НРКмания

***
В тот вечер шериф решил разобраться сразу и со всем. Сегодня хозяйка Hope Valley должна была стать его женщиной. Он надел свой лучший костюм и ближе к ночи вошел в ее спальню.
Бейкер застыл от того зрелища, которое увидел. Женщина лежала на кровати, похожая на королеву эльфов, до такой степени она казалась неземной, воздушной и сказочной. Белоснежное постельное белье и легкий голубой пеньюар из тонкого шелка усиливали этот эффект. Ле была еще очень бледна, но так пленительна, что у мужчины захватило дух. Не справившись с собой, шериф упал на колени у ее кровати и, схватив ее ладонь, стал покрывать ее мокрыми поцелуями, которые напомнили женщине прикосновение к жирной липкой тряпке. Ле не выдержала и выдернула руку из его цепких пальцев.
- Так вот зачем Вы держите меня здесь, - прошептала она, глядя на него с таким отвращением и гадливостью, что у мужчины, вопреки охотничьему инстинкту и его огромным самолюбию и тщеславию, в одно мгновение ока пропали все желания, которые мучили его не один день.
Ему хотелось, чтобы его ЛЮБИЛИ, а не терпели, крепко стиснув зубы, а именно эту возможность Бейкер и увидел перед собой.
- Мисс Воронцофф, Вы не правильно меня поняли, - попытался он оправдаться, но Ле не дала ему этой возможности, как можно дальше отодвигаясь от него.
- Я чересчур хорошо Вас поняла… Немедленно покиньте эту комнату и поставьте в известность моего мужа о том, где я нахожусь, и что я готова поехать домой.
Бейкер взбесился и решил отомстить, как мог.
- А Вашего мужа нет в городе! Он сбежал в тот же вечер, когда вы попали в этот дом!
Его взгляд торжествовал, когда он говорил эти, полные желчи слова, но Ле отлично держала себя в руках.
- Тогда сообщите моим друзьям, что…
- Вы не понимаете своего положения, дорогая мэм… Все думают, что Вас подстрелили месяц тому назад… Для всех Вы – покойница, и только для меня Вы живы…
Женщина молчала, глядя в пустоту, а Бейкер счел это первым шагом к ее капитуляции, а поэтому горячо заговорил снова.
- Я давно люблю Вас и сделаю для Вас все, чего Вы не пожелаете… Вы достойны много больше, чем имеете сейчас… Я… Я готов на все, ради Вас! Ваш брак, я знаю, что это чистой воды фикция, но я готов принять Вас и после этого чудовища… Вы… Вы неземная женщина, и Вы будете моей… Моей навсегда!
И тут Ле посмотрела ему прямо в глаза, в которых светились ярость, жалось и огромное, просто всепоглощающее презрение. То, что она сказала, было посильнее, чем удары бича.
- Какое же Вы дерьмо, господин шериф… Вашей, говорите… Да я Вашей никогда не стану слышите! – Ле приподнялась на кровати.
Волосы ее рассыпались по плечам, лицо в мгновение ока стало страшным, а рот приобрел звериный оскал, как уже было однажды, давно, почти в прошлой жизни в кабинете ее дяди, перед тем как она… его…
- Никогда! – выкрикнула женщина и потеряла сознание, побелев до синевы.
Это преображение ангела в фурию произвело неизгладимое впечатление на мужчину. Никогда до этого женщина не отказывала ему так. Он хотел доказать всем и, прежде всего ей, что с ним нельзя так поступать. Именно поэтому Бейкер забрался на постель к девушке и хотел, было силой взять то, что ему отказывались дать по доброй воле, но, лишь обняв ее тело, он вздрогнул. Ле была холодна как лед. Дыхания почти не было слышно, а лицо стало похоже на маску.
Бейкер страшно напугался и вновь послал за Митчеллом. Доктор явился немедленно. То, что явилось его взгляду, взбесило его как ничто другое до этого.
- Черт бы Вас побрал, шериф! У нее шок! Что Вы такого наговорили бедной девочке…
- Вас это не должно интересовать… Когда она придет в себя!
- Не знаю! – криком ответил Митчелл. - У нее был глубокий обморок, который перешел в сон и я никак не могу ее разбудить. В истории медицины были случаи, когда человек мог заснуть на год или более… Будем надеяться, что это не тот случай.
Ле действительно не проспала год. Она заснула глубоким сном на шесть дней, по прошествии которых пришла в себя слабой, как котенок. Сознание еще раз сыграло ей на руку, отключившись в самый подходящий момент. Равнодушие заняло в ее душе главное место. А все потому, что Платона не было рядом, и она не знала, что и думать. Сердце ее не хотело верить в то, что говорил Бейкер. Она ждала мужа, ждала и верила, что скоро он придет. Силы вернулись через пару дней.
Ле поправилась настолько, что уже могла нормально ходить и справляться с прежними нагрузками. Можно было говорить о ее полном выздоровлении. Шериф наблюдал за всем этим своими сальными глазками, думая о том, что скоро настанет день, когда он сделает Ле своей. Ему мешал только доктор, который никак не хотел покидать свою пациентку. На этот раз Митчелл не ушел, когда Бейкер намекнул на это. Он даже пошел на хитрость, сговорившись с Ле, которая дважды разыгрывала приступы страшных болей и приступов, из-за которых Митчелл не мог покинуть ее, а она сама получала отсрочку от любовных «возлияний» шерифа.
- Я не позволю Вам еще раз довести ее до такого состояния… Идите к своей цели, но не так, черт Вас побери! – говорил доктор.
И Бейкер вновь терпел и ждал удобного случая.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
А между тем, удобный случай подвернулся кое-кому другому. А вышло все как-то совершенно дико и скомкано. Прошло еще три-четыре дня, и вот однажды ночью дверь спальни Ле медленно приоткрылась, и в дверном проеме показался хозяин дома, в котором ее удерживали насильно. Он плохо видел в темноте, а девушка с давних пор могла передвигаться бесшумно. Именно поэтому, шериф не заметил ее передвижений, а она, зайдя к нему с боку, сказала прямо в ухо:
- Я же предупредила Вас, я никогда не буду Вашей.
Тут Бейкер схватил ее и хотел притянуть к себе, но в это мгновение Ле, резко выбросив согнутую ногу вверх, ударила его в пах своим коленом. Она все-таки была худенькой после болезни, и это тут же отразилось на остроте удара, который напоминал разряд электрического тока. Мужчина, не ожидавший такого маневра, сложился пополам. Ле открыла дверь и толкнула его что есть мочи в коридор, совершенно не обращая внимания на то, что он тут же свалился на пол.
- В следующий раз я не буду предупреждать, - прошипела она и скрылась в спальне, подперев дверь стулом изнутри.
Все в ней кипело, и она решила немного остыть, выйдя на балкон, но лишь подойдя к нему, услышала:
- Да, не зря я показал тебе этот приёмчик. Ловко ты его уделала.
- Мэтт… Мэтт, как ты тут оказался...
- Тс-с, тихо… Я сюда прямо как в Форт-Нокс пробирался. Эта сволочь тебя как королеву охраняет… Ну, да ладно, я прямо на мгновение ока… Платон не так просто уехал…
- Уехал, - отчаянно вырвалось у Ле. – Все-таки уехал…
- Выслушай до конца, дуреха… Он велел тебе передать. Вот, письмо…
Тут откуда-то с улицы раздалось тихое «Пошли давай», в котором Ле узнала голос Яшки.
- Яш, малый мой, даже ты тут, - прошептала она, смахивая непрошенные слезы.
- Хозяйка, не плачь, - показалась смуглая физиономия парнишки, который повис на перилах балкона. – Ты лучше письмо прочитай, тама все прописано… Он не просто так уехал… Бейкер, сволота позорная, пришиб бы его… А сейчас… Мэтт, тикать надо, он сам выходит… А ты не куксись… Он тебя любит. Этот дурик чуть сам не помер, пока из тебя тут пули выковыривали.
Яшка будто точно знал, что и как сказать, чтобы успокоить Ле, и выдал все сразу, скопом, словно пролил бальзам на душевные раны. Дрожащими руками девушка взяла письмо, но не смогла прочитать сразу. Она проводила глазами две темные фигуры, которые скрылись в глубине сада, села на кровать и закрыла глаза. Только сейчас она решилась прочитать послание мужа. Трясущимися пальцами девушка наконец-таки развернула сложенный вчетверо лист бумаги. Не очень ровный, но уже и не корявый, как раньше почерк выводил слова:
«Милый мой Лешик! Не знаю, поймешь ли ты мой поступок, но верю, что примешь все то, что я делаю сейчас. Помни, я очень люблю тебя… Без тебя я не смыслю жизни, и все, что я загадал – только для того, чтобы мы всегда были вместе.
Люблю, страстно жду возвращения, страшно желаю тебя.
Твой Платон».
Прочитав последнее слово, Ле поняла, что Платон делает действительно что-то важное, и стала просто ждать его. Изо дня в день, как бы мучительно это ни было.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
Но вот однажды вечером Митчелла вызвали к другому пациенту.
- Девочка, моя, я боюсь, что не успею вернуться к ночи. Там тяжелейший случай, и, если роды уже начались, то я ничем не смогу помочь Вам здесь.
- Не беспокойтесь, доктор. Я справлюсь сама. Вам не надо волноваться сейчас, а то матери с ребенком будет плохо.
- Вы справитесь? – недоверчиво смотрел Митчелл на девушку.
- Обязательно, - пообещала Ле и проводила доктора, чувствуя, что сегодня будет тот еще вечерок.
Предчувствия ее не обманули. Все началось за ужином. Бейкер сел рядом с ней и стал активно ухаживать за своей пленницей. Ле не притронулась к еде, кусок просто не лез в горло. На ее лице застыло выражение омерзения, которое как ничто другое бесило шерифа, но он не собирался сегодня отступать. Как только они встали из-за стола, мужчина схватил Ле за руку и задержал. У него был подарок для нее.
- Я хотел бы Вам преподнести вот это, - и шериф взял со стола бархатную коробочку.
Женщина даже не взглянула на нее, но Бейкер не спешил отпускать ее руку.
- Посмотрите, что лежит внутри.
- Мне это безразлично.
- Посмотрите. Эта вещь своим благородством напоминает мне Вас.
- Я не хочу, - равнодушно ответила Ле.
- Черт побери! Ну, что Вам стоит просто посмотреть и примерить это украшение?
- И Вы отпустите меня?
- Да!
- Ну, что же… Открывайте.
Женщина невидящим взглядом наблюдала, как Бейкер открыл коробочку и торжественно посмотрел на Ле.
Внутри футляра на темно-синем атласе, словно на ложе из песка необыкновенного цвета, лежало жемчужное ожерелье, которого, наверное, не было и у самой королевы. Жемчужины имели одинаковый, достаточно крупный, размер и редкий, розовато-бежевый цвет.
Шериф ждал, но Ле, мельком взглянув на ожерелье, отвернулась. Ни блеска в глазах, ни предвкушения примерки – ничего…
Бейкер сомкнул зубы так, что раздался скрежет.
- Вы обещали примерить, - выдавил он.
Женщина безо всяких эмоций взяла драгоценную нить и хотела застегнуть замочек, но с первого раза ей это не удалось.
- Разрешите я, - загорелась надежда в глазах шерифа, и он, подпрыгнув от нетерпения, схватил жемчужины своими пальцами, ощущая ими тепло и гладкость женской кожи.
Ле едва сумела сдержать дрожь отвращения от этого прикосновения. Некстати ей вспомнился Платон и то, как он подарил ей совсем недавно серебряную цепочку очень красивого плетения. Женщина будто почувствовала те, ЕГО прикосновения, нежные, сладостные, которые совершенно не сравнимы с этими, омерзительными и сальными.
То, что Ле не отошла от него сразу же, обмануло шерифа.
- Вам очень идет это ожерелье.
- Посмотрели? – резко повернулась к нему женщина. – А теперь забирайте обратно.
Глаза ее горели тем же недобрым огнем, который недавно так напугал Бейкера, и он понял, что по доброй воле эта женщина никогда не станет его.
- Все равно ты будешь моей, - прошипел Бейкер ей в лицо и вышел из столовой. – Эта ночь моя! – крикнул он из коридора.
- Говори-говори, пой-пой, - ухмыльнулась Ле и поднялась к себе.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
Вечер заявлял о своих правах все сильнее. Темнота укутывала сад, и Ле решила выйти на балкон, подышать свежим воздухом. Сил уже почти не было, так угнетало ее расстояние между ней и любимым. Красота вечернего сада была не замечена девушкой. Она вся погрузилась в свои невеселые мысли, а поэтому не заметила движения в зарослях кустарника. Ле сама себе напоминала оголенный провод – так напряжены были ее нервы. Она видела Бейкера за ужином, отметила его решительные взгляды, чувствовала, что сегодня ночью ей придется открыто воевать с шерифом и не собиралась сдаваться. Он не получит ее. Никогда! Она принадлежит Платону!
Платон… Любимый… Единственный… Боль от разлуки снова сковала сердце, а слезы подступили к глазам и закипели на кончиках ресниц.
- Родной мой, где же ты… Почему ты не идешь, - вырвался у нее отчаянный стон, и тут откуда-то снизу из темноты зелени сада послышался знакомый, самый любимый голос:
- Не иду, потому что уже пришел.
Сердце девушки на миг остановилось, а потом заплясало в бешеном ритме. Ле ни секунды не задумывалась над тем, как ей поступить и что делать. Ей любой ценой, немедленно надо было оказаться рядом с ним, с ее любимым, а поэтому (да плевать на всё!), она, ловко взобравшись на перила балкона, прыгнула вниз, к Платону.
Амелин, скорее почувствовав, какой фортель она выкинет, чем, увидев его, едва успел поймать жену и вместе с ней упал на густую высокую траву под балконом. Не успел он выдохнуть от сильного толчка, как губы Ле накрыли его рот, и мужчина со стоном-рыком ответил на ее горячий и страстный поцелуй.
Сколько он длился – ответа не было, но вот двое сумели-таки оторваться друг от друга и утонуть во взглядах.
Они по-прежнему лежали в траве.
- Платон, - наконец-то смогла выговорить Ле, нежно дотрагиваясь до любимого лица.
- Лешик, – прошептал мужчина и осторожно потерся щекой о ее ладонь.
- Колючий какой.
- Как же я по тебе соскучился, маленькая моя, - выдохнул Платон и нежно дотронулся до губ девушки.
Та с радостью ответила на его поцелуй, и вот, какое-то мгновение спустя, уже не она лежала на муже, а он, нависнув над ней, опирался о землю своими сильными руками. Забыв обо всем на свете, эти двое страстно обнимали и целовали друг друга, оставив всякую осторожность. Платону уже было мало одних губ любимой. Он начал покрывать горячими поцелуями ее лицо, шею, но спуститься ниже ему помешала нить жемчуга. Незнакомое украшение, вид которого слегка его отрезвил. Амелин, неимоверным усилием воли, заставил себя оторваться от Ле и, замутненными от страсти глазами, поймал ее взгляд, наполненный любовью. Словно поняв его состояние и прочитав в его мыслях обо всем, что ставило меж ними преграды, девушка резко рванула нить, которая немедленно порвалась, и жемчужины, словно на рассвете капельки росы с большого широкого листа, скатились в густую траву, затерявшись среди зеленых стебельков.
- Подожди, - прохрипел Платон. – Подожди, я… Я так хочу тебя, но не здесь, не так, не сейчас…
Мужчина повалился на спину, растянувшись рядом с Ле, которая, повернувшись на бок, просто смотрела на него, будто впитывая в себя каждую его черточку.
- Где ты был все это время?
- Лешик, я не мог появиться раньше, честное слово! Я решал один очень важный вопрос!
- Какой же это вопрос был до такой степени важен, что ты оставил меня на растерзание Бейкеру?
Лицо Платона стало серым.
- Приставал?
- А то, как же! Конечно… Но он плохо меня знает… Мэтт давал мне правильные уроки… Ему надо написать учебник для таких маленьких женщин как я, у которых такие же острые коленки.
И тут Амелин рассмеялся, представив себе лицо Бейкера, который неслабо получил ногой в пах от этой невероятной женщины. В том, что удар был меток и силен, мужчина не сомневался.
- Ох, Лешик… Как я тебя люблю… Как же я тебя люблю!
И он снова не удержался и поцеловал жену, уложив ее на себя.
- Ну почему ты так долго, - упрямо шептала Ле, уткнувшись мужу куда-то в грудь.
Ее слеза, как самая прекрасная в мире жемчужина, скатилась по нежной щеке, сорвавшись с уже мокрых ресниц…
- Я хотел к тебе вернуться светлым, Леш, светлым, а не тем, каким был…
- Мне все равно… Я ТЕБЯ люблю, а ты всегда был светлым для меня, Платон.
Мужчина медленно и осторожно, нежно, будто боясь, что она его оттолкнет, коснулся губами ее губ. В который раз ему приходилось сдерживаться с ней, Платон уже со счета сбился. Он снова ждал. Ждал, примет ли Ле его отъезд даже ради того, что он задумал.
И тут девушка ответила на его поцелуй и не отстранилась, а, наоборот, крепче прижалась к его телу. Это было настоящим волшебством, и он не мог против него устоять. Ее сладкие губы Ле почему-то передали ему легкий привкус яблоневого цвета, и это сводило его с ума.
Спустя несколько минут Амелин выругался и резко поднялся с земли, потянув за собой жену. До него внезапно дошло, ГДЕ они и что надо немедленно убираться как можно дальше от этого места. Как и в первую их встречу, мужчина взял девушку за руку и сказал:
- Пойдем со мной.
- Пойдем, - с улыбкой ответила Ле, и через минуту эта удивительная пара перелезала через ограду дома Бейкера, за которой их ждали лошади.
В саду наступили тишь и покой. Будто ничего и не было. Будто здесь только что и не пылала страсть. И только в темно-зеленой траве розовато-бежевые жемчужины, как перламутровые слезы, напоминали о воссоединении двух любящих сердец.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Леночек, спасибо за продолжение.
Ну, Бейкер, ну и сволочь же.
Хорошо, что Платон появился. Я надеюсь все будет хорошо. А?
Уже жду следующую главу.

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

А как же может быть иначе? Ведь предсказания в жизни Платона играют большую роль и несерьезно относится к ним он не может, а потому...


***
Уверенно взобравшись в седло, Ле поймала на себе обеспокоенный взгляд мужа.
- Ты как? – вырвалось у него.
- Хорошо… Доктор Митчелл не будет возражать против небольшой конной прогулки.
- В том-то и дело, что она большая, - помрачнел Платон.
- Да и против большой тоже, - улыбнулась девушка, а потом тихо добавила, наклонившись к нему, - если ты будешь рядом.
- Обязательно буду, - ответил Платон и легко запрыгнул в седло.
- А мы далеко собрались?
- В Шайен.
- Зачем?
- А это и есть то дело, о котором я говорил… В этом местечке остановились русские. Они направляются дальше в колонию Dream Valley, что в Круктауне, но по моей просьбе - нас дождутся.
- А для чего?
- Я же говорю, увидишь, когда приедем.
Четыре часа бешеной гонки, и они были на месте - у небольшого аккуратного домика, который гордо носил свое название, кривовато написанное на вывеске, гласившей: «Два льва». Большая группа людей уже ждала их на улице, несмотря на поздний час.
Впервые почти за три года Ле видела такое количество русских. Человек тридцать приехали в Америку осуществляя свою мечту о новой жизни, как когда-то сама девушка. Русская речь, прекрасней которой нет на свете, окружила ее со всех сторон, и она купалась в родном говоре, таких знакомых до боли словах и интонациях, звуках, как в теплой и ласковой воде. Ле и подумать не могла, что ТАК соскучилась по всему этому. Из состояния легкой эйфории ее вывел Платон, дотронувшийся до ее плеча.
- Сейчас еще одна небольшая поездка и все… Там уже ВСЁ готово…
- Да что готово-то? – умирала от любопытства Ле.
Платон рассмеялся, нежно обняв ее.
- Ну, погоди, любопытная моя… Увидишь, как только мы приедем…
- Вот только и кормишь обещаниями, - насупилась девушка.
- Не только ими. Прямо сейчас – легкий ночной ужин и вперед.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
На рассвете кавалькада из переселенцев наконец-то подъехала к месту, куда стремилась попасть уже несколько недель - Dream Valley – русское поселение, основанное почти десять лет тому назад. За этот сравнительно небольшой срок, русские сумели сделать почти невозможное: превратить эту чужую землю в родную.
Ле с замиранием сердца смотрела на родные бревенчатые срубы, расписные наличники, заборы и плетни. Оглушенная впечатлениями окончательно, она остановила лошадь напротив небольшой, словно игрушечной церквушки, и в душе ее что-то приятно заняло в ожидании какого-то необыкновенного чуда. И это ЧТО-ТО произошло…
Платон спустился на землю первым и помог слезть с лошади Ле. Как только она твердо встала на мостовую, то в изумлении застыла, так как Амелин, не отрывая от нее своего какого-то странного взгляда, наполненного ожиданием, и совершенно не стесняясь окружающих, занятых, правда, своими собственными делами, опустился перед ней на колени, не выпуская ее руки из своей теплой ладони, взмокшей от напряжения.
- Платон… Ты это, что? – только и смогла вымолвить девушка.
Платон, серьезный как никогда, ответил:
- Лешик, то есть…Владилена Владимировна Воронцова… Согласны ли Вы, стать моей женой?
Ле судорожно сглотнула.
- Я же уже и так…
- Нет! Ты не поняла, - мотнул головой мужчина. – Я взаправду тебя спрашиваю… Ты.… Вот именно ТЫ, согласна выйти за меня, вот такого?
Девушка молчала лишь секунду или две, а потом тихо ответила, мягко улыбнувшись:
- Если этот вопрос ко МНЕ, то ты слишком официально его задал, - и Ле потянула мужчину к себе, поднимая его с колен.
Тот встал, нежно обнял ее и спросил снова:
- Лешик, ты выйдешь за меня замуж?
Девушка подняла сияющие счастьем и любовью глаза, посмотрела на любимого и ответила такое долгожданное:
- Да…
- Тогда пойдем, - хрипло прошептал Амелин, почувствовав, как отпустило его странное напряжение последних дней, и они вошли в церковь.
Спустя час в их жизни кое-что изменилось навсегда. Пара вышла на улицу из святого места и принимала поздравления от чужих, но, почему-то, ставших такими близкими людей. Ле стоило закрыть глаза, и перед ее мысленным взором вставал небольшой, любовно устроенный добрыми руками аналой, освещенный сотнями свечей. Именно перед ним ее и Платона обвенчал отец Серафим, местный православный священник.
Когда за две недели до этого в их деревеньке его отыскал странный взъерошенный человек с горящими как уголья глазами, Серафим просто не мог отказать ему в его просьбе. В этой новом, совсем недавно, незнакомом краю, желание этого мужчины обвенчаться со своей любимой по православному обычаю было бальзамом на раны священника, до сих пор пораженного диким нравом страны, в которую занесла его судьба. Батюшка счел этот обряд добрым знаком и с легкими душой и сердцем соединил мужчину и женщину, бесконечно любящих друг друга. В его церковной книге была сделана соответствующая обряду надпись, с которой нотариус, специально приглашенный женихом из самого Де-Монта, снял копию и заверил ее по всем законам штата.
Теперь по законам Божеским и человеческим Платон и Владилена стали супругами.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Вот так, оба друг для друга ЖЕЛАННЫЕ...






Надо потихонечку отходить от этого. Он будет совсем другой. Такой, какой есть на самом деле для нее.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Леночек спасибо.
Не главы, а просто чудо какое-то.

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

Благодарю!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Леночек
Да, уж! Если русские переезжают, то со своим базаром.
Горько!
А картинки здоровские! Ну не тяне ГА на бандита, если только на романтика с большой дороги, которому седло натёрло "ноги".

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Согласна. Именно такого романтика Ле и видит. Сами убедитесь и прямо минут через пять!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

ФФУ! Все! Схема сдана. Теперь я ваша навеки, если век будет длиться часа 2.

Ой, чуть не забыла: ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ЧИТАТЬ ВСЕМ, КТО СТАРШЕ 16! Кому меньше - пардон.

***
Рассвет разгорался все сильнее и сильнее. Яркие лучи солнца согревали землю и освещали все, что росло и жило на ней. Просыпались цветы, деревья, травы, птицы; капельки росы скатывались по стебелькам и листочкам вниз; небо вновь приобретало свою удивительную прозрачность и глубину.
В нем, дрожащем и прозрачном, сложились, будто в робкой улыбке, розовые губы утренней зари, но двое соединившихся вновь людей не видели ее прекрасных отсветов. Они были заняты друг другом, и не было ничего прекраснее соединения их душ.
Любящие взгляды этой пары, с такими приключениями приехавшей на обряд венчания, не могли не растрогать жителей городка.
- Вы, что же, отправитесь в путь прямо сейчас? – спросил Амелина подошедший сзади отец Серафим.
- Нет. Моей жене надо отдохнуть, - гордо упирая на слово «жена», ответил Платон. – Она устала за прошедшую ночь. Эта дорога.
- Успокойся, я не устала.
- Со стороны виднее, - стоял на своем Амелин. – Тебе надо отдохнуть.
- Вот и я про то же, - тихо продолжил свою речь батюшка. – У меня сегодня день наполнен трудами, ждут везде и всюду… Вы можете отдохнуть в моем доме. До вечера, я думаю, вам времени хватит.
Ле очаровательно покраснела, а Платон поблагодарил отца Серафима за приют.
Маленький аккуратный домик, такой же, как и местная церквушка, был больше похож на большую игрушку, а его внутреннее убранство поражало своими порядком и чистотой. Все было скромно, но уютно и душевно.
Лишь перешагнув через порог жилища Серафима и закрыв за собой дверь, Платон обнял Ле и прижал к своему телу. Он не хотел ничего менять в своих чувствах: Платон Амелин зависел от жены – и пусть! Ему это нравится, он всем доволен!
Платон посмотрел на жену. Как же она ему нужна! Вот, когда она улыбается так, как сейчас – светло, мягко, кажется, не только она сама меняется, но и весь мир вокруг нее… Тянет его к ней, ой, как тянет, будто магнитом. Не может Платон устоять, да и не мог никогда… С самой первой встречи не мог, потому и помнил Лешика два года… Нет для него на свете женщины прекрасней, чем она, нет и не будет никогда! Может, кому-то покажется, что она не красавица, ну так что же?! Он-то глаз отвести не может, да и не хочет! Она как фея из сказки, вроде как опоила его любовным зельем, опутала сетями, оплела заклятьями и притянула, привязала к себе, проросла в нем.
«Ой, пропал ты, Амелин… Навсегда», - пронеслось в мыслях Платона, когда он заглянул в удивительные глаза жены. Та ответила ему такой огромной любовью, плескавшейся в ее взоре, что у мужчины вслед за первой полетела вторая мысль: «И, слава Богу…».
А то, что было дальше, плохо сохранилось в памяти у обоих. Запомнились лишь ощущения огненной лавы, которая словно текла по венам и выплескивалась через кожу там, где они касались друг друга губами; тихие стоны, которые слетали с губ то Платона, то Ле; нежность, заставлявшая таять тело и душу; жажда, которую никак не могли утолить и огромное желание, отзывавшееся в мужчине и женщине, словно электрическим разрядом, как тонко натянутые струны на тишайшее прикосновение к ним легкого порыва ветра.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
Позже они лежали, обнявшись, и тихо переговаривались между собой.
- Скажи, - прошептала Ле, - а я красивая? Как ты думаешь?
- Ты самая красивая…, - полушепотом-полухрипом ответил Платон и поцеловал ее в губы.
Она ответила на это прикосновение со всей своей нежностью, но не оставила попыток выведать у мужа все, что он думает по поводу ее внешности.
- Ну, это для тебя я красивая, а вообще?
- А вообще – мне все равно, да и, если честно, то и тебе должно быть все равно… Ведь все это, - он ласково провел под одеялом руками по ее телу, не пропуская ни одного местечка, и прижимая ее к себе, - все это принадлежит только мне…. И нечего там всяким…
Платон не договорил, так как начал вслед за своими ладонями ласкать желанное тело губами, но Ле была упряма… Она прекрасно знала, что доводит мужа своими вопросами до белого каления, но другой стороной этого его возмущения было нарастающее возбуждение, против которого женщина ничего не имела против.
- Я жду ответа, - шептала она, уворачиваясь от таких желанных ласк, и Платон сдался.
Он слегка отстранился от жены и, внимательно изучая ее милое личико, ответил:
- Мы – мужчины, любим глазами, и я не исключение… Мне важно то, что я вижу, и приятно, когда это что-то прекрасно… Если же что-то из увиденного не так, косо криво, неправильно, да и еще там что-нибудь шиворот-навыворот и задом наперед, то и настрой на общение пропадает, но…
Тут он, устав бороться с собой, снова обнял жену и припал губами к ее нежной шее, целуя ключицу и спускаясь ниже и ниже…
- Но…, - закрыв глаза, простонала Ле.
- Но для того, чтобы подойти к этому кому-то, я должен почувствовать душу… То, что есть у человека внутри… Если ТАМ ничего нет, то и приближаться не стоит… Зачем? А вот если что-то там теплится, то…
Платон опрокинул жену на спину и удобно устроился на ней сверху. Он погрузил свой взгляд в ее глаза и начал говорить так, будто хотел загипнотизировать.
- Ты изнутри вся – свет и тепло… Не мог я мимо тебя пройти, хоть убей… И забыть поэтому не мог тоже… Я долго искал тепло, доброту, настоящие правдивые чувства и я их нашел … В тебе нашел... А ты еще и красавицей оказалась… Не слишком яркой, но такой пьянящей, дурманящей, единственной… Моей красавицей… Ты нежная, тонкая, изящная… Не каждому дано тебя рассмотреть с первого взгляда, но если уж увидят тебя настоящую, то… пропадай моя телега с четырьмя колесами! Не могу я без тебя, слышишь, не могу…
- Тогда зачем ты так много говоришь? – спровоцировала Ле Платона, и тот незамедлительно отреагировал:
- Я тебе сейчас покажу «много говоришь», - тихо рассмеялся он, и супруги надолго забыли о разговорах, так как в извечный диалог вступили между собой их тела, сплетенные воедино.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

А теперь одна вещь, от которой я сама балдею. Все-таки самое удивительное - это прощать и находить общий язык с другими. Почему я об этом вспомнила? Сейчас поймете.

***
Дальнейшее происходило будто во сне… Чудесном, нереальном, прекрасном сне… Муж и жена… Кажется, так похоже на «мужчина» и «женщина», и все же, сколько отличий…
Супруги Амелины, муж и жена перед Богом и людьми, возвращались в Hope Valley. Они оба находились в странном состоянии счастливого оцепенения, когда человек просто не верит, что все, что с ним происходит в данный момент – это его реальность, его жизнь, его сбывшаяся мечта…
Ехали медленно, теперь уже никуда не торопясь и не подгоняя лошадей, наслаждаясь обществом и близостью друг друга.
- Леш…
- Что?
- Ничего… Просто ты теперь – моя жена!
- Ну, а как же иначе, глупый! Конечно жена.
Они радовались всему: небу, лазоревому, как поляна незабудок; солнцу, которое одиноко висело над головой и разбрасывало повсюду свои брызги; ветру, развевающему волосы…
В этом блаженном состоянии Амелины и въехали в Де-Монт к середине следующего дня. Многие из тех, кто видел эту пару, застывали с открытым ртом, а потом пораженно глядели в сторону резиденции шерифа, который в скором времени не замедлил появиться и сам.
Нервно подергивая лицом, он подлетел к паре с бешеным криком:
- Как вы посмели явиться сюда?!
- Вообще-то, мы живем неподалеку, - спокойно ответил Платон, легко спрыгивая на землю и помогая спуститься Ле, бережно поддерживая ее за талию.
Видя это, шериф взвился.
- Это она-то «жена»?
Амелин заметно напрягся, но шерифа уже понесло дальше.
- Господа! Вы должны знать, что брак этих двоих людей совершенно не законен, потому что…
- Погоди орать, - Амелин медленно положил ему на плечо свою тяжелую ладонь. – Не зная ничего, никогда не ори, понял?.. Мы не только женаты по закону штата, но еще и венчаны…
- Под чужой-то фамилией? – усмехнулся шериф, но, увидев сияющие глаза, Ле осекся.
А Амелин продолжил свою речь:
- День назад мистер Грегсон заново зарегистрировал наш брак, и мы прошли через обряд венчания.
- Мы венчаны, господин шериф, по православному обряду, православным священником в присутствии уважаемых свидетелей, - продолжила вслед за мужем Ле, прекрасно помня, как однажды Бейкер произнес ее настоящую фамилию. – Мы венчаны как Платон Гавриилович Амелин и Владилена Владиславовна Воронцова… Навсегда…
- На веки вечные, - подтвердил Платон и, повернувшись к своему неудачливому сопернику, добавил:
- Вы ведь доверяете мистеру Грегсону? Его свидетельство законности нашего брака не вызовет у Вас никаких сомнений? Не так ли?
Бейкер окаменел. Он шумно дышал, а глаза его налились кровью. Мужчина совершенно не понимал, что делает, а потому решился на страшное. С криком: «Она все равно не будет твоей!» он выхватил свой пистолет и тут же раздались сначала выстрел, потом мужское восклицание непечатного характера и голос лавочника Мак-Диллана, произнесший:
- Ну, и дерьмо же Вы, господин шериф… Редкостное… Просто поискать и не найдя потерять…
За эти несколько минут напряженного разговора известной на весь город троицы, все окружающие поняли, как низко поступил Бейкер с «мистером и миссис Амелин», выдав ее за покойницу, и теперь предела возмущению жителей Де-Монта не было предела. Кто-то из толпы схватил Бейкера, сорвал с него звезду шерифа и несколько человек поволокли бывшего слугу закона в сторону его дома с криками: «Нам нужен новый шериф!».
Ле, наблюдавшая все это, перевела взгляд на Мак-Диллана, который аккуратно засовывал свой кольт обратно в кобуру. Женщина смотрела на этого человека, лавку которого чуть не разорила одним только своим поведением, и внезапно спросила его:
- У вас в лавке нет отреза набивного ситца с розочками? А то я хочу кладовую материей отделать…
Мак-Диллан молчал, ошарашено выпучив глаза, но продолжалась эта пауза всего полминуты, пока из его уст не вылетело одно-единственное слово:
- Есть.
- Тогда чего стоим? Теряем время! – улыбнулась Ле, и вместе с мужем и Мак-Дилланом она отправилась в лавку, в которой не была почти три года.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
Через несколько часов в дверь Hope Valley постучали, и Энджи с нетерпением побежала открывать. Господи! Сколько было слез, смеха, радости - нельзя было даже передать словами, но все застыли, после того, как Ле в третий раз за последние полгода, встав рядом с Платоном и прижавшись к нему, гордо сказала:
- Я его жена!
Повисла пауза, после которой Сэм спросил:
- А сейчас-то как?
Платон нежно коснулся лица любимой и ответил за нее.
- Перед Богом и людьми…
И тут раздался Яшкин радостный вопль:
- Ур-ра! Хозяины повенчались! Повенчались!
Мэтт, глядя на свихнувшихся от счастья друзей, спокойно сел за стол, налил в бокалы вина и толкнул речь:
- Я, конечно, за вас рад, но давайте выпьем за то, чтобы вот эти ваши занятия обновлением вашего же семейного статуса закончились. Раз вы вместе, то вместе и все!
Все разобрали бокалы и вином и весело чокнулись.
Платон обнял Ле и прошептал ей на ухо:
- Это в последний раз, но теперь уже навсегда…
- Я знаю, - улыбаясь ответила Ле и отпила глоток сладкого рубинового вина за их счастливое будущее.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Хорошие мои! Это не конец всего рассказа, а только первой части. Вторую, простите, начинать не буду, чтобы не растравливать душу. Уж лучше завтра - много, но сразу и закончить чем-то хорошим! Всем спасибо и ДО ЗАВТРА!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Леночек растеклась по клаве, чудо как прекрасно.

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

Леночек Замечательно.... Столько любви и тепла... Пусть уже детки появляются

_________________
Может быть, на остановке конечной
Мы скажем спасибо и ЭТОЙ судьбе...
Б.Ш. Окуджава