Зарегистрирован: 16 мар 2012, 20:32 Сообщения: 1041 Откуда: Провинция
В общем! *залезла на броневичок* Я не смогла наступить на горло собственной песне. Подобно самовлюбленному Нарциссу я взяла и сама себя вдохновила собственным фиком про 30 дней. Мысль про раздвоенную Катькину психику прочно застряла в моем воспаленном от любви к Кимура Такуя мозгу (не ищите здесь причинно-следственных связей, их просто нет. Хотя, может, они в том, что захотелось мне драмы-драмы). Частых прод не обещаю, ибо у меня же оридж в процессе и Луна Лавгуд, и вообще где-то там запланирована вторая часть про Киру и Колю, но! Как пойдет. *слезла с броневичка*
название: Катя, Катерина и Андрей автор: tapatunya рейтинг: вдруг я выйду на R дисклаймер: от прав отказываюсь тайминг: где-то перед советом директоров. ворнинг: автор лох и не медик, поэтому все обоснуи, связанные с Катиным здоровьем прошу воспринимать как образец наивного примитивизма, сказочный элемент. статус: закончено размер: макси.
– Катерина! Ждановский крик разнесся эхом по этажу «Зималетто». Клочкова в приемной смазала ноготь, который старательно красила. – Не, ну чо так орать, – пробормотала она раздосадовано. – Катя! С грохотом распахнулись двери президентского кабинета. Клочкова смазала второй ноготь. – Виктория! – Жданов навис над ней, словно коршун. – Алый цвет ногтей уже давно вышел из моды. Постыдились бы, все-таки в модном доме работаете! Вика открыла было рот, чтобы напомнить любимому начальнику про чучело из его кладовки, но тут же его закрыла. Пусть медленно и трудно, но Клочкова училась на собственных ошибках. – Где Катя? – рявкнул Жданов, тут же забыв про злополучный лак. – Так ведь рано еще, – ткнула пальцем на часы Клочкова. – Рабочий день еще не начался. – А ты тогда какого черта здесь делаешь? – заорал Жданов, являя собой картину типичного городского сумасшедшего. – Рабочий день еще не начался! Вика снова было открыла рот, и слова «так вы сами вчера под страхом смертной казни велели прийти пораньше» почти уже вырвались на волю. Но и на этот раз она промолчала. – Доброе утро, – чуть хрипловатый голос Пушкаревой показался несчастной Клочковой спасительным криком петуха. Утро наступило, сейчас вся нечисть снова уберется прочь. И действительно, Жданов моментально изменился. Разъяренный самодур исчез, будто его и не бывало. – Доброе утро, – сказал он как-то неуверенно, – Катенька? Пушкарева вспыхнула и смутилась. Клочкова мрачно взялась за свои ногти: сейчас она могла бы канкан плясать в приемной, Жданов бы не заметил. – А я вот вас потерял, – глупо заулыбался Жданов. – На часы-то забыл посмотреть… Вы проходите, Катюш, у нас много работы. Дверь в президентский кабинет закрылась, и в приемной воцарилась мирная тишина. – Вся зарплата на валерьянку уходит, – пробурчала Клочкова себе под нос. Этот дурдом длился уже вторую неделю. Больше прежнего чудил Жданов, из блаженного идиотизма в мгновение ока впадая в неистовую злобу. Но чудила и Пушкарева, чье настроение менялось, как весеннее небо. Позавчера, например, услышав традиционное ждановское «доброе утро, Катенька» она не краснела и не смущалась, а холодно кивнула и промаршировала к кабинету, четко печатая шаг. А три дня назад так отбрила начальника, что Клочкова даже записала её слова себе в блокнотик, авось на будущее пригодится.
В кладовке царила идиллия: Катя сидела на стульчике, примерно сложив руки на коленях, а Жданов стоял перед ней навытяжку, как солдат на посту. – Отдохнула, Кать? Я тебя вчера так поздно домой привез… Она кивнула, опуская счастливые, горящие глаза. Жданов с облегчением присел перед ней на корточки, уткнулся лбом в её колени. – Каать, я так рад тебя видеть… Катька! До завтрашнего утра можно было расслабиться: этот день обещал быть спокойным и во всех отношениях приятным. Жданову редко так везло, чтобы Катя приходила два дня подряд влюбленной в него. Он вздохнул, слегка потерся щекой о Катину юбку, и Пушкарева покорно принялась гладить его волосы. От этого становилась чуть легче. Совсем немного. Нужно будет придумать, что сказать Кире, чтобы снова освободить себе вечер. Но врач сказал – не нервировать пациентку, вот Жданов и не нервировал. С положительными эмоциями тоже лучше было не перебарщивать, и приходилось балансировать, как канатоходцу над минным полем. Нельзя, чтобы у Катерины поднялось давление или слишком участилось сердцебиение.
Вот уже вторую неделю, как у Жданова появился самый страшный враг: Катина аневризма. Аневризма была тварью хитрой и злобной, разместившись в таком труднодоступном участке головного мозга, что только один нейрохирург в мире согласился попробовать её удалить. Доктор Иванов, который сейчас лежал в больнице с переломами обеих рук. И было совершенно непонятно, сможет ли он снова взяться за скальпель. Жданов молился, чтобы смог. И чтобы эта аневризма не разорвалась раньше времени. И чтобы Катя не убила сама семя от любви к Жданову или от ненависти к нему же. Потому что бомба в Катиной голове мало того, что глубоко запряталась, так еще и давила на какие-то очень важные участки головного мозга, переключая свою хозяйку туда-сюда во времени. Этим утром проснулась в своей кровати милая девочка Катя, которая провожала Жданова в Прагу. А завтра в этой же кровати проснется злобная фурия, которая Жданова из Праги бы встретила. Если бы он улетел, конечно. Но он не улетел, а Малиновский отличился, и теперь Жданов только уныло утешал себя тем, что вариантов Кати всего два. Хотя, конечно, было бы во сто крат лучше, если бы по его кабинету ходила еще не влюбленная в него Катя. В смысле – хуже для её аневризмы. Самое удивительное было то, что болезнь совершенно не мешала Кате работать. Про инструкцию она то помнила, то не помнила, а про текущие банковские дела – и не думала забывать. Работала, как всегда. Менялось только её отношение к Жданову. Окружающие отмечали, что Катя ведет себя странно, но всех глубин этой странности не понимали. В курсе были только самые близкие: Валерий Сергеевич и Зорькин. Ну и Жданов, конечно, потому что лично Катерину на медосмотр и отправил. А что знает Жданов, про то и Малиновский в курсе. Своеобразное мужское братство, забывшее про всякие ссоры между собой. Даже сама Катя ничего пока про то, что происходит у неё в голове, не знала. – Прорвемся, – сказал Жданов Катиным коленям. – Мы ведь прорвемся, Катенька? Вместо ответа она наклонилась и быстро поцеловала его в макушку. И покраснела.
Кира ощутимо мешала. Жданову сейчас вовсе было не до Киры, но её нельзя было оставлять без присмотра. Бросит её сейчас Жданов, так она сразу полетит к Катерине и начнет её допрашивать. В лучшем случае. В худшем – обвинять. – Прикует Пушкареву к батарее и давай Киркорова крутить без остановки, – Малиновский понимающе закивал головой. От ждановского бесконечного нытья он ощущал в себе тягу к алкоголю, разврату и агрессии. – План такой, Малиновский: Киру любить, Катю не нервировать, к совету директору готовиться, показ проводить. И каждый день навещать доктора Иванова с апельсинами и творогом. Чтобы быстрее поправлялся. Но этого Жданов вслух говорить не стал. – Отличный план, – одобрил Роман, раскатывая по кабинету в кресле, – где бы впихнуть в твое расписание прием у психиатра? Палыч, ты рехнешься от жизни такой. Впрочем, Боливар не выдержит двух психов сразу… – Рома! – Да молчу я, не кричи… Жданов, у тебя горло по вечерам от собственных воплей не болит? – Не болит, – отрезал Жданов, ногой останавливая кресло вице-президента. О том, что операция может иметь летальный исход, Жданов запрещал себе думать. Отгонял эти мысли так же, как собственную совесть, которая так и норовила его укусить за душу всякий раз, когда влюбленная Катя доверчиво прижималась к Жданову. В общем, нельзя было сказать, что дела у Жданова шли хорошо.
В тот вечер Жданов шел в каморку с самыми решительными намерениями: забрать Катерину с собой, несмотря на её Зорькина, её протесты и отговорки. По дороге он придумывал аргументы и доводы, потому что был уверен – Катерина не обрадуется его появлению. Она вообще в последнее время была ему не рада. Но все его заготовки оказались не нужны, потому что Катя без сознания лежала на полу. В руках у неё были какие-то листочки. Дальнейшее Жданов помнил смутно: запах нашатырки, «скорую», собственный страх и белые Катины губы. В больничной палате Катя быстро пришла в себя, запросилась домой, но Жданов настоял на полном медицинском осмотре. Тогда-то эта дрянь и была обнаружена. И все остановилось: куда-то пропал ждановский страх, исчезла тревога. Была звенящая белая тишина, и диагноз «аневризма сосудов головного мозга». – Вам необходима консультация нейрохирурга, – втолковывал им усатый доктор. – В ближайшее время у пациентки возможны странности поведения… Но я готов выписать Пушкареву: нет никакого смысла в её госпитализации. – Что он говорит? – повернулся к Жданову совершенно растерявшийся Валерий Сергеевич. – Он говорит, что завтра мы найдем отличного специалиста, и Катю вылечат, – ответил ему Жданов. Катя поехала домой, а он в «Зималетто». Ему не давали покоя разбросанные по полу листочки.
Утром Жданов вышел из каморки, спрятал в ящике своего стола инструкцию Малиновского и Катин дневник. Подошел к окну и долго смотрел на занимавшийся над Москвой рассвет. Ему казалось, что в нем не осталось ничего живого. Все мысли, все чувства обугленными головешками дымились на пепелище. Тогда еще его не терзали мысли о том, соразмерно ли наказание его преступлению. Он еще не мог думать о Кате, о том, за что ей это. Все это: и боль, и стыд, и горячее желание переиграть все заново, и отчаяние от того, что заново не получится – все это придет позже. Пока же он просто смотрел в окно и не пытался осознать весь масштаб постигшей их с Катей трагедии. Так прошло несколько часов, пока не хлопнула дверь кабинета, и Катя не появилась на пороге. – Ой, – растерялась она. – А что… Да вы что, всю ночь тут провели? Она выглядела непривычно дружелюбной, и Жданов не сразу сообразил, как себя надо вести. – Как вы себя чувствуете, Кать? – Просто прекрасно, – растягивая гласные ответила она. – Легкое переутомление. Напугала только всех. – Ну это же просто отлично, Катя… Она быстро выглянула в приемную, убедилась, что там пусто, и легкими шагами пересекла кабинет. Встала на цыпочки и поцеловала Жданова в щеку. – А ты волновался за меня, да? – доверчиво спросила Катя. И вот тогда Жданов впервые по-настоящему понял, какую сильную боль может испытывать человек. – Волновался, – ответил он, прижал её к себе, прямо посреди кабинета, целовал волосы, задыхался и падал в бесконечную яму. Ему нельзя было её трогать, потому что сейчас его обнимала не Катя, а её болезнь, но он не смог себе запретить. Подхватил на руки, утащил в каморку и целовал до тех пор, пока за дверью не раздался голос Киры: – Андрюша! Ты здесь? Катя отпрыгнула от него, метнулась в сторону, уронила стеллаж с папками, и страшный грохот сотряс крохотное пространство. – Катя! Ты не ударилась? – Андрей так испугался, что какая-нибудь папка попадет по её аневризме и убьет Катю, что до него не сразу дошло, что Кира уже стоит на пороге. – А что здесь происходит? – удивилась она.
– Трудно спрогнозировать дальнейших ход болезни. Пациентка может дожить до глубокой старости… Кажется, Жданов назубок уже выучил, как выглядит Катин мозг, мог с закрытыми глазами нарисовать каждый сосуд. Доктор Иванов выключил монитор, скрывая результаты МРТ. Прежде, чем попасть в его кабинет, Жданов уже побывал на приеме у десятка других нейрохирургов. Все они говорили, что пациентка может дожить до глубокой старости. Если бомба в её голове не взорвется раньше. – Она застыла в двух наиболее сильных эмоциональных состояниях, – повторил Жданов слова, услышанные часом раньше от психиатра. – Но это очень плохо при её заболевании: чрезмерное нервное напряжение опасно для сосудов. Так что глубокая старость… а есть еще варианты? Тогда-то доктор Иванов и сообщил, что он готов подумать над операцией. Он был молодым и смелым, этот доктор. У него на столе еще никто не умирал. А вечером хирург упал с альпинисткой стенки, чем привел Жданова в состояние плохо контролируемого бешенства.
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
Последний раз редактировалось tapatunya 15 авг 2014, 22:56, всего редактировалось 16 раз(а).
Зарегистрирован: 20 июл 2012, 11:26 Сообщения: 3817 Откуда: Россия
tapatunya писал(а):
Вот уже вторую неделю, как у Жданова появился самый страшный враг: Катина аневризма.
tapatunya писал(а):
С грохотом распахнулись двери президентского кабинета. Клочкова смазала второй ноготь. – Виктория! – Жданов навис над ней, словно коршун. – Алый цвет ногтей уже давно вышел из моды. Постыдились бы, все-таки в модном доме работаете!
Тоже хихикала, каюсь, хотя не виновата, такой у Вас талант, сквозь смех... или, может быть наоборот, сквозь слёзы... Великолепно, потрясающе, браво!!! А, может быть, сначала это чудо написать, а потом остальное? Тапатунечка!!!
Зарегистрирован: 07 июл 2012, 18:23 Сообщения: 1256 Откуда: Тюмень
Цитата:
От ждановского бесконечного нытья он ощущал в себе тягу к алкоголю, разврату и агрессии.
И Вика... великолепна абсолютно! Про Катю пока не знаю Тапатуня, спасибо за))))
_________________ Многое - но не всё! - из написанного складировано тут: Я на «Книге фанфиков» И по-прежнему:"Сознание царствует, но не управляет". Поль Валери
Мда, жалко Андрея чегой-то... А Катю - нет Есть, есть в Ромашкиных рассуждениях зерно истины
tapatunya писал(а):
где бы впихнуть в твое расписание прием у психиатра?
Именно.
Ну так))) На то он и Кимура Хотя Гордость и что-то там про зарождение любовь с ним я так и не осилила. А вот про пианиста - Долгие каникулы? - и про спящий лес - пошло.
Зарегистрирован: 25 янв 2012, 16:46 Сообщения: 3737 Откуда: Москва
tapatunya! Настолько интересно. Первое ощущение - всё, как на качелях. Андрей - вверх, вниз в своих чувствах. А потом Катя - хрупкий цветок, как оказалось. И что Андрею теперь с этим делать...
Зарегистрирован: 10 май 2011, 12:32 Сообщения: 3974
tinnka писал(а):
жалко Андрея чегой-то... А Катю - нет
Потому что она не осознает своей болезни. Живет попеременно в двух состояниях и не подозревает о бомбе в соей голове. А Андрей мучается чувством вины. Тапатуня Как всегда очень точно передана атмосфера З\Л
_________________ Любить – значит видеть человека таким, каким его задумал Бог. (Ф.М. Достоевский)
Потому что она не осознает своей болезни. Живет попеременно в двух состояниях и не подозревает о бомбе в своей голове. А Андрей мучается чувством вины.
И сидим мы в голове Андрея, и смотрим его глазами. А Катя все равно мучается, по крайней мере в одной из своих ипостасей - инструкцию она же читала; и должно бы быть неловко за нее в те моменты, когда она в своей "щенячей" моде, незнающая, недогадливая. Но мы на Катю смотрим глазами Андрея, а он видит все через окрашенные собственной виной очки, и для него этой неловкости не существует.