НРКмания

Про "Бу" - смешно, неужели так и было?

Во-вторых,хотелось бы знать ваше мнение, каковы шансы на долголетие этой постановки ?

Я понимаю,что люди соскучились по Большому и аншлаги обеспечены ,но насколько я поняла, зрители явно голосуют ногами во время спектакля,не правда ли?

Думаю, только на этот сезон и предполагаю, что у этой постановки такая же судьба, как и у Золотого петушка этого же режиссера и с таким же прочтением классики.

На днях в Римском оперном театре состоялся грандиозный балетный гала-вечер «Италия-Россия», прошедший в рамках «Года Италии в России» и «Года русского языка и культуры в Италии». Лучшие российские и итальянские танцовщики представили гостям фрагменты выдающихся балетов.

К восьми часам вечера в роскошной Римской Опере собрался весь итальянский бомонд: политики, бизнесмены, актеры и аристократы. Так, вечер почтили своим присутствием мэр Рима Джанни Алеманно, знаменитый дизайнер Ренато Балестра, графиня Людовика Росси Пурини, представлявшая организаторов вечера

с итальянской стороны. Насладиться высоким искусством пришло и немало российских гостей, в числе которых были Ингеборга Дапкунайте, Василий Церетели и Юлия Снигирь.

В этот вечер на сцене выступили звезды российского балета: Ульяна Лопаткина, Светлана Лунькина, Марат Шемиунов, Владислав Лантратов, Вячеслав Лопатин, Екатерина Крысанова, Евгения Образцова, Виктория Терешкина, Анастасия Сташкевич, Игорь Зеленский, Дмитрий Гуданов, и лучшие итальянские танцоры: Джузеппе Пиконе, Гайя Страккаморе, Алессандро Макарио, Петра Конти, Клаудио Ковьелло. Артисты блистательно исполнили шедевры классического и современного балетного репертуара: «Шехерезада», «Дон Кихот», «Пламя Парижа», «Умирающий лебедь», «Баядерка» и многие другие.

Петушка делал Серебренников, вроде.

В Большом давно идет Иоланта - скромно поставленная, но очень красивая и "зрительская" опера.

"Пристань" - "опус магнум" сегодняшнего Вахтанговского театра, грандиозное действо на четыре без малого часа (и это мы еще не увидели "Темные аллеи" с Яковлевым и Вележевой, а также Сергея Маковецкого в отрывке из "Ричарда Третьего", но они потом тоже будут) с участием суперзвезд (самое старшее поколение - в главных ролях, молодые - на подхвате, а среднее, наиболее востребовано - Суханов, Аронова, Вдовиченков, Рутберг - спрятано за итальянскими масками из "Турандот", возникающими спорадически и присутствующими бессловесно) и билетами по шесть с половиной тыщ (дороже только блокбастеры МХТ, и то ненамного), выпущеный к 90-летию театра, поставленный на актеров-мэтров сразу тремя режиссерами под художественным руководством Туминаса (фактически все-таки выступающим в качестве режиссера-постановщика), основанный на текстах десятка классиков мировой литературы от Шекспира до Дюрренматта, он скорее подводит итоги, а не обозначает перспективы, закрывает определенную страницу, и не главу, а целую книгу.

Обстановка на сцене больше похожа на "зал ожидания", а не на "пристань", а более того - на католический собор, с рядами скамеек и соответствующим задником - колонным фасадом, а если "пристань" - то в значении "последний причал", и общее настроение связано скорее с отправлением, чем с прибытием, "Пристань" - это, в сущности, спектакль-реквием, неслучайно музыкальным лейтмотивом его становится "Мизерере" Латенаса.

Еще одно наблюдение общего характера: "Пристань" определенно располагается на "берегу женщин", и все первые роли в ней принадлежат актрисам. Но, может быть, Вячеслав Шалевич, открывающий первое действие в образе брехтовского Галилея, просто не вполне еще готов к выходу на публику, особенно после огромного перерыва, на протяжении которого он пробавлялся работой в театре Рубена Симонова.

Тем больший фурор производит следующий за ним эпизод Галины Коноваловой - старейшая во всех отношениях актриса театра (по паспорту ей 95, но злые языки, что пару лет она себе в свое время скинула, и если это клевета, то в ее случае звучит как дополнительный комплимент), влилась в вахтанговскую труппу еще в 30-е годы, раньше покойного Михаила Ульянова, и следующие шестьдесят с лишним лет не так чтоб особенно блистала, больше интригуя за кулисами, чем играя на сцене, а потом вдруг удивила всех ролью няньки в "Дяде Ване" Туминаса - самом громком театральном успехе на московских сценах за последние лет десять. Но то, что она творит в "Пристани" - это настоящая феерия и, кроме того, в основном ее персональная заслуга. Насколько я знаю, она сама нашла для себя рассказик Бунина "Благосклонное участие" про старую актрису императорских театров, выступающую на благотворительном концерте в пользу малоимущих гимназистов, сама предложила его Туминасу, переубедила его, поскольку Римас поначалу отнесся к затее Галины Львовны скептически - и неудивительно, что покорила его, как покоряет теперь зал. На прогонах аплодировать не принято, да и некому - у фотографов и журналистов руки заняты, а здесь удержаться от оваций было никак невозможно. Ритм бешеный, пластика, жесты, интонации у Коноваловой настолько точны, безжалостно самоироничны (конечно, режиссерски все тоже выстроено Туминасом), что совсем не делает ее героиню менее трогательной, наоборот - невозможно иная реакция, кроме восхищения. Так что Василий Лановой, вослед Коноваловой декламирующий поппурри из Пушкина (он возникает ее раз во втором действии-отделении), вслед за ней уже невыигрышно смотрится, подбор текстов не кажется бесспорным ("мечты, мечты, где ваша сладость...", "да здравствует солнце, да скроется тьма" - чересчур пафосно, да еще в исполнении Ланового), а мизансцена с "выносом тела" и вовсе выглядит сомнительно.

Последний эпизод первого действия - не фрагмент, а сокращенная версия "Визита старой дамы" Дюрренматта, одной из важнейших пьес 20 века. Под руку с Васей Симоновым появляется Юлия Борисова, не получавшая новых ролей, а уж на основной сцене и подавно, много-много лет. Евгений Карельских в роли Альфреда Илла рядом с ней выступает не как полноценный партнер, но, в сущности, как участник массовки - Симонову-младшему и то досталась роль более выигрышная, седьмого-восьмого мужа Клары. "Визит старой дамы" в первом действии своеобразно рифмуется с "Филуменой Мартурано" Эдуардо де Филиппо, пьесой для вахтанговского театра почти столь же знаковой, как и "Принцесса Турандот" Гоцци (хотя в целом композиция, как ни странно, в большей степени дублирует афишу "Ленкома": плюс к тем же "Филумене" и "Даме" - "Игрок" Достоевского). Эпизод "Филумена" тоже представляет собой набор ключевых для понимания сюжета сцен из хрестоматийной итальянской комедии, известной всякому хотя бы по фильму Витторио де Сика, и в "Визите", и в "Филумене" сильная женщина мстит слабому мужчине, правда, Евгений Князев, в отличие от Карельских, играет ярче, но все-таки преимущество остается за Ириной Купченко, и это в любом случае не дуэт, а концерт для солистки, где помимо Князева заметные "партии" принадлежат и Анне Чиповской, служанка у нее вышла весьма колоритная, и сыновьям Филумены (Дмитрий Соломыкин, Артур Иванов, Валерий Ушаков). Но главным образом эти разные сюжеты объединяет режиссерский к ним подход, что, к сожалению, обедняет пьесу Дюрренматта, уравнивает ее с комедией де Филиппо - не всегда уместная сентиментальность, некоторая приземленность: Клара у Юлии Борисовой лишена всякого демонизма, это не аллегория Смерти или Совести, Борисова играет прежде всего страдающую женщину в маске старушки-веселушки. Тем не менее именно "Визит старой дамы" становится в композиции "Пристань" и драматургической кульминацией, и символической доминантой.

С удивительной тонкостью (не мешает не ограниченность в движениях, ни наушник-суфлер) играет Владимир Этуш оценщика Грегори Соломона из "Цены" Артура Миллера, и этот фрагмент без зазора вписывается в общую систему координат спектакля с его стремлением к подведению итогов, предъявлению счетов. Владимир Абрамович позволяет себе и импровизацию, и интерактив (что на пресс-показе достаточно рискованно - но Этуш с обращением к журналистам попал в десятку), он, говоря устами своего героя "у вас там стоит кабинетный стол", указывает рукой в сторону кабинета худрука театра, он не педалирует еврейский колорит, что было бы слишком легко, и среди мужских образов "Пристани" его Соломон - самый удачный, и самый значительный, поскольку работает не только персонально на актера, но и на общий замысел: "Цена старой мебели - это точка зрения".

Насколько я понимаю, "Пристань" - сочинение "безразмерное", и при общей продуманности концепции предполагает взаимозаменяемость отдельных эпизодов, что при такой продолжительности и при таком "кастинге" (если к фигурам масштаба Борисовой, Этуша и остальных позволительно употребить сие новомодоное понятие) пожалуй что и необходимо, и неизбежно. Поэтому финал с Людмилой Максаковой в роли Бабуленьки из "Игрока" Достоевского, при заметном участии Артура Иванова (генерал), Дмитрия Соломыкина (Алексей Иванович), Александра Солдаткина (очень смешной французик Де Грие) необязательно всегда будет завершать второе отделение, но и он служит некоторой кодой, где в последний раз проводятся важнейшие мотивы спектакля: Максакову вывозят на инвалидной каталке, с которой она, впрочем, легко соскакивает, и в папахе с пером, в брючном костюме, начинает "ставить на зеро", пока не проставляется в пух, чтобы воротившись в Москву, вернуться к идее строительства церкви.

Венчает все действо эффектный финал под "Мизерере" - раздувающийся прямо в зал огромный белый занавес-парус с фотослайдами отца-основателя театра и его последователей. Туминас говорит о "Пристани" как о своего рода мессе, то есть мистериальный характер заложен в основу его замысла изначально. Но мессы бывают разные. "Пристань" - безусловно, не заупокойная служба, но в первую очередь - все-таки память о былом, а не перспективный план-проект. Что для юбилея, должно быть, естественно.

Иван Сергеевич Тургенев, несмотря на весьма богатое драматургическое и прозаическое наследие, никогда не был репертуарным автором. Еще в прошлом веке он казался автором устаревшим и патриархальным. А уж век нынешний, казалось бы, навсегда сбросил его с корабля современности. Ну точно как в грустном старом анекдоте про пьяного, который сетует, что «Муму» Тургенев написал, а памятник Пушкину поставили. Великие режиссеры им пренебрегали. И действительно, Чехов, числящийся в наследниках, оказался ближе своей жесткостью. Достоевский, посвятивший немало страниц бедным людям, — глубже и трагичнее. Бытописательство Островского — живописнее.

Справедливости ради заметим, что Тургенев сам себя еще при жизни считал устаревшим и без надрыва и стенаний мирился с невостребованностью, более того, даже искренне удивлялся, когда спектакли по его пьесам вызывали восторг публики. Как правило, успех приносили не постановки, а блистательные бенефицианты. А в этом сезоне сразу два театра обратились к наследию Тургенева. Театр Маяковского открыл свой, во всех отношениях новый сезон «Месяцем в деревне», «Мастерская П. Фоменко» — инсценировкой «Вешних вод». Заметим в скобках, что интерес к премьере «Месяца...» был подогрет очередным скандалом: худрук «Маяковки» Миндаугас Карбаускис отказал в доверии директору. Фоменковцы окрестили спектакль «Русский человек на rendez-vous», позаимствовав заголовок у Чернышевского, посвятившего знаменитую статью тургеневской повести «Ася». Отсылку к весьма не модному социал-демократическому критику могут себе позволить разве что фоменковцы, не без основания уверенные в верности своего зрителя, которого ничем не отпугнешь. Но, честно говоря, название несколько дезориентирует публику претензией на обобщения и социальную остроту. Стоит только после спектакля открыть давно никем не перечитываемую статью, и легко убедишься, что первые ее строки имеют к постановке куда как большее отношение, чем все глубокомысленные рассуждения о ментальности русского человека: «Рассказы в деловом, изобличительном роде оставляют в читателе очень тяжелое впечатление; потому я, признавая их пользу и благородство, не совсем доволен, что наша литература приняла исключительно такое мрачное направление». Спектакли «Мастерской П. Фоменко» тем и сильны неизменно, что и в сегодняшней нашей жизни противостоят мрачному направлению.

Однако на нашей зрительской памяти все-таки была одна постановка по Тургеневу, ставшая если не классикой, то эталоном. Это «Месяц в деревне» Анатолия Эфроса. Тогда, в 1977 году, многим тоже казалось странным, почему мастер пронзительно современных спектаклей вдруг обратился к пасторали. К чему нам, изнывающим под грузом проблем, подарочный джентльменский набор, всегда полагающийся в нагрузку к этому автору: психологические кружева, тургеневские девушки, лишние люди... Ответ находим в записках режиссера «Репетиция — любовь моя». Тургенев начинает «звучать» тогда, когда люди театра устают от «бури и натиска», от бесконечного раздражения и громких ниспровержений, когда в нервозности недавнего театрального прошлого уже различают «обостренную восприимчивость бедной натуры», когда приходит зрелость духа, возникает потребность стабильности, объективности, несуетности. Похоже, умонастроения застойного 77-го года прошлого века и 11-го года нынешнего в чем-то схожи. Во всяком случае чувством усталости. И тогда вспоминается высказывание еще одного классика режиссуры — Немировича-Данченко, считавшего «Месяц в деревне» прекрасным материалом для упражнения в артистической тонкости.

Обе московские премьеры и есть упражнения в театральности, в каждом случае на свой лад. С той только разницей, что маяковцы смеясь расстаются со своим прошлым, а фоменковцы улыбаясь присягают на верность самим себе. А если что и объединяет оба спектакля, то открытое в Тургеневе очаровательное, истинно французское чувство юмора, почти не замеченное ни нашим театром, ни нашим кинематографом. В обоих театрах проигнорировали социальное положение персонажей. И постановщикам, и артистам абсолютно все равно, кто они — помещики, мелкие буржуа, мещане или слуги. Интересен только их чувственный мир, способность или неспособность любить. И там и там речь идет о свойствах страсти, которой посвящены не восемь строк, а по два полноценных акта.

Художники спектаклей нисколько не озабочены приметами времени, они превращают и большую сцену Театра Маяковского (Татьяна Виданова), и маленькую в старом зале «Мастерской» (Владимир Максимов) в пространство для игры. Зато оба театра не забыли, что великий русский писатель большую часть жизни любил родину издалека и был европейцем, потому с иностранными языками играют весело и непринужденно.

Но главная игра, конечно, вокруг страстей, и здесь сколько людей, столько и оттенков чувств. В «Месяце в деревне» все вращается вокруг Натальи Петровны, которую упоительно играет Евгения Симонова. Даже не знаю, чего больше в ее исполнении — женского опыта или актерской неутоленности. Как разнообразны ее отношения с мужем, старым другом, молодым возлюбленным и юной соперницей-воспитанницей, так и азартны и изящны ее эстрадно-цирковые па. Спектакль, поставленный Александром Огаревым, мне кажется очистительным для этого театра, погрязшего в театральной рутине. В нем есть то самое, о чем говорит Наталья Петровна: «Кружево — прекрасная вещь, но глоток свежей воды в жаркий день гораздо лучше». Очистительным и современным. И вовсе не потому, что герои летают на лонжах, появляются из огромного чемодана, занимаются синхронным плаванием, выходя сухими из воды, и «пляшут» под дудку слуг-клоунов, а потому, что психологические реакции, манера себя вести у всех без исключения персонажей современные. Притом что они не колются, не нюхают кокаин, не замечены в нетрадиционной ориентации и даже не ругаются матом. Потому и дебютантка Полина Лазарева (Верочка) — не кисейная тургеневская барышня, а девушка под стать своей воспитательнице. Палитра красок, которую использует режиссер Юрий Буторин (руководитель постановки Евгений Каменькович), нежнее и, наверное, ближе Тургеневу. «Вешние воды» разыгрывают не постоянные актеры труппы, а стажеры, не обманувшие ожиданий почитателей «Мастерской», воспитанных на толстовских спектаклях театра. И хотя яснополянский отшельник над лутовиновским французом посмеивался: «Он играет жизнью», — на этой сцене они авторы из одного заповедника. Пусть в этом маленьком зале нестерпимо душно, но со сцены, как всегда, веет свежим воздухом. Этим «как всегда» фоменковцев даже начали попрекать. Слава богу, они на эти упреки внимания не обращают, а продолжают открывать своим ключом и авторов, и актеров. На этот раз Екатерину Смирнову, исполнившую в спектакле несколько ролей, но главную — мадам Полозову. Скорее всего эти тургеневские спектакли не станут главными хитами сезона, но, безусловно, обогатят чувственный (не чувствительный) опыт зрителей.