Новогодняя серия.
41.
После одиннадцати вечера все же пришлось влиться в бурную толпу празднующих. Все было по-взрослому: Деда Мороза со Снегурочкой звали, елочку воплями включали, хороводы водили. Все было по-детски: весело, радостно, без пошлости, искренне. Дед Мороз обращался ко всем, спрашивая, какое желание он должен выполнить в следующем году. Кто отвечал в шутку, кто всерьез, кто предпочитал шепнуть ему желание на ушко, кто показывал пантомимой. Когда очередь дошла до Романа, который по рассеянности оказался в центре внимания, возникла пауза.
- Итак, Роман! Роман? – Дед Мороз обратился к хозяевам, сомневаясь, правильно ли он запомнил имя гостя.
- Роман, Роман, - закивали окружающие.
- Роман, исполнения какого желания больше всего ты хочешь в наступающем году?
- А ты настоящий волшебник, дедушка? – вполне серьезно спросил мальчик Рома.
- Брось мне вызов и узнаешь! - Дед Мороз был не лыком шит.
- Хочу невозможного!
- А точнее? Один мальчик хотел мороженого, я выслал ему десять кило щербета, а оказалось, что он фрукты терпеть не может, нужен был крем-брюле.
«Хочу напиться с Андрюхой, как в старые добрые времена, хочу, чтобы в моей жизни всегда была Данка, хочу, чтобы и на моей улице был праздник, хочу... взаимности... – Сгоряча, но честно».
- Точнее некуда.
- Хорошо, записал: «Хочет невозможного». Ожидайте, Роман. Кто у нас тут следующий? Светочка?..
После полуночи дружно сдвинули столы к стенам и устроили дискотеку. Малиновскому вовсе не хотелось танцевать, он вел неторопливый разговор с каким-то слегка занудным, но весьма приятным дядькой, – «Дядькой? Он такого же возраста, как и ты!» - мужиком, который что-то долго рассказывал о ... Роман не слушал, о чем он рассказывал.
Неожиданно перед собеседниками выросли три красавицы и стали дружно приглашать в круг танцующих. Сложно было отказать дамам, они поднялись, круг раздвинулся, но музыка неожиданно стихла. За пультом управления с микрофоном в руках был общий знакомый Малиновского и Геннадия, который, увидев Романа, громко сообщил присутствующим, цитируя известного всем собравшимся героя:
- И вот теперь вы услышите лучшего солиста 1-го Украинского, бывшего Воронежского, будущего солиста Большого театра…
Роман тут же включился:
- Очень большого.
- ...очень большого театра, старшего лейтенанта Малиновского. Коронный номер - цыганский танец. «Бубамара»!
И тут же врубил на полную громкость песню в том исполнении, в котором она звучала в фильме «Черная кошка, белый кот».
Народ расступился, освобождая место солисту, и даже разговоры прекратились в ожидании чего-то необычного.
Что ему оставалось? Он замер на мгновение, сосредотачиваясь, пока еще звучало вступление, пока певец только разгонялся, потянулся медленно, сильно, тягуче, следуя ритму музыки, словно высвобождая мышцы из невидимых оков, распрямляя спину, сбрасывая с нее многотонную тяжесть, поднимая голову вверх, как будто подставляя лицо солнцу, прикрывая глаза, чтобы зрение не мешало слуху: мелодия и движение должны идеально совпасть, и... «Как жаль, что вас там не было!»
Некоторые виды танцев можно исполнять в совершенно спокойном состоянии, и они не станут от этого хуже: менуэт, например. В нем главное – четкий рисунок, достоинство и грация. Вальс будет прекрасен, если партнеры действуют слаженно и гармонично, если есть пространство для этого полетного танца, и неплохо бы соответствующий антураж, но отсутствие искры между исполнителями совсем его не испортит. Народные танцы типа русского или молдавского лучше танцевать с задором и безудержным весельем, иначе это будут просто прыжки и бег под грохот всевозможных трещоток и бренчание местных струнных. Но есть такие виды танцевального искусства, которые требуют от исполнителя умения не столько двигаться в стиле звучащей музыки, способности произвести впечатление внешней красотой хореографических приемов, сколько выразить внутреннюю страсть, выплеснуть в движении сдерживаемую в обычной жизни энергию, а иногда вывернуть душу наизнанку. Вернее так: если танцор не умеет рассказать телом о чувствах, то танца не случится вовсе. Это будет пустышка, суррогат, подделка. Это относится к танго, например, или танцам цыган.
Вот почему можно было увидеть удивление, восторг, потрясение на лицах людей, которые наблюдали за тем, как, широко и вольно раскрыв руки, словно желая взлететь, этот мужчина уверенно и смело обошел зрителей, повернувшись к ним лицом, очертив магический круг, в котором будет совершен невиданный ритуал, и вышел на его середину. Как он начал красиво, четко, ритмично выстукивать ритм ногами, делая легкие полуобороты, стремительно сгибаясь и раскрываясь, увеличивая руками амплитуду и выразительность достаточно сдержанного в пространстве танцевального номера. Темп постепенно нарастал, а вместе с ним усложнялась игра ног, и быстрое, ритмичное, виртуозное обхлопывание себя, которое, казалось, высекало искры и сочеталось с неожиданно плавными, свободными и поражающими силой размаха движениями рук. Многие застыли в изумлении, забывая аплодировать в такт музыке – настолько здорово танцевал Роман, настолько самозабвенно и эмоционально. Некоторые поддерживали танец криками и заливистым свистом, бурно выражая восторг, и лишь один Геннадий с грустью наблюдал за происходящим. Если бы его спросили, почему его так расстроило увиденное, то он, перефразировав известную цитату Бернарда Шоу, ответил бы: «Танец – это громкое выражение немого страдания». И был бы очень близок к истине.
После такого сногсшибательного номера Роману трудно было уйти незамеченным в тень, остаться наедине с самим собой. Женщины подходили, выражали восторги, приглашали потанцевать, и ему не хотелось портить им праздник. Одна, другая, третья. Вот он уже танцует с очень милой женщиной – Александра, провизор, не замужем, огненно-рыжая, кудряшки костром вокруг головы, - под известную медленную мелодию. Все так просто, приятно, спокойно до тех пор, пока Сашенька (Шурочка?) не кладет голову ему на плечо: он вдруг, замерев на вдохе, узнает аромат – в последний раз Роман его слышал в машине, когда он был особенно сильным из-за ее мокрых от снега волос. Малиновский внезапно останавливается, кладет руку себе на грудь, как делают сердечники при болевом приступе, странно смотрит на партнершу.
- Что с вами? – пугается провизор Александра.
- Этот аромат. Простите, чем пахнут ваши волосы? – Он пытается смягчить слегка бестактный вопрос милейшей улыбкой, но выходит не очень.
- Это хна. Натуральная краска для волос. У вас аллергия на нее? – спрашивает озабоченно дама.
- Идиосинкразия. Простите меня, мне нужно выйти на воздух.
Она хочет проводить его, но он настроен решительно:
- Ничего страшного, не волнуйтесь. Я сам. Просто в груди заныло.
- Это может быть сердце!
Он улыбается, но хорошо, что в зале почти темно, иначе Сашенька могла бы испугаться.
- Из проверенных источников известно, что у меня его нет.
Сашенька недоуменно моргает, не зная, как реагировать.
«Ну что, ты не видишь? Не та цитата! – «Как я встретил вашу маму», «Теория большого взрыва».
- Табличка «Сарказм»!
- А! Поняла.
Малиновский выпадает из шумной гостиной в прохладные сени, где натыкается на снимающего шубу Деда Мороза. Под шубой обнаруживается исключительно оригинальный наряд.
- Веселенько, - говорит Роман, глубоко вдохнув свежий воздух и кивая на прикид разоблаченного сказочного деда.
- КОшмар, - смеясь, отвечает он. –ГлАзы б не глЯдели.
Поскольку Рома выказывает выраженное изумление, мнимый волшебник протягивает руку, представляется: «Юрий», – и объясняет:
- Буквально на днях был на пробных съемках в одной компании, они новый каталог выпускают, мы с ними договор заключили, после праздников продолжим. Так у них такой странный дизайнер, мои ребята над ним просто угорают.
- Милко?
- Да! Вы его знаете?
- Знал. А компания? «Зималетто»?
- Она самая. Кстати, мне сказали, что у вас сеть классных фотостудий? Я хотел их руководству предложить поснимать в необычных интерьерах.
Малиновский рассматривал Деда Мороза со смесью недоверия и надежды: неужто он вот такой?
- Вас это могло бы заинтересовать, Роман? Я могу к вам так обращаться?
- Да, конечно. Да, это очень интересное предложение. Удивительно своевременное…
Казалось, что Юрий хочет пощелкать пальцами перед глазами стоящего перед ним человека, потому что он слегка наклонил голову и вопрошающе вглядывался в его лицо.
- Тогда вы мне дадите свои контакты? Роман?
- Да, конечно. Запишите мой телефон. – Он продиктовал номер своего мобильного. - А вы с кем там контактировали? В «Зималетто»?
- С несколькими людьми. - Юрий начал перечислять фамилии. – И со Ждановым, он принимал окончательное решение.
- У вас есть его телефон?
- Да. Да я могу вам его визитку дать, мне она уже не нужна, у меня все контакты есть в электронном виде. Вот.
Малиновский пробежал глазами несколько строчек текста, гармонично расположенных на плотном бумажном прямоугольничке.
- Спасибо тебе, Дедушка Мороз, - он улыбнулся, спрятал визитку в карман. – Держишь слово?
- Ну дык! – не растерялся Юрий, хоть и слегка удивился странной реакции владельца фотостудии . – А то! Я вам тогда позвоню после праздников, в двадцатых числах, если что? Мы с ними 21 января начинаем плотно работать.
- Конечно! Звоните обязательно. Буду рад иметь дело с волшебником.
Первого числа с боями вырвался из гостеприимных объятий Геннадия, Татьяны и некоторых горячо полюбивших его гостей. Все просили его остаться еще на день, но он решительно отказался, даже не придумывая никаких вежливых отмазок.
С радостью вернулся в свой пустой, тихий дом. Выпил с Васильной чаю, наслаждаясь мирным счастьем доброй женщины, олицетворением которого был ритмичный скрежет коготков по полу, предупреждающий о постоянной опасности споткнуться или наступить на вертящееся возле ног излучающее собачий оптимизм существо.
Совсем уже вечером сел за стол, положил перед собой подаренную Дедом Морозом визитку, включил комп. Поискал в соцсетях информацию об Андрее. В «Одноклассниках» его не было, в «ВК» - тоже, в «Facebook» - практически ничего, активность минимальная. Повертев визитку в руках, решил, что позвонит после праздников, в будний день. Чувствуя, что снова накатывает тоскливая волна, решил отвлечься, проверить почту. Открывал бездумно рекламу, все подряд письма: «Пройдите тест на ваше психологическое состояние после новогодней ночи», «Пять мудрейших цитат великих людей Востока», «Как правильно загадывать желание, чтобы оно сбылось»… Дошел до письма от Виталика.
«Р.Д., дд! Чистил комп, наткнулся на несколько интересных снимков, посылаю тебе как ценителю. Разрешения у автора не спрашивал, но думаю, это не страшно, дальше тебя они никуда не пойдут, и вообще, мало кого могут заинтересовать, так как любительские. Мне понравилась работа со светом, смелые ракурсы и сама модель нестандартная. Сам увидишь».
Малиновский щелкнул мышкой, фотографии стали загружаться. Первая же открывшаяся сбила дыхание: на краю подиума в его студии сидела Данка с распечатками в руках. Это был словно близнец снимка, сделанного его собственными глазами, когда он впервые ее увидел: черно-белая сюита. Окинув взглядом изображение целиком, он медленно, с болезненным наслаждением скользил теперь по снимку, разглядывая детали: волосы – ниточка пробора, лоб – брови вразлет, кончики пальцев сквозь темные пряди, опущенные веки – ресницы…
Следующая фотография: Данка на высоком стуле, волосы развеваются, на лице – спокойное терпение. Еще одна. Поймано мгновение, когда модель развернулась и словно спрашивает: «Долго еще?», – и этот вопрос удивительно четко прописан во взгляде и чуть приоткрытых губах. Другая – она улыбается, следующая – уже смеется, Малиновский помнил тот момент, Сима тогда сказала подругам что-то смешное, и они страшно развеселились. Роман не мог бы сейчас определить, действительно ли имеет место быть талант фотографа, его способность запечатлеть подругу в исключительно удачных ракурсах, поймать настроение, увидеть и зафиксировать особенности мимики и свойственной ей пластики, или это все было особенностью его личного восприятия, но для него эти снимки, несомненно, являлись шедеврами. Он не торопился, разглядывал каждый подолгу, тщательно, совершенно точно зная, что не нужно бы так глубоко погружаться в мир светотени на именно этих примерах фотографического искусства, но остановиться уже не мог.
С сожалением щелкнув по последнему неоткрытому снимку, глубоко вдохнул и… не выдохнул. С экрана сквозь стекла круглых очков на него смотрела девушка с грустными глазами: Катя Пушкарева.