|
26
Катя
Пена лопалась и переливалась у меня на руках и коленках. Коньяк, который принес Андрей, обжег горло и желудок, и теперь мне было мокро и жарко в этой просторной чужой ванной.
Нужно было выходить.
Но не хотелось.
Мне казалось, что мой мир рухнул, поразив меня своими осколками. Как я теперь буду жить после папиного “вон”, а главное - как будет теперь жить он?
Наверное, когда-нибудь я смогу объяснить, что и не думала шантажировать акционеров, что вся эта махинация была только для того, чтобы спасти компанию. Что я поступала так, желая только лучшего и для Ждановых, и для Воропаевых.
Но что я скажу про Андрея?
Здесь у меня не было никаких оправданий.
Я все-таки покинула озеро пены, поплотнее закутавшись в огромный халат Андрея. Долго смотрела в запотевающее зеркало, ища в отражении ту себя, которую увидела в зеркале гостиницы. Тогда у меня не было никаких сомнений в том, что я поступила правильно.
“У меня никогда не было такого дня рождения. Этот лучший”, - сказала я Андрею в ту ночь.
Если бы сейчас можно было вернуться в ту ночь, то чтобы я сделала?
Андрей.
Пока я судорожно метался по квартире, собирая носки и рубашки, меняя постельное белье, я всё думал, как же мне растормошить Катерину. У неё зазвонил телефон, это была Елена Санна. Рассудив, что если никто не возьмет трубку, она разволнуется еще сильнее, я постучал в дверь ванной.
- Кать, тебе мама звонит!
Узкая рука высунулась из-за двери, и телефон исчез. Я услышал негромкое “Алло”, а потом “Заснул? Слава богу! Мам, я тебе сейчас всё объясню…”
Слушать Катькины оправдания я не мог - у меня что-то темное просыпалось в душе. Оправдываться и объясняться должен был я, и никто другой.
- Папа уснул, - сказала Катя за моей спиной. - Мама дала ему успокоительные.
Она стояла в дверях - на волосах полотенце, на плечах болтался мой халат, на лице - полный мрак.
- Ну и отлично, - довольно бодро выдавил я из себя, и тут меня осенило: - Катюш, я приму душ. А ты пока ужин приготовь, есть что-то хочется.
- Ужин? - переспросила Катя, и равнодушная обреченность сменилась на её мордашке глубокой озадаченностью.
Я стоял и смотрел, кто же в ней победит - гордая дочка Валерия Сергеевича или же… Победила Елена Санна. Та самая, которая на Катиных глазах годами кормила всех подряд. Которая что-то без устала пекла, жарила, парила, а голодных людей в ареале своего обитания воспринимала как оскорбление.
Конечно, Катя сейчас злилась на меня и не хотела готовить никакой еды, а хотела сесть в угол и оплакивать свои беды, но смотреть на это у меня не было никаких сил. Я сильно подозревал, что сегодня кусок в горло не полезет ни мне, ни Кате, но пусть она будет занята хоть чем-то, кроме бесцельных страданий.
- Хорошо, - сухо сказала она.
И я смылся в ванную комнату, прежде, чем Катя спросила у меня, где найти продукты. Незнакомые города нужно узнавать без всяких гидов.
Катя.
По крайней мере, я точно могла пожарить яичницу. Я была уверена, что справлюсь с этой задачей. Яичница у меня иногда получалась - еще в те времена, когда мама ходила на работу, а я прибегала голодной из школы.
В холодильнике Жданова не было яиц.
Совсем.
Лежала подзавядшая брокколи, одиноко старел кусок сыра, в углу прозябали два лайма и стручок сельдерея. Сквозь пластик упаковки проглядывало розовато-белое, уже порезанное сало, а поверх гордо стояли консервированные мидии.
Всё это меркло на фоне пачки клубники и коробки с вяленым мясом.
- Атлично! - воскликнула я, невольно сорвавшись на интонации Жданова.
Если исключить из списка моих кулинарных способностей яйца, то оставалось два варианта: пельмени и макароны.
Пельмени и макароны в нашей стране умели варить даже воспитанники детского сада.
Осталось найти эти самые пельмени и макароны.
В морозилке было много разнообразных формочек со льдом, розовым, зеленым, желтым. Лед в виде сердечек, звездочек и треугольников. Пельменей там не было.
Где искать на ждановской кухне макароны, я не знала.
Слышно было, как из ванной бодро льется вода.
И тут я разозлилась. Мне совершенно не хотелось открывать шкафчики на этой кухне, что-то искать и что-то варить. Мне хотелось домой, в свою кроватку, и чтобы все было, как прежде - работал бы на кухне телевизор, папа гонял бы нас с мамой, укладывая спать, и я бы по-прежнему оставалась его любимой дочкой.
Если бы не этот нелепый фарс, который устроил сегодня Жданов на совещании, Кира бы никогда не появилась на пороге моего дома.
Шум воды стих, и я снова нырнула в холодильник. Достала продукты, порезала лайм, положила зеленый кружочек на кусок вяленого мяса, а сверху добавила одну мидию и клубничку. Получилось красиво.
- Хлеба нет, - сказала я появившемуся на кухне Жданову. - Но я приготовила вот этот вот бутерброд - ешьте. Могу украсить сердечком изо льда.
Андрей с опаской покосился на разноцветную инсталляцию и сделал шаг назад.
- Спасибо, Катенька, - с чувством сказал он.
- На здоровье, Андрей Палыч! - громко отчеканила я. - А теперь покажите мне, где расположен тот соломенный тюфячок, на котором я могу прикорнуть до утра.
- Конечно же, под лестницей, - рассердился Андрей. - Катя, если ты хочешь спать - то ложись на кровати.
- Как можно, прах… простите, след Киры Юрьевны еще не остыл, а вы мне предлагаете такое! Нет, Андрея Палыч, я настаиваю на тюфяке из соломы.
Жданов озадаченно почесал подбородок.
- У меня раскладушки нету, - сказал он.
- На коврике возле двери?
- Кать, мы оба устали. Пожалуйста, давай обойдемся без драм.
- Я думала, - сказала я, как можно ядовитее, - что вы понятия не имеете, что такое “драма”. Ваша жизнь - сплошное варьете.
- Давай сюда свой бутерброд, - перебил меня Жданов.
Я невольно прикрыла этот ужас рукой.
- Вы уверены?
- Ну если ты хочешь представления…
Жданов выдохнул, как это делал папа, когда собирался выпить водки, закрыл нос пальцами и засунул кусок мяса с лаймом, мидией и клубникой себе в рот. Остолбенев от изумления, я смотрела, как он жует.
- Вкусно? - только и спросила я.
- Очень, - горячо заверил меня Андрей. - А теперь - спать.
- Конечно, - отозвалась я. - Почему бы вам и не лечь спать - на сытый-то желудок. Меня же вы, кажется, решили заморить голодом.
Андрей.
Я едва не захохотал, услышав такое обвинение. Катька, конечно, была смертельно ранена, но вовсе не собиралась сдаваться. Мой котенок с подбитой лапкой отважно шипел на свору собак. Я так и представил себе, как у неё выгибается спина, а волосы встают дыбом.
- Ладно, - сказал я, усаживая её на стул, - будет тебе еда. А пока давай хоть чай налью…
- Черный, с лимоном и медом, - надменно сказала Катя.
- Зеленый с лаймом и сахарозаменителем, - прикинул я свои возможности.
Она поставила подбородок на скрещенные пальцы, следила за мной без всякого интереса, но взгляда не отводила.
- Сами пейте такую гадость. Где у вас бар? Я налью себе еще коньяка.
- В гостиной, Кать, - гремя кастрюлями, отозвался я.
Кастрюли у меня было две - красная и зеленая.
Катька вернулась не скоро. Она притащила бутылку с собой и поставила её на стол перед собой.
- Почему у вас такая мрачная квартира? - спросила она. Язык у неё слегка заплетался. - Все такое красное, темное, бррр.
- Возможно, у дизайнера была депрессия. Не знаю, Кать. Квартира и квартира.
- А в гостиной есть диван. И камин.
- Точно. И диван, и камин. Претендуешь?
Я поставил перед Катей пузатый стакан, но она все равно отхлебнула из горлышка.
- И что же дальше будет? - спросила она. - Так мы с вами и будем жить, как бременские музыканты в одном теремке?
- Бременские музыканты жили в Бремене.
- Из Бремена их как раз и выгнали. Сказали “вон” и указали на дверь… На ворота, то есть.
Я оглянулся на неё. Катя смотрела в потолок, смаргивая слезы. Полотенце съехало набекрень, мокрые пряди выбились наружу.
- Иди сюда, - сказал я, невольно снова рассердившись на всех сразу: на себя, на Киру и даже на Валерия Сергеевича.
Я подвинул её в центр кухни вместе с табуретом, снял полотенце и стал расчесывать.
- Я все равно не буду с вами… как это… спать, - заявила Катя. - Между нами все давно уже кончено.
- Очень актуальное заявление от девушки, которая переехала ко мне жить, - пробормотал я.
- Не переехала! - запротестовала Катя. - Остановилась на ночлег. Вы опять всё перепутали, Андрей Палыч.
- Да, - ответил я. - Я опять все перепутал.
Некоторе время мы молчали. Катя смирно сидела, а я её орудовал расческой. Но потом мне пришлось оставить в покое Катину голову и вернуться к плите. А через пять минут я поставил перед нею тарелку.
- Макароны с сыром, - сообщил я. - Некоторые назвали бы это пастой.
- Некоторые - это Кира? - немедленно уточнила Катя.
Она взяла вилку, покрутила её и положила обратно.
- А вчера ты кормил меня, - вспомнила она. - Как же далеко было это “вчера”, правда? Ты кормил меня, а весь ресторан на это смотрел. Тебе было стыдно за свою невзрачную секретаршу?
- Нет, - сразу ответил я. - Нисколько.
Катя попыталась сфокусировать на мне взгляд, но её веки закрывались сами собой.
- Ты совсем спишь, - сказал я.
- Да, - согласилась она сонно, - это всё твой коньяк!..
Я подхватил её на руки и понес в кровать.
- На диван, - запротестовала Катя, но её голова уже потяжелела, упала мне на плечо.
Я осторожно положил Катю на кровать, прикрыл одеялом.
Остановилась на ночлег? Как бы не так. Переехала ко мне навсегда.
Главное - снова не облажаться.
_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Еще в Лондоне Катьке надо было ему врезать. 
, то полный purrrr~~~~ автору 
!
Крут, Валерий Сергеевич, ох, крут.
