***
Еще до рассвета Амелин проснулся и, улыбаясь, открыл глаза. В его объятиях лежала та единственная, которая так много значила в его жизни. Сегодня ночью они просто спали, тесно прижавшись друг к другу, но это значило еще больше, чем близость. Это значило намного больше… То, что они друг для друга были всем и вся…
Мужчина вспомнил, как вчера утром ему удалось изумить жену своей покупкой, и внезапно захотел снова удивить Ле. А что может быть в этом случае, чем букет цветов? Ничего.
Осторожно выпутавшись из вороха одеял, лежащих на полу и заменяющих им постель, Платон оделся и спустился вниз.
Утренняя прогулка растянулась на час, но когда он вернулся, его ожидания были оправданы: глаза Ле сияли как драгоценные камни, когда муж подарил ей огромный букет самых разных цветов. В это мгновение ее последний страх был преодолен - цветы снова стали приносить ей радость.
***
- Завтрак – просто пальчики оближешь! – выказал свое восхищение Яшка и вместе с Мэттом отправился обследовать пастбища.
- А у меня другое предложение, - тихо прошептал Платон, обнимая жену за плечи.
- Неужели? И какое именно?
- Поехали совершенно в другую сторону от той, куда отправились наши мальчики, и я покажу тебе настоящее чудо. Именно там я собирал цветы для тебя.
- Ты приглашаешь меня на прогулку?
- Да!
- С большим удовольствием!
И вот двое влюбленных прячутся в зарослях высокой травы, наслаждаются легким ветерком и обществом друг друга.
Ле сидела и перебирала цветы, сваленные в груду на ее коленях, а Платон, лежащий в густой зелени не сводил с нее восхищенного взора, особое внимание, уделяя глазам любимой.
Эти глаза… Они светились и горели удивительным задором и веселым огоньком, который мог поспорить с самим солнцем своей яркостью.
«Солнышко мое…», - думал Платон, глядя на жену, плетущую венок из тех цветов, что он принес ей утром.
- Леш…
- Что?
- Ничего… Посмотри на меня.
И она посмотрела. Ох, эти глаза! И как это они когда-то были бесцветными? В них же сама жизнь плещется так бурно, что, кажется, вот-вот хлынет через край! Жизнь – настоящая, буйная, страстная!
- Платон, ты что? – улыбнулась Ле, опуская на его черную шевелюру венок.
- Ничего, просто смотрю на тебя…
- А-а, ясно, тогда я тоже посмотрю на тебя…
И она легла на траву прямо напротив мужа. Глаза в глаза… Две жизни… Две судьбы… Две души, слившиеся воедино.
Платон протянул руку и сплел свои сильные пальцы с ее тонкими пальчиками. Казалось, миг назад их было двое, а теперь… Теперь и не разберешь. Они – это единое целое…
А может, все-таки двое, но просто сплетенные между собой плотно-плотно, тесно-тесно? Нет, одно. Одно единое целое, сумасшедшее, опаляющее само себя, но одно, ЕДИНОЕ…
Платон почувствовал, что до его волос будто кто-то дотронулся теплыми и нежными губами. Его недоумение тут же отразилось на лице.
- Что, солнышко поцеловало? – рассмеялась Ле, заметив это его выражение.
И тут Платон замер, только сердце в груди громко бухало, как молот, да трава щекотала щеки.
… Он не дышал, просто забыл как, да и нечем было дышать, если она вся была такая… Такая, как была. Светлая, чудесная, радостная, ЕГО!
Да, воздуха катастрофически не хватало, а ведь его вокруг было столько, что никакому гению не охватить! Да какого воздуха – богатого, крепкого, пьянящего, ароматного, вкусного! Не мог Платон им дышать, потому что дышал ЕЮ. Ле, Лешиком…
Она подарила ему сказку. Самую настоящую, ни с чем не сравнимую сказку, в которую Амелин погрузился целиком и полностью. Лешик сама была сном, самым светлым и красочным из всех, что снились ему когда-либо.
Во рту стало сухо, а сердце забилось в бешенном ритме, потому что в глазах Ле загорелись уже знакомые искорки.
- Ты вчера утром, когда мы из дома выехали, о чем подумал?
Амелин промолчал.
- А я знаю.. О том, что мы с тобой разные… Об этом?
Платон по-прежнему молчал, а Ле придвинулась к нему вплотную.
- А мы, если и разные, то только себе на пользу… Ведь противоположности притягиваются… Притягиваются навсегда… Навеки…
И тут Платон не смог справиться с той нежностью, которая в один миг захватила все его существо, и он прижался к губам Ле пьянящим горячим поцелуем.
«Моя… Моя… Моя…», - билось в его голове, а душа вторила «Только моя!». Женские руки осторожно скользнули по мужским плечам вверх и ласково обвили шею. Мгновение – и они сжимают друг друга в объятиях.
Мысли Платона никак не могли встать в стройный ряд, так как этому сложному процессу мешала любимая женщина.
- Ты с ума меня сводишь, - произнес мужчина и, не справившись с собой, распластал любимую на траве.
Он чувствовал в своих сильных руках гибкое стройное тело, осознавал абсолютную власть над ним и сходил с ума от остроты этих ощущений.
Страшно мешала одежда. Платон рванул рубашку на груди, но Ле положила свои изящные ладони на его руки и медленно развела их в стороны.
- Тише, любовь моя… Здесь у меня пуговиц запасных нет, - и она осторожно и мучительно долго расстегивала одежду на них обоих.
- Черт их побери! – прорычал Платон, когда она осталась в одной сорочке, и все-таки рванул ткань.
Раздался треск, а потом полный восхищения мужской возглас.
- Какая же ты красивая…
- Тс-с, - нежно прошептала Ле. – Я никуда не исчезну.
- А я и не позволю, - прерывисто прошептал Платон. – Не позволю.
Воздуха опять не хватало.
- Не позволю… Потому что ты - моя. Только моя…
- Твоя, - согласилась женщина и расслабленно закрыла глаза.
Она уже ничего не понимала, а просто ощущала на своей коже его губы, которые ласкали лицо, шею, плечи. Ле полностью отдалась во власть его сильных и таких ласковых рук.
А потом был поцелуй. Властный и, одновременно с этим, упоительно нежный, который, наверное, в сотый раз связывал этих двоих сильнее любых слов, обещаний и клятв. И наступил пьяный восторг душ, которые в миг их соединения, казалось, покинули тела.
_________________ Своих в полет я отпускаю белых птиц! По свету разнесут они любовь... Ведь для свободных птиц на небе нет границ! И нет преград для моих птиц! Белых птиц!
|