|
Глава 8.
Катя быстро спрятала промокшую салфетку в рукав, Павел лишь на секунду растерялся, и, чтобы дать ей прийти в себя, стремительно встал и пошел обнять сына.
- Какими судьбами, Андрюш? - Он ненавязчиво удерживал Андрея позади скамейки.
- Да вот, закончил с делами пораньше. Мама сказала, что Катя еще не возвращалась от тебя, решил вас поискать. - Катя наклонилась, делая вид, что поправляет застежку на туфлях, Павел завел разговор о делах, Андрей отвечал, но все посматривал на молчащую Катю.
- Что мама?
- Мама, кажется, была рада отправить меня к вам. Ей хочется единоличного владения внуками. Они все довольны. Кать, ты чего там?
- Да, вот, натерла ногу, кажется. Все нормально. – Она, наконец, разогнулась и посмотрела на Андрея. – Ее лицо было спокойным, улыбка мягкой, но что-то Андрея все-таки смутило. Он перевел взгляд на отца.
- А раз мама не ждет нас, может быть, сходим в театр? Сегодня видел афишу: дают «Евгения Онегина», наш какой-то театр на гастроли приехал.
- Я - с удовольствием! Пойдем, Андрей! – В Катином голосе слышались просительные нотки.
- Ну, это как-то неожиданно, но почему нет? Пойдемте. Па, тебе надо переодеться? Поесть? Меня мама дома накормила.
- Я не очень голоден, вот, может быть, Катя проголодалась?
- Нет, нет. Я совсем не хочу сейчас есть. Мы успеваем в театр, надо же еще купить билеты?
Они пошли по направлению к клинике, при этом Павел оживленно говорил, как обычно шутил, подтрунивал над сыном, и Катерине оставалось только слегка ему подыгрывать.
Спектакль оказался очень удачным. В какие-то моменты Кате удавалось даже совсем забыться, и она слушала арии, затаив дыхание. В антракте разговорились об опере.
- Это опера – одна из моих любимых, - сказал Павел. – Согласитесь, уникальный дуэт двух величайших гениев – Пушкина и Чайковского. Прекрасные стихи, чудная музыка… И вечный, всегда современный сюжет… Величественная в своем благородстве душа русской женщины и… смешной в своей надуманной значительности мужчина, не способный оценить такой подарок судьбы.
- Па, это даже для тебя как-то слишком едко звучит.
- Ладно, я отредактирую: способный лишь с возрастом оценить…
- Ты сейчас говоришь вообще или в частности? – разговор принимал вид обычной для них пикировки. Катя молчала, Павел не ответил на вопрос.
- Хорошо, что оперы принято давать на языке оригинала… Представляю, как бы сейчас это все звучало на английском. – Он сменил тему и стал их смешить, предлагая различные варианты перевода известных строчек.
- Как хорошо, что мне удалось еще раз услышать это! – спустя какое-то время воскликнул Павел.
- Да сто раз еще услышишь, тоже мне, редкость! Какие твои годы! – В тон ему ответил Андрей. Его рука в этот момент лежала на Катином плече. Ему показалось или ее мышцы действительно напряглись при этих словах? Она не повернула головы, продолжая смотреть в сторону, поэтому он не мог видеть выражения ее лица.
- Да, ты прав, Андрюш, не такие уж и годы…
- Пойдемте, купим воды, - сказала Катя. Андрей встал первым, и пока он проходил вперед, она встретилась глазами с Павлом. «Надо им сказать!» - говорили ее глаза. - «Пожалуйста, Катя, чуть позже!» - отвечали его.
Во время второго действия Катя смотрела на сцену невидящим взглядом. Она заметила, что Андрей начал поглядывать на нее все чаще. Она взяла его за руку, чтобы он успокоился. Это всегда срабатывало.
После спектакля Павел снова внес неожиданное предложение:
- Андрей, Катя, пойдемте, поужинаем, посидим где-нибудь? Погода на редкость хорошая…
- Эээээ… - Андрей был удивлен.
- Да, конечно, Павел Олегович, пойдемте! Я ужасно голодная! – с энтузиазмом подхватила Катя.
Андрей посмотрел на них обоих с некоторым подозрением, пожал плечами…
- Вы похожи на двух заговорщиков сейчас.
- Андрей! – Павел постарался засмеяться как можно более беззаботно, положил руку сыну на плечо. – Я знал, что ты отличаешься повышенной подозрительностью, но что мы можем такого задумать с Катериной?
- Я не знаю, но в воздухе витает что-то … - он сделал движение пальцами, на лице нарисовалась характерная для Андрея гримаса – он всегда делал такое лицо, когда не мог что-то понять, сформулировать и его это раздражало.
- Объясню. На меня резко обрушилась мудрость: я решил, что нужно проживать как можно более полно каждый день, каждую минуту. Вы скоро уедете, и мне опять придется довольствоваться лишь обществом мамы да пары-тройки близких друзей. Ты устал, хочешь домой?
- Нет, вовсе нет. Пойдемте, конечно, посидим где-нибудь.
Катя посмотрела на Андрея с благодарностью.
Павел привел их в чудный маленький ресторанчик. Если бы не печаль, которая плотным войлоком окутала Катино сердце, вечер можно было бы назвать волшебным. Павел говорил с Андреем совсем не так, как обычно: гораздо мягче, без тени назидательности, но все же с легкой, неколкой иронией. Их разговор был как никогда теплым и оживленным, Андрей расслабился и снял свою привычную защиту. Они говорили о разном, и чуть ли не впервые ни одна тема не оказалась болезненно острой. Катя лишь иногда вставляла несколько слов, наслаждаясь атмосферой взаимопонимания между отцом и сыном, осознавая с горечью, что так могло бы быть уже давно, и что так мало времени осталось, чтобы закрепить в их общении эту простоту и душевность.
- Хорошее произведение – то, - говорил увлеченно Павел, - которое можно бесконечно открывать для себя на разных этапах своей жизни. Вот, возьмем хотя бы нашего любимого с Катенькой «Сирано». Когда я читал эту пьесу в юности, я страшно злился на главного героя за то, что он – по непонятным мне тогда причинам – лишил счастья не только себя, но и свою любимую женщину. Честно скажу, его поведение для меня было совершенно не объяснимо. Соперник погиб – что мешает признаться в любви? Что мешает попытаться соединиться с той, в ком смысл его жизни? А о ней он подумал? В общем, мне нравились стихи, были понятны его мысли о взаимоотношениях с сильными мира сего, и я с ними был полностью согласен, но вот его личной драмы я не понимал вовсе. Потом, когда стал взрослее, я стал думать, что не желание ли поддерживать в себе постоянный огонь безответной любви двигало Сирано? Ведь, возможно, ему, как поэту, это было важнее, а осуществленная любовь, как известно, быстро гаснет… Не эгоизм ли это чистой воды – думать только о себе? А еще неприятнее было подозревать его в слабости и комплексах, в боязни получить отказ. И даже в тот момент мне казалось, что глупо, глупо он поступил, не признавшись ей! - Павел говорил увлеченно, горячо, Андрей и Катя слушали его очень внимательно.
- А теперь? Теперь ты думаешь другое, па? – Андрею было действительно интересно услышать это.
- Да, теперь, мне кажется, я понял Ростана полностью. Хотя… - Павел грустно улыбнулся, - если прожить бы еще лет …дцать, может и что-то большее открылось бы, разве можно с уверенностью утверждать, что ты все понял до конца сейчас, не пройдя следующий отрезок пути?
- И что, что ты понял? – Андрей не обратил внимания на последние слова отца.
- Я понял желание Сирано быть верным себе, своему внутреннему нравственному закону. Своим собственным представлениям о чести, благородстве, нравственности. Его нежелание идти на компромиссы. Причем, - снова возвращаясь к теме различных переводов, - скажу, что Соловьев, который был и остается для меня любимым, потому что написал гораздо острее, горше, лаконичнее, более мужественно и безотрадно, все же упустил одну важную деталь, объясняющую жизненное кредо Сирано.
- Вы говорите про финал? – это, конечно, спросила Катя.
- Да, Катенька! – Павел благодарно ей улыбнулся. – Именно о том, о чем вы подумали. У Соловьева последние слова Сирано логичны для него, как для поэта, который красиво и по законам жанра смог завершить произведение о своей жизни: «Я кончил пятницей... В субботу убит поэт де Бержерак». А ведь в оригинале было сказано нечто более важное.
Он замолчал.
- Ну, я знаю, что вы оба знаете, о чем речь! Но мне-то скажите! – почти обиженно вскричал Андрей.
- Скажу, скажу. Я просто сосредотачиваюсь, чтобы вспомнить дословно. « - Но все-таки с собой
Кой-что я уношу, как прежде, горделивым,
И незапятнанным, и чистым, и красивым, -
Кой-что оставлено и мне еще судьбой.
Сегодня вечером, да, да, в гостях у Бога
Я у лазурного остановлюсь порога
И покажу ему тот знак, что был мне дан...
- Что ж это, милый мой?
- Мой рыцарский султан»
Строки были прочитаны Павлом так четко, с таким значением и вдохновением, что Андрей не сводил удивленных глаз со своего отца, как будто увидел в нем что-то такое, чего никогда не видел раньше.
- Ты хочешь сказать, что Сирано всегда и во всем остался рыцарем, и для него это было наиболее важно?
- Да, остался рыцарем, в полном смысле этого слова.
- И ты хочешь сказать, что для него это было важнее, чем возможное семейное счастье, чем ответная любовь, чем счастье любимой женщины, в конце концов? Разве это правильно?
- Я не знаю, Андрюш, правильно это или неправильно. Я только могу сказать, что я понимаю Сирано и Ростана. Когда ты «у лазурного порога», то смотришь на жизнь немного иначе. Наверное, – быстро добавил Павел. – А любовь его и так была ответной, он же знал, что она любила того, что был в письмах, а не того, что погиб на войне. И, возможно, он считал, что чистая, преданная любовь рыцаря гораздо ценнее для такой женщины, как Роксана, которая в большей степени возвысит ее, чем обыденное семейное счастье с человеком, который изменил своим принципам. Да и было бы оно, это счастье? Он ведь задира, дуэлянт и бедняк – кому нужен такой муж… - Павел снова решил все свести к шутке.
Они молчали. Каждый размышлял о своем, но это было общее, объединяющее молчание.
- Но, все-таки, - сказал задумчиво Андрей, - он не смог не признаться ей. Не смог промолчать до конца.
- Ты прав. Это слишком тяжело: не сказать главного, уходя. Пока живешь – тебя греет надежда: а вдруг когда-нибудь все так сложиться, что… Даже не знаю, что сложится, на что надеешься, но пока живешь – есть надежда. А когда умираешь, то понимаешь – это последний шанс, и просто невозможно, немыслимо им не воспользоваться…
- А зачем, зачем пап? Вот скажи, зачем? Чтобы она еще больше страдала? Раскаивалась в том, что не поняла этого всего раньше?
- Хороший вопрос! Надо подумать. Может быть, дело в том, что любовь – ценна не зависимо ни от чего? Ты любишь – она ценна для тебя, тебя любят – это тоже великая ценность. Он ей преподнес ее, свою любовь, как дар, причем чистый, драгоценный – любовь рыцаря, и получил ответный… Пусть в последний момент – это не имеет уже особого значения! Иии… даже если бы у нее не было к нему ответного чувства, для нее это все равно было бы важно. Когда человек знает, что его любят и любили, это придает смысл его жизни. Вспомним, Пер Гюнт был спасен только благодаря любви Сольвейг. Разве нет?
- И ты испытываешь огромную благодарность за это… - тихо сказала Катя.
- Благодарность! Благодарность… разве может благодарность удовлетворить того, кто любит, если нет ответного чувства? – Андрей смотрел на Катю. Катя молчала.
- Может, Андрей! Может! И нам сегодня вечером об этом красиво напомнили. В опере. – Уверенно сказал Павел.
- Ты о чем?
- О Татьяне и Гремине. В основе их союза – благодарность. Она ему благодарна за его любовь, нежность, он ей… за то, что она разрешила ему себя любить, защищать, быть рядом. Меня сегодня вообще очень тронула его ария. Нет, даже не исполнение. Вряд ли кто может сравниться с Магомаевым – для меня его исполнение арии Гремина – лучшее. Но вот слова…
- Ты про то, что «любви все возрасты покорны»?
- Нет, это аксиома, она не может трогать. Я про то, как он говорит о Татьяне. Мне всегда казалось, что его слова о ней – в большей степени образ, чем прямое описание. А сегодня я понял, что они буквальны. – Павел задержал свой взгляд на Кате, потом опустил глаза. Катя поднялась.
- Я сейчас вернусь, мне нужно выйти.
Андрею нравился сегодняшний вечер, нравилось так говорить с отцом, обсуждать интересные, волнующие темы, узнавать, что-то новое о нем.
- «Она явилась и зажгла, как солнца луч среди ненастья, и жизнь, и молодость, и счастье»? Да, это?
- Это, да. Но и дальше, особенно дальше. Помнишь, что он говорит? «Среди лукавых, малодушных,
Шальных, балованных детей,
Злодеев и смешных, и скучных,
Тупых привязчивых судей.
Среди кокеток богомольных,
Среди холопов добровольных,
Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен.
Среди холодных приговоров,
Жестокосердной суеты,
Среди досадной пустоты,
Расчётов дум и разговоров,
Она блистает, как звезда,
Во мраке ночи в небе чистом
И мне является всегда
В сияньи ангела, в сияньи ангела лучистом»
- Ну, так оно, наверное, тогда и было. В их обществе.
- Ты знаешь, Андрюш, величие Пушкина, на мой взгляд, заключается в потрясающей его современности во все времена. Он не писал о мимолетном. Он писал о том, что вечно. Хочешь докажу, что эти строчки и для нас остро актуальны? Ты отнеси их к своей жене. Да, да, к Кате. Вспомни, как она пришла к нам в Зималетто. Что в словах Пушкина не относится напрямую к нашему обществу и к Кате в частности? А? Разве не подойдут люди из нашего окружения, да и мы сами на роль шальных, балованных детей? На злодеев и смешных, и скучных? Нет, никто не тянет? Тупых привязчивых судей? А роль кокеток богомольных, да и холопов добровольных? Я прямо вижу их! А вседневные модные сцены, учтивые ласковые измены? Андрей, не про нас ли все это? – Павел говорил горячо, убедительно, искренне. Андрей был просто поражен: такой открытый, такой откровенный отец…
- Иии… Катя тебе является всегда в сиянии ангела лучистом? – Андрей то ли шутил, то ли спрашивал серьезно.
- А тебе нет? – не смутился Павел. – Ты уже привык к этому счастью? Уже нет этого ощущения, что ты счастливейший из смертных?
_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
Последний раз редактировалось Greza 09 авг 2017, 17:17, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Наверное, еще он мог поболеть чуть-чуть... 
Куда нас могут привести платки? 
