Глава 18. - Дааа… Катенька… - Я вам говорила: история, леденящая кровь… Под маской овцы скрывался лев! – процитировала она любимый фильм. – В общем, все развивалось по намеченному плану. Катя влюбилась, ее сомнения развеяны, можно было спокойно отбывать в Лондон. - Я, конечно, совсем уже смутно вспоминаю события такой давности, но чего-чего, а покоя Андрей в эти дни точно не знал. Мы с Марго постоянно интересовались его делами, я спрашивал о работе, она о Кире… Представляю, каково ему было. То-то он все пытался уединиться, а ведь для него это нехарактерно. - Да, мне тоже хотелось остаться одной. Потому, что когда одна – то, значит, всецело с ним. Никто не мешает думать, вспоминать, мечтать. Я лежала на кровати, раскинув руки, смотрела в потолок и не хотела ничего, только чтобы время текло быстрее. Все обычные разговоры казались страшно скучными. Спасали фильмы, которые шли по телевизору. Можно было уставиться в экран невидящим взглядом, и родители не мешали «смотреть» уставшей от тяжких трудов дочери кино. Как-то вечером шло «Обыкновенное чудо», выученное наизусть и все равно любимое. Но в этот раз каждая реплика, каждая мелодия этого фильма были настолько созвучны моему состоянию, что я периодически замирала, не дыша. Весь фильм – это же ожидание какой-то катастрофы, нарастание напряжения, которое может высвободиться только взрывом, точнее выстрелом. И все это на фоне обыденно текущей жизни окружающих. Ты тут готова умереть без своего Медведя, а люди варят варенье, рассуждают об удобных домах в тыквах. А он где-то далеко-далеко, и какой-то волшебник не пускает его к тебе… Помните этот монолог принцессы? Там что-то такое было: «Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Пойдем, я покажу тебе мою комнату, где я столько плакала, балкон, с которого я смотрела, не идешь ли ты, сто книг о медведях» Сто книг о медведях! Так здорово Шварц это подметил. И про то, что только он имеет право обнимать…
Павел вдруг оживился.
- Я кое-что вспомнил. Мы тоже как-то коротали вечер под этот фильм - Марго предпочитала русские каналы ловить. К нам пришли друзья, мы втроем играли в преферанс, Андрей наотрез отказался составить компанию, просто сидел рядом, иногда поддерживал разговор, но больше пил. Марго с дамами что-то вполголоса обсуждали, Кира, ушла к себе, кажется, сославшись на головную боль. Фильм подходил к концу, Медведь не превратился в медведя, и один из моих друзей сказал: «Сказка для маленьких девочек. Что такое – один поцелуй? Нужна хотя бы ночь, чтобы сотворить обыкновенное чудо!» - он подмигнул и кивнул в сторону детей, копошащихся в другом конце гостиной. – «Да, Андрей?»
А Андрей сидел весь в своих мыслях, но после его слов так изумленно посмотрел на него и сказал: «Да. Одна ночь может изменить многое…» И как-то он это так сказал серьезно, что все замолчали. Мой друг спрашивает: «Да ты романтик, Андрюш?» - «Наоборот, чистой воды циник. Просто я сейчас болею» - пошутил он, и все опять загалдели. Мой друг потом спросил у меня, все ли у моего сына в порядке, он сам на себя не похож. А я сказал, что вроде все хорошо. Дела, свадьба. Но на самом деле я тоже не был спокоен за него. Но, как говорил, все списывал на их разлад с Кирой. Тем более и знаки, как говорила Марго, были нехорошие.
- Какие знаки?
- Да, на мой взгляд, ерунда, но если посмотреть ретроспективно… У нас давно была такая традиция: мы в какой-то из вечеров собирались большой компанией и гадали. Раньше на книгах – задавался вопрос: про бизнес, про здоровье, про все, что угодно, ну и выбирался томик вслепую и страница, и строчка. Знаете, как это делается. А потом, чтобы как-то оживить и осовременить эту традицию, мы придумали гадать на фильмах. У Марго тогда был целый шкаф видеокассет, она очень скучала тут по отечественным фильмам. Смысл тот же: задавался вопрос, и какой-то ребенок, желательно маленький, не умеющий читать, выбирал кассету, ее ставили, начинали перематывать, и этот же ребенок говорил «Стоп». Вот этот момент фильма и был гаданием. Это было не быстро, но в этом и суть: занять гостей, пока кассета ставится – разливают чай, шутят, делают предположения. В тот раз все начиналось очень весело. По законам гостеприимства - сначала гадали друзьям. Одному из них выпали последние кадры «Служебного романа», где шли титры «Через девять месяцев у Новосельцевых было уже три мальчика». Все засмеялись, а когда друг признался, что они с женой действительно ждут ребенка, то, сами понимаете, энтузиазма прибавилось. Мне, как сейчас помню, на вопрос о бизнесе выпал фрагмент из «Джентльменов удачи», где Эраст Гарин, который профессор-археолог, радуется возвращению золотого шлема, держит его этак благоговейно в руках. Все закричали тогда, что меня ждут буквально золотые горы, а я еще пошутил, что сначала-то профессор этот шлем потерял, а уж потом снова обрел. Как вам, Катя, гадание?
- Очень даже. Круче, чем у Амуры. А что выпало Андрею, не помните?
- Помню, отчего же… Ведь эти вечера оказались записаны на видео: сын знакомых получил в подарок на день рождения камеру и все снимал. Нам с Марго потом дали кассету с этими хаотичными записями. Я ее много раз прокручивал, мне нравилось смотреть на лица людей, вглядываться в них, видеть реакцию на шутки. Пытаться понять, о чем там думает так озабоченно Андрей, как смотрит на него Кира… Потом магнитофон зажевал эту пленку. Но я хорошо помню кое-какие детали. Сначала Андрею выпал фрагмент из фильма «Гранатовый браслет», смотрели его, Катенька? Там Ариадна Шенгелая очень на месте, хотя сам фильм мне не нравится, не отражает главной мысли Куприна, ну, да ладно. А фрагмент был про то, как генерал Аносов говорит героине: «Может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины». А вопрос был про личную жизнь. Одни гости закричали, что вот, это перевертыш, и это намек на Киру, и все правда, другие предложили перегадать, потому, что какая из Андрея Верочка и вообще. Ну, перегадали. Второй раз выпал фрагмент из фильма «Еще раз про любовь», где героиня Дорониной говорит Элу, прощаясь в их последнюю встречу, что-то кажется о том, что не любит он ее совсем. Что она его бросит, потому, что он думает о ней, Бог знает что, что доброты он совсем не понимает, и что она обязательно соберется с силами и уйдет, просто у нее с выдержкой плоховато, – мы недавно пересматривали этот фильм, и я сразу вспомнил тот случай. В общем, все было чересчур мрачно. Тем более, что Андрей как-то даже не пытался отшучиваться, не веселило его это. Решили переключиться на Киру. И когда ей выпал фрагмент из «Джейн Эйр», где сорвалась свадьба героини, Марго очень быстро завершила гадание. Но осадочек остался…
- Интересно, это мы сейчас притягиваем объяснение «за уши» или в этом во всем действительно есть смысл?
- Трудно сказать, Катенька. Иногда мне кажется, что смысл есть буквально во всем. А иногда – с точностью до наоборот: что все абсолютно бессмысленно. Но все же, чаще я склоняюсь к тому, что Вселенная посылает нам множество знаков, просто мы их не умеем читать. А иногда прямо-таки игнорируем крики своей интуиции, правда? Наш мыслительный процесс очень несовершенен, а мы доверяемся ему, не слыша голоса души, например, или считая смутные ощущения слишком незначительным аргументом по сравнению с логическими выводами.
- Да, вы правы. Может быть, мы потому и обращаемся к гаданиям, чтобы услышать голос интуиции? Я тоже гадала той зимой, но, в основном, ответы давали мне поэты.
Катя улыбнулась получившейся непроизвольно строчке.
- Знаете, что я нагадала себе в новогоднюю ночь? – Она сосредоточилась и прочла стихотворение:
"Но разве счастье взять руками голыми? - Оно сожжет. Меня швыряло из огня да в полымя И вновь - об лед, И в кровь о камень сердца несравненного,- До забытья... Тебя ль судить,- бессмертного, мгновенного, Судьба моя!"
- Чье это стихотворение? Никогда не слышал.
- Мария Петровых. А все про меня. Или словно я сама написала это.
- А вы пишите стихи, Катя? Мне почему-то кажется, что да.
- Давно не пишу. Нет, вернее, писала однажды, если не считать детства.
- Как интересно! Расскажите.
- В детстве, в начальной школе, у меня была целая тетрадь со стихами. Они получались легко, и мне очень нравилось записывать откуда-то прилетающие строчки, я их почти не правила – они складывались в рифмы сами собой. Я их никому не показывала. Но однажды мы в школе на уроке труда рисовали что-то на тему Дня защиты животных, кажется. Я нарисовала несчастного худого пса, идущего в одиночестве по улице среди высоких домов. А на обратной стороне написала свое стихотворение: «Печаль в собакиных глазах, Презренья тень во взгляде кошки. Все потому – увы и ах! – Что знают нас они немножко»
Принесла этот шедевр домой, и мама его увидела. Она сказала, что рисунок очень хороший, и спросила, почему стихотворение не подписано? Я ответила, что и рисунок, и стихотворение – мои. А она сказала, что нехорошо обманывать. Что я не могла такое стихотворение сама написать, наверное, где-то слышала и запомнила, что оно взрослое по смыслу, да и эти «увы и ах» - мы так не говорим никогда. В общем, после этого разговора поэтический дар завял как цветы-эфемеры, даже корней не осталось, не то, что листьев на поверхности земли. Тетрадку я отдала девочке в пионерском лагере, ей очень нравились мои стихи, она ее мне забыла или не захотела вернуть.
- Вот так, одним словом можно убить в ребенке дар.
- Ну, настоящий дар, наверное, не убьешь. У Серова, что ли так в детстве было? Ему мать не разрешала рисовать. Ой, опять в рифму! Но он же все-таки пробился, его дар, сквозь все запреты. Зато, благодаря этому случаю, я понимаю, что в общении с детьми нужно быть очень осторожной. И… благодарна маме за этот урок – я, как дочь, это пережила, но мне важнее, что я как мать не совершу такой ошибки.
- Ну, а когда вы писали еще? Когда - однажды?
- Когда? Ну, вот как раз тогда, той ледяной горячечной зимой. – Катины глаза смеялись. – Павел Олегович, а вы смотрели когда-нибудь спектакль «Ундина»? Он шел во МХАТе имени Чехова?
- Нет, не смотрел. Но я знаю пьесу.
- Помните, там было предсказание: если в доме все начнут говорить стихами – это не к добру.
- О, Катенька, к нам это не относится. У вас просто получается во время воспоминаний возвращаться в то самое состояние, когда душа восхищена, восприимчива, открыта, когда вдохновение не посещает вас, а пребывает в вас постоянно, а потому и все слова – стихи, и все что мы видим – прекрасное полотно, и все, что слышим – музыка. Когда мы не ходим по земле, а парим над ней, и способны воспринимать, улавливать какие-то тонкие вибрации, которые и несут в себе творческую энергию, озарение, идеи, образы.
- Да, наверное. Так оно и было. Андрей уехал, а я осталась. И строчки снова стали прилетать, я благосклонно им позволила спуститься на дневника забытого страницы…
Они оба тихо засмеялись.
- Катя, это чудесно. Ну, а что-нибудь из того своего цикла вы можете мне прочитать?
- Могу. Там много всякого было: Сумерки в твоих глазах, в моих – ночь. Я – нездешнего царя дочь. Покалечена, больна – знай – В этом только ты виноват.
- Явно навеяно поэзией Цветаевой и Ахматовой.
- О, Павел Олегович! Вы правы! Так оно и есть. Я как раз тогда засыпала и просыпалась с их книгами в руках. Но у вас тоже очень выраженное поэтическое чутье. Это подозрительно.
- А вы мне сейчас напомнили Золушку в исполнении Янины Жеймо. Когда король попросил ее спеть, а она сразу согласилась. Вот мне тоже сейчас захотелось умилиться и воскликнуть: «Ну, надо же! Не ломается!»
- Не смешите, меня, Павел Олегович! И не уходите от темы. Вы писали когда-нибудь сами?
Павел вздохнул.
- Да, случалось. Были периоды в жизни, когда «И руки тянутся к перу, перо – к бумаге». Не стану употреблять просящееся здесь словечко «баловался», в котором присутствует явное и кокетливое пренебрежение к своим стихам. Я отношусь к их появлению в жизни человека как к симптому вполне конкретного состояния, о котором уже сказал. И я испытываю к ним теплые чувства, к этим стихам, при том, что лучше, чем кто бы то ни было, осознаю их несовершенство. Потому они и остались лишь в личных записях, но не перестали быть мне дороги, как отпечаток соответствующего жизненного периода, они - как контуры души на рентгеновском снимке или ее автопортрет, набросанный словами.
- Можно мне тоже услышать что-нибудь? Пожалуйста? Хотя бы одно четверостишие?
Павел задумался. Он то ли вспоминал, то ли колебался.
- Нечестно, выспросив столько всего у вас, не ответить вам тем же, да? Четверостишие? Вот, пожалуй:
Я вас люблю: и наяву – в бреду, И в судорожном сне. Спасибо вам, что все бреду По затянувшейся весне…
_________________ Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
|