Моя подруга ДженФандом: НРК
Пейринг: Катя/Андрей
Тайминг: с 83 серии.
Описание: Значит, нужные книги ты в детстве читал!
От автора: простите, вырвалось.
Статус: в процессе, но это будет мини. Надеюсь.
От автора 2.: меня всегда завораживала схожесть канонов.
— Никогда, — сказал он, стиснув зубы, — никогда не встречал я создания более хрупкого и более непобедимого. В руке моей она, как тростник (и он стал трясти меня изо всей силы), я мог бы согнуть ее двумя пальцами; но какой толк, если бы я согнул ее, если бы я растерзал, раздавил ее? Загляните в эти глаза, перед вами существо решительное, неукротимое, свободное! Оно глядит на меня не только с отвагой, но с суровым торжеством. Как бы я ни поступил с его клеткой, я не могу поймать его, это своевольное, прекрасное создание! Если я уничтожу, если я разрушу его хрупкую тюрьму, мое насилие только освободит пленницу. Я могу завоевать ее дом, но она убежит до того, как я успею назвать себя хозяином ее обители. А я хочу именно тебя, о дух, со всей твоей волей и энергией, мужеством и чистотой тебя хочу я, а не только твою хрупкую обитель, твое слабое тело. Ты сама могла бы прилететь и прильнуть к моему сердцу, если бы захотела. Но, схваченная против своей воли, ты ускользнешь из моих объятий, исчезнешь, как благоухание, не дав мне даже вдохнуть его.
Ш. Бронте. "Джен Эйр".
1.
Катя.- Вы женитесь, Андрей Павлович.
- Катя… Женюсь. Женюсь, Катя. Если бы все было так просто, как вы говорите. Все намного сложнее, Катя. Я запутался, Кать, я… Мне нужно с вами поговорить.
- Я слушаю.
Он сделал несколько шагов ко мне, но остановился. Оказалось, что достаточно было всего лишь жеста моей руки, чтобы его остановить. Это завораживало.
- Я… Давайте не здесь, я прошу вас. Я отвезу вас домой, по дороге мы сможем спокойно поговорить. Прошу вас, Катя.
Еще совсем недавно от этих интонаций, от этого отчаяния в его голосе, от самого Жданова, умоляющего меня, я бы согласилась на все.
Еще недавно.
Но не сегодня.
Сегодня я осталась недвижимой и молчаливой, непоколебимой в своей правоте.
Он женится, мой Андрей.
На вынужденных новогодних каникулах, когда я страшно тосковала по Андрею, бродила по квартире, пугая родителей, мне в руки попался старый английский роман “Джен Эйр”. Кажется, его перечитывала мама, она любила эту книгу. Как и все советские девочки, я тоже её читала, еще в школе. И вот открыла снова. Открыла, и как Кэролловская Алиса, провалилась в другой мир. Читала, едва не подвывая от боли и любви, читала и узнавала в мистере Рочестре Андрея, а в бледной, неказистой Джен - себя саму. Это был роман о нашей любви, о неистовом, страстном мужчине и хрупкой, но сильной девушке, почти девочке.
Джен так и не стала любовницей своего господина, а я ею стала. И эта драгоценная ночь будет со мной до самой смерти, а я…
На меня словно ушат ледяной воды опрокинули, а сегодняшние разговоры о свадьбе Андрея окончательно заморозили.
Он женится, мой Андрей.
Ни в одной стране мира, ни в одной религии, ни в одном социуме не найдется человека, который одобрил бы меня. Быть любовницей почти женатого человека - аморально. Я подумала о том, что сказала бы мама. А папа!
Нет никаких оправданий плохим поступкам. Они просто плохие, и все тут.
“Я ограбил банк из-за любви” - может сказать преступник на суде, но разве судьи от этого смягчат свой приговор? Любовь вовсе не оправдание, и все, что я себе придумала под бой курантов, все, о чем я мечтала по ночам во время этих каникул - все плохое, неправильное.
Что неправильно, то неправильно.
И ты, Пушкарева, перестанешь придумывать себе оправдания и отговорки. Ты точно знаешь, как нужно тебе поступить.
- Нет, - сказала я Андрею, и эти слова убивали меня, - нет, Андрей Павлович. Мы не будем больше с вами ни о чем, кроме работы, разговаривать.
И прочь от него - не оглядываясь. Мимо Романа и Вики, мимо всех. Домой. К моей подруге Джен, которая преданно меня дожидается под подушкой.
Жданов.Кира сказала: “Влюбленную женщину так легко обмануть”. Кира поверила мне, снова.
Она гладила меня по лицу, и мне нужно было повернуться к ней и обнять её, но я не двигался. Лежал с закрытыми глазами и притворялся спящим.
То есть полный неконтакт.
Это Катя во всем виновата?
- Ну конечно же она, - словно читая мои мысли проговорила Кира, шелестя какими-то бумагами.
Странная мысль посетила меня. А что, если Катя навсегда останется в той холодной отстраненности, в которую она впала после собрания в конференц-зале, то это значит, у меня никогда больше не будет секса?
Мысль была совершенно дикой и отчетливо страшной, я вздрогнул и укрылся поплотнее одеялом.
Да не может такого быть, Жданов.
Ситуация была унизительной для меня и для Киры. Что может быть ужаснее этих неловких объятий перед сном, Кириных попыток и моего полного безразличия? Я хотел бы, чтобы все было как прежде, чтобы все наши проблемы решались сексом, но не мог. Или недостаточно хотел? Но это какая-то чушь. Хотеть Киру - моя прямая обязанность, как президента компании, в конце концов.
В народе, то что со мной происходило, называлось обидным словом… нет, его я не буду произносить даже мысленно.
А может быть, попробовать с кем-нибудь другим? С какой-нибудь Лерой-Наташей-Анжелой, с кем угодно, лишь бы не думать о том слове, которое нельзя называть.
Черт бы побрал эту Катю. Вспомнились слова Изотовой: “Женись, Андрюша, женись! Кто же тебе мешает”. Уж Лере-то моя предстоящая свадьба с Кирой точно никак не мешала.
Что Катя о себе думает? Что откажусь от всего - ради неё? Как гребанный принц уйду за пастушкой? Да она с ума сошла. Она же всегда знала про Киру, и как метко заметил Роман, “адекватно относилась к нашим отношениям”.
К чему вдруг такие перемены?
А потому что нельзя было её оставлять на целых две недели в Москве. Расслабился, Андрюша, решил, что после той ночи, в гостинице, она точно никуда не денется? Тусил себе в Лондоне, а здесь…
А здесь, между прочим, бродил-ходил вокруг Кати товарищ Зорькин, и неизвестно, чем именно пудрил ей мозги.
Нет, нельзя было уезжать так надолго.
Но ведь та ночь…
На минуту беспокойство оставило меня, сменившись глубокой нежностью. Я часто вспоминал ту ночь, и это было удивительным, действительно удивительным событием в моей жизни. Но посмотрите, до чего меня все это довело.
Это Зорькин виноват, точно. Он моей Кате мозги запудрил.
Катя.Этим утром все пришли очень рано. По дороге в свою каморку я даже заметила Клочкову за своим столом, что изрядно напугало меня. Я даже подумала, что проспала на работу.
У меня был прекрасный план: я намеревалась улизнуть к Ольге Вячеславовне до того, как появится Андрей.
Но и он в это утро проявил чудеса рабочего рвения и ворвался в мою каморку как раз в тот момент, когда я открывала дверь.
- Доброе утро, Андрей Павлович, - я поспешно отступила за свой стол, - а я как раз к Ольге Вячеславовне соби…
- Это Зорькин, да? - без всякого предисловия спросил Андрей.
Учитывая его болезненное отношение к Коле, вопрос был более чем ожидаем. Но обычно Андрей все же здоровается, прежде чем начинать допрос.
- Нет, это не Зорькин. Это вообще никто.
- Катя, что происходит?
Андрей выглядел сердитым, и я сразу испугалась, что сейчас он начнет орать, а после бессонной ночи у меня раскалывалась голова.
- Андрей Павлович, давайте сядем и успокоимся, - и, подавая пример цивилизованных переговоров, я плюхнулась на стул. Напрасно я это сделала, потому что Андрей был очень далеко сейчас от цивилизации. Он навис надо мной, как скала, и буквально вбуравился в меня своим взглядом.
- Я всю ночь не спал, Катя, - обвиняюще сообщил он. - У меня просто в голове не укладывается, что ты бросила меня.
Наверное, раньше никто с ним не поступал подобным образом.
- Андрей… Павлович. Я прошу вас.
- Нет, это я вас прошу, Катя! Скажи мне, этот мужчина… о котором ты не захотела мне говорить. Это всего из-за него, да? Кто он такой?
- У меня никого нет, Андрей Павлович.
- Вот как ты теперь говоришь, - с горечью воскликнул Андрей. - А раньше… помнишь? “У меня есть вы, Андрей Павлович”.
- Вас как раз у меня нет. И никогда не будет.
- Что ты хочешь от меня, Катя? - взорвался он, наконец. Голова моя тут же взорвалась тоже. - Ты хочешь, чтобы я отменил свадьбу с Кирой? Ты хочешь, чтобы от компании остались рожки да ножки, этого ты добиваешься?
- Нет! Конечно, нет.
Я едва не расплакалась от его обвинений. Губы меня плохо слушались, тряслись.
- Я бы никогда не посмела…
Это было неправдой. Иногда я позволяла себе думать об этом… Что, если бы Андрей отменил свадьбу с Кирой… Но это были простые мечты, далекие от моей настоящей жизни. Из-за секретарш невест не бросают, старая истина!
Но сейчас, под градом его обвинений, я ощутила себя виноватой.
Это неправда, Пушкарева, ты поступаешь правильно. А поддаться ему сейчас - означало бы перестать себя уважать на веки вечные.
Но ведь он… Как я могу оставить его в таком состоянии?
Ему было плохо, это сразу бросалось в глаза. А я всегда была готова умереть ради того, чтобы ему было хорошо.
Желая хоть как-то облегчить его состояние, я сказала.
- Я очень… очень люблю вас, Андрей Павлович.
Он тут же расслабился. Моментально. Как будто кто-то взмахнул невидимой волшебной палочкой и превратил льва в котенка.
- Катюш, - Андрей обошел стол и протянул ко мне руки, желая обнять. Но я каким-то чудом проскользнула по ними и вырвалась на свободу.
- Я ничего от вас не хочу, - я уже стояла на пороге, готовая бежать прочь, если он сделает ко мне хоть шаг. Андрей раздраженно снял с себя очки, но остался на месте.
- В таком случае, - процедил он, - я вас не понимаю, Катенька. Вы очень странно проявляете свои чувства.
- Я просто не хочу, чтобы вы напрасно… ревновали.
Это слово далось мне с трудом. Я ожидала, что он сейчас рассмеется. Ревновать меня, Катю Пушкареву! Как самонадеянно с моей стороны.
Но Андрей даже глазом не моргнул, словно я сказала самую обыкновенную вещь.
- Если это не другой мужчина, то кто?
- Другая женщина, - спокойно ответила я, удивляясь тому, почему он не может понять такой простой мысли. - Ваша будущая жена, Андрей Павлович.
Жданов.Катя уже ушла, вернее сбежала от меня, как будто я был сексуальным маньяком, а я остался стоять в её каморке.
Далась ей эта Кира и свадьба с Кирой. Весь мир знает, что это простая формальность, все модели в курсе, но Пушкарева!
Пушкарева не была всем миром. Она была очень неформатным человеком.
Я раздраженно стукнул кулаком по столу. Катина вязаная сумочка, лежавшая поверх бумаг, дрогнула, раскрылась, и мне под ноги упала какая-то книга. Я машинально открыл её по закладке - смешной закладке из цветной бумаги, такие мы делали на уроках труда в начальной школе - и пробежал глазами по подчеркнутым карандашом строчкам.
"И все же я отвечала себе непреклонно: «Я оскорблю себя. Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя. Я не нарушу закона, данного богом и освященного человеком. Я буду верна тем принципам, которым следовала, когда была в здравом уме, тогда как сейчас я безумна. Правила и законы существуют не для тех минут, когда нет искушения, они как раз для таких, как сейчас, когда душа и тело бунтуют против их суровости; но как они ни тяжелы, я не нарушу их. Если бы я для своего удобства нарушала их, какая была бы им цена? А между тем их значение непреходяще, — я в это верила всегда, и если не верю сейчас, то оттого, что я безумна, совсем безумна: в моих жилах течет огонь, и мое сердце неистово бьется. В этот час я могу опереться только на ранее сложившиеся убеждения, только на решения, принятые давно, — и на них я опираюсь»".- Это еще что за чушь? - пробормотал я и посмотрел на обложку.
Смутно вспомнился старый сериал, который смотрела мама, когда я был еще маленьким - с Тимоти Далтоном, кажется, промелькнул перед глазами. Я никогда не читал эту книгу, но твердо знал, что она стопроцентно, абсолютно женская. Из той ерунды, которые пишут эти милые дамы в утешение и назидание исключительно себе подобным. Ни один мужчина в мире не способен оценить хитросплетений этих романов, сложностей, которые сами себе устраивают их героини. Вот уж не ожидал от моей Кати такой розовой ваты! Я был уверен, что она не читает текстов, половина из которых состоит не из цифр.
Чувствуя себя кромешным идиотом, я уселся за её стол и погрузился в чтение.
Ну как погрузился - пробежал глазами несколько страничек до, и несколько страничек после выделенного абзаца.
Катя, девочка моя, в каком веке ты живешь?
Женщина из прошлого столетия, вот она кто.
В целом, её ход мыслей стал мне более понятен.
И как-то стразу отпустило.
Никакой Зорькин, и никакой другой мужчина здесь был не при чем.
Дело было, как это ни смешно звучало, действительно в простых Катиных моральных ориентирах.
Жить стало сразу гораздо легче и веселее. Человек, со слезами на глазах отказывающийся от своей любви, ради принципов, вряд ли способен ограбить любимого.
Или способен? То есть, способна. Мне срочно стал нужен Малиновский.