Надо бы, пока не поздно, написать дисклеймер:
"Осторожно, может быть скучно, одни разговоры"
Глава 3.
- С чего начать? – Катя задумалась.
- Начните с самого начала. Пусть ваш рассказ, если, конечно, это не будет для вас неприятно или мучительно, окажется длинным и подробным, как сказка Шахерезады. Простите меня, Катенька, сразу и заранее за мое любопытство, которое теперь мне хочется удовлетворить. Я говорю себе, что скоро «все будет на этой земле без тебя, без тебя» как почти сказал Визбор. Поэтому многое как-то сразу стало неинтересно, даже то, что раньше волновало. Зато другое нейдет из головы. Я думаю о сыне, о вас, своем прошлом, вашем будущем, и мне печально сознавать, что какие-то важные вещи остались вне моего внимания, пока я занимался чем-то суетным, что ли… Мне кажется, что я так и не научился понимать своего сына, многого о нем не знаю, словно поэтому не могу его принять целиком, со всеми его недостатками… И именно это меня угнетает: Андрей – мое продолжение – простите снова за высокопарные слова, а между нами всегда что-то стояло, какая-то отчужденность, что ли. Он словно играет передо мной одну и ту же роль, и только когда он с вами, я вижу какие-то иные, ранее недоступные моему взгляду черты его характера. Может, ваш рассказ поможет мне понять его лучше?
- Не знаю, Павел Олегович. Многое в этой истории осталось необъяснимым и для меня. И до сих пор я задаю себе вопросы… Впрочем, с начала так с начала.
И Катя надолго замолчала, словно перенеслась на десяток лет назад, оставив здесь свою неподвижную оболочку.
- Давайте я вам помогу. Вы влюбились в Андрея с первого взгляда. – Он провоцировал ее, в его глазах горели искорки сдерживаемой улыбки.
- Да, это так. – Катя ничуть не смутилась и улыбнулась в ответ открыто. – Откуда вы знаете?
- Да, просто… Пальцем в небо.
- А вы верите в любовь с первого взгляда?
- Я не верю, я знаю, что она есть. Со мной такое было. – Он откинулся на спинку сидения. – Да, при первой же встрече, даже в самые первые мгновения этой встречи ты видишь свечение вокруг человека. Все, можно не сомневаться – это твоя любовь.
- Вы серьезно или смеетесь надо мной? – Катя пыталась понять: он все еще шутит или уже нет.
- Катенька, ну почему ж вы мне не верите? Я произвожу впечатление такого сухаря? Это правда, так все и было. Причем не раз.
Катя смотрела на него с нескрываемым интересом.
- Потом расскажете?
- Потом? Непременно! – он с легкостью дал обещание. И не его вина, если он его не выполнит. - Но сначала вы.
- Ну, и вот. Я увидела его и сразу… ослепла. Знаете, когда я лежала в роддоме на сохранении, мне там девочки подсунули книгу о вампирах. Не смейтесь, я тоже сначала все отказывалась – предубеждение, не мой это жанр, а потом мне понравилось. Там очень хорошо передано состояние влюбленной девушки. Так вот, мне показалось очень верным определение того, как она реагировала на своего возлюбленного: он ее слепил, ослеплял. Она не видела ничего вокруг, когда он был рядом, когда она смотрела на него, то забывала дышать… Ну, вот что-то подобное происходило и со мной. Ведь я увидела его раньше, накануне. Мельком, но сразу... Поэтому, когда я пришла на собеседование, вы помните, мне было очень трудно собраться с мыслями: он так … неодобрительно на меня смотрел. Он так многозначительно молчал… И если бы не вы, я бы не смогла сказать ничего дельного.
- О, нет, Катенька. Вы боец! Вы собрались бы с силами в любом случае… Я видел вас в экстремальных ситуациях.
- Это другое. Про это мне, наверное, и надо будет вам рассказать: про мою реакцию на Андрея и к чему такая реакция может привести.
- О, это же самое ценное – наши реакции на этот мир. Жизнь души… возможно бессмертной.
Они опять посмотрели друг на друга долгим грустным взглядом.
- Иииии… я стала работать. Сам Павка Корчагин позавидовал бы моему энтузиазму, тому вдохновению, с которым я трудилась тогда. Иногда я занималась делами Зималетто по 18 часов в сутки, забывая поесть… И, при этом, я почти не чувствовала усталости. Вроде бы должен был наблюдаться хронический недосып, но даже его не ощущалось: стоило прозвонить будильнику, как в сонное сознание проникала мысль об… Андрее, о том, что я могу сделать для него, как сон испарялся, и я вскакивала бодрая и готовая идти и работать, работать… Я была счастлива тогда, несмотря на многие трудности, даже неприятности. Я помню это ощущение: ты не идешь, ты летишь на работу потому, что там ты увидишь его. У меня почти останавливалось сердце каждый раз, когда я слышала сквозь закрытую дверь своей каморки, что он входит в кабинет. Мне приходилось прикладывать усилия, чтобы реагировать адекватно, когда он разговаривал со мной. Вы можете себе это представить, понять?
- Да, Катенька, я могу. Я очень хорошо могу себе это представить.
- Павел Олегович, мне бы хотелось, чтобы вы понимали, для меня это очень важно: я не преувеличиваю, не приукрашиваю рассказывая. Наоборот. Словами не передать, тех ощущений… Когда начинает кружится голова только от того, что ты вдохнула запах его пиджака, когда ты готова умереть прямо здесь и сейчас от счастья, что он улыбнулся тебе. На его голос я шла как бандерлоги на зов Каа. Это была какая-то тяжелая болезнь, постоянная горячка, стресс со знаком плюс, сумасшествие. И это все на фоне жесткого неприятия со стороны многих, с кем мне нужно было работать. Может быть, еще поэтому каждое доброе слово Андрея, его благодарность, воспринимались мною так остро. Мне казалось, что он один смог оценить меня как личность, не обращая внимания на мою внешность. Я готова была если не на все, то на многое, чтобы услышать от него простое «спасибо». Нет, разве это можно рассказать? Ты видишь только одного человека, ты слышишь только его, ты дышишь только для него, ты думаешь только о нем, ты делаешь все, чтобы ему было хорошо! И при этом нужно скрыть от всех это твое помешательство. Представить все, что делаешь – эти переработки, ночные отчеты, привлечение Коли: перед родителями, подругами, да перед всеми – только как производственную необходимость. Самая большая трудность для меня в тот момент заключалась в том, что приходилось обманывать и притворяться. Это претило мне, но я не знала, как обойтись без этого. Никто не должен был узнать про мои чувства. Но, я плохая актриса. Подруги заподозрили, что я влюблена, и даже назвали имя… Пришлось сказать, что у меня есть жених. Коля. Конечно, Коля – моя палочка-выручалочка… - Катя улыбнулась воспоминанию, как совсем недавно они ходили с Зорькиным на обед, и он дурачился, как в старые добрые времена, хотя теперь был совсем не похож на себя прежнего.
Павел слушал Катю внимательно, почти зачарованно. Не торопил, когда она делала паузы, просто кивал молча. А Катя вдруг поняла, что ей самой для чего-то необходимо все рассказать ему, этому чуткому, благодарному слушателю. Она говорила так, словно открылись шлюзы, и воспоминания хлынули свободным потоком.
- Еще труднее было постоянно гасить взгляд – мне казалось, что когда я смотрю на Андрея, из моих глаз исходит видимое свечение, унимать дрожь в голосе, руках, коленках и грохот сердцебиения, когда говоришь с ним, когда просто стоишь рядом… Но, с другой стороны, мне было легко: я ни на что не надеялась, и была благодарна за то, что имела каждую секунду, каждую минуту. Оказалось, что не так уж страшно совершенно точно знать, что твоя любовь должна умереть вместе с тобой. Что она – как слепой ребенок – уже родилась безответной. Я поставила себе цель: стать лучшим помощником Президента. Чтобы Президент никогда не захотел заменить своего помощника на другого. Моя каморка была для меня в то время оазисом счастья посреди океана невзгод. Да, именно так. Мне было там уютно, тепло, и совсем не темно, не душно, не тесно, как считала Юлиана… Как я испугалась, когда она пыталась заставить Андрея переселить меня в большой и чистый кабинет…
- Он не захотел?
- Я не захотела, а он не слишком настаивал. Ему тоже было так удобнее.
- Эгоист.
Катя подняла на Павла глаза. Ему стало не по себе, когда он заглянул в эти, вдруг ставшие бездонными омуты.
- Эгоист. Да. И не только. И более того. Но я и за это ему благодарна.
- Катенька… - Павел протянул руку и сжал, словно утешая, ее пальцы.
- Все хорошо, Павел Олегович. Просто так отчетливо вспомнилось. Даже сердце заныло. Но это ничего. Правда. Эта любовь давала мне такие силы! Я совершала немыслимые для себя подвиги, потому, что они нужны были Андрею. Врывалась на футбольное поле во время игры, чтобы подписать горящие документы, прятала Андрея в своем шкафу от папы – ну, вы помните, Андрей недавно вспоминал эту историю, бесстрашно вела переговоры с мастодонтами бизнеса, даже противостояла Кире один на один… Это, пожалуй, было самое трудное. Она все время хотела меня завербовать, напугать, пыталась шантажировать, угрожала. А мне было ее жаль. С самого начала, потому что я точно знала: он ее не любит, а она его – да. И часто, когда я прикрывала похождения Андрея, я отчасти берегла и ее нервы, а не только была верной защитницей своего президента…
- Вы прикрывали похождения Андрея? - Павел слегка нахмурился.
- Да. Неприглядно звучит? Я знаю. Но если уж ты решила стать ангелом-хранителем для кого-то, то станешь вытаскивать его отовсюду: финансовые проблемы ли, личные… Да и не размышляла я почти, не взвешивала, что хорошо, что плохо в критический момент. Критерий был один: что хорошо Андрею, то и надо сделать. Вдохновение снисходило моментально, у меня получалось проходить по такому тонкому лезвию между подозрениями Киры, истеричными моделями, забытыми телефонами и прочими обстоятельствами и не упасть, что самой потом становилось удивительно – как я смогла? И только позже приходило что-то похожее на раскаяние, самоосуждение, я решала, что в следующий раз постараюсь избежать подобной ситуации. Но как только возникала проблема, и он смотрел на меня как на единственного человека, способного помочь, я забывала обо всем! И я была безумно счастлива: быть ему опорой, поддержкой, защитой. Я молилась только о том, чтобы никто не догадался о моей любви, чтобы не выдать себя, чтобы суметь удержать ее в себе. Помните как в «Цветах запоздалых» героиня приходит к своему любимому и внезапно признается ему: «Я люблю вас, доктор!»? Я так боялась, что такие слова могут сорваться с моих губ, когда я совсем перестану себя контролировать. Иногда, когда мы работали наедине, я чуть ли не рукой зажимала себе рот – признание всегда было слишком близко. Становилось легче, когда я писала о своих мыслях и чувствах в дневнике. Но, не надолго.
- Катя, а почему вы были так уверены, что Андрей не ответит вам? Почему вы скрывали – я понимаю. У него была невеста, а вы очень порядочный человек.
- Порядочный. – Катя усмехнулась. – Ну, да. Я пришла в Зималетто с очень правильными установками. Помните это высказывание Канта про "Звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас"? Мне казалось, что это про меня. В смысле, что мой нравственный закон крепок, устойчив, непоколебим. Что он есть у меня! Как же глупо было так думать! Пока ты не узнал искушений, что ты знаешь о себе? Я чуть не взяла взятку, я делала липовые отчеты, я обманывала родителей, вас, подруг, да всех!!! Причем долгое время, одна неправда влекла за собой другую. Я… - Катя страдальчески повела головой. Павел был поражен: срок давности давно истек, а Катя все еще испытывает чувство вины за то, о чем все давно позабыли.
- Все мои принципы летели в тартарары, когда вопрос вставал ребром: принципы или одобрение Андрея, принципы или его доверие, принципы или все же надежда на то, что он…
- Так все-таки, почему, Катя, вы не допускали мысли, что он может вас полюбить? Ведь, это же произошло?
- Знаете, Павел Олегович, я до сих пор суеверно боюсь об этом не только говорить, даже думать… А что касается вашего вопроса, то, наверное, я тогда настолько не любила сама себя, что представить, что кто-то мог бы меня полюбить, да не кто-то, а он - ОН! - это было невозможно.
- Вы так произносите это «Он», как будто с религиозным подтекстом. – Павел был серьезен.
Катя засмеялась. Ее смех был легким, веселым, но все же в нем слышались истерические нотки.
- Вы правы, - все еще смеясь, сказала Катя. – Аbsolutely! Так оно и было! Я, наверное, слишком углубилась в воспоминания. Вас еще не утомил мой рассказ? Все эти девчачьи эмоции?
- Нет, Катенька. Ваша история завораживает. Я чувствую, что даже сейчас, когда вы всего лишь вспоминаете это, от вас идет такая мощная энергия, что я забываю… обо всем. Неужели Андрей ничего не замечал? Еще виски?