26 Катя Пена лопалась и переливалась у меня на руках и коленках. Коньяк, который принес Андрей, обжег горло и желудок, и теперь мне было мокро и жарко в этой просторной чужой ванной. Нужно было выходить. Но не хотелось. Мне казалось, что мой мир рухнул, поразив меня своими осколками. Как я теперь буду жить после папиного “вон”, а главное - как будет теперь жить он? Наверное, когда-нибудь я смогу объяснить, что и не думала шантажировать акционеров, что вся эта махинация была только для того, чтобы спасти компанию. Что я поступала так, желая только лучшего и для Ждановых, и для Воропаевых. Но что я скажу про Андрея? Здесь у меня не было никаких оправданий. Я все-таки покинула озеро пены, поплотнее закутавшись в огромный халат Андрея. Долго смотрела в запотевающее зеркало, ища в отражении ту себя, которую увидела в зеркале гостиницы. Тогда у меня не было никаких сомнений в том, что я поступила правильно. “У меня никогда не было такого дня рождения. Этот лучший”, - сказала я Андрею в ту ночь. Если бы сейчас можно было вернуться в ту ночь, то чтобы я сделала?
Андрей. Пока я судорожно метался по квартире, собирая носки и рубашки, меняя постельное белье, я всё думал, как же мне растормошить Катерину. У неё зазвонил телефон, это была Елена Санна. Рассудив, что если никто не возьмет трубку, она разволнуется еще сильнее, я постучал в дверь ванной. - Кать, тебе мама звонит! Узкая рука высунулась из-за двери, и телефон исчез. Я услышал негромкое “Алло”, а потом “Заснул? Слава богу! Мам, я тебе сейчас всё объясню…” Слушать Катькины оправдания я не мог - у меня что-то темное просыпалось в душе. Оправдываться и объясняться должен был я, и никто другой. - Папа уснул, - сказала Катя за моей спиной. - Мама дала ему успокоительные. Она стояла в дверях - на волосах полотенце, на плечах болтался мой халат, на лице - полный мрак. - Ну и отлично, - довольно бодро выдавил я из себя, и тут меня осенило: - Катюш, я приму душ. А ты пока ужин приготовь, есть что-то хочется. - Ужин? - переспросила Катя, и равнодушная обреченность сменилась на её мордашке глубокой озадаченностью. Я стоял и смотрел, кто же в ней победит - гордая дочка Валерия Сергеевича или же… Победила Елена Санна. Та самая, которая на Катиных глазах годами кормила всех подряд. Которая что-то без устала пекла, жарила, парила, а голодных людей в ареале своего обитания воспринимала как оскорбление. Конечно, Катя сейчас злилась на меня и не хотела готовить никакой еды, а хотела сесть в угол и оплакивать свои беды, но смотреть на это у меня не было никаких сил. Я сильно подозревал, что сегодня кусок в горло не полезет ни мне, ни Кате, но пусть она будет занята хоть чем-то, кроме бесцельных страданий. - Хорошо, - сухо сказала она. И я смылся в ванную комнату, прежде, чем Катя спросила у меня, где найти продукты. Незнакомые города нужно узнавать без всяких гидов.
Катя. По крайней мере, я точно могла пожарить яичницу. Я была уверена, что справлюсь с этой задачей. Яичница у меня иногда получалась - еще в те времена, когда мама ходила на работу, а я прибегала голодной из школы. В холодильнике Жданова не было яиц. Совсем. Лежала подзавядшая брокколи, одиноко старел кусок сыра, в углу прозябали два лайма и стручок сельдерея. Сквозь пластик упаковки проглядывало розовато-белое, уже порезанное сало, а поверх гордо стояли консервированные мидии. Всё это меркло на фоне пачки клубники и коробки с вяленым мясом. - Атлично! - воскликнула я, невольно сорвавшись на интонации Жданова. Если исключить из списка моих кулинарных способностей яйца, то оставалось два варианта: пельмени и макароны. Пельмени и макароны в нашей стране умели варить даже воспитанники детского сада. Осталось найти эти самые пельмени и макароны. В морозилке было много разнообразных формочек со льдом, розовым, зеленым, желтым. Лед в виде сердечек, звездочек и треугольников. Пельменей там не было. Где искать на ждановской кухне макароны, я не знала. Слышно было, как из ванной бодро льется вода. И тут я разозлилась. Мне совершенно не хотелось открывать шкафчики на этой кухне, что-то искать и что-то варить. Мне хотелось домой, в свою кроватку, и чтобы все было, как прежде - работал бы на кухне телевизор, папа гонял бы нас с мамой, укладывая спать, и я бы по-прежнему оставалась его любимой дочкой. Если бы не этот нелепый фарс, который устроил сегодня Жданов на совещании, Кира бы никогда не появилась на пороге моего дома. Шум воды стих, и я снова нырнула в холодильник. Достала продукты, порезала лайм, положила зеленый кружочек на кусок вяленого мяса, а сверху добавила одну мидию и клубничку. Получилось красиво. - Хлеба нет, - сказала я появившемуся на кухне Жданову. - Но я приготовила вот этот вот бутерброд - ешьте. Могу украсить сердечком изо льда. Андрей с опаской покосился на разноцветную инсталляцию и сделал шаг назад. - Спасибо, Катенька, - с чувством сказал он. - На здоровье, Андрей Палыч! - громко отчеканила я. - А теперь покажите мне, где расположен тот соломенный тюфячок, на котором я могу прикорнуть до утра. - Конечно же, под лестницей, - рассердился Андрей. - Катя, если ты хочешь спать - то ложись на кровати. - Как можно, прах… простите, след Киры Юрьевны еще не остыл, а вы мне предлагаете такое! Нет, Андрея Палыч, я настаиваю на тюфяке из соломы. Жданов озадаченно почесал подбородок. - У меня раскладушки нету, - сказал он. - На коврике возле двери? - Кать, мы оба устали. Пожалуйста, давай обойдемся без драм. - Я думала, - сказала я, как можно ядовитее, - что вы понятия не имеете, что такое “драма”. Ваша жизнь - сплошное варьете. - Давай сюда свой бутерброд, - перебил меня Жданов. Я невольно прикрыла этот ужас рукой. - Вы уверены? - Ну если ты хочешь представления… Жданов выдохнул, как это делал папа, когда собирался выпить водки, закрыл нос пальцами и засунул кусок мяса с лаймом, мидией и клубникой себе в рот. Остолбенев от изумления, я смотрела, как он жует. - Вкусно? - только и спросила я. - Очень, - горячо заверил меня Андрей. - А теперь - спать. - Конечно, - отозвалась я. - Почему бы вам и не лечь спать - на сытый-то желудок. Меня же вы, кажется, решили заморить голодом.
Андрей. Я едва не захохотал, услышав такое обвинение. Катька, конечно, была смертельно ранена, но вовсе не собиралась сдаваться. Мой котенок с подбитой лапкой отважно шипел на свору собак. Я так и представил себе, как у неё выгибается спина, а волосы встают дыбом. - Ладно, - сказал я, усаживая её на стул, - будет тебе еда. А пока давай хоть чай налью… - Черный, с лимоном и медом, - надменно сказала Катя. - Зеленый с лаймом и сахарозаменителем, - прикинул я свои возможности. Она поставила подбородок на скрещенные пальцы, следила за мной без всякого интереса, но взгляда не отводила. - Сами пейте такую гадость. Где у вас бар? Я налью себе еще коньяка. - В гостиной, Кать, - гремя кастрюлями, отозвался я. Кастрюли у меня было две - красная и зеленая. Катька вернулась не скоро. Она притащила бутылку с собой и поставила её на стол перед собой. - Почему у вас такая мрачная квартира? - спросила она. Язык у неё слегка заплетался. - Все такое красное, темное, бррр. - Возможно, у дизайнера была депрессия. Не знаю, Кать. Квартира и квартира. - А в гостиной есть диван. И камин. - Точно. И диван, и камин. Претендуешь? Я поставил перед Катей пузатый стакан, но она все равно отхлебнула из горлышка. - И что же дальше будет? - спросила она. - Так мы с вами и будем жить, как бременские музыканты в одном теремке? - Бременские музыканты жили в Бремене. - Из Бремена их как раз и выгнали. Сказали “вон” и указали на дверь… На ворота, то есть. Я оглянулся на неё. Катя смотрела в потолок, смаргивая слезы. Полотенце съехало набекрень, мокрые пряди выбились наружу. - Иди сюда, - сказал я, невольно снова рассердившись на всех сразу: на себя, на Киру и даже на Валерия Сергеевича. Я подвинул её в центр кухни вместе с табуретом, снял полотенце и стал расчесывать. - Я все равно не буду с вами… как это… спать, - заявила Катя. - Между нами все давно уже кончено. - Очень актуальное заявление от девушки, которая переехала ко мне жить, - пробормотал я. - Не переехала! - запротестовала Катя. - Остановилась на ночлег. Вы опять всё перепутали, Андрей Палыч. - Да, - ответил я. - Я опять все перепутал. Некоторе время мы молчали. Катя смирно сидела, а я её орудовал расческой. Но потом мне пришлось оставить в покое Катину голову и вернуться к плите. А через пять минут я поставил перед нею тарелку. - Макароны с сыром, - сообщил я. - Некоторые назвали бы это пастой. - Некоторые - это Кира? - немедленно уточнила Катя. Она взяла вилку, покрутила её и положила обратно. - А вчера ты кормил меня, - вспомнила она. - Как же далеко было это “вчера”, правда? Ты кормил меня, а весь ресторан на это смотрел. Тебе было стыдно за свою невзрачную секретаршу? - Нет, - сразу ответил я. - Нисколько. Катя попыталась сфокусировать на мне взгляд, но её веки закрывались сами собой. - Ты совсем спишь, - сказал я. - Да, - согласилась она сонно, - это всё твой коньяк!.. Я подхватил её на руки и понес в кровать. - На диван, - запротестовала Катя, но её голова уже потяжелела, упала мне на плечо. Я осторожно положил Катю на кровать, прикрыл одеялом. Остановилась на ночлег? Как бы не так. Переехала ко мне навсегда. Главное - снова не облажаться.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|