"Поиграем? - "Пить - так пить!", сказал котенок, когда несли его топить".
46.
- Ты как собирался добираться из аэропорта? - поинтересовался Андрей, взяв из рук стюардессы стакан с минералкой.
- На такси. Моя машина в сервисе, да и не знал, когда буду возвращаться.
- Что так? Зачем мотался-то? Я так и не понял…
- В общем-то, ни за чем. Просто хотелось сменить картинку.
- А у меня машина в аэропорту на стоянке. Давай, я тебя закину.
«Это сектор блиц. Думай быстрее!»
- Давай. Только тебе придется крюк делать…
«Семен Семеныч!»
- Наверное!
- Где ты теперь живешь? – Андрей не среагировал ни на подозрительно убедительную интонацию первой фразы, ни на испуганно-молниеносную второй.
Малиновский назвал свой район.
- Да, крюк, но это ерунда. Еще поболтаем. Я не тороплюсь сегодня никуда, все дела отменил, Кате напишу, чтобы не волновалась.
- Ну смотри, если хочешь. А то я могу и сам.
Андрей повернулся и глянул на Романа быстрым, внимательным взглядом, но ничего больше не сказал.
Когда выпали из гудящего, как улей, аэропорта и вдохнули хоть морозный, но все равно пыльный, такой тяжелый, но такой родной воздух столицы, оба загрустили. Нельзя было не ощутить, что «римским каникулам» пришел конец, и будущее было не определено в предыдущих разговорах, а оттого возникла странная неловкость, в которую погрузились и тот, и другой.
- Блин, куда я поставил машину? – оглядывался Жданов, все больше раздражаясь.
- Да вот же она!
«Эх, Вася, Вася!!!»
- Или я ошибаюсь?
«Любовью шандарахнуть может. - Вплоть до диагноза «УО».
- Как ты узнал? Точно! – Андрей не скрывал удивления, направляясь к своему автомобилю.
- Элементарно, Ватсон! Но можно я опущу слишком длинную цепочку рассуждений и выводов, сделанных по моему личному методу? Голова раскалывается.
«Таких не берут в космонавты».
- Дедукция – наше все? У меня тоже голова. Садись, – Ватсон был на удивление нелюбопытен.
Роман сел на пассажирское сиденье, предварительно постаравшись выключить опцию ассоциативных воспоминаний. Фиг там. А еще подрагивали руки: последняя порция адреналина, выделившаяся, когда он снова соскользнул с каната, сожгла последний предохранитель.
Зима. Москва. Дорога. Пробка. Утомленные растворенным в алкогольных напитках солнцем, друзья лишь перебрасывались репликами, надолго замолкая и углубляясь в собственные мысли, когда Андрей вдруг воскликнул:
- Черт! Совсем забыл!
- Что? - очнулся Роман из полузабытья с открытыми глазами – бессонная ночь и перелет давали себя знать.
- Хотел Соне привезти кое-что из Италии в подарок. Вот все время помнил, а потом вылетело из головы совершенно! - Андрей всерьез огорчился.
Штирлиц на этот раз промолчал, хотя «Вихри враждебные веют над нами...» уже почти просочилось сквозь губы. Правильно было бы остановить машину на обочине, упасть на руль и поспать двадцать минут, из-за недостатка сна и постоянного напряжения он все время был на грани провала. Не в сон. Но падать на руль - значит мешать Андрею вести машину. Не спаааать!
- Может, в Москве можно купить? Что-то особенное? Важное?
«Вот, молодец. Там была женщина с коляской, ты взял ее чемодан, помог ей его перенести… - Поцеловал ее, чтобы поддержать в трудную минуту».
- Ничего особенного, можно, наверное, и в Москве. Только это не то. Блин! – он с досадой чиркнул ладонью по рулю. – Вот думал, что как раз растормошу ее хоть немного этим.
- Да чем? – спрашивал, почти уверенный, что знает ответ.
- Она любит подвески из муранского стекла. Такие круглые, разноцветные.
«Не делай этого!» - проскрипели дворники по лобовому стеклу. «Не глупи!» - брызнул в боковое снежной жижей, проехавший мимо грузовик. «Не совершай ошибки!» - шуршали по сырому асфальту шины.
«Не будь идиотом! - Будь или не будь, делай же что-нибудь!»
Малиновский, как во сне, поднял руку и достал из внутреннего кармана куртки белую коробочку.
- Что-то типа этого?
Андрей как раз остановился на светофоре, бросил короткий взгляд на ладонь друга.
- Именно! Вот именно такие! Откуда у тебя? А, ты ж был в Венеции. – Доктор Ватсон вам тоже не барахло.
- Да, оттуда. Хочешь – возьми, я купил, сам не знаю, зачем. Буду рад отдать ее тебе.
«И ни слова неправды… - Не устал ...перерождаться?»
- О! Серьезно? Слушай, Малиновский, это здорово. Я возьму. Это так кстати!
Коробочка, еще не утратив тепла, полученного от одного тела, переместилась во внутренний карман пальто, чтобы греться теплом другого.
Роман незаметно улыбнулся.
- Ты уж только не проколись, где ты ее взял. Девочке, наверное, лучше не знать, что ты забыл про нее.
«Хитры вы, конечно, собаки легавые, с подходцами вашими. – Надо ж как-то реабилитироваться перед ставкой».
- Да я ей и говорить ничего не буду, просто отдам. Спасибо, Ром.
Это была, конечно, фантастика – он и не надеялся, и не мечтал, что купленная для Данки мурашка, кусочек цветущего луга, когда-нибудь окажется у нее, а тем более так скоро. Но вместе с этими мыслями снова вернулись и те, что уже мучали его с момента встречи с Андреем. Вот Палыч приедет домой и начнет рассказывать о том, с кем встретился в маленьком аэропорту… Как поведет себя девушка? От этого зависело очень многое. Он размышлял, не позвонить ли ей, чтобы предупредить, но что-то его останавливало. Понимая, что над ним подвешен дамоклов меч, он решил: «Будь, что будет», – не в состоянии сейчас принять какого-то другого решения. Может, стоит отдаться этому странному течению, этому неизвестно куда увлекающему потоку, не пытаясь выплыть на берег, ухватиться за свисающие ветки деревьев, не выглядывая торчащего валуна, чтобы зацепиться за него, а плыть и плыть, лежа на спине, и не шевеля ни рукой, ни ногой, глядя в небо и принимая заранее любой исход: будь то страшный водопад вроде «Глотки дьявола», без шансов на выживание, будь то тихое озеро – счастливый исход, или бурное море – из огня да в полымя.
Андрей въехал во двор, заглушил двигатель, повернулся, уставился на молчащего пассажира.
- Я рад, что встретил тебя.
- Да, удивительно вышло…
- Придешь в гости?
Малиновский опять тормозил с ответом. Андрей смотрел на него внимательно, настороженно, даже тяжело.
«А что это за зловещая, леденящая душу тишина? — Это молчит рыба Баскервилей, сэр».
- Ром, а ведь ты мне всего не сказал…
«Вот те раз!-подумал Штирлиц. - Есть у нас сомнение, что ты, мил человек, стукачок».
- Ты это о чем, Андрюш? – за усталостью в голосе стояло напряжение.
«Правильно, включай «Морозко».
- Ты ведь не простил меня?
Зрительный контакт – и ты в глазах друга без всяких вербальных подсказок находишь правильный ответ.
- Тогда почему? Почему мне все время кажется, что ты в глухой обороне?
- Андрюх…
«Жданчика не проведёшь, он сердцем видит. – А ты «Мурку» сыграй».
- Что «Андрюх»? Я знаю, что ты отказался со мной работать… Так значит, обижаешься?
«Дед Мороз приходит ко всем мальчикам и девочкам…»
- Кто еще должен обижаться… Нет, я очень хотел встретиться с тобой.
Андрей все так же мрачно и недоверчиво смотрел на Малиновского. Роман вздохнул и движением фокусника достал кое-что из внутреннего кармана, протянул Жданову. Андрей сразу узнал свою визитку, не вынимая ее из пальцев друга.
- Я хотел позвонить. Правда.
- Что ж ничего не сказал?
- Так и ты не сказал…
- Ну и? Поговорим? Скажем друг другу все?
Зазвонил Ждановский телефон. Он кивнул Малиновскому: «Я сейчас». Роман вышел из машины, захлопнул за собой дверцу. Стал дышать, пытаясь наполнить кислородом легкие, которые, казалось, слиплись: сдерживаемые слова, эмоции, признания, взгляды, порывы – все это накапливалось в грудной клетке, сдавливая податливую воздушную ткань наподобие пневмоторакса.
Хлопнула водительская дверца. Жданов подошел, вертя в руках телефон.
- Катя звонила, отвезла Соню в аэропорт. Я совсем забыл: она сегодня должна была лететь к маме на каникулы. Теперь увижу ее только через три недели. – Малиновский молча достал чемодан из открывшегося багажника.
«Исполнение приговора отложено? - Дело отправлено на доследование».
- Так рано? В смысле, а сессия, или что там у них?
- Ей что-то «автоматом» зачли, что-то она раньше сдала, я не помню.
«А говорил, что память хорошая. – Не обольщайся насчет злости».
- Ну так и что, Малиновский? Просто уйдёшь сейчас, и все? Говори! Если не сейчас, то когда?
- Жданов. Не нагнетай. Нечего говорить. Я тебе обязательно позвоню. И в гости приду.
- Когда? Десять лет спустя?
- Сразу, как проснусь. Верь мне, Ежик!
- Нет, давай, звони прямо сейчас, пока спишь!
Малиновский засмеялся, вынул свой телефон, снова достал визитку, набрал номер. В ладони Андрея запело-завибрировало. Он удовлетворенно посмотрел на экран, сбросил.
- Ну вот, ты меня избегаешь, – Рома изобразил разочарование. – Я звоню, звоню…
- Ты звони, звони! - Андрей сделал шаг навстречу, протянул руку. Малиновский пожал ее, но Жданов не сразу выпустил его ладонь. – Эх, Малиновский! Если б ты знал! - он на секунду прижал друга к себе, развернулся, пошел к машине. – И вообще, даже не думай, что можешь исчезнуть! Я тебя из-под земли теперь достану!
«Если б ты знал! – В Африку?»
Жданов шел по студии Романа и не скрывал эмоций:
- А ты развернулся, негодяй!
Малиновскому было приятно наблюдать за реакциями Жданова: они были непосредственными и искренними.
- Вот что значит работать на себя!
Роман сделал попытку заинтересовать Андрея другими студиями, но Дед Мороз провел тщательную арт-подготовку, поэтому не показать другу именно эту, главную, в которой была Данка с подругами, не удалось. И теперь молчание Малиновского, его сдержанность и напряженность воспринимались Андреем как немая гордость за свое детище и откуда ни возьмись проклюнувшаяся скромность. Три ха-ха!
Малиновский каждую секунду был готов встретить прозревший взгляд Жданова и, поникнув буйной головой, пролепетать: «Не вели казнить, вели слово молвить!». Хотя нет, стратегии поведения выработано не было. Иногда Роману казалось, что он сверкнет непримиримым взором, в котором мятежные искорки вместо теплых хризопразовых станут холодными бриллиантово-зелеными, гордо вздернув подбородок по оси соединения стены и потолка, и речет: «Всех не перевешаете!», – приготовившись принять смерть, как Евпатий Коловрат, от камнеметных орудий.
«Пусть попадет сначала! – Кто лучший в мире игрок в вышибалы?»
А иногда он готов был сыграть героя душещипательной 394-серийной драмы, который в результате психологической травмы потерял память. Причем по прихоти сценариста память была потеряна исключительно на промежуток с сентября по ноябрь прошлого года. И что за травма была – он тоже не помнит. Что-то невыносимое. Калечащее психику и личность. Запредельное по силе воздействия. Травмирующее до инвалидности. Абсолютно противоестественное. Нет, не помнит. И лучше не вспоминать. Ради жизни на Земле.
«У кого с совестью нет проблем, у того и с памятью все в порядке. – И ты, Брут?»
Но вот Палыч обошёл всю студию, заглянул во все уголки, в том числе полюбовался на качели, на которых с визгом раскачивались подружки, и даже бровью не повел.
Воздушной тревоге был дан отбой, и друзья теперь трепались за жизнь, стоя у окна, решив, что Юрию – Деду Морозу – Жданов даст добро на съемки в студии Малиновского.
- РомДмич, - окликнул начальника Виталик. – Извини, я сейчас ухожу, хотел попрощаться. И вот, на праздники было время, я творчески переработал некоторые красивые фотографии с прошлого года, напечатал тебе в подарок, – он протянул папку. – Посмотришь, когда время будет.
- Хорошо, – Роман взял папку, автоматически раскрыл, чтобы глянув, вежливо поблагодарить. И в следующее мгновение увидел лицо Жданова, смотрящего на снимок.
«Вот пуля пролетела, и ага!» - Плывут пароходы - привет Мальчишу!»
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Всё острее и острее, всё горячее и горячее, но, мне кажется, Роман выкрутится, иначе это не Малиновский. Ну, не знал он... Жду встречи со Ждановыми. Хорошо, что Соня в Лондоне.
Лучшие адвокаты взялись за «Дело Малиновского». 
