"Ну, не шмогла я, не шмогла!"(с)
, в смысле забыть, перестать думать и выкраивать время. Итак, продолжаем: "Ау. Сага. Восход солнца - 8.58"
42.
Нет, небеса над ним не разверзлись, и даже по потолку не пошла трещина, но откуда-то сверху, словно конденсируясь из насыщенного неосмысленными фактами информационного поля, на Малиновского посыпались пазлы, которые поразительно легко и стремительно складывались в четкую картинку. Больше всего потрясло не столь разительное сходство с мамой, которое почему-то не бросилось в глаза раньше, а упорное игнорирование сознанием явных, вопиюще очевидных подсказок. Отец-император с непредсказуемым характером, местами буйный, как шторм, которого может утихомирить лишь его Катерина; платья сшитые гением, который является бескорыстным ценителем женской красоты; антикризисные блюда от мамы; преферансные присказки, совпадающие слово в слово с принятыми у них с Андрюхой…. Ооооо! И это Зойкино жужжание… и обращение в письме! ЖЖЖЖ! ЖжжжДаночка…. Боже, он не узнал даже собственного «Жданчика», совершенно помутившись разумом, перестав адекватно реагировать на донесения разведгрупп.
Может быть, он все же ошибается? Может быть, он просто сошел с ума, тоскуя по девушке и скучая по Андрею, и эти эмоции вызвали короткое замыкание?
Бабушка с дедушкой, живущие за границей, вещий Олег в прадедах, мама с отличной памятью на цифры, которая в некоторые, особенные моменты называет мужа по имени-отчеству, а он в ответ называет по имени-отчеству супругу. Возраст девушки… Языки с детства… Пушкарева, кажется, свободно владела двумя или тремя… Ревностное отношение папы к вождению автомобиля, его манера рисковать во время игры в карты, латынь! Она же сама показывала ему в театре актера, похожего на отца! И он действительно чем-то очень напоминает Жданова, да и сама Данка…
Он вернулся к другим ее фотографиям: в ее облике теперь четко прослеживались отцовские черты – где были раньше его глаза?!
«Тихо, тихо, тихо!» - Роман пытался унять хаотичное движение мыслей, хоть как-то систематизировать воспоминания. Сначала нужно было принять этот факт: Данка – дочь Андрея.
Вдох-выдох, вдох-выдох...
Вдруг накрыло ледяной волной: он чуть было не… Кожа покрылась липкой испариной. Сердце пропускало удар за ударом. Андрюхина дочь! Андрюхина дочь! Эта мысль била сильнее, чем когда-то врезал ему сам Жданчик.
Вдох-выдох, вдох-выдох… Господи! Андрюхина дочь!
Сквозь хаос эмоций пробилась мысль: Данка – это же производное от фамилии. Теперь ясно, почему это имя казалось странным: это и не имя вовсе. Он даже не знал имени девушки, из-за которой потерял голову! Идиот! Хотя… Мелькнувшее подозрение заставило войти в почту и открыть то самое, эпическое послание.
Да, так и есть… sonyapushka – это, несомненно, ключ, это последнее доказательство. Соня Пушкарева – мадемуазель Софи. Так значит, ее зовут Софья. Софья Андреевна Жданова.
«Приятно познакомиться. – Постфактум».
Он представил себе девушку и попытался соотнести образ и вновь обретенное ее имя. Софья. Соня. Сонечка. Ему понравился вкус звуков на языке, цвет имени, мягкость его звучания.
Глаза вернулись к письму – и снова иней вдоль позвоночника… Оказывается, существует принципиальная разница – спать с дочерью Жданова и спать с любой другой девушкой. Как бы он этого ни хотел – этого он не хотел. Сейчас Малиновский абсолютно четко понимал: Бог миловал. Какие бы аргументы не подбрасывало циничное сознание, что разницы, в сущности, никакой, что кто есть для него теперь Жданов двадцать лет спустя, что он мог никогда не узнать, даже если бы случилось, что чем он хуже или лучше любого другого – все это не имело никакого значения по сравнению с одним лишь твердым убеждением: Роман не хотел, чтобы так получилось. Ни при каком раскладе. Никогда. Даже если ему не суждено встретиться с Андреем до конца жизни.
«Табу? – Точно! Для справки: табу́ — строгий запрет на совершение какого-либо действия, основанный на вере в то, что подобное действие является либо священным, либо несущим проклятие для обывателей, под угрозой сверхъестественного наказания».
Можно было бы теперь попробовать поискать сведения о девушке в сети. Но ему не хотелось: открытий пока было достаточно, нужно было их переварить. Упал на диван, снова уставился в потолок. Она – дочь Жданова. Можно сойти с ума…
Вот кто, оказывается, ждал ее в машине у метро, вот кто бубнил в трубку, беспокоясь с кем она и где, вот кому она не рассказывала в чьем доме ночевала после фотосессии загородом. Андрей все это время был рядом… неудивительно, что Роман вспоминал о нем так часто в последние месяцы.
Он всячески гнал от себя яркие картинки случайной встречи с Палычем в момент, когда они были с Данкой-Сонечкой вдвоем. От видения двадцати разъяренных Ждановых, высаживающихся на крышу его дома с вертолета, его разобрал истерический смех. Нет, вряд ли ему удалось бы выжить после захвата…
И вдруг взрывом, завалившим наглухо выход из шахты, в которой оказался Малиновский, возникло понимание: он не позвонит Андрюхе. Теперь - не позвонит.
Стало невыносимо грустно, но эта грусть не заволокла туманом лихорадящее сознание, а словно ледяной ветер остудила его, прояснив. Любовь к Данке не была единственным истинным чувством в его жизни, но лишь благодаря ей он сейчас понял нечто очень важное, чего никак не мог осознать все эти годы: он любил Жданчика. Именно так, как Роману рассказывала Жданочка,восхищаясь дружбой Джона и Шерлока, когда говорила про вызывающие зависть чисто мужские отношения, когда даже после драки, предательства, многолетней разлуки дружеская любовь никуда не девается, не ослабевает. Когда можно принимать друг друга со всеми слабостями и недостатками, принимать полностью, когда – кажется, она и об этом говорила? - эта дружба даже сильнее любви к женщине. Данка, как звезда, взошла на темном небосклоне и осветила то, что пряталось во мраке сознания. Почему ж все так поздно?
Если бы можно было объявить музыкальную паузу в пронзительно-мучительных размышлениях Романа Дмитрича, то лучшим вариантом была бы песня «Аквариума» с умиротворяющим голосом БГ «Аделаида»:
Ветер, туман и снег.
Мы - одни в этом доме.
Не бойся стука в окно -
Это ко мне,
Это северный ветер,
Мы у него в ладонях.
Но северный ветер - мой друг,
Он хранит все, что скрыто.
Он сделает так,
Что небо станет свободным от туч
Там, где взойдет звезда Аделаида.
Я помню движение губ,
Прикосновенье руками.
Я слышал, что время стирает все.
Ты слышишь стук сердца -
Это коса нашла на камень.
И нет ни печали, ни зла,
Ни горечи, ни обиды.
Есть только северный ветер,
И он разбудит меня
Там, где взойдет звезда Аделаида.
Но поскольку музыкальных пауз никто не объявлял, Малиновский, не замечая бегущих часов, все лежал и думал о круто завернутом сюжете его до недавнего момента ничем не примечательной судьбы.
Что поделать? Теперь он не мог явиться пред Андреевы очи - «Здравствуйте, я ваша тетя!» - и как ни в чем не бывало начать с ним общаться, имея за пазухой - нет, не камень, а лисенка, который будет прогрызать в его животе дыру, это во-первых, а во-вторых, он не хотел бы предать, подставить Данку - Софью – Сонечку. Слишком велик был риск разоблачения. И тогда… плохо будет всем.
Ну, почему, почему все так! Стоило только узнать, что такое любовь, ты тут же должен понять, каково это, лишиться любой надежды на счастье. Стоило только понять, как дорог и ценен для тебя потерянный друг, ты тут же понимаешь, что потерян он для тебя окончательно.
«Десять лет без права переписки. – На всю оставшуюся жизнь…»
Он печально улыбнулся: сладкая его парочка, Жданчик и Жданочка. Насколько любимы и дороги, настолько недосягаемы. Что за наказание!
Как только эта фраза была мысленно произнесена, его буквально подбросило над диваном озарение: неужели то самое «ау», про которое не устает говорить Васильна? Это ему кара небесная за всех брошенных женщин? За их разочарования, растоптанные надежды, обманутые чувства? За равнодушие, легкомыслие, цинизм?
Говорят, что несчастья нам даются не «за что», а «для чего». Для чего ему это? Ясное дело, чтобы понять что-то. Что? Что любовь существует? Он догадывался. Что она несет с собой не только счастье, но и много горя – знал точно. Что любовь меняет человека – ха, этого ему никогда не забыть… Он вспомнил Андрея. Безумный черный огонь в глазах, страшная кривая улыбка, нервные движения рук: «Катя знала про инструкцию!» И отчаяние, отчаяние, отчаяние… Андрюха-то уже тогда мог встать на ее место.
Катя – игра в любовь – инструкция – катастрофа – Катя.
Перед глазами портрет Данки в круглых очках, тень такой же, как она девушки – Кати Пушкаревой. Такой же! Такой же юной, живой, ранимой, способной любить… Только значительно более уязвимой, беззащитной. Если Данкина уверенность в себе, своей красоте, в каком-то смысле высокий статус, финансовое благополучие, признание сверстников, уважение со стороны разных людей, и прочая, и прочая не смогли защитить ее от душевных травм, связанных с неразделенной любовью, которые заставили пойти против собственной натуры, собственных убеждений, то что должна была испытать ее мама, не имевшая и половины этого всего? Ее мама, влюбленная в ее папу, возможно, так же сильно, как Роман теперь в их дочь? Так же сильно, отчаянно и безнадежно? И, о Господи, что должна была испытать в таком случае Катя, поверившая в любовь Андрея, когда прочитала его, Романа, инструкцию?
Он встал. Лежать было невыносимо, нужно было двигаться. Пошел поставил чайник. А воспоминания ввалились толпой, как поддавшаяся панике толпа в узкие двери станции метро.
Робкая, зашуганная Катя, выбегающая на стадион… Катя, мужественно ведущая совещание, выдающая совету директоров липовые цифры… Катя, уговаривающая представителей банков подождать, выдать кредиты… Катя, наблюдающая за отношениями Андрея и Киры, Андрея и моделей… Катя, слушающая хохот в свой адрес… Катя, работающая день и ночь… Даже потом, когда она уже ни во что не верила… Катя, каждый день встречающая улыбки Андрея и его, Романа, и знающая, что они фальшивые… Катя, читающая открытки, сочиненные Романом… Катя, осознавшая, что когда Андрей спал и целовался с ней, ему было противно… Катя, уверенная, что любимый обманывает ее ради компании, что никогда не любил, что смеялся с другом за ее спиной и все-все ему рассказывал… Катя, которая все это вынесла и простила… Теперь он понимал: не могла не простить…
Чайник давно свистел и плевался кипятком, а Роман не слышал.
Если представить, что кто-то вот так же, как они тогда, может поступить с… Сонечкой Ждановой… Влюбить, использовать вдоль и поперек, обмануть, поиздеваться, бросить, оставить умирать с мыслью, что «эта любовь будет для нее счастливым воспоминанием», да еще и насмехаться… Если у него самого от ненависти и муки останавливается сердце при одной только мысли об этом, то что будет с Андреем, если…? Все потому, что они оба любят ее. Они чувствуют ее боль как свою, ощущают ее раны на своей шкуре. Но ведь Кате было так же больно… А он смеялся, подшучивал, изощрялся в остроумии, не понимал…
Роман выключил газ, получив ожог капельками кипятка, брызжущими из раскаленного чайника.
Ближе к утру, когда он балансировал на грани яви и сна, ему привиделся образ. Сама Любовь, дождавшись нужного времени, воплотившись в Данке – красавице, чтобы сразу привлечь внимание; умеющей говорить с ним на его языке, чтобы сразу поглубже завяз крючок; наделенной чертами любимого друга, чтобы уж наверняка; девушке-загадке, чтобы дольше не пропал интерес; девушке-ребенку, чтобы сбить его с толку, чтобы лишить его возможности действовать привычными методами; девушке, влюбленной не в него, чтобы добавить горечи и подчеркнуть сладость счастливых моментов; девушке отчаявшейся и потому подарившей ему столько радужных надежд; девушке с чистой душой, оставившей Романа в тот момент, который задумала эта беспощадная богиня, - объяснила ему то, чего он не понимал.
Объяснила красиво: взяла за волосы и, восседая амазонкой на ретивой лошади, протащила его галопом сквозь кусты, ельник, болота, песок, колючки, лужи, крапиву, овраги и камни… Или наоборот, как маленькая девочка, ухватив свою плюшевую игрушку за заднюю лапу, прошлась с ней по всему огромному дому, шмякая головой, набитой опилками, по паркету – пум, пум, пум, плитке – пам, пам, пам, ступенькам – бам, бам, бам-с…
Утром позвонил Генке, взял у него контакт Деда Мороза, чтобы сказать, что предложение о сотрудничестве с «Зималетто» его больше не интересует. Предупредил Васильну, что уезжает из страны на все праздники, а может, и на более долгое время.
- Куда ж ты, Рома? – она снова почувствовала, что он сам не свой.
- Не знаю пока, не решил.
Обнял ее крепко, поцеловал пахнущую шампунем макушку. И уже уходя, спросил:
- Васильна, а хорошее аукается? Или только плохое?
Она не сразу поняла вопрос. А когда поняла, всплеснула руками:
- Конечно, конечно, и хорошее аукается! Говорят же: «Как аукнется, так и откликнется».
- А, понял! Кричишь в горах: лю-ууу-блю-ууу! А эхо в ответ: уууу-бью-ууу! И лавина сверху. Да?
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
От такой фанатки! 
Светленький более открыт, бездна обаяния, человек-солнце, глаза-омуты, неизменная улыбка, и очень, ОЧЕНЬ мощная позитивная энергетика.
)
