Влюбленные расстались до утра, чтоб, едва придя домой, немедленно начать ворковать по телефону, страшно волнуясь, и признаваясь друг другу в том, что скучают. ЫЧ, не вынеся столько счастья сразу, закругляет разговор. Врать больше нельзя, нельзя больше скрывать свой пол. Я б сказала, что при такой любви это может вскоре стать просто затруднительно. Утром она перебирает свой нехитрый гардероб, пытаясь найти что–нибудь девчачье, до сих пор самая женственная деталь ее повседневного гардероба из виденных – выглядывающая бретель бюстгальтера. Нашла! Белая туника поверх джинсов хушь и не выглядит верхом элегантности, но сомнений в принадлежности ЫЧ к женскому роду не оставляет. Сестрица, завидев ее, кричит, что ЫЧ нарывается на неприятности, встретивший в кофейне МЕп подсказывает, что она сегодня перепутала одежду, вафельный СК резюмирует себе под нос: «Нет у нее груди», Управляющий отрывается от газеты (Эта страна разваливается! Ни одной хорошей новости нет. Экономика шатается, в политике коррупция. Бардак!), зайчик ХР смотрит неласково: Решила не скрываться, раз уже даже я в курсе? Зайчик знал, как сильно влюбился друг ХК, но не знал, что ЫЧ девушка; остальные знали про ее пол, но не знали, насколько между ней и боссом все серьезно; теперь знания их объединились, но разделились мнения. Управляющий, СК и МЁп, зная ее денежные обстоятельства, склонны оправдывать девушку; зайчик решительно сочувствует ХК, пострадавшему из–за ее обмана в сговоре с остальными. Да зайчик сам пострадал, если хотите: так переживал за друга, уже начал читать вводный курс лекций о лояльности современного общества к гомосексуализму. Это из скольких же достойнейших людей дураков сделали? Ты хоть понимаешь, почему он не появлялся на горизонте три дня? Все мое хорошее отношение к тебе испарилось. Уу, и ведь даже стукнуть нельзя. ЫЧ сейчас тревожит только один вопрос: босс уже знает? Босс не знает, босс опаздывает. Спрашивается, отчего не летит в кофейню на крыльях любви? Летел, но был схвачен за крыло и прибит к земле, точнее к столу: его попросил о встрече давний знакомый отца, пришлось протрепаться с ним все утро. Узнал много нового о родной матери, даже получил ее фотографию (это ХК, наивный малыш, считает вестника чьим–то знакомым, но мы–то знаем, что это его родной батя). Так что в кофейню ХК явился несколько выбитым из колеи и взглядов, коими его встречали работнички, оценить по достоинству не мог. Только и спросил, где ЫЧ и сразу потопал к нему на второй этаж (эх, она уже успела надеть униформу…). А вот то, что с ЫЧ неладно, оценил сразу. Оторвись от уборки, посмотри на меня. Что с тобой, плохо спал? А я вот плохо. Кажется, у меня болит голова. Не надо таблетку, посиди со мной, послушай. Такой сегодня день выдался, вот такие новости, совсем работать не хочется (ХК, ты не представляешь, какие тебя новости спереди ждут – на белый свет расхочется смотреть). Положи мне руку на лоб, погладь, мне станет легче. Как хорошо любить. Хорошо сидеть рядышком, держа в руке ее теплую руку. И почему мы оба мужчины… Может, сбежим вместе в Америку? По лестнице каменно рассыпаются шаги, ХК, стесняясь, выдергивает руку, в дверном проеме статуей Командора застывает зайчик с лицом прокурора. ХК молча неловко встает и уходит, зайчик метает в ЫЧ последний каменный взгляд и следует за боссом. Мститель, занятый, видимо, в воображении выносом, чтением и приведением в исполнение приговора, неправильно оценил ситуацию и подступает к занятому мыслями о семейных траблах ХК с непонятным: Сначала я хотел ее побить, но все–таки девчонка. Подумать только, сколько народу обдурила. Лана, не думай об этом: говорят, ненавидеть надо не преступника, а преступление, – застывший было персонал кофейни подбирается и настораживается. ХК: О чем ты? Зайчик, поняв, что опять влез не вовремя, тянет: Го Ын Чан… ХК смеется: как бы это дитя ему не нравилось, девушкой–то его называть не стоит, вдруг он услышит. М.пр., у него тяжелая рука. Зайчик уточняет: ЫЧ тебе не сказала? Она девчонка! Пришла сегодня в женской одежде. – ХК пытается на потолке прочитать, о чем зайчик бормочет. Зайчик взрывается: Да они все были в курсе, кроме тебя и меня, – персонал дружно отводит глаза, – если подумать, нет ни одного доказательства, что она парень: ни паспорта, ни бороды, ни мускулов. Мылась всегда отдельно, хоть баскетбол вспомни, хоть яблочную ферму, – ХК обводит нехорошеющим взглядом помещение и упирается в спускающуюся со второго этажа с видом кающейся преступницы ЫЧ. Го Ын Чан, – не спуская с нее глаз, ХК подходит поближе, персонал приходит в движение, не желая ничего пропустить, – подними голову. ХР говорит, что ты девушка… Что, в самом деле? Отвечай, придурь, ты девушка? (Вот прэлэстно: в данный момент он способен понять только то, что его обманывали – и кто! Он ей только что про маму рассказывал; ни воспринять ее как девушку, ни оценить преимущества такого поворота.) Так и не поднимая головы, ЫЧ совершает ею невнятно–судорожное утвердительное движение. ХК покидает кофейню. В зеркале заднего вида он видит, как она бежит за его машиной, слышит отчаянный крик, но не останавливается, канеш. Мозг взрывается от услужливо подсунутых памятью: «ты парень или девушка?», перепутанный номер удостоверения личности, «почему у тебя борода не растет?», потом туда влезает малопонятная фигура подружки Кузена в день открытия выставки, черт, «если бы я был девушкой, мы могли бы встречаться?», «тебе нравится, что я твой брат?», «ты будешь меня больше любить?» и как венец всему «ты сказал, что будь я девушкой, тебе бы это не понравилось, я думал, ты рад, что я парень» – на этом ХК начинает трубно орать в атмосферу букву А. Что–то опять напрашивается вставить про «слепой прозрел».
Лагерь сочувствующих ЫЧ нехорошо посматривает на одинокого сочувствующего ХК зайчика ХР и освобождает девушку от работы – все равно выглядит так, как будто сейчас ляжет и помрет, кроме того, не отпускает телефон; можно сказать, единственная примкнула к зайчику в его сочувствии боссу. От разговора с ним ей, правда, легче не становится, босс, где–то далеко разглядывая речные воды, интересуется: Кто еще знает? Что, все, кроме меня? Кузен? И Ю? Отвечай, бестолочь, Кузен знает или нет?! Вот нетрудно догадаться, что сейчас ХК отправится бить Кузену морду. Т.е. сначала почти вежливо спросит, давно ли Кузен знает, что ЫЧ девушка, и почему ему не сказал. Знал, что из–за нее ХК на стену лез, и не сказал; почему? Ты не спрашивал, – отвечает Кузен и получает–таки в морду. – Ты с самого начала вел себя с этим придурком, как с женщиной, ты знал, что она девушка, и водил ее в свою студию; после представления, когда Ю приехала к тебе в кофейню, ты был с ней, что, твою налево, происходит? Влюбился в нее? Встречался за моей спиной? – Лучше б ты радовался, что ЫЧ девушка, которая тебя любит… – Значит, ты все о нас знал, и ничего мне не говорил. Ю сказала, что у тебя кто–то есть, это ЫЧ? Женщина в галерее – она? Ты поэтому молчал? Кузен пытается отмазаться тем, что не хотел мешать работе ЫЧ в кофейне, что, раз они с ХК влюблены, этого и так достаточно (убедительно?), но ХК полон решимости добиться: с кем Кузен обманывает Ю. Ради этого он делает следующую некрасивую вещь: звонит Ю и спрашивает ее напрямую. Кузен отбирает трубку: да, я был влюблен в ЫЧ, но она меня завернула. Я справился с этим, доволен? – Ю, с которой до сих пор эти дядьки пылинки сдували, молча слушает прения в телефоне. (Ю, кстати, убеждена, что Кузен по–прежнему любит ЫЧ, уверена она и в том, что Кузен вернется к ней, но только потому, что ЫЧ его не любит. Для нее, бывшей всегда номером первым и единственным, мущщина с другой женщиной в сердце – слишком большая боль, ибо сама она уже так поступала. Поэтому все, она уезжает с мр. DK. Мистер, кстати, оказался приличным парнем, все еще влюбленным в нее и достаточно понятливым, чтобы видеть, что Ю любит Кузена. Ему, знаете, тоже не очень нравится, когда его используют, да и непонятно, зачем, когда Кузен мечется, уговаривая Ю не уезжать.)
Причина горячих ссор ЫЧ сидит под дверью босса и разговаривает с его автоответчиком, умоляя взять трубку и срываясь на крик: Ты ведь не попал в аварию?! Нет, миновало, пришел собственной персоной и собирается обойти ее стороной. ЫЧ загораживает дорогу. Она пытается объяснить, что не собиралась так его обманывать: сначала нужны были деньги, потом было здорово работать в кофейне, и она боялась увольнения; хотела сказать, но боялась потерять добрые отношения; собиралась сказать, но… – черт знает, что творится в его башке, когда он стоит перед ней, одетой по–девичьи, и смотрит на нее; когда хватает за плечи и вжимает ее в дверь, держа вытянутыми руками, заглядывая ей в лицо; он столько со всеми сегодня говорил, но пусть все врут или ошибаются, только ты скажи, что это все неправда, я не буду сердиться: ты же не врал мне? Любящий человек не может так обманывать, это ведь не день или два, это месяцы. Скажи, что ты не девушка, скажи, что это недоразумение, я прошу тебя! – катятся слезы, их капели не слышно за нарастающим криком. – Нет? Это все обман? – он отпускает ее, отодвигает с дороги и скрывается за дверью. В темной квартире, озаряемой лишь светом, льющимся из недр распахнутого холодильника, выливает себе на темечко бутылку холодной воды. Ноги не держат – но можно стоять, уперевшись в тот самый холодильник. Этому прозревшему кажется проще принять, что влюбился в мальчишку, чем то, что этот «мальчишка» обманывал его столько, сколько они знакомы. ЫЧ за дверью пытается запустить останавливающееся сердце вручную.
ХК снова, похоже, решил послать ЫЧ в игнор, но Управляющий орет ему по телефону, чтоб пришел в кофейню и сам ее уволил, если ему так надо; в конце–концов, кто ее нанимал, а? ЫЧ, если он уволит тебя – уходи. Девушка соглашается, но до тех пор собирается работать, о чем сообщает зайчику, который точит об нее свои резцы. Что ты тут вообще делаешь? Всегда поступаешь по–своему, не считаясь с людьми? Не могу тебя понять… – Не можешь, не надо, – внезапно подает голос вафельный товарищ СК, – они любят друг друга, она девушка, что еще надо? – Она Хан Кула обманула, ей нет доверия теперь. – Вот скажи мне, родной, каково парню, который столько говорит о доверии, встречаться со всеми подряд? – пацанчики приглашают друг друга выбрать время разобраться более детально. А так же наглядно и тактильно. Но появляется босс, привлекая всеобщее внимание, и, вызывая приступ дежа вю, повторяет проходочку мимо ЫЧ, как мимо пустого овина. Кажется, сегодня ей увольнение не грозит, потому что Управляющий наотрез отказывается делать это, а ХК не в состоянии не то, что говорить, смотреть на нее не может. Управляющий, испив вечерком пивка в компании такого же стареющего ворчуна, потрындев по–соседски о жизни и попеняв маме ЫЧ, что пиво кончилось, рассудил, что если надо догнаться, то поискать выпивки стоит на крыше у ХК. Выпивший Управляющий выглядит куда более развязно, чем трезвый, которому нет ни до чего дела, и чей девиз «не лезь, пусть сами разбираются». Выпимши, Управляющий посмеивается над влюбившимся в маленькую девочку великолепным ХК и вспоминает свою историю: когда–то у него была возлюбленная, которая врала, как дышала. Говорила, что встречается с подругой, а сама пила с другим парнем; собиралась к родителям и вместо этого уходила на всю ночь танцевать; сказалась однажды больной и, когда Управляющий снабдил ее деньгами, спустила их на украшения и одежду. Однажды сказала, что хочет учиться за границей, такая у нее с детства мечта – он достал ей денег, обещав ждать, а через год обнаружил, что она уже замужем. Из–за нее он влез в долги и растерял друзей, но думая о ней, всегда смеется. Он думает, что она любила его, боялась, что он рассердится и бросит и поэтому врала. Как же она, должно быть, любила, раз столько врала. И знаешь что, ХК? Пока мы жили вместе, ни разу не поссорились: когда я закипал гневом, стоило только подумать, а смогу ли я прожить без этой женщины, и гнев сам собой утихал. Ты за этим, значит, пришел, – проявляет несвойственную ему проницательность ХК, вот что с людями простое отключение собственного сияния делает, враз прозрел, – сказать, что если я не собираюсь порвать с ЫЧ, я должен просто забыть обо всем? Ой, чудно, звучит, как если он уже обдумывает возможность оставаться вместе и даже прикидывает условия.
Впрочем, до мира пока далеко. ЫЧ, полночи попеременно признававшаяся своему первому роботу в ненависти и любви, вяло копошится у мойки, слушая вафельного СК, который, склонившись спиной к ней над своими вафлями, признается, что, несмотря на то, как забавно выглядели игры в братьев, чувства босса явно были искренними, тронув даже вафельное сэрце, и СК понимает, чего босс теперь так бесится. Входит босс. Осведомляется, как в изменившихся условиях ЫЧ и СК теперь друг друга называют. Да мне по барабану, – откликается спина СК, – будет она меня звать оппа или хён или еще как… – Тебе, значит, безразличны реакции людей вокруг тебя? Хорошо быть беззаботным, – СК, прям излучая беззаботность потемневшим лицом, покидает кухню. Похоже, все тут на твоей стороне, замечает ХК. ЫЧ, пользуясь случаем, опять пытается говорить, что не права, но ведь не знала же она, что все так обернется. ХК слушать не желает, желает, чтоб ушла, сбрасывает останавливающую его руку. Один свихнувшийся парень предложил тебе изобразить его любовника. Неплохо заплатил. Нашел тебе работу и сказал, что любит тебя, несмотря на то, что ты парень. Выглядел я, должно быть, полным дураком. Го Ын Чан, а когда же ты собиралась мне рассказать? У тебя ведь была масса возможностей. Или ты не понимала, почему я предложил стать братьями, что я чувствовал к тебе? Что пережил на пляже и почему не появлялся потом в кофейне, что правда не понимала, скотина? (А что сразу пляж, про пляж только сам ХК, да еще немножко планктон знают.) Когда я признался, что люблю, когда предложил быть вместе, тогда ты могла, наконец, сказать. Смешно было? Ничего смешного не было! Я слишком тебя люблю, а ты все равно уезжаешь, так что проще было притвориться, что не я понимаю. Угу. Значит, пока он подумывал взять ее с собой в США, она с ним уже попрощалась. Кем же я был–то для тебя? Но ты же говорил, что девушка как я тебе не нужна, что тебе нравится парень, – последняя попытка докричаться, – что мне было делать, если мне без тебя так плохо… ХК изменившимся лицом – нет, не бежит к пруду, он хватает ее за плечи, разворачивает, прижимает к холодильнику, который все стерпит, и накидывается, иного слова щас не подберу, на нее со злобным поцелуем. ЫЧ издает жалобный писк и вырывается, но мущщина, вдохнув воздуха, вновь притягивает к себе ее голову (хоссподя, звучит, как если бы голова у ей была отдельным предметом) – и отпускает резко, отталкивает, так что девушка чувствительно прикладывается к рефрижератору. Потирая укушенную губу, он довольно спокойно сообщает, что целоваться с парнем было лучше. Что ж пропало–то? И было ли вообще доверие? Он собирался жизнь свою привычную выбросить, лишь бы быть с ней, она же лишь хотела уберечься от возможной боли, а о нем даже не подумала. На сем ХК уходит прочь, ЫЧ сползает по стеночке – сидеть на полу и плакать, уже, кажется, без слез.
|