция пошла быстрее, а значит – меньше боли пришлось терпеть. Андрей – пусть как знает. Пусть любит, кого хочет, пусть гробит себя, если ему нравится – «а нам все равно, а нам – все равно!»

Ольге Вячеславовне после этого разговора, вроде бы позитивного, стало плохо с сердцем.
- Сломать – сломали, а построить?
Девочки полночи провели у ее постели, оставили их с Милко спящими на одной кровати - нежный маэстро не захотел покинуть любимую Олечку. Когда уходили, нашли во дворе пьяного Жданова, распятого на ледяных железных трубах детской карусели. Попытались отправить его домой, но он сказал, что его программа на сегодня еще не выполнена.
Утром явился с опухшей губой и надорванным ухом.
- Неужто с Тайсоном сцепились, Андрей Палыч! – уважительно крякнул Федор.
- Если бы! – разочарованно ответил Жданов, - все куда-то попрятались!
С каждым днем становилось все хуже, и хуже, и хуже...

Сегодня Амуре приснился сон, причем это случилось на работе, когда она на минутку уронила голову на сложенные на столе руки: большая пестрая змея подползла к Кате, стоящей неподвижно и смотрящей куда-то вдаль, как любила замереть Пушкарева в последнее время, и стала обвиваться вокруг ее тела. Все выше и выше, вот уже и руки, прижатые к бедрам, скрылись за толстыми кольцами, и грудь. Змея делает еще один оборот и останавливается лицом к лицу с Катей, как на картинках про зеленого змия и алкоголика. Раскрывает свою пасть и Амура видит вместо раздвоения на кончике змеиного языка белую таблеточку. Кошмар ледяной волной окатывает Амуру, и она открывает глаза. Плохой, очень плохой сон! Женщина вскакивает и подбегает к окну, бормоча заветные слова: «куда ночь, туда и сон!» Только бы не сбылся! Нет, нет! Но это же было не ночное видение, это был непростой, залетный сон! Она знает, что этими заклинаниями не поможешь.
Ни Катя, ни Зорькин не берут трубку. Амуру все больше охватывает тревога.
- Что-то случится! – твердит она подругам все время, пока они обедают в «Ромашке», наводя страх на и без того несчастных женщин, – Змея – это опасность, угроза, враг. Надо Катю предупредить.
- О чем? – Шурочка крошит булочку.
- Как? Она ж не звонит, на связь не выходит, дома ее нет. – Светлана ищет истину на дне стакана.
- Вдруг Зорькин перезвонит попозже, сейчас не услышал или не может говорить? - Танюша шинкует грушу.
- Да, надо ждать. А что снилось-то? – Маша размазывает кашу.
Амура рассказала.
- Ужас какой, - сказала даже чуть схуднувшая за последние дни Танюша. – Но она же ее не укусила? Не задушила?
- Нет... и это немного успокаивает, но опасность есть и, значит, мы должны что-то сделать!
- Таблетки! – вдруг вскрикивает Шурочка, - Боже мой! Вдруг Катя захочет...?
Все замолкают, пораженные догадкой.
- Неееет, - Амура почти плачет, потому что понимает, что «да» очень даже возможно.
- Что же натворили мы...
- Что же мы наделали!
- Мы еще хуже этих!
- Мы же не хотели – так!
- И они так – не хотели!
- Они – из-за корысти, а мы – по справедливости!
- А результат?
- О, результат превзошел все наши ожидания!
- Девочки, какие же мы дууууры!
Отчаяние черной тучей накрывает поредевший и похудевший женсовет, они горько плачут и стенают, но ни одна не пытается обвинить в чем-то свою подругу, каждый знает, что сам хорош. Хороша. Вот что автору в них очень нравится, и что совсем не нравилось в мальчиках: желание как можно быстрее найти виноватого, нежелание принять ответственность за ошибку или поражение на себя.
- Так! Каяться будем потом, - берет инициативу в свои руки Шурочка, - надо понять, что нам делать!
- Как, у вас в планах есть еще что-то? – вырастает над столиком образ Роман Дмитрича. Нет, не образ, он сам. Он сам и белочка.
Девушки дружно охают и замолкают.
- Надеюсь, что-то не менее грандиозное и занимательное, чем «Ночь зеленых ведьм»?
По его лицу не поймешь, злится он или совсем нет - просто подтрунивает.

Злиться он перестал уже давно. Практически сразу, как начал понимать, что происходит.
А начал он понимать, когда увидел этих двоих вместе на белом экране свежевыпавшего снега, Андрея и Катю, для которых не существовало в тот момент больше ничего и никого. Для каждого из них мир был заключен в другом, и этот мир рушился на глазах Малиновского, складывался двумя башнями-близнецами. Что там потерянное «Зималетто», все страшные недуги скопом, гнев родителей, подпорченная репутация, ядерная война или рост тарифов на ЖКХ – их волновало только одно, только расчет дроби: ты меня не любишь?/ты меня не любишь! И ответ был тоже в виде дроби: жизнь/смерть. Как-то так странно выходило, что Малиновский точно знал: люблю/жизнь, а в действительности получилось совсем наоборот – оба теперь умирали, уверенные, что «не любит». На ноль делить нельзя!

Доказательств правоты Малиновского было навалом:
- страсть, с которой врезал ему Жданчик за ночь с Катей, которой не было;
- бережно сохраненная Катей для ненавистного Жданова компания;
- вроде бы необъяснимая Ждановская ревность к Кате и - надо же! - искреннее желание жениться на ней;
- сначала солнце-Катя, а потом зомби-Катя;
- безнадежные Катины мечты параллельные нежеланию отдаться ему, зеленоглазому божеству!
- Ждановские ломки в отсутствие поцелуйной дозы при широчайшем выборе качественных наркотиков;
- а Андреевы постночные серенады? Он же сиреной пел, собака, об этих ночах с Пушкаревой! Святого бы с пути праведного сбил! Не то что пытливого и любознательного Романа.
Да мало ли этих весны любви веселых примет? Малиновский не ошибался в Катиных чувствах, он был прав! А со Ждановым – да, лопухнулся! Тот же втюрился уже давно, а Роман все не догонял! Это кровавое признание в любви, еще более веское оттого, что никого-то Андрей вокруг не видел и говорил это только для Кати – будет посильнее клятвы в церкви, потому что там свидетелями всего лишь священник и Бог, а здесь женсовет в полном составе и Вика.
А Катя все равно не поверила, потому что инструкция. Что сила устных заявлений против написанного пером? А потом еще вырубленного топором прямо в ней, в ее сердце, как бы отвратительно пафосно это ни звучало!
Эх, Катя, Катя... Ты ж первая обманула всех своей некрасивостью! Ну чтоб тебе раньше не приодеться?
Ужасно не хотелось чувствовать себя виноватым, хотелось найти себе оправданий. И глупым не хотелось себя чувствовать, лохом, которого женщина – легко! - обвела вокруг пальца, поймала на такой ерунде! Но ведь все так естественно, ловко было подстроено! Натурально и живенько... Стоп! Живенько – это ведь совсем не про теперешнюю Катю. И ловко – тоже не про нее. И все это проделать с ним она одна бы не смогла! Или смогла? Он не знал, что думать о Пушкаревой.
А ведь дамочки были поражены дракой, но вовсе не удивлены! Испуганы – да! И красавчика этого хорошо знали, и словно руководили им.
И очкарик этот – Николай. Тоже Николай. Совпадение?
В базе номер автомобиля, увезшего Пушкареву, был зарегистрирован на некоего Никодима.
Совсем немного нужно было времени Роману, чтобы догадаться если не обо всем, то о многом. Катя подругам показала инструкцию или они сами увидели, а потом... Одна и все, и все на них со Ждановым одних! Как здорово у них получилось! Роман отдавал должное фантазии, смелости и организаторским способностям девушек. И дневник... он был написан так, что Малиновский не отказался бы иметь его у себя. Это было настоящее искусство, коснувшееся самых тайных струн его души, и ведь они откликнулись, зазвенели! Или... это было настоящее, не искусство.
Кстати, он еще тогда хотел сравнить, да забыл. Где же, где же? Какую книжку он тогда читал? Что-то фантастическое, кажется, про остров, секс без устали, а, вот! Закладкой – открытка с 23 февраля. Всем мужчинам дарили. Он свою не выбросил, как обычно, потому что ему вдруг понравился юморной легкий текст, искренний и даже игривый. Кто писал? Та же толстая петелька у буквы «в». А Катя тогда еще не работала в компании.

Есть у него мысль. Среди всего, что успел бегло прочитать, запомнилось ощущение – так, легкий туманный намек, основная тема, которая потом Антоновской песней крутилась в голове: «Для меня нет тебя прекрасней, но ловлю я твой взор напрасно, как виденье, неуловимый, каждый день ты проходишь мимо». Это можно прояснить позже. А пока...

Бабы без мужиков могут все. Нуууу... почти все. И то, это «почти» - временно. Еще чуть-чуть – и научатся почковаться, а что еще остается? И все же лучше, когда в трудный момент есть возможность опереться на крепкое плечо мужчины, хоть какого-нибудь плохонького, а Малиновский был неплох. Совсем неплох в своем веселом великодушии, в красивой рубашке (или все же в свитере? автору трудно выбрать, ему и то, и то нравится), еще роднее, чем раньше, потому что тайн у него от них стало меньше, а сердиться за это он на дам не собирался, поэтому женсоветчицы, измученные собственными совестЯми, подломленные свалившимися на любимое начальство по их вине горестЯми и, главное, добитые непониманием, можно ли хоть что-то теперь исправить, кинулись к Роману Дмитричу с воплями, что он немедленно должен им помочь хоть как-то улучшить ситуацию.

Малиновский сверкал иронично глазами, сдержанно шутил, пытаясь сохранить в дамах чувство вины перед собой, но понимал, что они ему нужны так же, как он им.
- Доложите обстановку.
Как раз когда Малиновский понял масштаб катастрофы, позвонил Зорькин. После обстоятельного разговора с ним Света дрожащим голосом, но с некоторым облегчением сообщила:
- Катя сейчас живет у Никодима, он попросил ее последить за кошкой, пока он будет в отъезде. Зорькин сегодня уехал к Пушкаревым в санаторий по просьбе Кати, а вчера он у нее был. Николаю совсем не понравилось, что ответила Катя на вопрос, что это за таблетки у нее, он испугался, что ей совсем плохо.
- И что она ответила?
- Что это способ решить все проблемы раз и навсегда.
- Ой, девочки, - прикусила кулачок Танюша. – А если она только из-за кошки не... Катя такая ответственная!
- Надо было у нее сразу после... – Амура глянула на Романа, - забрать их, да не до того было.
- Коля молодец, сначала хотел просто незаметно экспроприировать, как он выразился, флакончик, а потом решил, что лучше подменить таблетки. Он ей туда своего глицина насыпал, благо совершенно так же выглядит. Даже поломал немного.
Все помолчали, обдумывая идею, что одинаковые мысли совсем не просто так приходят разным людям в голову, значит, есть основание.
- Андрей Палыч так искренне сказал, что любит Катю! – вспомнила Светлана.
- Я думаю, что он не врал, - ответил ей и всем Роман. – Я просто уверен в этом. Он мне и раньше говорил, что хочет жениться на ней, только мне все казалось, что это у него такой юмор, черный.
- Он это сказал еще до того, как Зорькин отдал документы, поэтому она и не поверила.
- Да разве поверишь после такой инструк.... – Амура не договорила.
- Надо убедить Катю поговорить с Андреем Палычем наедине! Иначе они оба дойдут до точки, насколько я их знаю! И это будет точка, после которой можно будет поставить лишь слово «конец»! – горячо заговорила Шурочка, а Роман бросил на нее быстрый острый взгляд.
- Да как ее убедишь? Во-первых, мы обещали оставить ее в покое, во-вторых, она ничего не хочет слушать, в-третьих, мы даже не знаем, где она с этой кошкой проживает, в-четвертых, хочет ли она теперь вообще с Андрей Палычем говорить! Она же сказала: не хочу больше никого их видеть. Никогда!
- А Андрей Палыч? Это ж ужас, летящий на крыльях ночи! Разве он сейчас может хоть что-то сказать или объяснить?
- Сказать, может быть и не может, - задумчиво крутил в руках нож Роман, не подозревая, что именно этим тупым оружием его хотели кастрировать, - а сделать – запросто. Нужно только создать условия.
- Что сделать?
- То, что будет убедительнее слов.
- Жениться?
- Это тоже, но потом.
До девушек постепенно дошло.
- Но как?
- Во-первых, я Кате никаких обещаний не давал, во-вторых, ее можно ни в чем не убеждать, в-третьих, я, кажется, могу выяснить, где она живет с кошкой, в-четвертых, если говорить она с Андреем не хочет, то я знаю, что она с ним хотела делать.
- Ну, Роман Дмитрич! – фыркнула Маша.
- Это не то, о чем вы подумали, Мария! Она мне сказала кое-что, что сначала я принял на свой счет, потому что уж очень убедителен был Пушкаревский (ковычки пальцами) дневник, - от Романа не ускользнули взгляды девушек, брошенные на Шурочку, - но потом я понял, что она говорила об Андрее.
- И что это?
- Я вам поведаю о своем плане, если вы мне обещаете помочь.
- Обещаем! – энергично и с надеждой откликнулись барышни.
- и если скажете, кто писал дневник.
- Нет! – дружно сказали все, кроме Шурочки.
- Спасибо, я понял. Итак, Катя говорила, что у нее есть ключи от квартиры Жданова. Вы не знаете, она их забрала с собой, вернула ему или...?
- Они у меня в сейфе.
- Прекрасно. Нам надо будет разделиться на три группы. Одна займется Катей и кошкой в квартире подставного Зорькина, другая группа придет ей на помощь в нужный момент, третья должна следить за Ждановым, чтобы он не угробил себя сегодня окончательно, меня всегда раздражал финал Ромео и Джульетты. Загнать его домой надо не раньше, чем будет все готово. Затем...
Разделились легко: первая группа «Психологи» - Амура и Мария, вторая «Зачистка» - Роман и Шурочка, третья «Загонщики» - Татьяна на правах старого друга-собутыльника и Светлана.

Если бы у автора было чуть побольше времени, он бы показал зрителям три разных по жанру короткометражки: «Чип и Дейл спешат на помощь», психологическая драма, в главных ролях Амура, Мария, Катя, бутылка, в эпизодах – кошка, носовые платки, рюмки, леденцы «Дюшес» в качестве закуски, 1\4 стандартной РДМ-феедозы; «Двор. Автомобиль. Девушка.», романтическое фэнтези, в главных ролях Шура, Роман Дмитрич; «Залечь на дно в «Брюгге», культовый триллер, спонсором которого стала элитная забегаловка «Брюгге», излюбленное место встречи московских хомячков. В главных ролях: Жданов, Таня, Света, просто в ролях – чемпионы мира по боксу Хомяков, Хомячан, Хомякченко, Хомидчидзе, Нур-Хомяк, бармены, посетители, вышибалы, таксисты и случайные прохожие, которым не повезло.
Ждановской консьержке Роман по-приятельски объяснил: у Андрея праздник, группа товарищей решила сделать ему сюрприз. Зная Малиновского, бдительная старушка не стала спрашивать, что это за рулон он несет в руках. Понятно же, что девицу.
Катю аккуратно сложили на краешек Ждановской кровати, чтобы он сразу, как прошел в спальню, смог ее заметить. Катя впервые за долгие-долгие дни и ночи спала крепко и спокойно. Видимо, выпитый алкоголь с крупинкой снотворного и пролитые слезы подействовали благотворнейшим образом на истощенную нервную систему Пушкаревой.
Сделав еще кое-какие приготовления, оперативная группа покинула квартиру. Как только дверь захлопнулась, Катя глубоко вздохнула, улыбнулась во сне, прижала к груди ладошки вместе с краешком покрывала и откатилась к самой стенке, намотав на себя приятную бархатистую ткань.

Измученные Ждановским стремлением сразиться с каждым мало-мальски похожим на Зорькина Первого мужчиной (благо наш мужик в общей своей массе мелок и темноволос), но не побежденные его энтузиазмом и выполнившие задание с честью – Андрей был избит, но не поломан и пьян ровно настолько, чтобы слушаться женщин, но не падать, Татьяна и Светлана загнали своего бывшего, но вечно любимого президента в квартиру в нужное время. Помогли ему снять пальто и шарф, но дальше прихожей, чтобы не вызывать подозрений не пошли.

- Что-то я сомневаюсь, что у них эээ... получится сейчас, - сказала, закуривая, Амура, когда все встретились на общественном балконе.
- У Жданова в любом состоянии получится, - с уверенностью сказал Роман Дмитрич, - Ну, аминь! Наверное, уже началось! Я бы подержал свечку.
- Да они оба почти трупы!
- Тогда это будет в чистом виде мечта Кати. Она хотела спать с ним, не просыпаясь, причем чтобы они оба были трупами. Как по писанному, - был чему-то неимоверно рад Малиновский.
- Так это ж и есть "Ромео и Джульетта"!
- Иногда даже автор ничего не может сделать со своими героями и роком, нависшим над ними. Остается только ждать.
- Чего?
- ХЭ.
Дамочки не расслышали, что сказал Роман Дмитрич, поэтому поняли это "хе э" каждая -по-своему, но все одинаково. Чего еще можно ждать от Малиновского? Пошляк!

В этот момент Андрей, даже не скинув ботинок, прошел в темную спальню, рухнул на кровать с краю и тут же уснул.


15. Только вы останетесь вдвоем, отправь ее в ванную и прими еще одну порцию виски. Чтобы к тому моменту, когда вы начнете делать это (могу себе представить, как тебя сейчас перекосило!) в общем, ты уже дошел до кондиции, и тебе было все равно и все по барабану.

Сначала сон Андрея был настолько глубок, что даже если бы в этот момент ему что-то снилось, он бы никогда потом не смог выудить эти дрим-воспоминания из недр памяти. Но ближе к утру, когда и печень уже справилась с продуктами переработки алкоголя, а, значит, забытье перестало быть наркотическим, и мышцы, долго находившиеся в одном положении, затекли, и места ударов стали максимально чувствительными, и ботинки начали ощущаться ступнями, как нечто противоестественное, Андрей увидел цветное видение.

Это был опять Заяц, завсегдатай Палычевых снов Нового Времени, а именно того периода, когда вдруг выяснилось, что именно зайцы правят миром, а не деньги, не масоны, не дебилы, не рептилоиды, не числа, и – тададам! - не коты! Как же заааа… (звонок другу) затараканил этот Заяц Жданова во всех смыслах! Жданов уже приготовился обороняться, сжал кулаки, сфинктеры и даже - хоть Андрей никогда и никому в этом не признался бы, - круговую мышцу глаза, то есть зажмурился. Но когда ты спишь, действие это совершенно бессмысленное – чем мы видим во сне? Вот именно! Поэтому сунутый Зайцем под самый что ни на есть деБержераковский нос цветок никак не мог остаться незамеченным. Цветок, а точнее – закрытый бутон, был вытянутой формы, а краешки сомкнутых лепестков махрились тонкими белесыми ворсинками. Когда бутон с легким хлопком раскрылся, Зайца уже и след простыл, а внутри бутона оказалась Катя. Катя – маленькая голенькая девочка, во рту с пустышкой на пол-лица в виде груши, скатилась по гладкому лепестку, как по горке и побежала куда-то в темноту, а Андрей, понимая, что происходит что-то непоправимое и ужасное, по законам сна не мог ни крикнуть ей, ни кинуться вдогонку. «Потерял! Потерял! Потерял!» - вспыхивает в сознании, и каменная неподвижность тела хуже пытки огнем. Не в состоянии дальше терпеть эту муку, а потому страстно мечтающий проснуться, Андрей вдруг снова видит Зайца, который в три длинных прыжка догоняет беглянку, ловко сцапывает ее меховыми лапищами и приносит обратно.

«Смотри, как надо! – беззвучно произносит Заяц, и, продемонстрировав Жданову Катину попку, в которой вдруг обнаруживается отверстие, винтообразными движениями насаживает ее на пестик цветка в Андреевых руках, а потом плотно заматывает лепестками. До этого рыдающая и дрыгающаяся, как младенец с коликами, Катя тут же успокаивается. – Понял? Держи крепче!» Жданов сжимает бутоновый сверток в руках, а он растет, растет, тяжелеет, и руки наливаются свинцом, но не размыкаются. Андрей стискивает зубы и с такой силой прижимает уже совсем большую Катю к себе, что становится трудно дышать. «Умру – не отпущу!», - догоняет он последнюю свою сонную мысль просыпающимся сознанием и открывает глаза.
Утренний свет не позволяет рассмотреть тонкий слой пыли на натяжном потолке спальни, но приятен для наполненных слезами глаз. Такой дивный это был сон – первый за последнее время светлый, а может и единственный такой светлый в его жизни. Сладкий до слез – во сне, и до этих же слез горький - наяву. Голова звонким чувствительным чугунком, во рту – коктейль мерзких вкусов «Кровавая Кэт»: буро-красный слой - вчерашняя свернувшаяся кровь, прозрачный - вчерашний алкоголь, специи – соль сегодняшней песочной суши и острая паприка всегдашней сердечной боли. Сел на кровати, спустив ноги на ступеньку или как эта фигня вокруг кровати у него называется, поддерживая голову руками – больше невмоготу лежать, телу хочется изменить положение. Еще один день наступает? Опять без Кати?

Если б сердцу можно было приказать: потише! А то ведь ухает и в ушах, и в костяной клетке груди так, что мешает шевелить мозгами, а они и без того ворочаются с трудом, будто слиплись, как язык и небо, как слизистая щек и десен.
Не может же быть, что Катя и ее родители уехали куда-то навсегда?
«Канары? Карибы?» – подкидывает на удивление расторопная память веселые картинки.
Да, лан... папа Кати? На ПМЖ на Карибы? Неееет... Валерий Сергееич? А вдруг?
Да, Жданов несколько раз уже почти под утро приходил к их квартире и названивал – никто не открыл. Но это не значит, что не откроют сегодня, завтра или послезавтра.
Он будет долбиться в эту дверь, пока не добьется своего – встречи с Пушкаревыми.
Но... каждый день, прожитый где-то Катей, прочитавшей инструкцию и не знающей правды, кажется ему роковым. Нет, Андрей как раз не думает, что она может сделать что-то страшное с собой, он думает, что она может сделать что-то страшное с ним: выйти замуж, исчезнуть из его жизни, окончательно разлюбить.
Разве можно исчезнуть в нашем мире? Вот так вот – раааз и пропасть?
Он не верит в это, но боится, как малыш, мучимый собственным воображением: мама уйдет на работу и не вернется.
А еще все эти звонки от Юлианы, от Доминик, от Волочковой и всяких других прочих, которых оказалось великое множество, и среди них просто туча мужчин:
- Андрей, добрый день. Скажите, пожалуйста, как нам можно связаться с Катей, а то прежние ее контакты не контачат.
- Андрей Палыч, мы бы хотели переговорить с вашей помощницей. Вы можете нам в этом помочь?
- Уважаемый Андрей Палыч, будьте так добры, уважьте нашу просьбу, передайте Екатерине Валерьевне, что мы очень ждем встречи с ней.
- Господин Жданов, где можно найти госпожу Пушкареву?
Они, эти звонки, лишь еще больше тревожат: Катя ведь такая ответственная! Как она могла так поступить с другими, ладно – с ним? Значит...
Лучше не думать, что это значит. И хорошо еще, что можно хоть отчасти расслабиться насчет блондина. И то… Это ж он ее увозил, это на его руках Андрей в последний раз видел искомое.
- Андрей, я не понимаю, что происходит? Где Катя? – кажется, папа подхватил эту московскую заразу. Сидел бы себе в Лондоне: «мне здесь приятно, тепло и сыро». Папин голос холоден, он больше не задает никаких вопросов. Только этот.

Жданов по сотому разу начинает продумывать стратегию поиска Пушкаревой, уговаривая себя, что выход есть: а если Зорькина обманным путем – лаской и деловыми разговорами заманить к себе, напоить, а потом... Интересно, а он щекотки боится? А если за Катю или информацию о ней предложить большие деньги? Это самый верный способ - деньги, рассказывали ему. Даже в Индии, где никак не могли искоренить черную оспу, когда она во всем мире уже давно была побеждена, потому что темные люди не выдавали больных и не привитых – верили в Богиню оспы, которая уносила заболевших куда-то там в свой рай, и то с повышением цены за каждого выявленного больного, уменьшалось число верующих в Богиню. И ведь настал день, когда даже за огромное вознаграждение никого не выдали – некого было выдавать. Кто ж ему про это в красках рассказывал, а? Аааа… не думаем об этом, не думаем!

Опять же, если упасть перед женсоветом в обморок, бормоча слабеющим голосом «Катя, я умираю без тебя, Катя», вдруг, они все же пожалеют его и помогут? Они б его за муки полюбили, а он бы их за состраданье к ним… премировал! А что? Совсем неплохо! Женщины могут все, если захотят. Вот! Ворваться в туалет к ним – крайняя мера, конечно, а что остается? - когда они в полном составе там будут, и рухнуть. На колени? Нет, лучше оземь и пену пустить изо рта, башкой о кафель биться, пилочкой для ногтей чиркать по венам.
Эта сцена, возникшая в воображении, тут же открыла путь мыслям, которые запирались Андреевым сознанием на самые крепкие замки. И все равно постоянно просачивались ото всюду, как сукровица сквозь наложенные швы: Малиновский.

Думать о нем, все равно, что пить горячий лимонный сок разбитыми губами.

Да, дамочки объясняли, что никто ни с кем не спал – ни Катя с Романом, ни Роман с Катей, но ведь... Малиновский ждал ее после работы, и не сказал Андрею ни о чем, и повез к себе домой, зная, зная, как Жданов сходит с ума от ревности, зная, что у Андрея к ней!
А вдруг – не зная?
«Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду – я один!»
Господи, как же хреново! И как бы все было здорово, если бы с ним всего лишь были Катя, папа, мама и Ромка…

«Я б не многого хотела: вслух читать и мяч катать, я бы песенку пропела, я б могла похохотать».

«Андрей Палыч! Роман Дмитрич ведь хотел прикрыть вас от Кати своим телом! Вы вспомните!» - врезались в память слова рыдающей Шурочки.
Он помнил, ага... Телом от Кати? Зачем? Кто его просил, а? И инструкция эта! Тут Жданов легко подобрал к слову «инструкция» соответствующий неприличный эпитет (играем в шарады: в слове есть три пятых от полусонных мечт и указание на день, когда можно мыться) и застонал.

Этот стон вызвал ответный за спиной нашего страдальца. Он вздрогнул и резко обернулся.

Катерина до этого момента спала совершенно спокойно, ее дыхание было легким и неслышным, это годам к шестидесяти она начнет тихонечко похрапывать, вызывая тем самым шутливое недовольство своего мужа. Тогда она его напугает предложением: «Хочешь, будем спать отдельно?», что раз и навсегда закроет данную тему. Если до сегодняшней ночи Катя дремала урывками и сон ее был чутким и поверхностным, а просыпалась она всегда на мокрой подушке, то сейчас она нырнула на самое-самое дно этого странного омута, который бытие и небытие одновременно, и сырым был лишь краешек покрывала, в которое она сама и замоталась, – аккурат под уголком рта, откуда стекла не так давно тоненькая ниточка слюнки.

О чем плакала Катя во сне и наяву? О разном, сбывшемся и несбывшемся, но часто, очень часто доводило до слез ее одно и то же воспоминание: Андрей и Роман, разбивающие друг другу в кровь лица и вдребезги свою дружбу. Нормальному человеку вообще тяжко видеть, как дерутся люди – даже чужие, почти незнакомые друг другу, но драка между своими ужасна вдвойне, в квадрате. И тем безобразнее и страшнее зрелище, чем ближе были между собой раньше дерущиеся: отец и сын, братья, друзья. Ведь каждый удар в этих боях против правил наполнен энергией, по убийственности значительно превосходящей энергию ци: не раздражение на чужого, не мгновенно вспыхнувший от случайного оскорбления гнев, а черная выстоявшаяся обида, или застарелая ненависть, или предательство свинцовым кастетом лежат в середине ладони, проступают жесткими буграми между пальцев.

А если ты знаешь, что сама виновата в этом? Да будь они хоть трижды сволочи, все равно! Пусть они творят, что хотят – может, не ведают, что? Но ты-то, ты-то! Ты не должна была… разве это любовь?

И вот, наконец, темнота и тишина – никаких картинок, никаких слез, никакой беды и вины. Лучший подарок человеку от Бога – сон, отдохновение от самого себя – грешного и несовершенного, избавление – пусть на время – от собственных мыслей, что гораздо беспощаднее любого суда, потому что совесть ведь не заткнешь.

Андрей оборачивается и видит Катину макушку, Катины волосы, упавшие ей на лицо, на половину скрытое в покрывале, и боится поверить в увиденное. Дыхание сбивается с такта, пропуская вдох-выдох, а сердце, наоборот, ускоряется, пытаясь выскочить из грудной клетки и первым добежать до девушки: не оптический ли обман зрения?
Пришла! Боже... Она сама пришла к нему! Он уже почти дернулся к ней, но длинный и мощный выдох после глубокого, застрявшего в груди вдоха ударил по рецепторам: черт, от него же разит, как из помойки! И руки грязные – под ногтями уж точно не шоколад.

Вставал с кровати так, будто посередине мягкого пружинного матраса стоит наполненный доверху водой стакан – и надо не только не опрокинуть его, но и не расплескать ни капли. Да, он бы сравнил это свое уползание с постели со сбеганием матери от уснувшего ребенка, но для этого нужно быть той матерью. Или мочь думать хоть о чем-нибудь, кроме: «Боже, она здесь! Только б не проснулась пока!»
Ботинки прочь, потные носки – в них же, босиком добежал до ванной, тщательно вымыл руки, лицо, обливаясь холодным потом каждый раз, когда казалось: и вода слишком громко шумит, и дверь слишком громко закрывается. Чистя зубы, снова заглянул в спальню: Катя в том же положении лежала у стеночки.

Да, синяки, заплывший глаз и опухшую щеку водой не смыть, но хоть изо рта пахнет более сносно: дышал до головокружения в ладони ковшиком. Хотелось пить, но вода может ухудшить состояние, рассола все равно нет. Чаю? Невозможно шуметь чайником и греметь посудой – а если проснется? Выпил ряженки, чтобы из желудка не пахло кислым.
А голова, с тех пор как увидел чудо в своей кровати, болеть перестала. Совсем. Не тот ли это случай, когда теряешь голову от счастья? Потому и не болит.
И снова бегал – проверял: спит – не спит?
Почему ему было так страшно, что Катя очнется без него? Он не задавал себе этого вопроса, он действовал интуитивно, это нам все интересно – отчего да по какой причине. Хотел увидеть первое выражение ее глаз после пробуждения? Хотел, чтобы увидела сразу его? Или боялся упустить? Или...
А когда она пришла? Когда он уже спал или до того? Может, этим покрывалом она попыталась отгородиться от него, пьяного в стельку, и оттого противного? Но ведь не ушла!
Переодеться тоже не помешало бы. И принять душ. Как же громко все, оказывается, в этом мире, с каким шумом мы производим свои обычные действия, а он ведь никогда этого не замечал! Занавеска в ванной громыхает! Вода журчит, как ненормальная, трубы гудят, мочалка шуршит! Как быстро, оказывается, человек может вымыться, вытереться, одеться в свежее белье, рубашку и брюки! Катин папа остался бы доволен.

Сколько раз за то время, пока Андрей проводил свой утренний туалет, он заглядывал в спальню? Мы улыбнулись бы, наблюдая за его передвижениями по квартире, за его нетерпением и озабоченностью.

Но вот он привел себя в порядок и крадется теперь на четвереньках к заветному кулечку. Ему страшно хочется убрать с Катиного лица волосы, закрывающие лоб, запутавшиеся в длинных ресницах. Но он не решается. Просто смотрит, и разные мысли роятся в его голове, но ни одна, зародившись, не успевает толком оформиться и тут же улетает.

- Сон то был вещий! – сказала бы Катина мама, случись так, что Андрей ей его рассказал. – Девочка во сне – к диву, хорошо, что не мальчик – мальчик всегда к маяте, цветок – подарок, чем экзотичнее – тем богаче, потерял и нашел – к удаче, а вот заяц – это я не знаю, к чему.

Про пестик и посаженную на него, чтобы не плакала, Катю Андрей все равно не решился бы спросить у доброй женщины, поэтому отнесем эти подробности к банальному воздействию алкоголя на нервные клетки Ждановского мозга. Да и мама в санатории - трактовать тот предутренний сон, приснившийся мужчине за несколько секунд до пробуждения, некому. Да и не вспоминает мужчина о нем, он другим занят. Он ждет.

Но вот оболочки Катиного сна не выдерживают плотности взгляда Андрея, и ее, чуть припухшие по краям веки подрагивают. Он тут же протягивает руку к прядям, освобождая от них светлый лик своей ненаглядной. Катя распахивает глаза и... и испуганно вздрагивает, обнаруживая прямо перед собой узкоглазое (даром, что с одной стороны) лицо неизвестной национальности. Она без очков, поэтому картинка нечеткая и, соответственно, более пугающая. Хорошо, что Жданов догадывается послать звуковой опознавательный сигнал шепотом:
- Каааать...

Этот позывной навсегда останется в памяти всех, кто хоть раз посмотрел НРК с начала до конца. Не говоря уж про тех, кто не раз. И про саму Катю.

- Где я? – хрипло спрашивает Пушкарева, тут же догадавшись, что над ней нависает не Кола Бельды, и поездка на оленях в тундру ей пока не угрожает, а Андрей Палыч. Она пытается пошевелиться, но ее ночной кокон намотан на удивление плотно.
- У меня, Кать...
Здесь было бы уместно добавить «на Северном полюсе», и в качестве подтверждения, что у АП имеется чувство юмора, не покидающее его в самых экстремальных ситуациях, и в качестве переклички с ранее описанными снами – это было бы красиво и закруглительно, но Жданов этого не говорит. Он типа не в том состоянии, чтобы разговаривать.
А если б сказал? Мы б первые и возбухли: ну, вот, ему принесли Пушкареву на блюдечке с голубой каемочкой, положили прямо в постель, даже время дали на умыться-подмыться, а он тут разговоры разговаривать будет? Ты ее еще про отчет спроси и про «Никамоду», тормоз!

Да, автор очень хорошо помнит, как ему мучительно хотелось, чтобы герой в период финансовой ревности действовал как-нибудь поактивнее, попервобытнее даже, чтобы он отловил героиню где-нибудь в темном месте и пусть бы даже насилие к ней применил поначалу. Сексуальное, естественно. Естественно-сексуальное. Варианты мест отлова и форм насилия автор, как сексуальный маньяк придумывал днями и ночами: каморка, лифт, автомобиль, заднее сидение такси, пошивочный цех ночью, туалет в «Лиссабоне», подъезд… Да пусть бы из-за «детского» времени показа зажали бы самое интересное! Ничего, все желающие додумали бы, что означает показанная на весь экран брошка на блузке героини, вдруг вздрогнувшая как при ружейной отдаче, а потом закачавшаяся в нарастающем ритме. Автор был уверен тогда, что зайди герой в своих действиях чуть подальше и чуть поглубже, чем эротический массаж воротничка пальто, героиня не смогла б не поверить в его «люблю». Одно дело – слышу, другое – чувствую.

И что, опять?! Помнем покрывальце длинными гибкими пальцами, которые с легкостью могут достать до точки G, как бы далеко она ни была расположена от райских врат, и на этом все?
Фух, нет! Все-таки, столь тщательно продуманные обстоятельства располагают: кровать, сонное состояние героини, некоторая ее потерянность в пространстве и времени, частичная обездвиженность (эротические фантазии) – наливай да пей, в смысле – раздевай и властвуй, то есть, пришел, увидел, … - все одно к одному, да и многодневное половое воздержание героя нам на руку, ой, нет, скажем так: кстати.
Катин ротик приоткрывается, она хочет что-то еще спросить, но Андрей в данный момент считает, что губы созданы, прежде всего, для поцелуев, а потом уже для разговоров, и он, припадая к ним ртом, одновременно крепко обнимает свою долгожданно-нежданную гостью и укладывается по-над-рядом с ней.

Если мы скажем, что никогда еще поцелуй не казался Андрею таким сладким, зрители, набившиеся в спальню, не поверят или подумают, что это художественный оборот, с помощью которого автор хочет провести романтическую мысль, будто самый восхитительный секс случается именно с любимым человеком, и самые сладкие поцелуи – с ним же. Или с другим, но тоже любимым. Но автор не знает, как там у мужчин с этим делом, и ничего художественного в этом обороте нет, просто леденец, которым Амура предложила Кате закусить, последняя засунула за щеку, а потом через короткое время отрубилась. Вот он и сохранился благополучно до утра, пока язык нашего героя не пробрался в склеенное сном и карамелью защечное пространство целуемой.

Но сначала, пока он еще не обнаружил конфетку, у Андрея мелькнула мысль, что Катька умопомрачительно сладкая. Как самый запретный плод. И вот тут автор добавит, что прелесть этого поцелуя была еще и в том, что ведь именно с таким вкусом были его первые поцелуи. Его – Андрея, не автора. Просто он забыл, но что-то в нем об этом помнило.

Они немножко, совсем немножко - скорее от неожиданности, поиграли в поцелуйный пинг-понг леденцом, рискуя подавиться, но, к счастью, дюшесина быстро выскользнула из липких губ и тут же затерялась в складках покрывала.
Катя выпростала руки из своих пелен и, обнимая, прижимала и прижимала к себе голову Андрея – со всей силой рук, смертельно истосковавшихся по этой темноволосой голове. Андрею было больно местами – увы, настоящие синяки и шишки дают о себе знать довольно долго, а свежие – так вообще вопиют о своем существовании, но какой же отрадной была эта боль! Он готов был тереться своей опухшей скулой о Катину щеку еще и еще, лишь бы чувствовать: вот теперь жив, вот теперь счастлив. Разве это боль? это наслаждение.

И никакими словами не назвать чувство, заполняющее сразу грудь и живот, похожее на триумф и ликование, ударяющее плотной пульсовой волной одновременно в пах и в горло, когда он слышит, как мгновенно учащается ее дыхание, стоит лишь Андреевым губам добраться до уже успевших набухнуть сосков, сидящих шоколадными бугорками на молочных возвышенностях груди, и сделать с ними то, чего требует само их название. Когда он видит запрокинутую ее голову, замутненный взгляд еще открытых глаз: не закрывай! Когда чувствует, что ее бедра действуют, подчиняясь базовой программе любого живого организма: они раздвигаются, приглашая, и человеческое сознание им не указ. Да и где оно, то сознание?

Все так и было бы, если б не приверженность автора к реализму и грубой правде жизни.
Катя и проснулась-то по велению организма, а когда Андрей пусть и не сильно, но все же чувствительно надавил ей на живот своим телом в общем и конкретными органами в частности, начав ее целовать, она вдруг резко и недвусмысленно задергалась под ним, а еще и замычала ему в губы, замотала головой.
Когда он отстранился, все же успев почувствовать чудную сладость ее манящего ротика, и удивленно посмотрел на Катю, она сказала:
- Андрей, слезь с меня, я очень хочу в туалет, - а когда он помедлил, добавила громче, - мне больно!
И это была правда из правд: рези в переполненном мочевом пузыре были настолько сильными, что она едва не охнула их пережидая, пока выпутывалась из покрывала.

Автор всегда знал, что романтика и физиология недолюбливают друг друга. А иногда переходят к открытой вражде.

16. Инструкция Малиновского "Спасти рядового Жданова"

Катя скатилась с кровати и не совсем уверенно, но скоренько дернула из спальни. В гостиной остановилась на распутье: куда тут идти, чтобы коня лицо не потерять?
- Туда, - указал рукой Жданов направление. Шлепая босыми ступнями по полу, Катя устремилась в проем, сияющий холодным ярким светом. Андрей не придумал ничего лучше, как остаться под дверью, и стоял, как:
а) часовой у стратегического объекта;
б) на севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна;
в) Медный всадник, только без коня;
г) дурак, прислонившийся затылком к стене, и слушал. Журчало долго и тоненько. Очень долго. Потом послышался шум спускаемой воды, потом Катя открыла кран. Когда все звуки стихли, Андрей чуть отступил от двери, чтобы не смутить гостью своей настырностью, но она все не выходила. Не выходила и не выходила. Опять исчезла? Утекла? Смылась?

Катя села на крышку унитаза, чтобы хоть чуть-чуть собрать мысли в кучку. Никак не получалось сообразить, каким образом она оказалась здесь, последнее четкое воспоминание было таким: она стоит у окна в Никодимовой квартире, гладит кошку, которая ходит перед ней по подоконнику туда-сюда, бодаясь. За окном луна, нет – совсем юный месяц, который кошачьим коготком зацепился за темно-лиловый бархат небесного полога. Пальцы нащупали в кармане домашней юбки флакончик. Если его потрясти, таблетки еле слышно погромыхивают: не плачь, Катя! Хочешь, ты больше никогда не будешь плакать?
Она улыбается сквозь слезы: дьявольская погремушка.

Теперь в кармане никакого флакончика не было. Леденец, перекатившись с одной стороны рта на другую, стеклянно звякнул по зубам. Странно, Катя вообще никогда не сосет таких конфет, ей стоматолог запретил леденцы на время ношения брекетов, да и потом тоже не рекомендовал. Там, где ночевала карамелька, теперь шершаво. Так и как Катя здесь, у Андрея очутилась? Напилась таблеток и пришла лунатиком туда, куда всем сердцем стремилась?
А ведь наша героиня может никогда не вспомнить всех событий того вечера, так как стойкая ретроградная амнезия – обычное дело после алкогольно-фармацевтических коктейлей.

Итак, если Катя пришла сама, и Андрей ей открыл, и она оказалась с ним в постели... охххх.... будет обидно, если она ничегошеньки из этого не вспомнит! Наверное, без таблеток тут не обошлось, иначе как все это объяснить?
Но она же не могла прийти босиком и без очков. Нет, без очков она б далеко точно не ушла. Аааа... адреса-то она не знала! Вернее, она его знала наизусть, но как ехать или идти – нет. Может, сказала таксисту улицу и номер дома, и он ее привез? Чертовщина какая-то!

А если Жданов ее похитил? Но он же не знал, где она... не мог знать! Это жаль. Мысль, что Андрей, как какой-нибудь пират, ее разыскал и, как какую-нибудь княжну, притащил к себе, была страшно приятной и волнительной. Еще более волнительными были мысли о том, что пират мог сделать с княжной в своей пиратской каюте. Катя прислушалась к себе и своей одежде, особенно нижнему белью: кожа на щеках и подбородке не саднит, как в прошлый раз от колючей щетины, губы не припухли, там… тоже сушь и тишина. Ничего не говорило о том, что что-то было.

Ах, так?!

А говорил, что любит!

Лживая свинья! Лежал в кровати с ней, прекрасной женщиной, за которой пол-Москвы увивается во главе с его обожаемым Малиновским, и не... ? Ничегошеньки за целую ночь?! Андрей Палыч? Вооот оно, неопровержимое доказательство!
Катя вылетает из туалета, полная решимости закончить эту комедию раз и навсегда.

- Где мои очки? – строго вопрошает она размытое пятно того синего цвета, что очень похож на оттенок рубашки Жданова, в которой он бы примерещился Катерине, вздумай она опуститься до секса с поваром после секса с президентом.
- Я... я не знаю! Сейчас поищем. – Темный силуэт, оглядываясь на Катю, идет в спальню и начинает ощупывать постель, оглядывать пол и приступочки вокруг. Катя молча выжидает.
- Нет очков, вернее, я их не вижу, - виновато говорит Андреев голос.
- Хорошо, тогда хотя бы покажите мне, где моя обувь и пальто! – выходит Катя из спальни и идет в направлении прихожей, как ей кажется. Она права. Но Андрей, прибежавший за ней, не видит там ее одежды и сапожек, о чем удивленно и сообщает, начиная подозревать либо себя в видениях, либо Катю в сверхъестественных способностях.
- Вы что, Андрей Палыч, не могли меня украсть по-человечески? (она имеет ввиду, что крадущий по-человечески не забывает прихватить вместе с жертвой смену белья, тапочки, сухой паек на три дня, полный комплект боеприпасов и книжку «почитать»). Как я теперь домой вернусь?
- Я тебя не крал, Катя! – говорит Жданов, который чувствует, что разговор повернул в какое-то не то русло, но как вырулить, пока не знает. – Я думал ты сама пришла! У тебя же есть ключи.
- Сама? Босиком? Без очков? Опять врете, Андрей Палыч! И я не врываюсь к людям ночью без приглашения! – Катя продолжает оглядываться по сторонам, спотыкается о край ковра и почти падает на подарочный пакет. Уткнувшись в него носом отмечает: розовый и с той же гнусной надписью! Она вскакивает возмущенная до крайней степени и, перепрыгивая через Жданова, который пакета не видит, потому что только что нырнул под диван в поисках Катиной обуви, хочет куда-то бежать. Но куда убежишь босиком?
- Ах, - ее рот возмущенно приоткрывается, – опять, да?!
- Что? – не понимает Жданов, который резко поднимается, и у него в глазах темнеет. Еще бы, столько раз по башке получить и столько травиться вискарем! Да и вообще, кроме Кати и Катиного сердитого, такого прекрасного без очков личика, он ничего не видит.
- Эти ваши штучки с Роман Дмитричем? Как же мне все это осто-черте-ло! А я еще убивалась, дура! Да это же водевиль! Посмеялся и забыл! Где у вас телефон? – Катя прищуривается, стараясь разглядеть, где в этой квартире коммутатор. - Немедленно вызовите мне такси!
- Нет, Катя, нет! Роман Дмитрич тут совершенно ни при чем! Я его не видел с тех же пор, что и вас! – он бегает за ней, как робкий вьюнош или как Рыбников за поварихой, не находя момента, чтобы начать другой – нормальный разговор.
- О! Я поняла, - вдруг задыхается Катя от вспыхнувшей догадки, - это вы с девочками так... – она не договаривает, замирая на мгновение на месте, пораженная подружеским вероломством.
- Да не знаю я никаких девочек! – по неискоренимой уже теперь, в его-то зрелом возрасте, привычке открещиваться в спорах со своими женщинами от любых девочек тут же заявляет Андрей, подкрадываясь к Кате из-за дивана.
- Как же я устала от всего этого... – показывает руками вокруг себя Пушкарева, и Андрей сразу решает, что завтра же пригласит интерьерного дизайнера и мужика с отбойником: пусть все до основания, а затем! - Сколько можно? – стонет Катя, почти плача от того, что чувствует себя совершенно потерянной без памяти, беспомощной без очков, а без верхней одежды, когда на улице мороз, особенно незащищенной от превратностей судьбы («Мама, мама, что я буду делать? Ку. Мама, мама, как я буду жить? Ыыыыы!»). – Компания у вас, документы в порядке! Помощница вам больше не мешает! Я вам не нравилась... Что ж ныне меня преследуете вы? (мозг, чувствующий свою вину за провалы в памяти, решил реабилитироваться, подкинув хозяйке нужную цитату).
- Да не преследую я! – твердит наша любимая бестолочь, желая отныне говорить Кате правду и только правду. Но надо ж соображать, какую правду женщина хочет слышать, а какую нет? – И ты мне нравилась! Очень нравилась, Катя! – он пытается удержать ее за плечико, но хватает лишь за рубашонку.
- Ясно, - вспоминает главный туалетный аргумент Катя, - так нравилась, что ты упаковал меня в одеяло, завернул потуже, чтоб не выбралась и, не дай Бог, не прыгнула на тебя спящего, спасибо под кровать не спрятал с глаз подальше! – вылезает на поверхность главная женская обида: не домогался, гад!

Да, да! Это женщина решает, отдаться мужчине или дать ему по морде, а у него, если он мужик, выбора, в общем-то, нет: хоти всегда, хоти везде.

Катя порывисто дергается, кнопочки на кофточке капризно щелкают и дружно, одна за другой, расстегиваются: трынь, трынь, трынь! И без того разгоряченному беганьем за Катей Андрею открывается зажигательная картина: «Милавица», бюстгальтер «ромашка» размера «С» с эластичными чашечками. Роскошная отделка верхней части чашечек в виде лепестков придает изделию нежную элегантность, а декоративное оформление нижней и боковой линий - дизайнерскую завершенность. Широкая спинка исключает врезание в кожу и обеспечивает комфортное ношение.
Про широкую спинку Андрей ничего не знал, как и про комфортное ношение, так как видел модель спереди и опыта использования данного предмета гардероба не имел. Платье и накладные ресницы – было, а бюстгальтер – не приходилось. Но он все равно оценил модель не только содержанием (черепной коробки), но и изменившейся формой (тела) как истинный ценитель. И Жданову еще повезло, что Катя пожалела надеть дома черный кружевной "Triumph", иначе б первый выстрел за сегодня (спойлеры!) мог оказаться вхолостую. Думаете это слишком? А почему ж тогда этот бюстгальтер столько стоил?

Катя пытается прикрыть красоту, но у Андрея в голове уже все сложилось, как надо: и пусть только отчасти, но все же голенькая Катя, и эти ее «упаковывал-завернул», и слезы в глазах, и их салочки, когда он вроде бегает за ней, а догнать не может – он уже видел сегодня все это и знает, что нужно делать.

- Я не упаковывал! – как-то подозрительно тихо говорит Андрей и, понимая, что разговоры сейчас ни к чему хорошему не приведут, просто хватает Катю своими лапищами и… ты виноват уж тем, что хочется мне кушать!
Катька попыталась брыкаться – честно, еще по инерции и вообще, так интереснее, поэтому, когда Андрей плюхнул ее на кровать, он сразу закатал ее в криво разложенное на постели покрывало. Получилось, что руки ее, прижатые тканью к телу, заблокированы, зато верхняя ее часть и нижняя свободно торчат из мохнатой муфты.
- Немедленно выпусти меня! – неистово вертела головой Катя и дрыгала ногами, но Андрей, как и мы все, не раз смотрел «Кавказскую пленницу», поэтому он прекрасно знает, как лучше начинать разборки с похищенными девушками.

Поцелуй, еще поцелуй, ах, Катя! Сколь ж дней и ночей было потеряно!

И вот она уже не сопротивляется и больше не хочет ничего выяснять. Но одних поцелуев слишком быстро становится мало. Правда, Андрей не торопится – в этом деле он знает толк, это вам не экономика! Он потихонечку, постепенно разворачивает свое восхитительное эскимо, спуская покрывало все ниже и ниже, но не давая волю Катиным рукам. Вот уже триумфально справился с «Миловицей», а руки все придавливает аккуратно своим весом. Она уже приняла правила игры и подчинилась, и не пытается освободиться, но как только хочет что-то возмущенно простонать, он закрывает ей рот поцелуем и снова творит всяческие безобразия на поверхности, а кое-где уже и в углублениях Катиного тела. В какой-то момент Андрей забирается рукой под покрывало снизу и ловко стаскивает с Катюхи трусы, о, да мороженое подтаяло! Ее глаза лишь шире раскрываются – куда уж шире, но она больше ничего не говорит, только ловит губами воздух, а ловятся его губы... Андрей поднимает ткань выше, оголяя прелестные ножки и попочку…

Мелькнуло и погасло видение: голубая мохнатая лапа ложиться на его плечо:
- Молнию помочь расстегнуть? А то у тебя все руки заняты!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 00:55 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
Эпилог

«Мой дорогой друг и президент, поскольку ты с детства страдаешь редкой формой склероза, я снова решил прийти тебе на помощь. Первую часть плана по завоеванию Царь-девицы мы с тобой бездарно провалили, за что оба и получили от лица трудового коллектива. В некотором смысле ты даже герой – столько выдержать без секса! Потому что единожды поспавший с такой женщиной, как Пушкарева, кто тебе поверит, что ты можешь теперь спать с кем-то другим? Это не ирония, мой друг, это констатация печального факта.
Хоть мы с тобой и влипли по самые помидоры, но сдаваться рано. Поскольку меня не будет рядом, чтобы руководить тобой в самый ответственный и переломный момент всей этой истории, я подготовил таблицу. Что-то типа меню. Твои действия на завтрак, обед, ужин и… ночь. Эта ночь с Пушкаревой – самое трудное, но ты уж постарайся. С другой стороны говорят, что когда мужчины любят, как в последний раз, это может стать веским аргументом для женщины. На какое-то время. Потом, конечно, придется доказывать все снова и снова, но сейчас важно не ударить в грязь лицом. Забудь о себе и своих удовольствиях, хотя забыть о них никак не получится, они случатся сами собой. Но все же, думай только о ней. Не уверен, что у тебя, эгоиста, это получится. Ну, вдруг. Кто его знает? Ну, сделай над собой усилие. Хотя бы один раз!
Здесь у тебя вино, соответствующие ему закуски, высококачественные сладости, хотя зачем они вам? а также секс-игрушки (не кричи, для начальной школы!). Еще потом спасибо скажешь. Ну и куча всяких приблуд, которые могут сгодиться для подсаживания твоей ненаглядной на секс-иглу. Ты не должен выпустить ее из квартиры до тех пор, пока не убедишься: она сидит на ней крепко и уже никогда не соскочит. Писать открытки я не стал, потому что сейчас все гораздо сложнее, чем раньше: она не поверит словам, даже моим. Теперь можно доказать ей что-то только делом. Делом, Жданов! И я верю в тебя, ты сможешь! Не просто ж так в твоих волосах столько пигмента.
Женщины не любят повторений, поэтому тебе придется быть изобретательнее. Не зацикливайся на одной позе и двух-трех эрогенных зонах. Действуй смелее и пионеристее, не бойся открыть в Катерине что-то новое. Не злоупотребляй шоколадом, чтобы по твою душу не пришли Акне Кнебекайзе и зубная Фея, вовремя и регулярно чисти зубы, чтобы у Кати не вызвали отвращение твои поцелуи. Впрочем, как и все остальное. Поэтому – санитария и гигиена forever, как бы тебе ни было страшно оставить Пушкареву на пять минут без присмотра. Кстати, в представленных твоему вниманию наборах «Трахни сам» и «Юный плейбой» имеются наручники, а батарея у тебя за занавеской. Боюсь, что тебе в любом случае не придется спать в ближайшее время, иначе Катя может решить, что ты ее мало любишь. А это с некоторых пор чревато: уже выстроилась очередь под твоими окнами из желающих отведать комиссарского Пушкаревского тела. Отойди от окна, те два несчастных дворника ни в чем не виноваты, я шучу. Почти.

Делу время – потехе час. В промежутках между делом можешь говорить ей комплименты. Начни с ушей - это самое простое: чтобы ты ни шептал ей прямо в ушко, это непременно возымеет положительное действие, ведь уши – чувствительная зона. Тут тоже важны свежее дыхание и владение родным языком в полной мере. Но будь осторожен: для комплиментов, которые могли бы понравиться такой умной и красивой женщине, как Пушкарева, понадобятся фантазия и ум, кое-какая образованность, богатый словарный запас и идеальное чувство юмора. А меня-то рядом нет! Поэтому, старайся как можно быстрее переходить обратно от слов к делу. Если устал, то вспомни, что смена деятельности – лучший отдых, давай нагрузку разным частям своего тела поочерёдно. Катя должна пребывать в уверенности, что она Мисс Секс, хотя это в определенном смысле оксюморон, но забей на этот парадокс, иначе ты опять все испортишь. Сегодня ночью ты ей покажешь, на что способен, а вздремнуть рекомендую тебе недолго и только в плотной сцепке с Пушкаревой: счастье – что оно? та же птица, упустишь – не поймаешь.
Утром... – не мне тебя учить, потом накормишь ее деликатесами, напоишь вином и начинай все сначала: помнишь наш любимый анекдот? «Привет, привет, привет и утром два привета!» Ты должен побить этот рекорд. Телефоны отключи все, так как, сам понимаешь, кто только ни будет звонить и мешать тебе пропиливать окно в светлое будущее. Завтра к вечеру можно вывести ее на небольшую прогулку. Только для того, чтобы Кате стало холодно и страшно на темной улице, и она побыстрее захотела бы вернуться в твою теплую постель. Ты в этот момент немного передохнешь и зарядишься небольшой порцией кислорода. Жданов, небольшой! Потому что надолго оставлять Катю без секса в первые несколько дней не рекомендую, важно, чтобы сформировалась стойкая привычка, а лучше – болезненная зависимость. Полюбуетесь на звезды, грязные сугробы и посыпанный солью асфальт, и после этого снова тащишь ее на сеанс любви. Любви, Жданов! Ко мне больше не вези, а то я за себя не ручаюсь, со мной всякое непредсказуемое происходит при виде твоей прелестной подружки. Хорошая идея отправиться вам в ванную вместе и вместе же принять порцию виски или чего вам там захочется для поддержания сил, сугрева и разогрева. Чтобы к тому моменту, когда вы начнете делать это (могу себе представить, как у тебя сейчас все приподнялось, не только настроение) вы уже дошли до кондиции, и вам было все равно и все по барабану: как там без вас «Зималетто»? Что думают мамы и папы? Что кушает на завтрак крокодил? Когда этот марафон закончится, можешь спокойно заниматься своими делами: делать Кате предложение, жениться на ней, бороться за президентское кресло, восстанавливать подпорченное реноме, но помни: отныне она будет требовать продолжения банкета каждый вечер! Поэтому ты должен быть в отличной форме. Отжимайся по тридцать раз в день, можешь прямо над Катей, чтобы сочетать приятное с полезным.
Итак, резюмируя: ты не должен упустить этот последний шанс. Ни за что. Ты должен объяснить ей все так, чтобы она поняла и поверила. Как хочешь: словами, руками, пантомимой. Да, инструкция была, есть и будет. Никому из нас (хотя о себе я не стал бы говорить с уверенностью) о ней уже никогда не забыть. И ты ее выполнял, да! И довыполнялся! Кто ж тебе велел влюбляться-то, а? Я за это ответственности не несу, это целиком и полностью была твоя инициатива, и, строго говоря, ты злостно мою инструкцию нарушил! Я сто раз тебе напоминал, Андрюша, не забывай дарить ей цветы, да все как об стенку горох. Так чего ты теперь хочешь?
Короче, посмотришь по ситуации. Но если она от тебя уйдет неубежденная – пеняй на себя. Виноватых типа Зорькина нам уже будет не найти. Да и я сделал все, что мог. Я верю в тебя и в твои способности убеждать. И не бойся применять силу: женщине иногда хочется почувствовать себя хрупкой и слабой, а для этого ты должен ее победить. В прямом смысле слова.
Жму твою мужественную руку, твой верный оруженосец.
Постскриптум: я не спал с Катей, хоть и хотел. О причинах наших поступков и желаний поговорим потом, надеюсь, когда ты справишься с главной задачей: вернешь себе и «Зималетто» Катю, а Кате «Зималетто» и себя. Удачи».

КОНЕЦ

Огромная благодарность ludmimilochka за текст инструкции Малиновского, выложенный в разделе "Все о сериале".

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 01:05 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 авг 2017, 02:43
Сообщения: 4556
Откуда: Санкт-Петербург
Спасибо, что выложила это великолепное баловство! :girl_haha: :inlove:
Очень по тебе скучаю. :girl_sigh: :Rose:

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ. :)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 01:16 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
little_birdie писал(а):
Очень по тебе скучаю. :girl_sigh: :Rose:


Мммм.... Очень хочется верить, что у меня будет чуть побольше времени. И мы поболтаем!

Хотя знаешь, Птич, что я тут подумала? Редактируя этот текст? Что меня - именно меня, настоящей - гораздо больше в моих фиках, чем где бы то ни было еще... :-) :-) :-)

:kissing_two:

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 01:51 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 авг 2017, 02:43
Сообщения: 4556
Откуда: Санкт-Петербург
Greza писал(а):
Хотя знаешь, Птич, что я тут подумала? Редактируя этот текст? Что меня - именно меня, настоящей - гораздо больше в моих фиках, чем где бы то ни было еще... :-) :-) :-)
:kissing_two:
Это очень здорово! На самом деле. Это значит в них ты себя отпускаешь! :dance: Люди очень редко бывают свободны, (это такая роскошь!) в смысле свободы быть самим собой. Да и существует ли другая?
И может поэтому нам с тобой так дороги и притягательны люди, не боящиеся шутить: потому что они нам кажутся свободнее всех остальных? :-) :unknown:

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ. :)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 25 апр 2020, 23:05 
Не в сети
Наблюдающая

Зарегистрирован: 09 май 2009, 17:09
Сообщения: 1963
Откуда: Москва
Только увидела! Как хорошо, что этот замечательный текст выложен в авторском разделе! Грезочка, :flower: :flower: :flower:

_________________
Скачать тексты по НРК в разных форматах.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 28 апр 2020, 20:33 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
фелиция писал(а):
Как хорошо, что этот замечательный текст выложен в авторском разделе! Грезочка,


:dance: :dance: :dance:
Честно сказать, мне он самой местами жутко нравится :grin: :grin: :grin:
Прям удивительно, откуда что берется!

Спасибо, фелиция, за эти слова! И за ссылки - спасибо! :-) :-) :-)

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 21 июн 2020, 16:29 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 авг 2017, 02:43
Сообщения: 4556
Откуда: Санкт-Петербург
Изображение
Автор, наверное, Саша. Но я не уверена...

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ. :)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 19 дек 2021, 11:04 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 21 ноя 2021, 16:49
Сообщения: 1615
Как искромётно, спасибо!

_________________
"Насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием. Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом".
А.И. Солженицын.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 27 дек 2021, 16:50 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
little_birdie писал(а):
Изображение
Автор, наверное, Саша. Но я не уверена...


Никогда ГА не был мне так мил, как в образе печального АП :grin:

Ну просто зая! :-) :-) :-)

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
СообщениеДобавлено: 27 дек 2021, 16:51 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 05 июн 2017, 15:12
Сообщения: 1100
Бинош писал(а):
Как искромётно, спасибо!


И вам спасибо, Бинош!
И да, это было легко и весело :grin:

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 16 ] 

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB