НРКмания

Мне кажется, я вижу берег.
Если это не мираж.

Глава 27.
Ветер коснулся поверхности реки, покрыв воду мелкой рябью, затем, кувырнувшись, вылетел на набережную, скользя по асфальту и не находя ни пыли, ни сухих листьев, ни листков бумаги, чтобы хоть чем-то поиграть. Поэтому он крутанулся несколько раз вокруг людей, сидящих на лавочке, в надежде задеть их своим озорством. Скользнул мужчине за шейный платок, растрепал волосы женщине – никакой реакции. Сидят, молчат, смотрят вдаль, словно наблюдают за чем-то, что видно только им двоим. Давненько ветер не встречал таких интересных персонажей: они не касались друг друга ни краешком одежды, ни словами, ни взглядами, между ними можно было свободно летать, не натыкаясь ни на какие препятствия в виде переплетенных энергетических полей или сгустившихся от невозможности высказаться мыслей. Каждый сам по себе – вроде по отдельности, вроде не пара, но ни малейшего намека на присутствие где-то рядом вечного и неизменного спутника человека – одиночества. Одиночества, нарезающего круги вокруг супругов, родителей с детьми, реже – около друзей, но даже иногда кружащего рядом с возлюбленными. «Загадка!» - решил ветер, дружески приобнял за плечи мужчину, нахально расцеловал в щеки и губы женщину, и, веселясь, помчался дальше, перепрыгивая через бордюры, лавочки и цепляясь за фонарные столбы.

Катя поежилась.

- Вам холодно, вы замерзли, Катя?

- Нет. Все в порядке, Павел Олегович. Просто не ожидала, что воспоминания могут так будоражить.

- Вам мучительно это вспоминать?

- Нет. – Катя словно анализировала свои ощущения. – Нет. Не мучительно. Волнительно. Но не больно. Если бы все закончилось на этом – я бы никогда потом не увидела Андрея, мы не были бы вместе – скорее всего, я бы даже говорить об этом не смогла. Не знаю, что вообще могло бы со мной быть... Представьте цветущий луг – маки, васильки, ромашки, колокольчики – много-много нежных молодых растений - по которому вдруг проходит жестокий заморозок, и сразу после него смерч, потом еще пожар по уже засохшей траве и, наконец, гусеничный трактор корежит эту истерзанную землю... и сушь.... Конечно, по законам природы чем-нибудь да зарос бы этот изуродованный лужок: семена какие-нибудь, лежащие глубоко в почве, проросли бы рано или поздно... Только, говорят, устойчивее всего сорные травы, вот и было бы это крапивно-лопуховое царство.

Катя невесело усмехнулась.

- Нет, Катюша, нет! Не верится мне в эти лопухи и крапиву.

- Павел Олегович, вы не представляете, кем была я после ухода из Зималетто. Или чем. Особенно в первые сутки. Эдакая кукла, с определенной программой: нужно уехать, нужно уехать, нужно уехать. Программа не допускала мыслей об Андрее и Зималетто, разрешала только насущные механические действия: собрать чемодан, говорить с родителями, идти, сидеть, улыбаться. У моей бабушки была кукла старинная: керамическая. Гладкая на ощупь, цвет – рук и ног, как у людей, очень теплый, естественный, а лицо – почти прозрачный румянец. Алые губы чуть приоткрыты – там видны белоснежные зубки, а глаза! Какие у нее были глаза! Как настоящие! Они могли следить за тобой, если куклу поворачивать из стороны в сторону. Правда ресницы были отчасти повыдерганы, волосы свалялись, и кое-где под ними просвечивала тряпочка, одета она была по моде начала века... По лицу проходила длинная трещина – кто-то когда-то ее уронил. И плакать она больше не могла – сломался механизм. Вот я себя ощущала именно такой куклой, которую Юлиана зачем-то тащит с собой в поездку. Мне казалось, что я должна была бы чувствовать легкость – все сделала, расквиталась со всеми долгами, простилась со всеми, раскрыла все карты, оставила документы в порядке – до свидания! Но я чувствовала не легкость, а пустоту. Правда, я надеялась, что это временно. Я бесконечно благодарна Юлиане за то, что она дала мне в те дни: и возможность сменить кардинально обстановку, и внимание, и заботу и возможность переключиться, и набраться опыта. Я воспринимала это, как чудо: разве я заслужила это солнце, это тепло, это море? Всех этих доброжелательно настроенных людей? Почти все то время, что я была в Египте, мне нет-нет, да казалось, что я сплю: слишком резкий контраст был между ледяной во всех смыслах Москвой и теплой в этих же смыслах Африкой. И так все складывалось для меня отлично: много-много работы, чтобы занять голову по максимуму. Много-много настойчивой Юлианы, которой я все рассказала, которая и так отчасти догадывалась о чем-то, ведь это именно она видела нас с Андреем в кабинете, только поэтому никто ничего не узнал. Много-много различных отвлекающих факторов... Я почти не чувствовала боли, пока Коля не сообщил, что я неправильно оформила документы, и что меня подозревают в том, что я специально это сделала, что мне нужно срочно вернуться. Ощущение было – как кислотой на чуть начавшую заживать рану. Как холодным ветром принесло московского снега: вернулось все - недоверие ко мне, моя зависимость от Зималетто и тех людей. Словно я только почувствовала себя маленьким катерком-буксиром, который на пределе возможностей пригнал огромную груженую баржу к берегу и мечтал поплыть по своим делам налегке, а его ржавым крюком зацепили, вернули и снова заставляют толкать баржу. И главное: я все отдала, я ничего себе не взяла – и ведь даже не хотела взять! – а меня подозревают, подозревают и подозревают в нечистоплотности, не верят! И кажется, даже Андрей... Я была на грани истерики после всех этих разговоров с Колей и папой. Во мне зрела такая революция, что большевикам и не снилось.

- Это было недоразумение, которое благодаря «испорченному телефону» вылилось в затяжной конфликт с сильнейшей нервотрепкой со всех сторон. Я не знал, что думать. Вы, уже давно и прочно укоренившаяся в моем сознании как правая рука Андрея, вдруг исчезаете, и вас никто не может найти. Адвокаты пугают тем, что только ваше присутствие может помочь благоприятному исходу дела, а это почему-то невозможно. Андрей совершенно невменяем. Он не может ответить мне ни на один вопрос, который касается вас. Более того, он ведет себя крайне странно, но мне, в сложившейся ситуации не до его выкрутасов: они вполне логично умещаются в мое представление о нем. Потерял компанию – теперь напивается до беспамятства каждый день, приходит в таком виде, что у матери случается сердечный приступ, на лице следы от побоев, как будто он участвует в боях без правил. А у меня его поведение не вызывает ни сочувствия, ни понимания – только презрение. «Слабак, слабак!» - твердил я себе, глядя на него. И глотал горькое разочарование. Не знаю, чтобы я думал, если бы хоть чуть-чуть догадывался о причинах его страданий. Ведь он постоянно твердил, что Зималетто не потеряно для нас, что вы его вернете. Тогда мне было тем более непонятно, отчего он пустился во все тяжкие? Поэтому, я подозревал, что он сам не верит в то, что говорит, просто цепляется за соломинку. Я начал успокаиваться, когда разные эксперты растолковали мне, что ваш план вывода компании из кризиса был не просто грамотным, а отчасти даже гениальным, умным, продуманным, разработанным с большим профессионализмом. Я тогда решил, что вряд ли бы вы затратили на него столько усилий, если бы хотели просто прибрать компанию к рукам. Я был совершенно уверен, что именно вы были мозговым центром, Андрей мог подавать идеи – но так, как вы, осуществить их, конечно, он не смог бы никогда. Одно ваше появление в Зималетто смогло бы снять все эти недоразумения, но, теперь я понимаю, вы и думать не могли об этом, вам хотелось спрятаться не только от всех нас, но даже от воспоминаний о нас. И, спасибо вашему отцу: его принципиальность и забота о чести семьи, заставившие искать встречи со мной, сберегли мне не одну сотню нервных клеток. Я сразу ему поверил, и, хотя понимал, что отцы-отцами, а у детей, которые уже не дети, а дееспособные граждане, могут быть свои резоны, но почти совсем успокоился и уверовал, что все не так уж страшно.

Они опять помолчали, пытаясь встать на место друг друга в той ситуации, чтобы хотя бы теперь, спустя годы, лучше друг друга понять.

- Марго еще постоянно причитала по поводу отмененной свадьбы. Но каждый раз, как только я начинал задавать наводящие вопросы – ведь она говорила и с Кирой, и с Андреем, поэтому могла знать больше, - она замолкала, уходила от ответа. Я понял, что все не так просто там, но вникать не хотел. Я сердился и был несправедлив, конечно, к Андрею. Особенно после того, как понял, что он все-таки не просто так рисковал компанией, а ради очень смелых, прогрессивных идей. Я был виноват перед ним хотя бы потому, что не хотел его выслушать. А ведь он пытался что-то мне сказать. Еще тогда мы могли бы стать ближе друг другу...

- Я тоже потом не хотела его слушать. Очень-очень долгое время он пытался до меня достучаться, а я не верила уже заранее.

- Единожды солгавший, кто тебе поверит? А тем более, если не единожды. Не корите себя, Катя, вы ни в чем не виноваты перед ним.

- Но вот вы же поверили мне, когда пригласили снова в компанию? Хотя я вас тоже обманывала с этими отчетами, и не раз. И не только с отчетами.

- К тому времени, Катя, я уже во многое вник, многое проанализировал и многое понял. Я общался с адвокатами и представителями банков, с нашими партнерами – и все так или иначе замыкалось на вас, и всегда информация эта была в вашу пользу. И дело не только в вашем профессионализме: всегда было видно, что вы больше, чем кто бы то ни было пеклись об интересах компании. Да и все ваши действия после ухода из Зималетто говорили о том, что вам ничего от нас не нужно. И, как говорил Оскар Уайльд «Я слышал столько клеветы в Ваш адрес, что у меня нет сомнений: Вы - прекрасный человек!». А после того, как я увидел, насколько тяжело вам согласиться на мое предложение – вернуться, но вы все же согласились под моим давлением – я не мог вам не доверять. Я видел в вас человека долга, и знал, что не ошибаюсь. А все, что было до этого – я уже четко осознавал, - несло в себе какую-то тайну. А если чего-то не знаешь, то не стоит торопиться делать выводы. Правда, такая мысль не всегда приходит вовремя!

- Дело было не только в долге. И да, мне было тяжело и неприятно осознавать, что придется работать с людьми, которые меня не просто недолюбливают, а не переносят, даже ненавидят. Но это была часть правды, которую я могла озвучить вам и которой пыталась еще обмануть себя. На самом деле я просто не могла больше находиться так далеко от него.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Принимается! Все принимается, и про то, что наши, увеличив количество серий, только навредили сюжету, и про инстинкт выживания. В конце концов - это фильм о людях, а людям свойственна слабость. Но вообще - не в пользу мужчин это говорит, эх!




ППКС

КСТАТИ. Хорошая новость напоследок. Есть в сети НРК с вырезанными сценами!
Те, что скачала я. Там немного осветлен кадр, это чуть-чуть мешает. Но качество, в целом, не плохое. Еще очень сокращена часть до начала плана "влюбить" и произв период. Но совместные сцены отношений героев и другие ключевые полностью сохранены. Вырезаны ЖС, Клочкова, Воропаев, даже Зорькин если один и т.д. Зато! Там Лиссабон, например, целый - так здорово!
Я тебе в личку напишу где нашла. Тут выкладывать нельзя.[/quote]

Лиссабон звучит как заклинание!

Спасибо за все, little_birdie!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Greza
Спасибо!

_________________

Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)

Саша!
нет слов, как я рада, что читаете и пишите.
Вам спасибо!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Глава 28.
Телефонный звонок безжалостно распорол задумчивое молчание собеседников. Павел говорил по телефону, Катя достала свой и посмотрела на время.

- Марго звонила, - сказал Павел. – Они уже возвращаются. Андрей приедет в клинику, когда завезет их домой, может забрать нас, мои документы готовы.

Глухая тоска отразилась в Катиных глазах, а к горлу опять подступил жесткий, мешающий дышать ком. Павел взял ее за руку, утешающе мягко пожал ее пальцы.

- Катя, у нас есть еще несколько часов. – Он постарался бодро и весело улыбнуться, но у него не очень это получилось. – Целое состояние! Очень прошу вас, давайте сделаем вид, что мы никуда не торопимся.

Катя молчала, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Снова достала из рукава отданный ей Павлом платок, теребила его, словно готовилась вовремя остановить подкатывающий к глазам поток слез.

- Так быстро! – только и смогла тихо проговорить она.

- Да. – Павел опустил голову, тяжело вздохнул. – Очень быстро. – Затем он резко вскинул лицо вверх, повел плечами, решительно сбрасывая с них тяжесть печали, и сказал уже своим привычным, задорно-вкрадчивым голосом:

- Зато, Катенька, мы с вами сейчас, как никогда раньше, сможем оценить точность и истинность вот этого высказывания, - он провел пальцем по экрану смартфона, прочитал: «Нет ничего дороже времени, час стоит жизни, день бесценен». Правда?

- Да. – Катя взяла себя в руки, хотя от цитаты нещадно заныло сердце. – Откуда это?

- Да, все те же Стругацкие. Наткнулся, пока искал описание возлюбленной Андрея. О, сорри, Дона Руматы!

Теперь Катя пожала руку Павла, благодарно ему улыбнувшись.

- Давайте пойдем, не могу больше сидеть, хочется двигаться.

- Давайте, Катенька, давайте! Не думайте ни о чем, мы придем вовремя и туда, куда следует. А вы непременно должны мне дорассказать вашу удивительную историю любви. И, если можно, без сокращений!

- Да, что там осталось сокращать... если выкинуть эмоции, то ничего и не остается.

- Ни в коем случае не выкидывайте эмоции! Они же у вас как... ммм... как драгоценные камни, вот серьезно! Сильные, чистые, яркие - ценны и прекрасны сами по себе. Хотите такой простенький, не слишком изящный, но четкий образ? Я вижу перед глазами открытый ларец, а в нем мерцают аквамарины вашей нежности, дымчатые топазы бесконечного душевного тепла... А еще есть рубины, цирконы, изумруды.

- Хорошо, хорошо! Я поняла, - Катя действительно поняла, что Павел нарочито возвышенными сравнениями уводит ее от грустных мыслей. – Все расскажу, ничего не утаю. Да и вообще, что там, утаивать теперь?

Закапал дождь. Павел раскрыл свой зонт-трость, Катя взяла его под руку.

- Скажите мне, Катя, как быстро вы его простили? Андрея? Когда? В какой момент? Как вам это удалось? После всего, что он сделал?

Катя раздумывала над ответом. Потом резко остановилась, повернулась лицом к свекру.

- Я не прощала его.

Павел внимательно вглядывался в ее глаза, пытаясь прочитать в них ответ на свой не озвученный вопрос: «Нет? Не простила?»

- Я не прощала его – этого было не нужно – прощать. Он изначально – всегда – был прощен.

Поскольку Павел продолжал молча смотреть на нее, Катя заторопилась:

- Я объясню сейчас. Я знаю, вы поймете.

Она потянула его за руку, и они снова двинулись вперед, объединенные дождем, зонтом и важным разговором.

- Мой любимый балет - «Жизель», ну, вы знаете. – Катя улыбнулась, - Знаете лучше других. Однажды, девчонки Маша, Света, Амура и Шурочка позвали меня на этот спектакль. Это было в то время, когда Андрей уехал по делам франшиз на месяц. После спектакля мы пошли посидеть в кафе, поболтать и обсудить. И кто-то из девчонок начал размышлять на тему сюжета балета. Маша, кажется, это была... Она сказала, что вот, дескать, какая добрая была девушка Жизель, он ее до смерти довел своим предательством, а она его спасла. А мужики все ... Ну, в Машином духе. А Света сказала, что вот да, принес цветочки на могилу, она его и простила... И Шурочка поддакнула или Амура, что как нам, женщинам, мало надо – покаялся – и все, наше сердце растаяло. Я слушала их и... осознавала: ни одна из них никогда не любила. Хорошо, никогда не любила вот так, как Жизель. Иначе, они бы не говорили всех этих глупостей. Наверное, что-то во мне тогда происходило, какие-то глубинные тектонические подвижки – я не видела Андрея уже много дней!, - что-то отразилось на лице, потому что они пристали ко мне: что с тобой, да что с тобой... И я не выдержала. Я им выдала такой монолог, от которого они дар речи потеряли.

Катя усмехнулась, вспоминая.

- Я начала спокойно, но, кажется, потом почти плакала, объясняя им, что не могла она его не простить. Это не зависело от нее – ее воли, ее мыслей, ее души. Не важно для нее было совсем: пришел он на могилу с цветами, раскаялся, повинился, понял свою подлость – не важно! Не важно, даже, что она была добрая – Ганса-то, который ее любил и ничего плохого ей не сделал, и тоже пришел на могилу, она же не стала спасать – он словно и не существовал для нее. Важно здесь только одно – она любила, его, своего Альберта – этим все сказано! Любовь прощает все! Он мог не раскаяться, просто забыть ее, жениться, даже посмеяться над ней... Но даже тогда, попадись он виллисам в лесу – даже тогда она все равно бы спасла его! Понимаете? Потому, что только в нем для нее сосредоточено все – не смотря ни на что. Полюбив, мы не принадлежим себе, мы ничего не решаем – любовь все решает за нас... Для тех, кто любит не встает вопрос прощения, самопожертвования, самозабвения... И даже не важно, что именно он убил тебя! Что он тебя убил! Это тоже все равно... Для тебя имеет смысл только одно: чтобы он жил и жил счастливо! «Неужели это непонятно?» - крикнула я им тогда, чем очень их напугала.

Катя снова остановилась и посмотрела Павлу в глаза.

- Вы меня понимаете? Вы, Павел Олегович?

- Да, Катя, да, тшшшш.... Не надо так волноваться....

- Они не понимали. И я тогда опять подумала, что я какая-то ненормальная, неправильная. Что так, наверное, нельзя. Так не бывает... Но ведь балет.... Ведь основная мысль проста и чиста, ее нельзя не увидеть: любовь сильнее смерти. Любовь вообще сильнее всего! Обид, предательства... ответной нелюбви, она сильнее тебя самой... Поэтому я не прощала Андрея, он был прощен сразу и автоматически... без осмысливания, просто на уровне ощущений. Я, честно говоря, не понимаю, как это можно осознанно простить – усилием воли, усилием мысли – не понимаю этого, именно как целенаправленного осознанного действия. Как говорят на проповедях – простите своих обидчиков. Не понимаю. Как можно отследить этот акт: вот посидела-посидела и простила? На мой взгляд, это можно сделать только через трудную душевную работу: прежде всего – понять, встать на место этого человека, пожалеть его, забыть о себе и своих обидах, перестать циклиться на них, и тогда прощение придет само. Может, это и имеется в виду в христианстве? Еще лучше – полюбить человека, но ведь от нас это никак не зависит. Просто тех, кого мы любим, не требуется прощать... Знаете, Юлиана пыталась научить меня вот такому осмысленному прощению. Я не стала противиться ей – не было сил объяснять что-то. Я все сделала, как она хотела – проговорила все эти мантры и все такое прочее. Дело было в том, что мне нужно было простить себя саму, а вовсе не Андрея. Ведь себя-то я не любила, и у меня было много накопившихся обид по отношению к себе самой.

- Да, я с вами согласен, Катюша. Все так и есть. Простить не просто или совсем просто... - Павел положил ладонь на Катину руку, и они двинулись дальше.

- То, что я не хотела прийти в Зималетто после приезда из Египта, не было ни обидой, ни протестом, ни продуманным планом, нет. Это была необходимость самосохранения. Я еще не ощущала себя полностью восстановившейся, сильной, была очень уязвима. Предложение Александра выдать на него доверенность и не ходить в компанию была очень заманчивой. Я боялась подвоха с его стороны, я опять боялась за Андрея и за компанию, поэтому поставила ему несколько условий, в том числе и такие: никто не должен быть уволен, а я получаю регулярные отчеты. Он сразу согласился. И жизнь потекла. Интересная работа, хороший заработок, новые знакомые, Юлиана, как крестная фея всегда рядом, Михаил – хороший добрый человек, которому я понравилась... Казалось бы жизнь – полная чаша. Родители довольны. Я, наконец, начала понимать, как хочу выглядеть, как добиться того, чтобы тебе нравилось то, что ты видишь в зеркале. Появилась уверенность в себе, правда замешана она была на некоем ощущении ... равнодушия, что ли... Все равно было по большому счету, что подумают о тебе те или иные люди. Они были не важны. И это помогало быть собой и не дергаться. Но при всем этом цветном калейдоскопе событий я постоянно ощущала пустоту. Как полый фантик, сложенный в виде конфеты. Весь мир – как декорации – все не настоящее. Я не живу, я играю роль милой успешной дочери, отличного работника, даже чьей-то девушки. А меня во всем этом нет. Я то ли уснула мертвым сном, то ли переродилась во что-то неживое. За мной ухаживают – я ничего не ощущаю, даже вины за то, что не могу ответить на чувства, меня целуют – а мне скучно, тошно, неловко, досадно. И даже – и это страшно! - почти не больно за этого человека – ведь я должна его понимать, как никто другой! Но нет, не больно, словно все отмерло, что могло чувствовать и болеть. Меня хвалят, а мне все равно... Я могу работать и работать, это так легко. И так просто. И понятно. Но все это длится только до тех пор, пока ты не встречаешь его. Пока ты не видишь его на каком-то мероприятии, издалека... И вдруг оказывается, что ты живее всех живых, что твое сердце способно пуститься с места в галоп, что все болевые рецепторы на месте, и что ты способна ощущать все: и плотность воздуха вокруг, и шаткость поверхности под ногами, и яркость освещения и резкость звуков... Одно мгновение – один взгляд – и жизнь наполняется до краев – вот она, по-настоящему полная чаша. Полная чаша боли.

Дождь усилился, Павел опустил зонт пониже, слегка согнулся, чтобы струи воды как можно меньше попадали на Катину одежду.

- Вы согласны, Павел Олегович, что наше сознание как бы многослойно? Вот ты говоришь себе: «Я хочу его забыть!» - и говоришь, вроде, искренно. Но тут же следующий слой твоего сознания смеется над тобой, потому что в еще одном, самом глубоком слое сидит спокойное и уверенное понимание: нет, не хочешь. Более того, ты ничего не способна сделать. Ты еще пыталась убедить себя, что можно жить нормальной – и даже более счастливой и полноценной жизнью - без него, но теперь, только мельком увидев его издалека, понимаешь – что за ерунда! Это, конечно, будет что-то очень похожее на жизнь, но на самом деле лишь суррогат, подделка. Как с этим всем быть? Вот когда подступает отчаяние: ты понимаешь, что в обозримом будущем все будет тускло, скучно, пресно, глухо, пасмурно. Солнце – прекрасное, ослепительное, животворящее, которое могло бы согреть и озарить твою жизнь, ушло за горизонт и ... никогда, никогда больше не встанет. Слушайте, Павел Олегович, стихотворение. Оно как раз про это.

Знаю, что ко мне ты не придёшь,
Но поверь, не о тебе горюю:
От другого горя невтерпёж,
И о нём с тобою говорю я.

Милый, ты передо мной в долгу.
Вспомни, что осталось за тобою.
Ты мне должен - должен! - я не лгу -
Воздух, солнце, небо голубое,

Шум лесной, речную тишину, -
Всё, что до тебя со мною было.
Возврати друзей, веселье, силу
И тогда уже - оставь одну.

Это снова Мария Петровых. Правда, это все правда?

- Да, Катюша, правда. – Павел старался быть только тихим эхом, чтобы не сбить Катиного настроя рассказывать.

- Тоненькой-тоненькой солнечной паутинкой в эти дни были для меня отчеты из Зималетто и мысли о компании. Я была отчасти в курсе, что происходит, и эти мысли меня оживляли, вдохновляли. Это была ниточка, связывающая меня с тем, с чем я хотела быть связанной. Я говорила Юлиане, Коле и сама себе, что у меня новая жизнь, что все хорошо, что там все кончилось, да и не было никогда ничего, а сама... А сама, оставшись в темноте своей комнаты, разрешала себе перестать притворяться и шёпотом произносила его имя: «Андрей, Андрей». Имя вызывало столько различных воспоминаний, что с трудом сдерживала стон: то боли, то тоски. Тоски по его смеху, взгляду, рукам. Меня лихорадило от жара к холоду – надо забыть, надо! Иначе – не жизнь. И – нельзя забывать, не могу, не хочу! Только это и жизнь – помня. Это опять были качели: одна крайняя точка – Андрей, и противоположная точка – Андрей, и в середине, внизу, там, где ухает сердце и замирает в животе – тоже Андрей. Я так хотела, чтобы случилось чудо – и он бы пришел ко мне, а дальше... Я даже не знала, что было бы дальше: просто, чтобы пришел...

Павел остановился, Катя, соответственно тоже. Вокруг стеной лил дождь, отгораживающий их от внешнего мира.

- А теперь, Катя, вы слушайте стихотворение. Павел помолчал, сосредотачиваясь.

- Назначь мне свиданье на этом свете.
Назначь мне свиданье в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье в том городе южном,
Где ветры гоняли по взгорьям окружным,
Где море пленяло волной семицветной,
Где сердце не знало любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных, по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй поднебесный?..
Числа я не знаю, но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим, пока еще видим,
Пока еще дышим, и я сквозь рыданья
Тебя заклинаю: назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье, хотя б на мгновенье,
На площади людной, под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.*

______________________________________________

* М.Петровых

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Ой, какая прелесть! Спасибо!

Тинушка, как важно получить благодарность!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Спасибо за рассказ о театре, литературе, музыке. Ты ОЧЕНЬ вдохновляешь этим. Я имею ввиду, что не только от твоей истории удовольствие получаю, но и от обсуждений, рассказов о других. Желания прочитать то, с чем еще не знакома.


Понимаю. вставки в этой сцене были особо мучительны. А я так давно пересматриваю только очищенный вариант, что уже почти забыла, что бывает иначе. Без твоего сообщения и в голову не пришло бы поделиться.
Вот не зря говорят, озвучивайте свои желания!

Очень смеялась над цитатой про "хочу" )))

И тебе Спасибо и Пожалуйста!
Я очень рада, что решилась тогда написать. Не ожидала, что помимо отличного фанфика найду тут такую интересную и приятную беседу.

А пока я собиралась писать, вышла еще одна глава. И как ты все успеваешь?!
Пойду куплю фруктов и за новой порцией впечатлений...
Это напомнило... Не знаю сказала ли я тогда свое "браво" про Катю, любящую (испытывающую облегчение) падать в обмороки и Андрея все больше из-за этого переживающего. Так мило и трогательно! Вспомнилось как она шутила на эту тему в НРК.

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ.

Да, со многим согласна. Появлялась она всегда очень вовремя. И утешала здорово, и поддерживала грамотно. Немного стала раздражать, когда Михаила подталкивала к Кате или Катю к Михаилу, но здесь мне трудно быть объективной. Слишком горячо я хотела АП. В смысле для Катеньки





Ах, мечты, мечты! Если бы все было логично и разумно, мы не досчитались бы многих серий и ярких моментов. Зорькин там вообще себя вел как сломанный телефон, в некоторые моменты мне хотелось его огреть сковородкой по голове из-за того, насколько неверно не только интонационно, но и информационно передавал информацию.



Я не очень поняла, о чем конкретно мы здесь говорим, но это не так важно.
Да, я наверное, не считаю, что Павел именно перфекционист. Я этого нигде не увидела. Строг, требователен - да. Но не факт, что он всегда и со всеми такой - я его действительно вижу иначе. Он старается быть внимательным к своим работникам, но дистанцируется от них, он требователен к сыну, но с Кирой и Катей говорит достаточно мягко, и Марго позволяет себя поддержать и утешить. Поэтому, у меня есть ощущение, что в домашних условиях он гораздо мягче, а уж тем более с теми. кого любит и уважает. Он говорит Кате, что она ни в чем не виновата с высоты прожитого и осмысленного, учитывая услышанное. Нет, он никогда не стал бы лукавить - с этим я согласна, но встать на ее сторону - он может. В чем она может быть виновата? В верности любимому? И, опять, же все, что она делала, принесло только пользу. Так что, он искренне может ей говорить, что она ни в чем не виновата, в том числе и перед Андреем ( я писала про это). когда она не хотела потом верить его словам.

если что не так поняла - жду уточнений.
Спасибо!






Я очень рада, страшно хочется поделиться тем, что любишь сам, и тем, что открыл для себя.



"Очищенный вариант"! как звучит, как звучит! Просто песня.
А над цитатой - да... Цитаты очень украшают жизнь. Для тех, кто понимает. Мне часто приходят в голову цитаты из НРК, когда я с кем-то говорю. Но ведь не озвучишь - не поймут. Но зато в этот момент мне становится очень весело.



Эх! Если бы! Успевание - это всегда вопрос приоритетов. Нельзя успеть все. Ты просто выбираешь, что тебе важнее всего в данный момент. И делаешь это. Если можно отложить работу - откладываешь и пишешь, если не можешь отложить, но и не написать не можешь, работаешь ночью. Выбираешь, за счет чего можно выкроить время: уборки, еды, сна, встречи с кем-то... И так далее... Вся наша жизнь - это расстановка приоритетов.

Спасибо, little_birdie! Я догадываюсь, как у всех мало времени, и поэтому очень ценю каждый отклик. А тем более такой.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

про Юлиану
Ты права, я как-то об этом забыла. (ой, а слона-то я и не приметил ) При повторных просмотрах прокручиваю моменты с Мишей и про него - неинтересно.

Про поведение Зорькина - да, оно неверно. Но я его не осуждаю. Общение тоже навык, а Кольке практики не хватало. С этим у него была беда больше чем у Катьки в начале сериала. Бедняга даже на собеседованиях нормально держаться не мог и на работу сам устроиться.

Про требовательность Павла я, скорей всего, ошиблась. Я тоже вспомнила как он ласково прощался с работниками. И даже стала сомневаться в том, что написала.
Я зацепилась за то, что в сериале были такие диалоги с Марго, вроде: "ну теперь-то ты порадуешься? нет, я хочу еще вот на то-то посмотреть".
Но сейчас прочитав твой ответ и еще немного подумав, чувствую, что тут дело не в критичности. Просто он всегда старался просчитать риски, как опытный бизнесмен, вырастивший свою компанию в трудные времена. Предупрежден, значит вооружен. Но осторожность не мешает быть ласковым в остальном.

Он у тебя очень здоровский и живой получается.
Много раз говорила, что не хватало его в сериале. А вот в фиках его по разному описывают. Иногда не вдаваясь в характер: поверхностно, иногда далеко от моего восприятия. А тебя читаю и просто вижу Траторкина и его улыбку. Ах...

_________________
"Я... боюсь художников. Очень уж легко их брата обидеть, проще, чем коту на хвост наступить." (с) МФ.

"Работа есть работа, работа есть всегда!" (Б. Окуджава) - Но и мы не лыком шиты!!!

Глава 29.
- Павел Олегович, мне не найти слов, чтобы выразить все, что я чувствую.

- И не надо, Катенька. Как там, у Коэльо? «Самые важные слова в своей жизни мы произносим молча».

- Да. И все же... Мое сердце переполнено благодарностью. Вот сейчас - за вашу чуткость, за то, что – я чувствую это – вы понимаете меня, как больше никто. За то, что не слушаете – проживаете со мной все мои воспоминания, и это наполняет их, а, значит, мою жизнь еще большим смыслом.

- Катя! Это вы мне позволили прожить такой важный и для многих неведомый отрезок вашей жизни! Вы поделились со мной своими мыслями и чувствами, и чем-то более сокровенным – это, поверьте, очень дорого для меня. Своим рассказом вы не только скрасили мои печальные дни, но словно удлинили их, расширили границы времени, если хотите, перенеслись вместе со мной в другое измерение – это было увлекательно и прекрасно. Вы сделали мне бесценный подарок – раскрылись передо мной, позволили увидеть важные для меня события и знакомых людей вашими глазами. Через это дали возможность чуть лучше их понять. Кто кого должен благодарить?

Дождь кончился и даже между обрывков серых облаков виднелись кусочки голубого неба. Павел сложил зонт, они двинулись дальше, словно парусники, подталкиваемые ветром к берегу, к финишу, после свободного и счастливого плавания в открытом море.

- И все равно, - непременно хотела закончить свою мысль Катя, - я скажу: больше всего я вам благодарна за то, что вы позвали меня тогда в Зималетто, позволили мне вернуться. Именно позволили, ведь это было возможно только благодаря вашей настойчивости, мягкости, вашему авторитету. Как бы я ни хотела этого сама, я бы никогда не решилась на это без ваших аргументов. И, вы понимаете, наверное, что страшно мне было в тот день войти в конференц-зал не потому, что там собрались все...

- А потому, что там был Андрей, - улыбнулся Павел.

- Да.

- Я думаю, что вам будет интересно узнать, что я заметил в нем разительную перемену в тот день. Пока вас не было, он был всяким – невменяемым и нервным, отчаявшимся и злым, опустошенным, виноватым, затем осторожно-деловитым, серьезным, спокойным, грустным, инициативным, ответственным, повзрослевшим – очень разным. Но всегда - какое бы слово подобрать? – тусклым, погасшим, сумрачным. И вдруг, когда он узнал, что вы придете – в нем тут же вспыхнул яркий свет. Не верите? Это было, было! Это было слишком очевидно. Да и вообще – мои подозрения насчет того, что между вами что-то произошло, и не только в работе дело – были к тому моменту уже вполне оформлены. От меня не укрылось, как он встретил ваше появление – ведь, в отличие от всех остальных, я уже был готов к тому, какая Катя явится к нам. – Павел теперь широко и открыто улыбался. – Поэтому я мог себе позволить это удовольствие – наблюдение за реакцией других. Если бы я имел возможность как на пленке пересматривать эту сцену снова и снова! Ах, Катя, какое это было удовольствие – видеть на лицах снобов и насмешников неподдельное изумление, когда вы вошли! Как много могут сказать вдумчивому наблюдателю лица людей в такие моменты!

- А как он встретил мое появление? Я не смотрела на него.

Павел засмеялся.

- Катя! Как мне нравится ваша искренность! За столько лет сохранить такой трепетный интерес к этому человеку! Ну, как вот не завидовать этому счастливчику? За тот его взгляд на вас я простил бы ему многое.

- Правда? Почему?

- В его взгляде не было ни удивления, ни изумления – как у всех остальных. Мне это понравилось. Либо ему было не столь важно, как вы выглядите, и он просто был страшно рад, что видит вас, либо он давно уже знал, что вы на самом деле такая. А это значило, что он способен видеть и понимать больше всех остальных. И еще – его радость и гордость за вас были настолько сильны, что их невозможно было спрятать. Да он и забыл об этом. Вообще, было впечатление, что забыл обо всем, лишь молчаливо наслаждался: так и не сводил с вас глаз все время, пока шли переговоры.

- А мне было невыносимо трудно посмотреть на него, хотя очень хотелось. Я почти ничего не помню, что было на этой встрече, потому что все сознание было сосредоточено только на нем: посмотреть-не посмотреть...

- И снова скажу вам комплимент: никто не мог бы сказать, что вас занимает что-то, кроме дел, вы очень четко, умно и корректно ставили всех недостойных на место. Вы шутили остро, но при этом никого не обижая. Я наслаждался этим зрелищем, я чувствовал, что у меня есть достойный приемник.

- Ваша поддержка очень многое дала мне: уверенность в себе, силы противостоять всеобщему негативу.

- Ну, честно говоря, вы блистательно разделались с большей частью недоброжелателей, причем очень быстро. Вам даже не требовалась моя помощь, хоть я и был готов в любой момент вступиться за вас. Все-таки, Катя, вы тогда потрясли всех даже не тем, как стали выглядеть, а тем, как стали себя вести. Я тоже поражался, хоть и подозревал в вас уникальный характер всегда.

- «Если любовь меняет человека быстро, то отчаяние – еще быстрей», не помню, кто это сказал, но это очень верно. У меня не было выхода – либо измениться, либо...

Катя тяжело вздохнула и опять уплыла в какие-то свои воспоминания. Павел уверенно вел ее, мягко направляя, обходя еще не высохшие после дождя лужи, поддерживая на ступеньках.

- Человеку всегда надо большего, - снова заговорила Катя. – Сначала мне хотелось только его снова увидеть. Когда увидела – захотелось смотреть дольше, потом говорить с ним, находиться в одном с ним помещении, быть поближе... Мне было трудно заставить себя отвести от него глаза. Теперь, после долгой разлуки он казался мне еще более красивым.

- Еще более? – Павел не мог не улыбнуться, не мог не иронизировать.

- Да! – Катю это ничуть не задевало. – Да! Не знаю, как так получается. Ушел ореол эдакой божественной недосягаемости, он виделся мне человеком – обыкновенным человеком, но невозможно красивым! Еще более красивым, да! И если богам простительно это, то человек не должен бы быть таким! Не имеет права! А он был, и в нем снова появилась эта восхищающая меня легкость, теперь он и со мной общался, как раньше с другими женщинами – виртуозный легкий флирт. Может быть, чуть более осторожный, аккуратный, мягкий. Но я чувствовала эту его силу и энергию, направленные на меня. Когда мы разговаривали с ним у суда на следующий день, я слепла вовсе не от яркого весеннего солнца, а снова от его излучения. Что толку, что на мне была модная одежда, весь этот макияж, прическа... Сквозь стекла новых очков на него смотрели глаза все той же влюбленной девочки. Мне стоило колоссальных усилий делать вид, что я холодна, спокойна, равнодушна. Но все равно я словно разморозилась сама, и мир вокруг меня как в кино из нарисованного превратился в настоящий. И, вышедший на какое-то время из строя мощный электромагнит, расположенный в здании Зималетто, заработал с новой силой: меня тянуло туда неодолимо – ведь там – там – я могла в любой момент увидеть его. Нет, не рассказать, какими яркими для меня были те дни, какие разнообразные эмоции я испытывала, сидя в кабинете президента, заглядывая в каморку, просто проходя по коридорам, проводя совещания. Разговаривая с Кирой, Милко, Александром я каждый раз вступала в бой, но это не была как раньше – оборона. Это были схватки на равных, которые меня больше не пугали. А каждая встреча или разговор с Андреем – были электрошоком – и мучительно больно, и оживляюще одновременно. Я не заглядывала в будущее – я просто жила в настоящем, дыша полной грудью. Надеялась ли я на что-то? Наверное, да. Но я не смогла бы сформулировать – на что конкретно. Ведь поверить в то, что мы будем вместе – было невозможно. Это сродни полету в космосе к какой-нибудь далекой звезде: ты видишь цель, ты летишь к ней, но... знаешь, что ни сил, ни жизни не хватит, чтобы долететь. Но не повернуть назад, не остановиться, не сменить цель – нельзя. Иногда мне казалось, что я просто переболею этим быстрее, находясь рядом с очагом инфекции, выздоровею, успокоюсь, уйду. Иногда мне даже удавалось убедить себя, что вообще все нормально... «Отболело, отпечалилось. Боль осталась легкой паутиной. Я вернулась, заново представилась: Катериной». Но стоило мне встретить его взгляд, и я понимала, что болезнь переходит из стадии в стадию – и каждый раз все более тяжелую. Он ведь пытался поговорить со мной. Говорил, что любит, что-то пытался объяснить... Но это выглядело смешно! Он ведь снова был с Кирой! В моих глазах ситуация не изменилась: все было по-старому. Я не понимала: зачем он снова говорит все эти слова о любви мне, если живет с другой? Зачем ему теперь-то притворяться? Все еще боится за компанию? Должен непременно добиться своего? А зачем? Но поверить в его любовь - никак. И снова – снова! - пыталась оправдать его, найти объяснение: да, я сама не смогла быть с другим, потому что люблю, но ведь Андрей-то - не я, может быть, для него это нормально – быть с одной, добиваться другой? Но, получается, опять ложь, обман. И у меня все время крутилась в голове мысль, вычитанная у Коэльо в «Алхимике»: «Что случилось однажды, может никогда не повториться снова. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий». Я не хотела третьего удара. Я защищалась, не подпуская его к себе, не позволяя себе ему верить – защищалась от новой боли, от окончательного разрушения. И, стараясь оставаться в зоне его притяжения – тоже защищалась, от опустошающей бессмысленности жизни, от холода и серости, которые сразу затапливали все вокруг, когда я не видела его. Глупо, да?

- Вовсе нет. Что в этом во всем с вашей стороны было глупым или неправильным? Для вас, конечно, было важно находиться ближе к Андрею – это понятно любому, кто любил, но параллельно – и как это у вас так получается? – Павел не скрывал восхищения в голосе, - вы вытягивали из ямы огромную компанию. Мелочи, да? По сравнению с сердечными страстями... Вы не верили Андрею, и, кажется мне, сейчас немного вините себя за это. Но ведь в этом был виноват только он! Причем я не говорю сейчас об его обмане, я говорю о его поведении во время вашего возвращения. Я тоже считаю, что нельзя признаваться в любви одной, не закончив отношения с другой. Это неправильно, нечестно, неблагородно! Мне крайне неприятно об этом думать. Запасной аэродром? Слабость характера? Непонимание своих желаний? Страх остаться в одиночестве? Все это не красит его. Это не по-мужски. Глупо поступал он.

Катя тяжело вздохнула.
- Может быть, некоторые просто поздно взрослеют? Медленно запрягают, а потом быстро едут?

- Катюша, не стоит искать оправданий тем его поступкам сейчас. Я готов принять тот факт, что Андрей наделал массу ошибок. Но, во-первых, многие из них он исправил, а, во-вторых, мне кажется, он приобрел колоссальный опыт, который не позволит ему их повторить. И вообще. – Павел тоже вздохнул, – важно лишь то, как расцениваете все это вы. Не мне судить, тем более спустя столько времени. И еще... иногда мы можем немного сойти с ума. Особенно когда балом правит любовь.

- А потом он уехал на месяц, перед этим пообещав мне, что постарается принять какое-то решение. – Катя мотнула головой, чуть прикрыла глаза, вспоминая. – И наступила тишина. Нет, девчонки продолжали активно щебетать, Милко кричать, телефоны звонить, но вокруг меня была тишина – Андрей уехал. Свет не померк – очевидно то, что я находилась в стенах его любимой компании – давало мне это ощущение – тут везде его свет, отражение его лучей. И вместе со мной все замерло в ожидании. Казалось бы, мне так должно было быть спокойнее, но внутри нарастало какое-то неясное напряжение, которое должно было непременно во что-то вылиться. Я пыталась излить свои чувства на страницах дневника, но это опять не очень помогало. В общем, в день его возвращения, когда мне показалось, что он сейчас войдет в кабинет, я свалилась в обморок. Полежала, отдохнула, пришла в себя. И снова была готова изображать из себя железную леди. Когда я рассказала потом об этом Андрею, мы вместе пришли к тому, что будь на самом деле он за дверью – наши мытарства могли бы закончиться уже в тот день. Вряд ли я смогла бы сопротивляться ему, постепенно приходя в сознание, а он вряд ли бы стал очень сдерживаться. Он тоже истосковался. Но... если б да кабы! Мой неприступный вид заставил Андрея вести себя провокационно, вызывающе. Приехала новая партнер из Киева – красивая женщина, и он просто чуть-чуть подыграл всеобщему воображению – все, и я в том числе, решили, что у него с ней роман. Он злился, потому что не знал, как со мной быть. Как действовать, чтобы я поверила? А когда он в отчаянии, он начинает совершать необдуманные поступки. Потом он успокоился и решил, что все-таки со временем докажет мне свои чувства так или иначе. Но я-то этого не знала! Увидев его с этой женщиной, я вошла в пике. Все разложилось по полочкам: я могла спокойно относиться к тому, что он с Кирой – наверное, потому, что точно знала – это не любовь, а скорее что-то типа семейной, родственной привычки. Поэтому, у меня была надежда. А новые отношения – это конец всем надеждам. Значит, мне нужно уйти! Подышала им, полюбовалась, помечтала о несбыточном - хватит. А тут еще Михаил пришел ко мне в Зималетто с предложением поехать работать с ним в Питер. Это выглядело спасением. Разум твердил мне: бросай, бросай Андрея, забудь про это Зималетто! Ты им не должна, не обязана! Засохнешь тут от тоски, глядя, как он строит свою жизнь без тебя! А сердце ныло: уж лучше тут засохнуть, рядом с Андреем, в его лучах, чем сгнить там, в Питере рядом с Мишей, ненавидя себя за постоянную неискренность, за то, что согласилась на компромисс, за то, что предала саму себя. Пока я металась, принимая решение, кто-то наверху уже принял свое. Как там, в «Покровских воротах»? «Партия переходит в эндшпиль, и играть его, девушки, буду я!» - сказал этот кто-то и посредством моих подруг сделал ход конем.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Greza, читаю главу и боюсь того момента, когда она оборвется. И придется ждать следующую.

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Розалия, какое счастье, что вы написали!
А то уж не знаешь что и думать... Я 12 лет назад резко бросила посещать форум НРК из-за серьезных семейных проблем. Поэтому, когда люди, которые регулярно писали, пропадают - это тревожит. Ты тут пишешь, а, может, у людей случилось что... Самый утешительный вариант в таком случае: заскучали с этим фиком. Вот, очень грустно, например, без Галиных иллюстраций. Всем сердцем надеюсь, что у нее и всех остальных все в порядке.

Розалия,

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

С таким фиком не заскучаешь, держит в напряжении...

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Смайлик удивленно приподнял брови, но все равно страшно обрадовался.

Спасибо, Яна!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Greza, Мы здесь!!!

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Клаааассс!!! Ура! Улыбаюсь, как дурочка! Ну, в хорошем смысле!

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Мама мия! 30 глава... Кто бы мог предполагать? За это надо выпить!

Глава 30.
- Надо же! Неужели здоровый женский коллектив сыграл какую-то роль в вашей судьбе?

- Возможно, решающую. – Катя хмыкнула. – Хотя были моменты, когда мне хотелось закрыть их в одной комнате и не выпускать. Но, все, что ни делается – все к лучшему. В общем, они сообщили Андрею, что я чуть ли не собираюсь замуж за Михаила и намерена уехать с ним в Питер. От такой информации, как рассказал мне Андрей, у него совершенно снесло крышу. Получалось, что на его благие намерения просто не остается времени. Он и верил девчонкам, и не верил. Он своими глазами видел Михаила, пришедшего ко мне, но, с другой стороны, ему казалось, что между нами что-то еще есть. Он чувствовал это. Как понять, что происходит на самом деле?

- Поговорить с вами! Просто поговорить!

- Не получалось у нас, Павел Олегович, разговоров. Мы как два инопланетянина говорили на разных языках. Меня же тоже замкнуло: я отключила ощущения – хватит, уже столько раз ошибалась! Оставались лишь доводы рассудка: он все еще с Кирой, он так нежно общался с киевлянкой, она на него смотрела недвусмысленно. Да и вообще. Простить – простила, поверить – не могла. И не только потому, что боялась, и не только потому, что он раньше обманывал, а потому – что не могло случиться со мной такого счастья на самом деле. Поверить в то, что мне уготована долгая неразделенная любовь – да, в немыслимое счастье – нет.

- И все же, получить верную информацию он мог только от вас. Всем остальным источникам в данном вопросе доверять было никак нельзя.

- Вы правы. Я и сама-то точно не знала, что думаю по этому поводу. Но ведь и вы сталкивались с такими ситуациями, правда? Когда от человека ничего невозможно добиться? Как вот с Маргаритой Рудольфовной, когда она не захотела говорить про эту историю с вами?

- Я не настаивал. Но Андрей умеет уговаривать. Почему не попытался, если для него это было так важно?

- Да он пытался! Вы себе не представляете, как пытался! Но я сопротивлялась из последних сил, а он боялся все еще сильнее испортить. Он же тоже был обжегшимся на молоке... Может быть, именно поэтому он попробовал получить информацию от меня, но без меня. Ммм... В общем, к нему в руки попал мой дневник.

- Хм! Попал в руки! Катя, вы никогда не мечтали о карьере адвоката? Потрясающе! Андрей, Андрей! То есть, он взял без разрешения ваш дневник, даже не буду пытаться представить – где – и без разрешения же его прочел?

- Да.

- Потрясающе, потрясающе!

- Вы возмущены? Я тогда в первый момент среагировала на это также. Я тоже была возмущена, и для меня это стало еще одним доказательством его непорядочности, словно весы моих сомнений колебались, а эта капелька перевесила чашу в сторону: «Уехать!» Но! Одновременно с этим я испытала облегчение и удовлетворение. Теперь он знал обо мне все! Абсолютно все. Все, что я не могла бы ему сказать никогда, все, что копилось во мне все эти месяцы. Все мои радости и слезы, все мое счастье и боль, моя жизнь и моя смерть, мои мечты и разочарования, мои надежды и вся моя любовь – были там. Там была правда – без сомнений. И ведь, как бы я ни возмущалась, я была благодарна ему и за этот поступок – да! – ведь я хотела, чтобы он это все когда-нибудь узнал. Больше не оставалось недосказанности с моей стороны. Теперь, действительно, можно было расстаться.

- Он читал ваш дневник... – Павел шел в глубокой задумчивости. – Он читал ваш дневник! Это же настолько личное!

- Павел Олегович! Да! Но для него в тот момент это был вопрос сродни гамлетовскому «быть или не быть». Поймите его! Ну, встаньте на его место! Это же не было любопытством или добычей фактов, которые можно использовать в корыстных целях. Это был поиск ответа на вопрос: есть еще надежда или уже нет? В конце концов, это было действие в моих интересах: если бы он узнал, что я его не люблю, то он, возможно, смирился бы и не стал больше преследовать меня. В нем тоже любовь уже взрастила всходы самопожертвования.

- Хорошо, хорошо, Катенька. Не волнуйтесь. Узнал?

- Узнал... – Катя как-то странно вздохнула. – Он сказал мне потом, что то, что он прочитал, поразило его, потрясло. Уничтожило в каком-то смысле, добило. Ведь он же многого не замечал, многое забыл, а в дневнике день за днем отражалась не только моя любовь к нему, но и его нелюбовь ко мне, все-все его поступки, отношения с Кирой, моделями, со мной как с калькулятором... Ведь все, что я вам рассказала, - а многое не рассказала!, - там было в более откровенной, более эмоциональной форме, я писала, не подбирая слов, не пытаясь его выгородить – все, как было. Поэтому, некоторые вещи, действительно, были мучительны – ведь самое ужасное узнать, что ты причинял немыслимую боль любимому человеку. Ты. Боль. Любимому. Ужасно узнать, что ты теперь мечтаешь о малой толике того, что могло бы быть у тебя в огромном количестве. Просто быть – «Не за что, просто так!» Узнать, что ты сам во всем виноват. Только сам. И возможно ничего нельзя исправить.

- Не могу представить себя на его месте. Некоторые части вашего рассказа, особенно те, которые касаются Андрея, не вмещаются в мое сознание. Вас мне понять легче.

- Ну, я же вам подробно рассказываю и о своих мыслях, и о своих мотивах. А что думал он – мы можем только предполагать.

- Дело еще в том, Катя, что, я полагаю, мы мыслим с вами сходным образом, а Андрей – он другой. Что он вынес из этого чтения?

- Главное, что я его люблю. Все равно люблю. Не смотря ни на что. Весь дневник был пропитан этим признанием. С первой до последней страницы. Никаких колебаний – мне нужен только он, я задыхаюсь без него.

- Это дало ему надежду?

- Да! И безумную решимость, отчаянную. Мы уехали с Мишей из Зималетто домой, потом в ресторан, и я попросила девочек не говорить Андрею – куда. Попросила об этом маму. А он смог убедить всех – и девчонок, и моих родителей – что ему очень нужно со мной встретиться. Я до сих пор удивляюсь, как ему удалось тогда так поговорить с моей мамой, что она же потом просила за него. А ведь была настроена категорически против Андрея. Он нашел нас. Он был взвинчен до предела – но, я видела, что он мужественно держит себя в руках. Ему было очень трудно говорить при Мише. Но он подбирал слова, искал нужные, не сдавался. Я сопротивлялась. Миша все понял, оставил нас вдвоем поговорить. Андрей умолял меня его услышать – я была глуха. И тогда он использовал последний аргумент: сказал, что знает, что я люблю его. И отдал мне дневник.

Кате на руку упала капля с потревоженного ветром листа, когда они проходили под деревом.

- Ну, и это признание стало последней каплей моего терпения. Я решила уволиться. Твердо. Бесповоротно. Нет, в Питер я бы не поехала. Я бы не смогла быть с Мишей. Но и оставаться в Зималетто – тоже. Раз он так ужасно поступает со мной из раза в раз – говорила я себе, - чего еще ждать? И как только я решилась, все удивительным образом стало меняться. Весь мир перевернулся. Мама была против Андрея и просто мечтала о том, чтобы у нас с Мишей все сложилось, а тут стала убеждать меня не горячиться, говорить, что верит Андрею, что он любит меня. Девчонки стали твердить, что у Андрея ничего не было с этой киевлянкой, что он расстался с Кирой, чтобы я подумала, не отталкивала его, а до этого ведь горой стояли за Мишу. И даже Кира пришла и рассказала мне, как Андрей сходил с ума, когда я была в Египте, рассказала, что никогда и ни к кому он не относился так, как ко мне. Она просила не бросать его. Это было удивительно. А когда мне принесли заявление Андрея, что он увольняется, и вообще не будет иметь больше отношения к Зималетто, когда он пришел и сказал, что больше никогда не будет мозолить мне глаза и попросил Шуру взять ему билеты в никуда... Когда снова явился Александр с планами снова встать во главе компании, когда все вдруг резко зарыдали, во мне словно треснула ледяная корочка, в которой пряталась душа. И стала стремительно таять. Знаете, Павел Олегович, что меня даже сейчас немного потрясает? Что именно явилось толчком для того, чтобы я побежала за Андреем, попыталась остановить его: в тот момент для меня было, наверное, важнее даже не сохранить Андрея для себя, а сохранить Андрея для Зималетто и Зималетто для Андрея. Это странно, правда? Как-то не совсем по-человечески – работа на первом месте...

- Нет, Катя. Это не странно. Хотите, легко докажу, что это и было самым истинным проявлением вашего отношения к Андрею? Вашей к нему любви? И работа тут не при чем?

- Мне интересно, что вы имеете ввиду.

- Тогда, минуточку подождите. – Павел остановился, достал телефон, стал что-то искать в интернете. Катя смотрела на очистившееся от облаков голубое небо.

- Вот. Вы сразу узнаете, откуда это. Но дочитайте до конца. – Он протянул Кате свой телефон, она взглянула на экран:

«- Ну, скажи что-нибудь на прощание.
- Что сказать?
- Подумай! Всегда найдется что-то важное для такой минуты!
- Я... Я... Я буду ждать тебя.
- Не то!
- Я... Я очень люблю тебя.
- Не то!
- Я буду верна тебе.
- Не надо.
- Они положили сырой порох, Карл! Они хотят помешать тебе, Карл!
- Спасибо. Спасибо, Марта. Пусть завидуют! У кого еще есть такая женщина?»

Она вернула телефон. Подняла на собеседника глаза. Он улыбался ей нежно и радостно.

- Ну, я прав?

- Наверное. – Катя смущенно пожала плечами. – И то, что Андрей отказался от компании ради моего спокойствия и благополучия – многое для меня прояснило.

- Непременно сегодня за ужином подниму тост за Зималетто! – весело сказал Павел. – Компания, соединяющая сердца!

Они снова пошли вперед, уже не пытаясь удержать стремительно убегающие минуты этого прекрасного дня.

- Мы приблизились к финалу или меня еще ждут головокружительные повороты сюжета?

- Нет, чего уж тут еще могло быть? Мы нашли Андрея на производстве – он прощался с работниками. Помню, его, чтобы всем было слышно, заставили подняться на скамейку. Мы приехали с девчонками на лифте и встали позади – он нас не видел. То, что он говорил, меня очень тронуло. Понятно было, что он не хочет уходить, покидать навсегда компанию. Ему было грустно, но он пытался убедить всех, что так будет лучше – ведь президент Зималетто я – такая умелая и вся из себя... Он говорил так горячо, так искренне, с таким сожалением прощался. Вы же знаете, наверное, как его любят в компании. Все стали уговаривать его остаться, а девчонки буквально поставили меня рядом с ним на скамейку, требуя, чтобы я его остановила, и я стала тоже убеждать его не уходить. А он сказал, нет, он закричал при всех, не желая больше сдерживать эмоций, что бессмысленно оставаться, когда нет надежды вымолить прощение у любимой женщины. А я не могла не сказать правды: что давно простила его. И знаете, это, наверное, смешно, Павел Олегович, притворяться перед собой и противостоять сама себе я еще могла, но обманывать сразу стольких людей, говорить им, что я хочу уйти, когда хочу остаться, тем более, когда тебя об этом просят все – я была не в состоянии. А Андрей затих. Он словно боялся спугнуть словом, движением, дыханием маленькую робкую птичку надежды, вдруг присевшую на ветку прямо перед ним. Он только молча смотрел на меня. Но это был не умоляющий, не вопрошающий, не смиренный взгляд! Он был выжидательно-требовательный и даже строгий: «Скажи правду!» - говорил он, - «Только от тебя зависит будущее счастье или несчастье твое и мое! Я сделал все, что мог. Не обмани!» Я никогда не могла обманывать его. Тем более его надежд. Я вдруг ощутила, что верю ему – этому новому Андрею. Он стал другим – совсем не тем человеком, который творил какие-то ужасные вещи, как будто с него облетела блестящая шелуха, знаете, как бывает с фресками: удаляют малоценные поздние слои и открывают первоначальный прекрасный – тонкий, изящный, благородный - рисунок. Но он остался и прежним – горячим, резким, безрассудным, упрямым - тем, которого я любила, и без которого мне не нужно было ничего. Совсем чужие люди нам помогли, - Катя усмехнулась, - перескочить через пропасть отчуждения и непонимания. Словно нужна была какая-то внешняя сила для этого, дополнительная энергия – мы были истощены и разбиты войной с самими собой и друг с другом. Когда наши руки встретились, и даже когда наши губы встретились – это не было чем-то умопомрачительно ярким, или восхитительным, или невозможным. Это было естественно. Это оказалось совсем просто. Это было привычно, даже обычно! Я прислушивалась к себе и не ощущала ликования или блаженства – только покой, умиротворение, цельность. Все встало на свои места: когда вместе – это нормально. Ненормально, плохо – по отдельности. По отдельности – болезнь, патология, боль, расчлененность. А держаться за руки, чувствовать его тепло рядом, касаться губами лба и волос – норма, словно всю жизнь так и было. И никакой обжигающей страсти – только затапливающая сознание нежность, желание так соединиться, чтобы уж ничто не могло разлучить. И тихая солнечная радость вокруг.

_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)

Очень эмоциональная глава

БРАВО!!!

_________________
Уезжают таланты, творцы и умы,
едут люди отменно отборные.
И останутся там, как у всякой тюрьмы,
надзиратели и поднадзорные.

И. Губерман

Еще раз про любовь...


А есть ли у вас тот, кто поможет Вам плакать? У Катерины, я думаю, раньше был Коля.
А теперь?

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!