|
Я прошу прощения у сторонников версии с сывороткой правды. Идея богатая, но у нас пошлость жизни)))
30.
– Нет, ну, слушай, Жданов. Я тебе, конечно, сочувствую. Представляю, как все на тебя смотрели. Там много народу было?
Было еще так рано, что в Зималетто пока даже Пушкарева не явилась. Малиновский, бодрый и благоухающий, как весенняя роза, смотрел на Жданова с веселым сочувствием. Сам-то он изрядно повеселился накануне в Ришелье, наблюдая за тем, как Зорькин изображал из себя светского льва.
– Народу? Более, чем достаточно. Мы сели в центре зала… Ну буквально, как на ладони. И, в довершение ко всему, вдруг, откуда не возьмись, появилась Елена Шестикова, – отчитался Жданов.
– Прекрасно! – протянул Малиновский.
– Ну да, она буквально подсела к нам на столик, минут десять болтала всякую чушь. Знаешь, так бестактно, ну видит, что я пришел с человеком, что у нас какая то беседа.
При воспоминании об этом, возмущение сново заклокотало в горле.
– Жданов, да тебе бежать оттуда надо было, – воскликнул Малиновский, – да ты понимаешь, что мы вот сейчас тут сидим, а твое рандеву сейчас, с подробностями да с дурацкими комментариями, уже по всем каналам показывают. Стопроцентный скандал.
– Я очень надеюсь, что она пришла туда просто отдохнуть, – неуверенно ответил Жданов.
– Может быть, только я очень сильно в этом сомневаюсь. И что было дальше?
– Дальше Пушкарева на меня обиделась за то, что я забочусь о её ребенке!
– Сильно, – оценил Малиновский. – Чем обосновала?
– Ничем.
– Логично. Жданов, а ты вот вообще думал хоть на секунду, что будет дальше? Нет, я понимаю, – заторопился Малиновский, увидев, как Жданов вскинулся. – Тебе пока думать нечем. Ну то есть, не понимаю, конечно, но допустим. Допустим, у тебя какой-то бзик. А дальше-то что? У Пушкаревой растет живот, Кира бродит вокруг тебя кругами, Шестиковы всякие на вас таращатся, слухи, сплетни, ты такой президент модного дома, а она такая беременная Пушкарева с брекетами и косичками. Если ты и дальше будешь с ней появляться во всех известных ресторанах Москвы, то однажды какой-нибудь умник может решить, что это ты папаша. Ужас, скандал, конец репутации.
– Кошмар, – добродушно согласился с ним Жданов. В предчувствии Милана ничто не могло поколебать его прекрасного настроения.
– Как-то я не слышу сейчас нужного градуса драматизма в твоем голосе, – обиделся Малиновский. – Что за нездоровый пофигизм?
– А я устал думать о том, что обо мне подумают, – объявил Жданов. – Сплетничающая Москва? Да тьфу на неё! Я президент модного дома? В таком случае, Пушкарева войдет в моду.
– Горжусь, – Ромка даже не поленился встать и поклонился. – Идущий на смерть приветствует нас. Аве, Цезарь. Слабоумие и отвага. Пафос и саморазрушение. Ты стихов еще писать не начал, бродя призрачной вздыхающей тенью под луной?
– Кстати о стихах, Катя просила передать тебе, что у тебя нет таланта к эпистолярному жанру, – подначил его Жданов.
– Ну художника обидеть каждый может… Стой, – Малиновский подпрыгнул. – Ты что, дал ей прочитать инструкцию?
– Я? Да я лучше бы съел её, чем отдал Кате. Нет, Екатерина Валерьевна у нас барышня самодостаточная. Она в инструкцию нос сунула без посторонней помощи.
– Хана мне, – поник Ромка. – А она ничего не говорила о том, что снова подаст иск? Ну помнишь тот, про персональные данные? Или что наймет киллера? Или вырвет грешный мой язык, и празднословный, и лукавый, перстами легкими как сон?
– Я защищал тебя, как лев. То есть, грудью.
– Твоя грудь, Андрюха, ненадежный щит, – расстроился Малиновский.
Простучали по приемной каблучки, и Катя вошла в кабинет. Оторопело остановилась.
– А что вы тут делаете? – спросила она. – Я опоздала?
– Вы вовремя, как обычно, – ответил Жданов. – У нас с Малиновским просто крохотное совещание перед нашим отъездом.
– Делитесь подробностями вчерашнего вечера? – хмыкнула Пушкарева и прошла к своему стола. – Докладываю: у моего жениха теперь новый объект пылкой страсти. Некая модель по имени Полина Цветаева, на встречу с которой Роман Дмитриевич пригласил Колю без всякого нормального повода. Моя обостренная интуиция чует подвох.
Малиновский вскочил и помог ей снять пальто, а потом отодвинул стул.
– Как вы себя чувствуете, Катенька? – спросил он.
– Лаять пока не тянет, – ответила она с ядовитой улыбкой, – лужей растекаться тоже. С вашей точки зрения, я чувствую себя атипично.
Ромка как то нервно дернул шеей, как будто его кто-то душил, и трусливо сбежал из кабинета.
– А где ваш чемодан? – встревоженно спросил Жданов. – Вы приехали без него? Вы не можете отменить поездку.
– Мой чемодан в багажнике того танка, который вы зачем-то нам купили. Коля отвезет нас в аэропорт.
– Кать, соберите совещание.
– Хорошо, – кивнула она. – Андрей Павлович, ваш отчет готов.
Она сказала это так грустно, что у него сжалось сердце.
– Ну хоть несколько дней поживем спокойно, без тирана и деспота, а также его безобразной тени, – обрадовался Милко. Выставка в Милане приводила его в восторг, однако вникать в технические детали подготовки ему не очень хотелось. – А Лера-то, – воскликнул он, обращаясь к Кире. Кажется, он продолжал начатый до совещания разговор. – Вот это скандал!
– Лера? – заинтересовался Малиновский.
– Изотова, – охотно откликнулся Милко, – то, что она устроила на моем показе – это, оказывается, еще цветочки. Ягодки случились у Зары, – и он расхохотался.
Жданову было не очень интересно, что там опять устроила Изотова, но он решил не перебивать Милко, потому что все равно совещания проходили по одинаковому сценарию. Пока все не наболтаются всласть, к делам не перейдут.
– Понимаешь, – теперь Милко повернулся к Малиновскому, – Лерочка нашла идеальную для себя диету: виски вперемешку с экстези.
– Рецепт не нов, – кивнул Малиновский.
– Но Лера у нас щедрая душа и любит, чтобы все вокруг были такими добрыми, такими расслабленными…
– Не может быть, – развеселился Ромка. – И с кем же она поделилась добротой?
– Кинула пару таблеток в бокал шампанского инвестора, – сообщила Кира с явным удовольствием. Позор женщины, которую она когда-то считала соперницей, переполнял её искрящейся радостью. – А он, оказывается, не любит диеты, – и она засмеялась.
– Кукареку! – тоже засмеялся Милко. – Серьезный человек в дорогом костюме изображал из себя курицу на пышном приеме. Он был таким зажатым, – запищал Милко, видимо, изображая Изотову, – я хотела, чтобы он чуть-чуть расслабился и развеселился.
– Лера несет добро в этот мир, – покачал головой Малиновский. – Добро бывает с кулаками, а бывает с колесами. Жданов, хорошо, что тебя она не пыталась развеселить, а то бы ты опять в Питере оказался.
– В каком Питере? – не поняла Кира.
– Ромка, эта давняя история. И вообще у нас совещание посвящено не Изотовой, – попытался было уклониться от этой темы Жданов, но когда ему удавалось удержать Ромку!
– Это было на первом курсе, – сообщил он Кире. – Мы с Андрюхой в ту ночь тоже экспериментировали с добром. И ведь главное – Жданчик был как огурец. Это меня понесло в дебри экзистенциального кризиса, а он шутил, обхаживал девочек, и вообще бодрился. А на следующий день мне звонит в ужасе – Ромка, Ромка, где я, где я. Проснулся, а тут Питер. А ведь человек купил билет, прошел досмотр, сел на борт, снял номер в гостинице, и никто ничего не понял. А Жданов оказывается был в полном коматозе. Вот такая ирония судьбы – абсолютная непереносимость добра. До сих не помнит, как до Питера долетел…
– Андрюша, – сказала Кира с притворным возмущением, – какое темное у тебя, оказывается, прошлое!
– Ну если с моим пришлым разобрались… Катя?
Она смотрела на Малиновского с потусторонним ужасом, как будто тот был привидением. Наверное, Катя и на первом курсе не творила всяких глупостей, но для чего так ужасаться-то?
– Посмотрите, до чего вы довели мне Катерину своими дурацкими разговорами, – огорчился Жданов. – Друзья, давайте ближе к делу.
– Мне надо... – Катя вскочила. – Мне надо позвонить в банк.
– У нас, кажется, совещание, – сказала Кира.
– Ничего, я пока еще в состоянии провести совещание самостоятельно, – возразил Жданов. – Идите, Катя.
Она кивнула и умчалась.
Когда он вернулся в их кабинет, Пушкарева крутила в руках сотовый телефон. Жданов даже не сразу его узнал – это был его собственный мобильник с черным и белым списками номеров разных моделек. Он не видел его уже несколько месяцев, для чего он понадобился Кате?
– Андрей, – она вскочила, вся взбудораженная и переполошная, – Павлович. Нам надо поговорить.
– Поговорим, – согласился Жданов, – в самолете. Кать, нам пора в аэропорт.
– Нельзя в самолете, – она была так взволнована, что он даже испугался за неё.
– Ну значит поговорим в Милане. Всё, Катя, собирайтесь.
– Так рано еще!
– Мы пообедаем где-нибудь по дороге. Ну же, Катя, вы никогда не были копушей!
Она пометалась глазами и сникла.
– Конечно. Позже поговорим.
– Ну вот и умница.
Перекидывая саквояж из своего багажника в багажник Зорькина, Жданов увидел, что Катин баул едва не вдвое меньше его собственного. Почему у неё так мало вещей?
– Ты чего, Пушкарева, – спросил Зорькин, – такая взбултыхнутая? Боишься летать?
– Ага, – отозвалась она, забираясь на заднее сидение, – боюсь самолетов до смерти.
– Смотрите, чтобы она не оторвала вам руку, – посоветовал Зорькин. – Лучше было бы взять место на другом конце салона… или в другом самолете.
Жданов летать любил и не понимал, как можно опасаться такого прекрасного времяпровождения. Оказывается, Катя тоже чего-то боится. А казалась такой непобедимой.
– Обещаю, что мы приземлимся в целости и сохранности, – попытался успокоить её Жданов.
– Будете сидеть в креслах прям как живые? – хмыкнул Зорькин. Что за болван!
– Николай, как прошел вчера ваш ужин? Цветаева согласилась нас представлять в Милане? – быстро перевел Жданов тему, пока Катя окончательно не сдрейфила.
Зорькин зарделся.
– Придется провести еще несколько встреч, чтобы обсудить условия, – чопорно произнес он.
– Ага, – поддакнула Катя. – Для этого тебе новый парфюм понадобился? Я даже с заднего сиденья его ощущаю.
– Тебя же больше не тошнит? – забеспокоился Зорькин.
– Тошнит, – сказала Катя мрачно, – кто бы мог представить, что под твоим свитером с жирафом таится такой бабник!
– Мы расстались с жирафом, – ответил Зорькин. – Чего и тебе советую. Андрей Павлович, ну скажите ей, чтобы она тоже свой гардероб обновила. А то неловко в приличном обществе появиться!
От такого заявления у Жданова глаза на лоб полезли. Желторотику Зорькину, на котором дорогой костюм сидел как на корове седло, стало неловко появляться в обществе Пушкаревой?
Ему хватило показа у Волочковой и одного ужина с моделькой?
Серьезно?
– Катя, вы точно хотите за него замуж? – уточнил он, оборачиваясь.
– Что? – вздрогнула она, уже успев унестись в свои мысли. – Ну вы, знаете, тоже вчера чуть шею не свернули, оглядываясь по сторонам от страха встретить очередных знакомых.
Это было так несправедливо, что у Жданова даже слова не сразу нашлись.
– Я просто не хотел, чтобы нам снова помешали.
– И целовать вы меня при всех отказались!
Зорькин икнул.
– Кать, может, мы не будем обсуждать это при вашем так называемом женихе? – сердито спросил Жданов, не понимая, отчего Пушкарева вдруг на ровном месте стала такой невменяемой. У него складывалось ощущение, что она вообще плохо понимает, что происходит, время от времени выдавая случайные фразы.
– А я вас не осуждаю, – заверил его Зорькин. – Целоваться прилюдно вообще не прилично.
Нет, эти двое были кем угодно, но не будущими супругами.
За обедом Зорькин вдруг вспомнил, что он финансовый консультант и вновь начал сыпать цифрами, планами и предложениями. Катя вяло ковырялась в своей тарелке, не спеша вступать в беседу и бросая на Жданова длинные взгляды-рентгены.
В ожидании посадки она невпопад вдруг сказала:
– Хотите посмотреть отчет, Андрей Павлович?
– А вы взяли его с собой? – неприятно поразился он.
– Конечно. Мы должны готовиться к совету директоров.
– Будь он неладен, – вздохнул Жданов. – Кать, а о чем вы хотели со мной поговорить?
– Не здесь, – ответила она несчастно, и вид у неё при этом был самый что ни на есть трагичный.
– Кать, – Жданов взял её за руку, при этом очень стараясь не глазеть по сторонам. Наверняка и тут тоже где-то затаились его знакомые, готовые немедля нестись к Кире и докладывать что он снова, выражаясь языком Шестиковой, нежничал со своей секретаршей. – Кать, давайте пока забудем об этом отчете и обо всем Зималетто. У нас с вами впереди два прекрасных дня, которые мы проведем в свое удовольствие.
Она затравленно на него посмотрела и сжала его руку.
– Да, – вдруг сказала Катя с непонятным отчаянием. – Мы обо все забудем на эти два дня.
– Прекрасное решение, – одобрил он.
В самолете он спросил её, зачем она вообще затеяла этот цирк со свадьбой, если любому дураку ясно, что они с Зорькиным просто друзья.
– Вы так боитесь своего будущего?
– Дело не в моем будущем, – ответила Катя. Она так сильно вцепилась в подлокотник, что пальцы у неё побелели. Самолет медленно выруливал на взлетную полосу. – Свадьба – это чтобы вы от меня отстали.
– Я вам так неприятен?
Катя не отводила глаз от иллюминатора и ответила нервно:
– Дело не в этом… Просто в инструкции Роман Дмитриевич довольно ясно изложил, что я порчу ваше светлое будущее. А мне бы не хотелось действительно стать кочкой на вашей дороге…
– Катя!
Самолет замер, а потом начал стремительно разгоняться. Пушкарева откинулась на спинку кресла и зажмурилась.
Жданов снова взял её за руку.
– Почувствуйте, – зашептал он ей на ухо, – это. Мы несемся все быстрее и быстрее, и уже нет ничего, что бы остановило этот разгон. Толчок – точка невозврата – полет. Все остается внизу. Свобода. Я обожаю этот момент, Катя. Кать… Кать, вы понимаете, что мы с вами тоже уже преодолели свою точку невозврата? Никакого моего светлого будущего… в его прежней редакции… уже нет. Мы с вами в свободном полете.
Катя приоткрыла глаза, в который страх перемежался с лихорадочными хмельными искорками.
Их слегка тряхнуло, но она даже не заметила этого.
– Если бы вы знали, – прошептала Катя в ответ, – что со мной происходит, когда вы говорите такие слова. Как будто все в груди переворачивается… Как будто я канатаходец, и внизу пропасть. Мне хочется кричать и смеяться, и плакать одновременно, броситься к вам на шею, целовать вас. Но я молчу, застываю, отталкиваю вас… Я так хотела нас защитить – вас от меня, себя от вас. Как будто ты смотришь, как на тебя надвигается ураган, но не в силах пошевелиться. Не в силах бежать, спасаться. Все, что ты можешь – это просто ждать, когда тебя накроет ударной волной.
Жданов опешил.
Он и не догадывался, какие страсти бушуют в его крохотной Пушкаревой.
– Скажи мне, – она повернула к нему пылающее лицо с пересохшими от волнениями губами, – сможешь ли ты пережить потерю Зималетто?
– Я не понимаю, – растерялся Жданов. – О чем ты говоришь?
– От том, что с тобой будет, если ты потеряешь, все что тебе так дорого.
– Кать, а это обязательное условие? Я действительно должен что-то потерять?
– Даже у вас, Андрей Павлович, – ответила она с горькой усмешкой, – не получится удержать все сразу. От чего-то придется отказаться. Вопрос только в том – от чего.
– В таком случае, – Жданов не понимал ни слова, но почему-то чувствовал, что Катька сейчас принимает какое-то действительно важное решение. – Позволь мне выбирать самому.
Она торжественно кивнула, словно они подписывали важный договор.
– Хорошо, – сказала Катя, – мы вернемся в Москву, и ты выберешь сам.
_________________
Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
Последний раз редактировалось tapatunya 26 июл 2020, 17:20, всего редактировалось 2 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Я в восторге от этой фразы.
)
