27.
Катя. Когда я проснулась утром, то из окна лился такой яркий солнечный свет, что я вдруг вспомнила: вот-вот придет весна. И только потом - про все, что произошло накануне. Но при свете дня моя вчерашняя трагедия показалась не такой мрачной, и я сразу поверила, что все наладится. Папа обязательно меня простит. Повернув голову, я увидела спящего Андрея - он был по-утреннему небрит, взлохмачен, и даже во сне сурово хмурил брови. И еще он крепко сжимал мою ладонь. Вчера была пятница, а сегодня наступила суббота - вот почему за окном так светло, а наши будильники не сработали. У нас было еще два дня на то, чтобы успокоиться, собраться с силами и спокойно провести показ, а за ним и совет директоров. На котором мне не нужно будет (какое счастье!) представлять липовый отчет. Все всё знают - и мои родители, и родители Андрея, и даже Кира. Больше никакого вранья. Эта простая мысль неожиданно стала величайшим утешением в череде разного рода горестей и неприятностей. Я осторожно высвободила свою руку из лапы Андрея, нашла на тумбочке свои очки и встала с постели. Умылась и почистила зубы гостевой щеткой - россыпь упаковок лежала в шкафчике, пригладила волосы. Мой телефон остался лежать на кухонном столе, и он показывал половину двенадцатого. Мне кажется, никогда в жизни я так поздно не просыпалась. Прикрыв дверь, я позвонила маме - а трубку взял папа. В отдалении я услышала мамины возмущенные восклицания. - Ну вот что, Катерина, - сказал папа отрывисто, - пусть этот твой… сегодня ко мне приедет. Один. Сама пока не приезжай - я сгоряча такого наговорю, плакать будешь. - Пап! - Ну всё, - сказал он и повесил трубку. - Кать, что там? - очень близко спросил Андрей, и я, обернувшись, едва не стукнулась своим носом об его. - Просит тебя приехать, - ответила я, отступая назад. - Сегодня. Одному. - Добро, - отозвался Андрей и почесал колючий подбородок. - Кофе бы, - задумчиво сказал он. - Катя кофе варить не умеет, - напомнила я. - Да там пару кнопок нажать, - приободрил себя Андрей и подошел к кофемашине. Я заглянула за его плечо и насчитала там шесть кнопок, две круглых ручки и три краника. Андрей хмыкнул. - А.... а зерна, кажется, закончились. Кать, давай так: я закажу тебе что-нибудь с доставкой, а пока ты завтракаешь, съезжу к твоему отцу. А дальше - по итогам нашей встречи? Он так официально сказал про итоги встречи, как будто ехал в банк, а не к моему отцу. Кажется, Жданов был совершенно спокоен, в то время, как всю мою маленькую дружную семью трясло и переворачивало. Мне захотелось позвонить папе и сказать, что да - во всем виноват Жданов, я тут совершенно не при чем. Он воспользовался моей наивностью. - Не вздумай сказать, что это ты один виноват, - хмуро сказала я вслух. - Я тоже взрослый уже человек. - Катюш, да мы разберемся, - легко сказал Андрей и отправился в душ. Когда он вышел, я ждала его у порога - уже в сапогах и с пальто в руках. - Ты куда? - изумился он. - Отвези меня к Коле, - сказала я как можно суровее, - я позавтракаю там.
Андрей. Отпускать Катерину к Зорькину очень не хотелось - мало ли что она там надумает. Может быть, решит у него пережить опалу, а этого допустить было никак нельзя. Хорошо бы вообще не выпускать её из квартиры и конвоировать из моей спальни до рабочего кабинета, а потом обратно, да только Катя ведь не оценит. Мысль о том, что она поселилась в моей квартире, со вчерашнего дня будоражила воображение. Это было так чудно и странно, и захватывающе, что казалось очередным сном. Никогда прежде я не хотел жить ни с одной другой женщиной. Мне не нравилось, когда у меня оставалась Кира, и своих подружек я старался приглашать куда-нибудь подальше от собственной берлоги. Я предпочитал короткие встречи, нейтральные территории и нетронутые упаковки зубных щеток. Идеально, когда очередная дама сердца растворялась в ночи, не омрачая собой мое утро. Но с Катькой… С Катькой всё было по-другому. Черт его знает, отчего. Может быть, всё дело в том, что я месяц за месяцем делил с нею один кабинет на двоих, и тонкая перегородка совершенно не мешала мне кричать “Катя” по любому поводу. Наверное, я так сильно привык к её постоянному присутствию, что теперь рабочего времени мне было мало. Хотелось, чтобы Катя была со мной по ночам, и даже - вот напасть! - по утрам. Это совершенно не походило на всё, что я знал про себя прежде, но и Катя выделялась из толпы своих предшественниц. Размышляя обо всем этом, я смотрел на неё - мрачно стоящую у порога со своим пальто в руках. Мне стало пронзительно жаль Катерину - маленькую, храбрую, несчастную. Кира ударила в самое незащищенное, самое больное место. - Ладно, - неохотно согласился я, - как хочешь. Надо купить продуктов тонну, чтобы у Кати было меньше поводов покидать квартиру.
Катя. Как только Коля закрыл дверь в свою комнату, я сразу вцепилась в его пижаму и заплакала. Мне хотелось заплакать со вчерашнего вечера, но рядом все время был Жданов, а при нем никак невозможно было. Еще чего не хватало! - Катька, - опешил Зорькин, но на всякий случай обнял меня покрепче, - ты чего?!
Андрей. Впервые на моей памяти Елена Санна не хлопотала по кухне. Никто не пытался меня накормить посытнее, подсунуть кусочек поаппетитнее, подлить еще компоту - собственного приготовления! На столе стоял графин воды и два стакана. Елена Санна, молчаливая и собранная, лишь открыла мне дверь и сразу исчезла в спальне. Валерий Сергеевич ждал меня на кухне, и не было ни следа былого дружелюбного гостеприимства на его лице. И чем-то неуловимым он мне напомнил утреннюю Катю. Наверное тем, что они оба вчера осиротели. Я сел на самый краешек стула, выпил залпом два стакана воды и прокашлялся. - Я хочу сказать, что вчера Кира несколько исказила действительность. Вернее, очень сильно исказила. Катя никогда не пыталась шантажировать аукционеров “Зималетто”. Всё, что она делала, она делала исключительно по моей просьбе и с моего согласия. У неё никогда не было желания причинить вред компании… Ничего не изменилось в лице Валерия Сергеевича, и он мне показался не живым человеком, а фотографией. Или, скажем, иконой. Слова полились потоком, и я даже не пытался их придержать. - Катя очень преданный, очень отважный, очень умный человечек… Я никогда в жизни не встречал таких людей и даже не догадывался, что они существуют. Вы знаете, что однажды она ворвалась на мотоцикле на футбольное поле моего клуба в самый разгар игры?.. Я придумал эту “Никамоду” и заставил Катю зарегистрировать на свое имя, потому что никому не доверял столь же сильно, как ей. - А я говорила, - донесся приглушенный женский голос из коридора. От неожиданности я подпрыгнул и оглянулся, но Елены Санны не было видно. - Ваш… - Валерий Сергеевич с трудом произнес это слово, видно было, как оно мучает его: - ваш роман начался до создания “Никамоды” или после? Я остолбенел от такого вопроса. Человек-рентген буравил меня глазами и ждал моего ответа. - После… - едва слышно сказал я, чувствуя себя обнаженным, жалким, обугленным от такого взгляда. - То есть… Да не было у нас никакого романа, - сказал я, пряча за раздражением ужас от такого прямого вопроса. - Я просто бегаю за Катериной всё время, а она пытается держать дистанцию. Из-за этой свадьбы с Кирой, понимаете. Но свадьбы не будет. Вернее, будет, но не с Кирой. Я хочу сказать, у нас с Катей не какая-то банальная интрижка. Пошлый служебный романчик… Ничего подобного. Это совершенно другое. - Правда? - взволнованно спросили из коридора. - Не связанное с “Никамодой”? - спросил Валерий Сергеевич. Я выпил еще один стакан воды. - Я плохой руководитель, - сказал я, - я втянул Катю во всю эту некрасивую историю, и я прекрасно понимаю, что несу ответственность за её дальнейшую карьеру. И я… не самый лучший мужчина на земле. С вашей точки зрения, возможно, худший. Но я собираюсь заботиться о Кате и дальше, и мне кажется, что наша с ней жизнь… - Я собираюсь забыть всю эту историю, - прервал меня Валерий Сергеевич. От неожиданности я выпил еще один стакан воды. Хозяин дома крякнул и плеснул в графин еще - прямо из-под крана. - Катя у меня одна, и мне очень стыдно за то, что она натворила. Я считаю, что в этом только ваша вина, господин Жданов. - Только моя, - с готовностью согласился я. - У Кати смягчающие обстоятельства - неопытность, доброта, порядочность… - Как только вы оба исправите свои ошибки, - сказал Валерий Сергеевич. - Что? В - смысле?! “Зималетто” останется в залоге “Никамоды” еще минимум полгода, и я вовсе не уверен, что Катя выдержит ваше молчание так долго. Она очень переживает. И я могу привести её прямо сейчас - она ждет у Зорькин. Николя Зорькин, слышали про такого? Такой очкарик... Я нес всякую околесицу, потому что знал только одно значение слов “исправить ошибки”, которые имели в виду отцы по типу Пушкарева, разговаривая с соблазнителями своих дочерей. - После того, как “Зималетто” снова будет принадлежать акционерам и после того, как вы женитесь на Кате, - сказал Валерий Сергеевич. Я вскочил на ноги и выпил воды - из графина. - Знаете, - сказал я, - я собирался жениться на Кире по причине внешних обстоятельств. Из-за какого-то давления, потому что для всех так было бы лучше. И мне не нравится, когда… Вернее, я не позволю ставить Катю в такое же жалкое положение. Я, конечно же, женюсь на ней - если когда-нибудь согласится, но не потому, что вы или кто-то другой начнет диктовать мне условия. Это никого не касается, кроме нас самих. И даже крохотное сомнение у Кати… Я не позволю. Я обнял графин и сел на табуретку. - У вас самая лучшая дочь на свете, - закончил я свою речь. - И мне жаль, что вы этого не понимаете. До меня медленно доходило, что я только что сказал Катиному отцу - кажется, я использовал глаголы вроде “не позволю”. Дважды. И еще сказал, “никого не касается”. - Так что мне сказать Кате? - спросил я. - Скажите, что я очень разочарован. - Упрямство - достоинство ослов, - страдальчески вздохнул коридор совсем тихо. - Я тоже… разочарован, - ответил я, понимая, что терять мне, в общем-то, уже совершенно нечего. Кажется, я окончательно все доломал. - До этого мне казалось, что вы любите очень Катю. Но вы больше переживаете за честное имя Пушкаревых. Уже в подъезде я понял, что так и ушел - без пальто, зато с графином в обнимку.
Катя. Мы стояли с Колей во дворе - выгуливали меня после бурных слез. Я надеялась, что от холодного воздуха некрасивые красные пятна на моем лице исчезнут. Когда появился Жданов, Коля присвистнул. - Вы что, гражданин, ограбили Пушкаревых? - спросил он. - Ты спасался бегством? - спросила я. Жданов дико на нас глянул, потом ошалело вручил графин Коле и, подхватив меня под локоть, поволок в обход своей машины - к пассажирскому сидению. Мне стало страшно - кажется, папа перестарался. - Твой отец совершенно здоров, - сказал Андрей, усаживая меня в машину. - Где твое пальто? - Не знаю, - сказал Андрей, захлопнул дверь и задумался, закинув голову к синему весеннему небу. Коля покрутил пальцем у виска. Андрей постоял-постоял, потом снова обошел машину и сел за руль. - Что сказал папа? - Передал тебе привет, - буркнул Жданов. - Сказал, что бы ты ни о чем не переживала. Кать, давай все-таки позавтракаем, уж вечер близится, а кофия всё нет! - А сердце? Сердце у него не заболело? - Кать, все хорошо. Честно. А графин Зорькин вернет на место. Правда, Зорькин? - Верну, - пообещал он. - Хоть и борюсь с искушением оставить такую ценность себе. Выглядел Коля так себе - ему очень хотелось, чтобы я пожила у него, а не у Жданова, но это было бы сложно объяснить его родителям. Сейчас он пытался представить себя таким же, как Андрей - при квартире и машине. - Ладно, поехали, - сказал Андрей, помотав головой. - Кать, среди сослуживцев твоего отца снайперов случайно нет? - Ну ты опять наговорил папе глупостей, - возмутилась я. - И потом надо купить тебе пижаму, что ли. Тапочки какие-нибудь, халат. - Ты меня в больницу собрался укладывать? - спросила я, ощущая неуместное веселье. Все было плохо - везде. Понятия не имею, как мне хватало совести веселиться. - И одежду в офис, - Андрей завел двигатель. - Ты же не можешь все время ходить в одном и том же. Где ты обычно одеваешься? Я помрачнела. - Ненавижу ходить за покупками, - сказала я. Андрей положил голову на руль и посмотрел на меня - долго и внимательно. Я чуть отодвинулась. - Все смотрят на меня, - объяснила я. - Как на чучело. - Хамы, - сказал Андрей с нежностью. Коля постучал в окно. - Я тоже хочу за покупками, - сказал он, - усыновите меня тоже. Андрей никак на него не отреагировал. - Потом мы купим две тележки продуктов, - сказал он мечтательно, - и поедем домой. - Зачем нам две тележки продуктов? Мы же не борцы сумо. - А завтра вообще не выйдем из дома, да? До меня очень медленно доходило, почему Жданов такой рассеянный. Мы же на полном серьезе собирались жить вместе? То есть, не на несколько ночей, а достаточно долго - по крайней мере, в разрезе пижамы и тапочек. От ужаса - а может быть не ужаса - у меня скрутило желудок. - Что? - спросила я потрясенно. - Мне надо снять квартиру. Нет, мне надо поговорить с папой. Я прямо сейчас поднимусь, позвоню в дверь и поговорю с ним. Андрей вздохнул, выпрямился и тронулся с места. Коля махал нам вслед графином. - Упрямство - отличительная черта Пушкаревых, верно? - спросил Жданов. - Меня тошнит. - Это от голода. - Я не хочу с тобой жить. - Напрасно. Я не храплю и не разбрасываю носки. Все остальное - пожалуйста, но только не носки. И обязуюсь выносить мусор. - Андрей Палыч, это какая-то дикость. С какой стати мне жить в вашей квартире, как печальной бесприданнице? - Кать, о приданном мы поговорим позже. Напрасно он это сказал - память о его нелепом предложении во имя “Никамоды” была еще свежа в моей памяти. Именно из-за этого я лишилась отца и дома. - Остановите на этом перекрестке я куплю газету “Из рук в руки”, поищу себе комнатку в общежитии. - Кать, я последний раз видел еду сутки назад, - взмолился Жданов. - У меня в животе море воды, которое я выпил в твоей квартире. Мой центр тяжести сейчас далек от рассудка. Давай оставим все споры на потом. Очень тебя прошу. - Ладно, - сказала я милостиво. - Но у меня есть условие. - Говори, - вздохнул Жданов тяжело. - Мы будем есть то, что вы приготовите. - О, ради бога, - зарычал Андрей. - Я не умею готовить. - Купим поваренную книгу. Читать ты умеешь, я видела. - Хорошо, - сказал Жданов сердито. - Купим поваренную книгу и все, что ты захочешь. - Торт и вино. Я собираюсь пригласить женсовет к себе в гости. Вернее, к тебе. - Это еще зачем? - изумился Андрей. - Поплакать над моей горькой судьбой. Погадать на прекрасного принца. Спеть что-нибудь душевное вроде “каким ты был, таким ты и остался”... Может быть, даже вслух читать стихи: "Сжала руки под темной вуалью..." - Я понял, - прервал меня Жданов. - Нам же больше не нужно скрывать наши отношения, правда? Я могу рассказать о нашей великой любви девочкам? - Конечно, - согласился он и, вроде как, скрипнул зубами. - Почему мне кажется, что ты чем-то расстроен? - Нет-нет, - процедил Жданов, - я счастлив. - Это хорошо, - кивнула я, - твое счастье для меня важнее всего на свете. Ты не против, если мы немного переставим мебель по феншую? Амура большой спец в этой области. - Да что ты говоришь! Андрей притормозил возле супермаркета и повернулся ко мне. - Ты уверена, что не хочешь доверить наши желудки профессионалам? - Я в тебя верю, - заверила я его с чувством.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|