|
6.
После ухода громко галдящих гостей тишина в студии казалась особенно густой. Роман удивлялся своей скованности, словно его резко одолел коммуникативный ревматизм – первые слова после пауз приходилось делать с усилием.
– Я тоже пойду, – опередила его Данка.
– Спасибо вам. Вы не только выручили меня, вы очаровали наших клиентов – это хорошо для бизнеса. Кстати, о бизнесе.
Малиновский прошел к своему столу, вынул из ящика конверт, вернулся с ним к девушке, протянул ей. Она подняла руку, и он обратил внимание, как красиво смотрится широкий рукав на узкой руке – недаром француз среагировал на это.
Данка взяла конверт.
– Спасибо. Хотя я могла бы перевести для вас бесплатно.
«А я дал бы больше. – И это уже где-то было, было...»
Она заглянула в конверт, покачала головой, сделала движение, как бы отдавая конверт обратно.
– Переводчикам столько не платят, я знаю.
– Пожалуйста, давайте поговорим о чем-нибудь другом, – Роман коснулся ее пальцев, отклоняя попытку вернуть деньги. – Покажите мне лучше ту Марию Магдалину, о которой вы говорили с мсье Монпансье, если вы не очень торопитесь, конечно.
О, как приятно слышать этот мелодичный смех!
– Мсье Монпансье? Он вам чем-то не угодил? – она хорошо расслышала ехидные нотки в его голосе.
– Просто шучу. Вы ведь тоже пошутили, когда представились «мадемуазель Софи»?
Она на него странно посмотрела.
«Что я опять не так сказал? – Чувствуешь себя идиотом? Так оно и есть, друг, увы».
– Хорошо, пойдемте, покажу, это быстро.
Они подошли к компьютеру, он усадил ее в свое кресло, себе пододвинул стул. На экране уже во весь рост красовалась рыжеволосая женщина с сосудом в руках. Причем ее руки, – действительно! – были очень похожи на те, чьи пальцы сейчас касались клавиш клавиатуры и нежно поглаживали компьютерную мышь.
«Завидуешь мышам?»
– Обратите внимание, у этого художника – любителя огурцов, как его называет мой папа, – есть как минимум две Марии Магдалины. Одна вот эта – именно про нее говорил мсье... – она хихикнула, – Симони. У нее волосы убраны в хвост, они рыжие. И ее лицо немного отталкивает какой-то лисьей хитростью – вы не находите? Этот остренький носик, этот прищуренный взгляд – трудно сказать, что это взгляд кающейся грешницы.
Роман смотрел и соглашался. Но видел он и то, что француз очень тонко ухватил схожесть средневековой дамы с современной ему девушкой в другом: в горделивой осанке, в мягкости черт лица.
– А вот вторая Магдалина Кривелли гораздо известнее и мне милее, – продолжала Данка, щелкнув мышкой. – У нее более нежный, печальный взгляд, изящный носик, посмотрите, какой рот – ведь губы слегка поджаты. А веки? Не зря мама всегда обращала наше внимание на этого художника, когда мы путешествовали.
– А почему он любитель огурцов?
Она снова развеселилась.
– Потому, что он часто украшал свои картины богатыми гирляндами из фруктов и овощей. У него есть «Снятие с креста» – так там огромный огурец нависает над головой Спасителя. Вот папа его так и прозвал. – Клик мышкой – и доказательство на экране. Как все быстро нынче! И просто!
«Просто? Попробуй попросить у нее телефон! – И попробую».
Роман, чувствуя, что она сейчас встанет и уйдет, лихорадочно придумывал, как сохранить с ней хоть какую-то связь. «Волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули? Тебе не смешно?» И его осенило: переводчик! Ему нужен такой – профессиональный, универсальный, очаровательный переводчик. Во дурак! Все действительно просто! Он вдохнул поглубже – она поднялась.
– Я не знаю, как вас благодарить, – начал Роман.
– По-моему, вы меня очень даже отблагодарили!
– Нет, деньги не в счет. Я же видел, что вам не хотелось, вы просто уступили настоянию подруги и, возможно, просто вошли в мое положение.
Она опустила глаза, он понял, что прав.
– Поэтому, я хочу в ответ сделать что-нибудь для вас. Что-нибудь приятное.
– Тогда я хотела бы еще печенья.
Роман принес ей всю коробку, причем подал ее жестом заморского гостя, привезшего драгоценные дары правителю страны.
Смеется.
«Ты хотел бы, чтобы в этой коробке лежали лепешки Фаберже, инкрустированные самоцветами?»
– Вам не нужен еще один ученик? Прилежный, воспитанный, в носу не ковыряется, слюни не пускает.
Смеется!
Данка над чем-то размышляла, в задумчивости заправляя волосы за ухо. Луч солнца, просочившийся сквозь крыши невысоких старых домов, изловчился и проник в окно студии за спиной девушки, сверкнув россыпью крохотных огоньков в драгоценном камушке ее серьги.
– Нет, учеников я больше брать не могу – просто не успею. Но мне нужен... кавалер для похода в театр. – Она взглянула на него робко и вопросительно.
Роман слегка растерялся: и от сказочности предложения, и от несколько подозрительной формулировки. А солнечный луч все кувыркался в гранях минерала, перекликающегося оттенком с цветом ее радужки. «А почему это французу можно, а мне нет?»
– Эти серьги очень идут к вашим глазам.
Теперь растерялась девушка. Коснулась рукой серьги, словно вспоминая, что на ней сегодня надето.
– А, бабушкины топазы. Эти редкие – такой глубокий коричнево-золотистый цвет почти не встречается, говорят. У нее вообще много украшений, в том числе и от ее бабушки – фамильные драгоценности, типа.
– Это та бабушка, которая печет печенье? – о чем ни говорить, лишь бы говорить, лишь бы задержать.
– Нет, это другая. Папина. Так вы не пойдете со мной в театр?
«Лучше бы, конечно, на рейс «Москва – Кассиопея». Вдвоем. – А когда кони двинешь, пусть летит дальше одна?»
– Конечно, пойду! С радостью. Если я с вашей точки зрения подходящий кавалер.
О, какой оценивающий взгляд! Она действительно прикидывает – подойду ли?
– Да, очень подходящий. Просто идеальный.
«Тебе ничего не кажется? Вот эта изморозь вдоль позвоночника тебе ни о чем не говорит? У тебя ж там датчики интуиции?»
– Явки, пароли?
– Театр Вахтангова, спектакль «Царь Эдип». – Она назвала число через неделю. – Билеты будут. Я вас приглашаю. Вы точно сможете? Вы же даже не посмотрели свое расписание.
– Я точно смогу.
– Хорошо. Я вам позвоню тогда накануне, хорошо? Договоримся, где встретимся.
«Let my people go!» – пропел над ухом рокочущий голос Луи Армстронга, и тут же вступила радостная труба.
«Ты не взял у нее номер телефона. А если она не позвонит? – У меня есть запасной вариант – телефон рыжухи. – Скажешь, что нужен переводчик? – Ага, перевозчик-водогребщик», – уже спустя час после ее ухода трубный глас сменился тоскливым стенанием Ларисы Герштейн – тяжким наследием первого брака. И теперь он никак не мог отделаться от этой песни:
Перевозчик-водогрёбщик,
Парень молодой,
Перевези меня на ту сторону,
Сторону домой...
– Ты откуда эту песню,
Мать, на старость запасла?
– Не откуда – всё оттуда,
Где у матери росла.
Как с земли родного края
Вдаль спровадила пора.
Там текла река другая –
Шире нашего Днепра.
В том краю леса темнее,
Зимы дольше и лютей,
Даже снег визжал больнее
Под полозьями саней.
Но была, пускай не пета,
Песня в памяти жива.
Были эти на край света
Завезённые слова.
Отжитое – пережито,
А с кого какой же спрос?
Да уже неподалеку
И последний перевоз.
Перевозчик-водогребщик,
Старичок седой,
Перевези меня на ту сторону,
Сторону – домой...*
Нужно было непременно справиться с этим настроением. Что за фигня вообще? – все ж хорошо. Все просто отлично. Нет, ну, правда. Бизнес – цветет и пахнет. Здоровье – тьфу-тьфу. Можно позвонить Оленьке... да она и сама еще позвонит. И не только она... Через неделю.
«Ты считаешь дни? Тебе кажется, что неделя – это слишком долго? Пациент скорее мертв, чем жив. – Не надо меня хоронить! Со всеми бывает – увлекся, да. Я не парюсь по этому поводу просто потому, что мне нравится это состояние – я на подъеме, я вдохновлен, я чувствую себя молодым. – А она что чувствует, глядя на тебя?»
Он еще немного походил из угла в угол и набрал номер друга.
– Ты какой-то прихлопнутый, Ромча, – сказал Гена, подсаживаясь к Роме за столик.
– Здрасьте, опять?
– Ну, я ж не виноват, что ты как был прихлопнутый, так и остался. Я пить не буду, мне еще ехать сегодня.
– Хорошо. А я уже. Что Татьяна?
– Опа. Ты к чему это?
– Просто. – Роман налил себе еще. – Просто спрашиваю.
– Татьяна – как обычно. – Он невесело рассмеялся. – Как обычно все Татьяны: но я другому отдана и буду век ему верна.
– И чего она тебя не отпустит...
– Да она меня давно отпустила, она меня даже гонит – я не могу уйти. Как искусственный спутник – ни оторваться дальше в космос, ни упасть на землю – болтаюсь по своей заданной кем-то свыше орбите – и все. Ты же знаешь, сто раз пытался – клин клином, уколоться и забыться, риск – благородное дело...
Рома помнил этот риск: что нас не убивает – то нас не убивает.
– Но тянет с непреодолимой силой. И все придумываешь, придумываешь – как можно ее увидеть лишний раз, где. Вот она перед глазами – и все на месте. Не видишь – и нужна воля, чтобы придать всему происходящему смысл. Для чего пить, есть? Для чего работать? – нужно вспомнить, что это дает тебе шанс – увидеть ее еще раз, подарить ей что-то, если она возьмет... – Гена был рад высказаться.
Роман внимательно слушал, вспоминая эту Татьяну. Ну, ничего ж особенного... «Ага, ага, «даже ниже меня ростом» еще скажи». Он снова налил, снова выпил.
– Ромча, случилось что?
– Скажи, Ген, ну а дальше? Как ты будешь жить дальше? Что, теперь навсегда это?
– Я не знаю. Иногда мне хочется, чтобы я проснулся утром – и понял: все, отпустило. Ее же все равно нет рядом, так пусть не будет совсем в моей жизни. Но когда я об этом думаю, меня берет такая глухая тоска, что я понимаю: пусть лучше так. Пусть будет наполненность – неутоленными желаниями, несбыточными мечтами, иллюзиями, редкими крупицами счастья – ослепительного, горького, но ослепительного, Ром! – чем пустота. С тех пор, как я ее увидел, мир изменился – краски стали ярче, ветер яростнее и веселее, солнце горячее и нежнее – как тебе объяснить? Музыка – вокруг меня всегда звучит музыка. Я слышу ее, о чем бы ни подумал – этот мир подпевает тем, кто влюблен. Слова песен – в унисон твоим мыслям, мелодии - в тон с биением твоего сердца.
– Тон, тон, моветон, тон, тон, тон, моветон. Неужели ничего нельзя сделать? Чтобы не страдать?
– Я не страдаю, Ром, веришь ли? Я живу. Просто сердце немного ноет всегда. И если б меня спросили, хотел бы я все изменить, я бы не согласился. Потому, что все, что происходило до Татьяны – было похоже на репетицию: прогон вполсилы, вполноги. Мне только казалось, что я знаю радость, счастье, грусть, боль, тоску, страх – я их знал чисто теоретически, по книгам. Как если бы тебе рассказывали, что значит вкус соленой пищи, когда ты ел всегда только пресное. Что за ощущения, когда ты выпьешь. Что значит цветное видение – если твои глаза настроены на тысячу оттенков – но лишь серого. Понимаешь? А теперь я точно знаю все это. Я ощутил это все всеми миллионами моих оголенных нервов: «Мой главный нерв продет в иглу, предельно обнажен». Мне кажется, что как полноценная личность, как человек ты рождаешься только вместе с болью безответной любви... – он очнулся от своих размышлений. – Прости, Ромча, я не хотел тебя обидеть...
– Да, ничего. Ты же знаешь, я необидчивый.
– Поехали, я тебя отвезу. А то ты вон, почти бутылку уговорил.
– Да, не берет что-то...
В машине Гена замолчал. Поклонник авторской песни (ну да, вот откуда ноги растут, они же все там махровые романтики!), он порылся в бардачке, достал диск. Вставил.
– Никитины. Ты не против?
Малиновский пожал плечами: слушай, раз душа просит.
Трудно сказать, чего просила душа Генки, но сознание Романа, к его удивлению, хваталось за каждую строчку Давида Самойлова, мелодично и неторопливо пропеваемую Сергеем Никитиным, как акробат под куполом цирка за летающие перекладины, и боялось промахнуться мимо хоть одной:
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.
Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно...
...О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...
_____________________
*А. Т. Твардовский
_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
Последний раз редактировалось Greza 06 ноя 2017, 09:37, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
В предвкушении...спора 
). Его система общения с женщинами давным-давно сформировалась, и здесь обе попытки брака (все же года идут) провалились и укрепили РД во мнении, что ничего в его бытии не изменится. Надо просто плыть, как раньше плылось, не напрягаться и не пытаться больше ничего менять. И вот в такой ситуации любовь, да еще и к юной девушке - настолько "ни к селу ни к городу", что непременно должен включиться механизм защиты, имхо. Этот механизм у РД самонастроен и отлажен его уже достаточно долгой жизнью. Другое дело, что чувства бывают так алогичны и внезапно сильны, что исход этой "схватки" невозможно предсказать.)) *Мысли вслух* 
Ага, ага. "Благодарю вас. Как за что?! «За тайные мучения страстей!» Еще за что? М-м. «За горечь слез, отраву поцелуя!»(С)
