34
В лифте Жданов вспомнил другой лифт – в котором они с Катей целовались в Миланском отеле, а следом хлынули воспоминания о сегодняшнем утре, которое, казалось, было уже сто лет назад. Безжалостная февральская Москва смяла под своими подошвами солнечную европейскую беззаботность. Этим далеким сегодняшним утром Жданов проснулся в одной постели с Катей – теплой и сонной, смущающейся и трогательной. Он вспомнил, как долго и лениво целовал её пальчики и плечи, спину и руки, грудь и шею – просто так целовал, без ослепляющей вспышки страсти, приключившейся с ним ночью. Никак не мог оторваться от её гладкой кожи и родного запаха, и бормотал что-то путанно-нежное, и дышал в ямку у неё на ключице, и не было ему, до конца не проснувшемуся, в те минуты никакого дела до того, честна ли с ним Катя или нет. А потом они поняли, что опаздывают, вскочили, как ошпаренные, хаотично бросая вещи в чемоданы, и доцеловывались уже в лифте, а потом в такси, а в самолете он спросил, отменит ли она теперь эту нелепую свадьбу с Зорькиным. А Катя ответила, что они обсудят это все чуть позже, и это её неизменное «позже» взорвалось у него в голове, в клочья разнеся все нежности. Катя тут же заснула у него на плече, а Жданов пялился на равнодушные к нему облака и чувствовал себя неумолимо одиноким.
Стоя на обочине и время от времени помахивая рукой, чтобы поймать такси, Жданов безнадежно листал телефонную книжку – номера Ольги Вячеславовны там не было. Тогда он вспомнил про Милко. Буквы прыгали перед его носом. Он обо всем поговорит с Катей – сегодня. Он не будет больше тянуть и заставит её позабыть о всех её «позже». Катя и ребенок принадлежат ему, и он прямо сегодня заберет их к себе домой. Преисполнившись самыми решительными намерениями, Жданов услышал в трубке: – Да, мой пупсик, мой сладкий пупсик? – Какой пупсик? – возопил Жданов. – Ты что, с ума сошел? Ольгу давай! Милко полопотал какие-то угрозы и передал наконец трубку. Осведомившись о здоровье Ольги Вячеславовны, Жданов взял быка за рога: – А Катя-то там? Да Пушкарева, конечно, Пушкарева. Вы что, знаете еще одну Катю, что ли? Не с первой попытки открыв дверцу такси, которая так и норовила увернуться из его рук, он плюхнулся на сиденье. Екатерина Жданова, вот как скоро будут её называть. Жданова! Не Зорькина! Это он молодец, что ждет Катю у подъезда. Проще будет чемодан из багажника изъять. И ведь, главное, она ему что сказала? Что ей срочно домой надо. А сама что? Поехала навещать больную коллегу! Снова вранье! Но он положит этому конец. Решительно и беспрторо… бесвопорно… бес-по-во-рот-но, вот! Слово-то какое, трудное.
Распаляя себя все больше и больше, он совершенно беспричинно нахамил позвонившей Кире, которая ждала его на ужин с его же собственными родителями. А он им Пушкареву туда, привезет, вот. Здравствуйте, я ваша Катя. Ношу ребенка для вашего мальчика. Хотя нет, родители им сегодня ни к чему. Они останутся только вдвоем, чтобы было так же сладко, как было в Милане. Хватит тайн, Екатерина Валерьевна!
В общем, он смутно понимал, что происходило в квартире Ольги Вясеч… Вячесл… Ольги, короче. Оказалось, что там целый рассадник сотрудников – не только Пушкарева, но еще и весь женсовет. – Ой, как вас тут много, – удивился Жданов. – Катенька! И вы здесь? Очень хорошо! Она смотрела на него квадратными глазами, как будто он вел себя странно. А он не вел! Он был как обычно! – А ты что, к Пушкаревой приехал? – спросил Милко. – Да, к Пушкаревой приехал, – объявил Жданов, поймал её сердитый и строгий взгляд и поправился: – господи, что я говорю! Я же к Ольге Вячеславовне приехал! И пока он проявлял свой президентский долг, справляясь о самочувствии сотрудников, Пушкарева тихо слиняла. Не тут-то было! Врешь, не уйдешь! Он поймал её уже возле того джипа, который он выбрал для неё. – Катя! Катя, подождите! Ну Катя! Я никуда вас не отпущу, сегодня вы поедете со мной! Я вас забираю к себе! Я тебя не оставлю, ты слышишь! – Так, по-моему, он пьяный, – сказал кто-то совсем рядом, и между Пушкаревой и Жданов вырос Зорькин. Кто пьяный? Где? – Андрей, – попыталась успокоить его Катя, – что ты творишь? У тебя ужин с родителями! Но Зорькин отодвинул её себе за спину и произнес напряженным, высоким голосом: – Жданов, ты спятил? Катьке нельзя волноваться! Как ты себя ведешь с беременной женщиной! – Да тебе-то какое дело, – закричал Жданов, – до её беременности! Тебя это совершенно не касается! – А тебя, значит, касается? Зашаталось твое кресло, Жданов, вспомнил перед советом про Катьку? – Коля, – попыталась было снова вмешаться Катя. – Подожди. Я поговорю… – Да не будешь ты с ним разговаривать, – отрезал Зорькин. – Иди в машину! Ты думаешь, он почему суетится? Потому что как только вскроются все его махинации, ты останешься единственным человеком, от которого будет зависеть и компания, и его место в ней. – Да какая компания? – завопил Жданов, возмущенный не столько ересью, которую нес Зорькин, а тем, что он говорил о нем так, будто его тут не стояло. – Коля, – воскликнула Катя, – давай поговорим дома. Дома? Ах, они поговорят дома? – Катя, ты поедешь со мной! – Да никуда она не поедет с таким пьяным животным! – Коля, – Катя едва не плакала, – перестань. – Оставь Пушкареву в покое, ты понял, – храбрым воробьем напрыгивал на него Зорькин. – Да ты сам оставь её в покое, понял! Катенька, поддержите, пожалуйста, – и он вручил ей свои очки. – Катя моя, ты понял!
Наутро, вспоминая ту минуту, когда Жданов первый раз ударил Зорькина, он готов был убить себя за такое скотство.
Но в этот вечер он бил даже не Зорькина, а упорное нежелание Кати нормально с ним поговорить. Почему она ускользает от него? Прячется за этого смешного дрыща, нелепого в дорогом пальто и возле дорогой машине. А ведь Жданов! Хотел! Просто! Забрать! Катю! Бац! Пощечина, не сильная, но до одури обидная, отрезвила Жданова. Прочистила мозги в одну секунду осознания: Катя ударила его. Она смотрела на него потрясенно, до смерти расстроенно, едва не плача. Сзади набросился Федор, но Жданов стряхнул его с себя – да отвяжись ты! Подошел Милко, чтобы сообщить, что драться в костюме от Джорджио – это варварство. Но он видел только то, как Катя заботливо отряхивает Зорькина, вытирает ему разбитую губу белым платком, надевает на него очки. Наконец, она подняла с земли шарф Жданова и протянула ему, посмотрев прямо в глаза. И на её лице были сострадание, грусть и тревога, от которых стало совсем тошно. День, начавшийся так прекрасно, завершался самым диким образом. – Знаешь, Жданов, – сказал Милко, – я был гораздо лучшего мнения о тебе. Иногда ты даже похож на очень приличного человека, – Катя села в машину к Зорькину, – может быть потому, что ты носишь очень дорогие костюмы. Но, пойми, одежда – это еще не все. Нужно, чтобы у тебя было что-то здесь и здесь, а у тебя там пусто. Жданов не смотрел на Милко и понятия не имел, о каком «здесь» тот говорил. Сквозь лобовое стекло он смотрел только на Катю, а она смотрела на него. Ни у одной беременной женщины в мире не должно было быть таких больных глаз. И, когда машина с Катей уехала, Жданов зачерпнул рукой в перчатке горсть снега и протер им лицо. Стоя в полном одиночестве посреди отвратительного февраля, он думал о том, что все его обиды и страхи, и ревность, и терзания не имеют никакого значения по сравнению с тем новым, что пришло в его жизнь. Что впервые за все годы его существования мир перестал крутиться вокруг Жданова, и теперь пришла пора думать не о своих переживаниях – а о крохотной бесстрашной девочке, которая сегодня ударила его по щеке – и этим причинила себе куда больше боли, чем ему. Что центр вселенной Жданова сместился и спрятался внутри Кати Пушкаревой. И что вовсе не себя ему нужно защищать. Крутилась детская каруселька под ним, крутилось вместе с нею небо. Огромное и равнодушное. – Да, Жданов, ты её ревнуешь, и как же сильно ты её ревнуешь… Но это сейчас совершенно неважно.
– Какой-то ты сегодня как Наполеон после Ватерлоо, – заметил Ромка, когда они вышли из лифта Зималетто. – Угадал, – с мрачной торжественностью подтвердил Жданов, – дал бой и потерпел поражение. – Ну вы даете господин президент… А подробнее? – перебирая корреспонденцию на ресепшен, осведомился Ромка. – Да! Побоище не хуже Куликовской битвы! – захлебывающаяся от восторга Света спиной выскочила из лифта, за ней следовали такие же взбудораженные Шура с Амурой. – Так Жданов-то оказывается такой зверюга! Ромка едва портфель от такого не уронил. Девицы уставились на начальников во все глаза. – Ой, – затароторила Света, – а передача вчера была жуткая! Оказалось, что Жданов был главным Сталинским палачом! Дождавшись, пока сплетницы уберутся вон, Малиновский повернулся к Жданову, изображая, что курит трубку. – Поздравляю, – с грузинским акцентом процедил он. – Поздравляю, товарищ Жданов, вы вошли в историю. Думайте теперь, как из неё выйти.
Катя вошла в кабинет, приблизилась к столу и только потом увидела Жданова, сидевшего на диванчике за дверью. – Привет, – сказал он, прилежно сложив руки меж колен. – Доброе утро, – сухо сказала Катя, всем своим видом демонстрируя холодность и презрение. Но, бросив на Жданова мимолетный взгляд, она кинула свою сумку и подлетела к нему. Повернула лицо к окну, чтобы разглядеть след от пощечины. Жалобно дрогнули её губы. – Ого! Прости, – сказала она, – я не знала, как тебя остановить. Федору ведь тоже досталось, не только Коле! – Я заслужил. Это ты меня прости, Кать, – он перехватил её руку, поднес к губам, – мне очень стыдно. Я вел себя, как последняя скотина. Но я могу искупить свою вину, а главное, объяснить, почему я это сделал. – Почему? – быстро спросила она. – Я всю ночь не спала, всё никак не ме могу понять, что с тобой такое. Ну вот! А ей надо спать по десять часов. Скотина и есть! – Вчера я не помнил себя от ревности, со мной такое впервые в жизни. Это ревность. Сумасшедшая ревность – Кого? К кому? – не поняла Катя, и это её изумление было таким славным, что Жданов от облегчения рассмеялся и быстро осыпал короткими поцелуями её лицо. – Тебя! Ко всем! Я хочу, чтобы ты была рядом все время. А ты уехала к Зорькину. Галстук ему купила. Вечер собралась с ним проводить! Катя моргала в такт его словам. Потом неуверенно улыбнулась. – Ты ревнуешь? Меня? – Еще как, – заверил её Жданов. – Бедный, – сказала Катя, – совсем распереживался из-за этого совета. – К бизнесу это не имеет ни малейшего отношения, – рассердился Жданов, припомнив все обидные слова, сказанные вчера Зорькиным. Он что, внушает это Кате изо дня в день? Почему? Она встала и принялась принялась разматывать свой шарф. Жданов с готовностью принял её пальто, погладил плечи, локти, поцеловал в ухо. – Кстати, – напомнила Катя, – до показа нам надо пройтись по докладу. Почему вы до сих пор не прочли его, Андрей Павлович? – Кстати, о показе. Ты идешь со мной. – Я там буду нужна? – деловито спросила Катя, включая компьютер. – Очень. – Только не нападай больше на Колю, – вдруг сказала Катя, выглядывая из-за монитора. – Он мой лучший друг, и я даже тебе не позволю его обижать. – Я больше не буду, – пообещал Жданов, стоя перед её столом, как школьник, навытяжку. – Прошу тебя, не вини меня за то, что я вчера сделал. Я и сам не понимаю, что со мной произошло. Я потерял равновесие. Дверь открылась, и вошла Кира. – Доброе утро, – сказала она с вызовом. – Привет, – рассеянно ответил Жданов, не сводя с Кати глаз. – Доброе утро, – ответила Пушкарева, утыкаясь взглядом в монитор. – Как ты себя чувствуешь? – подходя ближе, спросила Кира. – Хорошо, спасибо, – отчитался Жданов. – Что с лицом? – Подрался. – Опять подстава на дороге? Ты хоть помнишь, с кем дрался? Катя высунула один внимательный глаз из-за монитора. – Да, конечно, – по-прежнему не поворачиваясь к Кире, отчеканил Жданов. – Это был Николай Зорькин, Катин… лучший друг. Он никогда в жизни не сможет назвать этого щегла её женихом! У него просто язык отсохнет. – А причину драки ты тоже помнишь? – не унималась Кира. – Разумеется. Я был пьян, и излишне грубо требовал, чтобы Катя поехала со мной. Даже собирался увезти Катерину в офис, – он говорил почти правду, и в этом был какой-то горделивый вызов и – неожиданно – удовольствие. – В офис? Посреди ночи? – Ну ты сама понимаешь, совет директоров на носу, я был излишне настойчив, а Николай не хотел её отпускать с пьяным начальником. – А потом он тебя?... – Нет, это я на него набросился. Ну, к счастью нас растащили. – Ну что же. Это уже становится традицией, Жданов. Ты сначала напиваешься, а потом ищешь приключений на свою голову. Поздравляю тебя, – и Кира направилась к выходу. – Ты знаешь, я решил твердо пересмотреть свое поведение, – сообщил Жданов Кате. – Вот и сейчас я пришел сюда, чтобы извиниться перед Катей и перед Зорькиным. – А ты бы встал на колени, было бы убедительней, – посоветовала Кира и вышла вон. – Я все правильно сказал? – спросил Жданов. – Дурак, – сказала Катя ни с того ни с сего и улыбнулась. – Для чего ты злишь Киру Юрьевну перед советом? – Да потому что мне надоело все время бояться совета, – объяснил Жданов. – Я чувствую себя земляным червяком! Она засмеялась и, вскочив со стула, расцеловала Жданова в обе щеки. – Ты мой бунтарь! – объявила она. – Кать, мы можем сегодня поужинать вместе? После показа? Она вздохнула. – Ужинать я буду на работе, – сказала грустно. – За время нашего отсутствия накопилось множество бумаг. И я бы хотела еще раз пройтись по отчетам перед советом. – Никаких ужинов на работе! Отдыхать, гулять, спать. – После совета директоров, – ответила Катя. – Ты помнишь? Всё после совета директоров. – Как мне всё это надоело, – вырвалось у Жданова.
После обеда пришли родители, и отец неожиданно шагнул к столу Катерины. – Катенька, здравствуйте. От Андрея я все равно ничего не добьюсь, поэтому скажите честно, как наши дела? Жданов поспешил было к ним, пока Катька не начала каяться – такое у неё стало виноватое лицо. – Так, не мешай секретничать, – заметил его маневр отец. – Катя, предупреждаю: он очень, очень хитрый, – попытался отвлечь внимание на себя Жданов. – Президент, иди, поговори с мамой… – Павел Олегович, отчет еще не совсем готов и цифры я вам прямо сейчас не скажу, но… – начала оправдываться Катя. – Катя, вы знаете, я редко говорю такие слова, но должен признаться. Пока наше предприятие в ваших руках – я спокоен. Контрольный. В голову. На Катю стало страшно смотреть. – Спасибо, – выдавила она из себя, бледнея. Завтра, – стиснув зубы, напомнил себе Жданов, – завтра все это закончится.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
Последний раз редактировалось tapatunya 07 авг 2020, 03:56, всего редактировалось 1 раз.
|