НРКмания

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Он слишком много сил потратил на то, чтобы их сюда затащить. И вот они здесь - люди оскорбившие, использовавшие и унизившие его дочь. Вот они у его ног, в его власти - поверженные и тоже униженные. Он может сделать с ними все, что угодно, даже убить. И его месть свершится, сволочи получат сполна.

Почему же он чувствует такое опустошение?
Нет, он не собирался их убивать или калечить, он не маньяк и не убийца, руки марать из-за них, взваливать на себя такой груз вины и ответственности, позорить свою семью он не хотел. Он хотел поговорить, выяснить подробности их махинаций, понять, что угрожает Кате. И наказать их. Чтобы запомнили на всю жизнь, чтобы в следующий раз, когда захотят вот так вытереть о человека ноги, испугались, что кто-то может отомстить. И возможно страх перед возмездием их остановит. Заставит задуматься.

Но как именно их наказывать он не знал. Действовал, как в угаре - завлечь, поймать, нейтрализовать. Так было с первым - с Малиновским.
Со Ждановым так не получилось.
Этот гад посмел что-то сказать о любви к Кате, и вспышка ярости накрыла его с головой. При таких обстоятельствах, при всех тех мерзостях, которые он, отец, только что читал в ее адрес - это у него называется „любовь“?!
Он потерял осторожность, безрассудно приблизился к Жданову и ударил его. И совершенно не подумал, что тот может оказать сопротивление.
Если бы началась настоящая драка, шансов у него против физически крепкого, разозленного мужчины очень мало, практически нет совсем. Насколько Жданов хорошо дерется он прекрасно помнил - видел когда-то, как тот держал удар один против четверых. Так что, этот молодчик легко мог бы его скрутить, да еще и завладеть оружием. Что бы тогда было?
Да и вообще, что из того, что у него в руках пистолет? Все равно не стал бы Пушкарев стрелять в человека. Попугать разве что...
Жданов почему-то не защищался. Позволил себя бить.
И сейчас, глядя на то, как он, все еще лежа, вытирает с лица кровь, Валерий испытывал стыд. За себя, за то, что не сдержался, взбесился настолько, что принялся избивать беззащитного, лежачего человека.
A еще он вдруг понял, что сопротивляться Жданов не будет. И не потому, что боится его пистолета, а просто не будет и все. С чего он так решил? Появилась такая внутренняя уверенность.

- Вставай, - приказал коротко. - И без резких движений! Пристрелю! - добавил на всякий случай.
Расслабляться нельзя! Может Жданов удобный момент для нападения выжидает!
Махнул пистолетом в сторону лежащего Малиновского.
- Иди к нему.
Андрей тяжело поднялся. Снова вытер кровь с рассеченной губы и вдруг, глядя на него со странным сочувствием, произнес:
- Валерий Сергеич, вы только не волнуйтесь. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.
И улыбнулся ему слегка вроде как ободряюще:
- Все правильно. Я виноват. Может быть, когда-нибудь вы простите меня…
- Заткнись!
Он что, жалеет его?! Оправдывает?! Беспокоится о его здоровье?! Вот так, стоя избитым под дулом пистолета?!
Скажите, какая забота! О себе бы лучше подумал, как невредимым отсюда уйти!

Подошел к Роману и резко сорвал с его лица скотч.
- Дружку своему расскажи, в чем дело, чтобы тоже в теме был! Чтобы понял, за что он здесь такой красивый лежит!
Андрей тяжело вздохнул и посмотрел Малиновскому прямо в глаза:
- Ром, тут твоя инструкция, а это папа Кати Пушкаревой…

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Первая фраза, произнесенная Малиновским после того, как его рот получил свободу, была непроизвольная, длинная и нецензурная.
Затем Рома снова погрузился в молчание.
В голове его происходила лихорадочная работа мысли: складывался пазл, вырисовывались масштабы постигшей их катастрофы. Всплывали в памяти обрывочные цитаты из его великого произведения, образы, обороты речи, эпитеты и метафоры о бедной Кате Пушкаревой, которые он, развлекаясь, с таким удовольствием и беспечностью не так давно доверил бумаге. Вспомнилось и то творческое вдохновение, которое посетило его во время создания этого шедевра.

Как же он мог забыть об этой несчастной бумажке?! Ведь столько всего передумал, а это как отрезало! Так до последнего момента и не вспомнил! И теперь совершенно не готов к такому повороту событий.
Кретин! Остолоп!
Думай!!!

Значит, Пушкарева читала его сочинение.
Из этого следует, что Зималетто им не видать, как своих ушей. Они со Ждановым нищие.
И молчала же, зараза, столько времени, кишки им мотала, издевалась, a о том, что письмо видела - ни слова! Oни с Андрюхой, как идиоты, никак понять не могли, в чем дело, что с Катенькой случилось, a ларчик-то просто открывался! Пушкарева уже давно себе плацдарм для захвата Зималетто готовит! Собирается их по миру пустить!

Да что там деньги, одернул он сам себя, вспомни, где находишься и с кем! И в каком положении! Выбраться бы живым!
Папаня у Катерины крут - вон как взбеленился! Видимо, только недавно эта инструкция к нему в руки попала.
И зачем таким нервным оружие выдают?!

А главное, он же просто пошутил! Он же против Кати ничего не имеет! Это у него чувство юмора такое! Дурацкое! Специфическое!
Докажи это теперь психу вооруженному...
Но написано там красиво. Со смаком. С чувством. Не удивительно, что папаша взбесился.
Но все равно, это не повод, чтобы хватать, вязать, бить по голове, пистолетом размахивать...
Или повод?
А вдруг он их просто пристрелит?

На этой вдохновляющей мысли к Роме вернулся слух, и он услышал, как Жданов все еще кается, посыпает голову пеплом и втолковывает Пушкареву, как он любит, обожает его дочь.
Ну что ж, может это и правильная линия поведения. Рома и сам сейчас признаться готов, что обожает Катеньку, только бы это помогло утихомирить папашу.
Но если бы Пушкарев его развязал, разговор был бы другим. Он бы припомнил ему и удар по голове, и эти чертовы впившиеся в тело веревки, и вообще весь пережитый (до сих пор переживаемый!) ужас сегодняшней ночи.
Инструкция инструкцией, но, в конце концов, это только письмо - да, обидно, но нападать на людей, угрожать им пистолетом, стрелять - это не лезет ни в какие ворота! За такие вещи срок полагается! И по морде как следует.
A Андрюху, похоже, чувство вины пришибло. Ни о чем, кроме своей любви, говорить не способен. Стоит столбом рядом с Пушкаревым, свободно стоит, не связанный даже, и лопочет скороговоркой одно и то же: "Это ошибка, позвольте мне с Катей поговорить, мне нужно ей все объяснить!"
На большее его не хватает.
Ну, какая к черту любовь?! Кто ж поверит? Тем более после всех прочитанных в инструкции откровений! Что ж тут можно объяснить?
Нечего беседы вести! Пора уже стукнуть деда по темечку и пистолет отобрать. Милицию вызвать и друга своего развязать, наконец.
Все тело ломит уже, руки так затекли, что не чувствует их совсем.
Любое сопротивление никак не превысит пределов необходимой обороны, они под прицелом за жизнь свою борются! Их любой суд оправдает! А папашу в тюрьму!

Ах, оскорбили его девочку!
Ну да, оскорбили. И посмеялись. И использовали.
А что он хотел?
На что она могла рассчитывать с такой внешностью?
Если подумать, ничего плохого с ней не происходило. Наоборот, такого красавца в постели имела, когда бы еще ей так повезло? Когда бы еще такой мужчина на нее внимание обратил?
Они со Ждановым подарили ей несколько месяцев счастья! Она благодарна должна быть!
И зачем она вообще полезла в пакет?! Ее что, в детстве не учили, что читать чужие письма нехорошо? Не была б такой любопытной, на всю жизнь остались бы чудесные воспоминания о прекрасной любви! В старости бы вспоминала, внукам рассказывала!
А так - получила по полной! Сама виновата!

Нет, в другой ситуации Рома, может быть, и посочувствовал бы бедной девочке.
Прочитать такое о себе неприятно и, наверное, больно, он понимает. И совсем не хотел, чтобы так получилось, не настолько уж он бесчувственный. Может быть, у него даже проснулась бы совесть, ему стало бы стыдно и жалко ее, и он попросил бы у Кати прощенья (да и у ее родителей тоже, если уж на то пошло).
Но не в этом случае!
То, что с ним сегодня произошло, перечеркнуло напрочь все его возможное сочувствие и вину. После того, что Пушкарев тут устроил, Рома себя виноватым считать не намерен! Дудки! Реакция на его пусть жестокую, но все-таки шутку совершенно неадекватна! Вон голова до сих пор болит - а вдруг у него сотрясение мозга?! Так что, никакого раскаянья, папаша своими действиями ему, можно сказать, индульгенцию выдал!


- Хватит! Со мной эта лирика не пройдет, я не красна девица! Как вы относитесь к Кате, я уже читал! Нечего мне голову морочить!
Гневный рык отставного военного ворвался в мысли Малиновского.
- Коротко и ясно - что у вас творится на фирме?! Что за махинации, куда вы втянули мою дочь?! Отвечать быстро и четко!

Эта тирада снова вернула Романа в реальность.
Пора включаться! Рядом с ним что-то происходит и нужно участвовать, как-то влиять на события, а не лежать здесь мешком безмолвным!
И говорить постараться уравновешенно и хладнокровно, как с нервнобольным!

- Валерий Сергеич, - попробовал Рома вступить в „беседу“, но голос его подвел, сорвался на фальцет от напряжения и долгого молчания. Пришлось откашляться и начать сначала:
- Валерий Сергеич, я тоже прошу у вас прощенья. Это письмо действительно просто глупая шутка, и мне очень жаль, что я его написал и этим сделал больно Кате и вам. Пожалуйста, простите. На самом деле, мы, честное слово, Катю очень уважаем…
- Какое еще честное слово?! - покаянная речь была безжалостно прервана ревом. - Какая у тебя может быть честь?!
Ладно.
Спокойно.
Перейдем ко второй части выступления.
Попытаемся достучаться до разума.
- Я поступил нехорошо, я виноват, но то, что делаете сейчас вы - это преступление, понимаете? Пожалуйста, развяжите меня, и мы мирно поговорим. И я обещаю, что не подам на вас заявление в милицию за похищение и насилие надо мной.
- Я наказания не боюсь! Меня не запугаешь!
- Я вас не пугаю, я прошу вас успокоиться и отпустить нас. Мы просим прощенья у вас и, конечно же, попросим прощенья у Кати за эту идиотскую шутку.
- Я отучу вас так шутить, вы у меня эту шутку надолго запомните! - Пушкарев нависал над Романом и пистолет дрожал в его руке.
- Конечно, запомним, ну, давайте все же взаимно простим друг друга. Я не обижаюсь на вас за то, что вы сделали, я понимаю, вы рассердились и расстроились, вы переживаете за дочь, поэтому, если сейчас вы нас отпустите, мы забудем о случившемся, и вы не попадете в тюрьму за нападение на людей.
- Плевать я хотел на твое понимание! Я отпущу вас тогда, когда сочту нужным! И если сочту нужным! Я хочу знать, что вы натворили в компании и что из-за вас грозит моей дочери! Правду! Немедленно!

Попытка не удалась.
Очень трудно собраться с мыслями, когда лежишь в ногах у сумасшедшего и любуешься на направленный на тебя пистолет. Пропадает умение подбирать слова и убеждать.
Видимо, что-то он сказал не то. Зря наверно про уважение вспомнил. Письмецо-то его насквозь уважением к Катеньке пропитано!
Глупость ляпнул.
Кроме того, это ж у Пушкарева честь офицерская, а у Малиновского так - мелкая душонка! Поэтому можно его по башке и мордой в грязь! И издеваться!

Что ж он еще задумал?! Какое для них наказание?!

Стоп. Эмоции и страхи в сторону. Надо рассуждать здраво и по возможности спокойно.
Договориться не удалось. Придется искать другой способ.

Что же Пушкареву на эти его вопросы отвечать? Полную правду, скорее всего, говорить нельзя. Раз папаша до сих пор не знает, что они баснословно богаты, раз Катя все еще родителей на этот счет не обрадовала, то им с Андреем его просвещать не стоит. Ни к чему это. О чём же тогда с ним торговаться, чем подкупать, чтобы отпустил, если все капиталы Зималетто уже и так принадлежат его семье?
Нужно хорошо подумать, что именно говорить, а о чем умолчать. Нужно разработать благозвучную версию положения в компании. А времени нет!
И пока он, Рома, снова борется со своей немотой, подбирает выражения и решает с чего начать, Жданов говорит! Он, видимо, проглотил сыворотку правды и лепит как на духу все, как есть!

Причем начал Андрей неплохо: "Кате ничего не угрожает", "я один во всем виноват" (ну, это в очередной раз), "если что, я все возьму на себя, Катя только выполняла мои приказы"...
Ладно. Это нормально.
A вот „В Зималетто большие проблемы. Я уговорил Катю подделывать отчеты для акционеров, чтобы это было незаметно. Она не хотела обманывать, возражала, но я настоял“ выглядит уже очень сомнительным. Вернее, просто опасным. Катю-то он выгораживает, но слишком сильно себя обвинять все же не стоит: вдруг Пушкарева перемкнет, и он решит виновника всех бед, человека толкнувшего его дочь на скользкую дорожку обмана таки пристрелить?
И вообще, ну зачем Андрей все это рассказывает?! Можно же как-то обтекаемо...
Но с другой стороны, „Катенька не виновна ни в чем, и я обязательно прикрою ее в случае чего“ - это построение правильное.
Из него следует, что Жданов Катеньке все-таки нужен для того, чтоб ее защищать. И папе неплохо бы задуматься, может не стоит Жданова сейчас слишком обижать, он доченьке еще пригодится. Ну и Малиновского заодно слишком обижать не надо.
Логично.


В этот момент процесс самобичевания вдруг был дополнен геройским поступком: благородный правдолюбец решил о друге похлопотать и порывисто произнес: „Валерий Сергеич, отпустите Малиновского, он здесь ни при чем, он дурак просто и шутки у него дурацкие!“ Ну и заключил, как водится: "Во всем виноват только я".
Очень мило.
Просьба была, конечно, отклонена и поступило требование продолжать рассказ дальше.

И вот после этого Андрея повело совсем не туда!
На очередной приказ рассказать суть махинаций, например, пояснить, в чем роль Никамоды, Жданов с ходу, ни на секунду не задумавшись, выдал:
- Все имущество Зималетто заложено компании Никамода, и Катя ее владелица".
Идиот!
Он, Рома, даже пикнуть не успел!

Надо срочно спасать положение!

- Андрей, подожди…
И снова голос ни за что не хочет звучать нормально - хрипит и сипит.
Его шепот откуда-то снизу, видимо, не услышали. Жданов громко, с энтузиазмом продолжал свою исповедь и не обратил на его жалкую попытку поддержать разговор никакого внимания. Вещал дальше:
- Мы сделали это специально, чтобы спасти Зималетто. Создали Никамоду и попросили Катю нам помочь, взять на себя управление этой компанией, для того, чтобы…

- Андрей! Можно я скажу!
Собеседники дружно повернули голову на крик.

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Андрей плохо осознавал окружающую реальность и себя в этой реальности. Он, можно сказать, завис в безвременье, когда, лежа в пыли, увидел перед своим лицом белые листы бумаги, развернул их и понял, что это такое. Вот с этого самого момента время для него остановилось.
Шок.
Обрывочные мысли.
Ужас.
Жалкий, оправдывающийся лепет - хотя, что здесь можно сказать, как оправдаться?!

Вот в чем дело. Вот почему исчезла его ласковая, любящая Катенька. Которая смотрела на него сияющими глазами, счастливо ему улыбалась и верила каждому его слову. Которая искренне радовалась их свиданиям, беспокоилась о нем и всегда готова была ему помочь.
Ее не стало. Он сам убил ее. Предал. Променял на жалкие денежные купюры.

Он стоял на коленях, видел направленный на него пистолет, знал, что на полу лежит связанный и избитый Ромка, но страха не чувствовал.
И когда Пушкарев бил его ногами, боли от ударов и желания защищаться не чувствовал тоже.
Удары казались слабыми, ему хотелось, чтобы били его еще сильнее…

На него нахлынуло огромное, просто затопившее его раскаянье, стыд и… жалость.
Ему было очень жалко Катеньку, милую, славную, прелестную девочку, имевшую несчастье встретить на своем пути подонка Андрея Жданова.
И очень жалко этого пожилого человека, ее отца, внезапно получившего такой жестокий удар, такое оскорбление и вынужденного вот так, в одиночку, встать на защиту своей дочери.

Пушкарев прав.
Что бы он сейчас с ними ни сделал, это будет правильно.
Необходимо.
Закономерно.

Андрей смотрел на горестное, красное от гнева и едва сдерживаемой душевной боли лицо, на дрожащие жилистые руки, нервно сжимающие пистолет, и полностью оправдывал его действия. Даже одобрял. Они с Малиновским заслужили все это. За то, что они сделали, их нужно просто убить.

Нет, убивать нельзя, пришла вдруг в голову рассудительная мысль, это поломает жизнь всем: и Валерию Сергеичу и его семье. Как они потом будут жить с таким грузом ответственности?
И кто же тогда расскажет Кате, что все написанное в этой инструкции абсолютная ложь, чушь, что Андрей Жданов никогда, ни единой секунды не думал о ней так, как накалякано в этой подлой бумажке!

Он любит ее!
Он мечтает о ней!
Она снится ему каждую ночь!
Те две ночи, которые она подарила ему, были восхитительны…
Никогда в жизни не переживал он ничего подобного.
Ему снится, что они занимаются любовью, он обнимает, целует ее, а она жарко шепчет его имя...
И он просыпается, изнемогая от желания.
Обязательно нужно ей об этом сказать…

Он не врал ей. Почти. Ну, разве что чуть-чуть, в самом начале отношений, просто и сам не понимая тогда, как к ней относится.
Он просто дурак.
О том, что Катя единственная женщина, которая нужна ему в жизни, он понял всего несколько часов назад.
Слишком поздно.
Ничего у них не будет, никакого совместного будущего. Все то, о чем он так сладко фантазировал в своем кабинете, никогда не осуществится. Он сам все бездарно разрушил.

Теперь ему понятно ее поведение. Катя не разлюбила, она возненавидела его.
И правильно.
Она защищалась, спасалась от него, как могла. Ей было больно, ей больно до сих пор, постоянно, каждую минуту. Иногда ему казалось, что он видит страдание в ее глазах, но он не верил сам себе, отбрасывал эту мысль, как невозможную, а теперь понимает, что это правда. Катя страдала из-за него. И до сих пор страдает.
Слепой идиот!

Как же она это пережила?! Как вообще это можно перенести?!
Прочитала о себе ТАКОЕ и продолжала каждый день видеть его, разговаривать с ним, работать на него. Сидела в своей душной каморке и знала, заранее знала каждое слово из этих дурацких открыток, которые он, как идиот, продолжал строчить ей каждый день! И наверняка слышала его суперсекретные, придурковатые разговоры с Малиновским!

Как она это выдержала?! Почему ему все не сказала?! Почему не ударила, не швырнула эти проклятые бумажки ему в лицо?!

Даже терпела его прикосновения. Зачем? Терпела, правда, с трудом, это было заметно. Еще недавно, хотя, кажется сто лет назад, а ведь всего только сегодня вечером, он имел наглость дотрагиваться до нее, приставал, лез с поцелуями, чего-то от нее требовал, а она...
Она мучилась от этого. Уклонялась, отстранялась, как могла.
Он ей отвратителен.
Конечно же, отвратителен!

Им никогда не быть вместе, это понятно. Катя не простит его никогда. Такое не прощают.
Но он обязан рассказать ей правду о своем отношении! О том, что любит ее! Хочет ее! И ревнует.
Боже, как же он ее ревнует...

Надо убедить, добиться, чтобы она выслушала и поверила! Ради нее. Ради того, чтобы она могла жить дальше.
Иначе, после такого плевка в душу, такого разочарования в любви и людях, ей будет очень тяжело в будущем…

Постепенно сознание прояснилось. Появилась цель, более-менее четкое понимание, что же нужно делать.
Ему нужно как можно быстрее поговорить с Катей. А для этого надо выбраться из этого гаража живым и хотя бы относительно здоровым, способным двигаться и говорить. И желательно выглядеть так, чтобы своим видом не напугать ее.
А еще он должен помочь ее отцу пережить все, что происходит сейчас, не допустить, чтобы случилось непоправимое, то, что сломает их жизнь навсегда. И постараться хоть как-то его успокоить, чтобы ему не стало плохо, Катя говорила, у него больное сердце. Если с Валерием Сергеичем что-то случится, виноват в этом снова будет только он, Жданов, и эта вина тоже ляжет тяжким грузом на его плечи.

Когда Пушкарев начал задавать вопросы о положении дел в компании, Андрей даже обрадовался возможности все рассказать.
Он расскажет всю правду, все, как было, и может быть это поможет хоть чуть-чуть оправдаться, хоть как-то облегчить боль Валерия Сергеича.

И Андрей говорил…
Торопливо и искренне. Обвиняя во всех бедах только себя и оправдывая Катю. Постоянно подчеркивая ее профессионализм, ум, честность и нежелание участвовать в махинациях. И через предложение повторяя, что ничего действительно противозаконного они не делали, что он любит ее и ни за что не позволит, чтобы она хоть как-то отвечала за их совместные неблаговидные дела.
Пушкарев слушал. Смотрел сурово, мрачно, но слушал.
И Андрей уже начинал надеяться, что вот так они поговорят, он все объяснит, и Валерий Сергеич их отпустит.
Да, конечно, он не поверит в его любовь, будет и дальше считать, что они мерзавцы, втянувшие Катю в сомнительные махинации, развалившие за какие-то несколько месяцев доверенное им дело, конечно же, он будет категорически против каких бы то ни было отношений подлеца Жданова с его дочерью, но все же - это нормальная жизнь. Без похищения, избиения и размахивания перед носом оружием. Без пограничного состояния здоровья и психики, угрожающего то ли убийством, то ли инфарктом.
Может быть, Пушкарев все же хоть немного успокоится, спрячет, наконец, пистолет, развяжет Ромку, и они более-менее здоровыми разойдутся по домам.
И завтра он сможет увидеть Катю.

От этой мысли у Андрея даже чуть-чуть улучшилось настроение. И он с еще большим энтузиазмом продолжал отвечать на вопросы.

Помешал Малиновский. Перебил и принялся нести ахинею. Обвинять и угрожать.
Ну что он плетет?! Какая милиция, какое взаимное прощение?!
Извинился за мерзости, написанные по несусветной своей глупости и лежи себе молча!
Хотя, Романа тоже можно понять: он нервничает, наверное, боится за свою жизнь, да и не очень-то ему удобно лежать там, на полу, связанным.
Ничего, потерпит! Нечего было бумагу марать! Катин отец делает то, что давным-давно должен был сделать он, Жданов. Он сам обязан был вступиться за любимую женщину и дать в морду этому дураку Малиновскому!

Ромка просто не понимает. Не дано ему почувствовать весь ужас и боль этой ситуации. И Катиного отца, подполковника Пушкарева, прямого, честного человека, для которого понятия "доброе имя", "порядочность" не пустой звук, который всю жизнь жил по совести, тому же учил свою горячо любимую дочь и гордился своей дочерью и своей порядочностью, Ромка не знает так, как уже успел узнать его Андрей.
Они, два великовозрастных идиота, посягнули на самое дорогое, что есть у Пушкарева в жизни.
Вот он и сорвался...

А молодец Валерий Сергеевич! Как же он сумел Ромку-то сюда затащить?!
И его самого так хитро в ловушку завлек! Он же сам в этот гараж приехал! Добровольно! Спешил еще, нервничал, и правда ведь испугался, что с Катей что-то случилось.
Здорово Пушкарев ему голову задурил! Ромке наверно также наплел что-то.
В общем, военная смекалка в действии!

Не нравится, видимо, Малиновскому направление их разговора, не любит он откровенничать, решил в беседе инициативу перехватить.

Ох, лучше бы он этого не делал...

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Роме казалось, что он, наконец, благополучно вписался в разговор. Во всяком случае, он говорил уже долго, говорил, как он думал, спокойно и внушительно. И обтекаемо. Жданов его не перебивал, а Пушкарев вроде бы внимательно слушал.
- Да, Никамода совершенно легальная компания, регулярно платит налоги и с бумагами там все в порядке, вы же знаете, вы же сами их как бухгалтер и готовили. Так что, перед законом мы чисты. Кате совсем ничего не угрожает, документы, которые она... - Рома слегка замялся, подыскивая в своем лексиконе наиболее мягкое определение для факта подделки отчетов, - немножко корректировала, предназначены только для внутреннего пользования. Их никто, кроме акционеров компании, никогда не увидит. А мы с Андреем никогда не допустим, чтобы другие акционеры в чем-то обвинили Катю и причинили ей какой-то вред. У нас был с ней договор: она только номинально возглавляет Никамоду, и мы все вместе работаем, чтобы помочь Зималетто выбраться из кризиса. А потом, когда все благополучно закончится, мы, конечно же, ее отблагодарим.
- Что? Вы подкупили ее?! Предложили ей деньги за то, что она будет вместе с вами обманывать акционеров?
- Ну, зачем сразу "обманывать"? Зачем сразу "подкупили"? Мы договорились. Мы одна команда. Катя понимала, что Зималетто в беде и согласилась нам помочь.
Мы разработали очень подробный антикризисный план, все продумали, учли до мелочей и уверены, что план сработает, и наша компания примерно через полгода преодолеет трудности. Нам просто нужно время и нужно, чтобы нам никто не мешал. Поэтому мы решили акционерам о проблемах ничего не говорить. Чтобы они не волновались зря и чтобы не терять времени на объяснения.
- Довольно молоть чушь! Какая вы замечательная команда, как вы беспокоитесь о других и как уважаете мою дочь я уже знаю!
- Валерий Сергеич, ну, простите меня, это письмо просто наиглупейшая шутка, я же вам говорю! Я очень сильно раскаиваюсь, что написал там этот бред, я так не думаю, я очень уважаю Катю, это правда, поверьте, уважаю за ее ум и профессионализм! Простите меня!
В собственном голосе Роме слышалась сейчас искренность и даже душевность. Он сознательно извинялся только за себя, не вспоминая Жданова, подумал, что так его раскаянье будет звучать более правдиво. Андрей Катю любит, Роман очень уважает - все прекрасно. Мир, любовь, дружба.
И, кажется, папаша начал успокаиваться. Вслушиваться в то, что ему говорят. Покрикивает еще, конечно, но хоть пистолетом в лицо не тычет.
Рома решил закрепить успех.
Андрюха слишком много рассказывал о своей неземной любви, это конечно, хорошо, папашу может кое-как и утихомиривает, но все равно в любовь никто ведь не поверит, нужно говорить более конкретно.
О деле.
О деньгах, то есть.
Пушкарев оскорблен и унижен - обидели его дочь. Он жаждал мести, схватил, связал, избил. Лежит автор мерзкого письма тут в грязи. Ну, что дальше? Перед ним уже сто раз извинились, что разгневанный человек может еще хотеть? Не собирается же он их покалечить, в самом деле!
В результате длительного обдумывания, Рома пришел к выводу, что хочет Пушкарев денег. Компенсацию за причиненный моральный ущерб.
Да, втянули, использовали, соблазнили.
Ну, сколько это стоит?!
Все, в конце концов, можно измерить деньгами, все имеет свою цену. Вот они сейчас договорятся, предложат Пушкаревым внушительную... ладно, ОГРОМНУЮ сумму денег, и вопрос будет кое-как решен.

- Мы готовы очень щедро отблагодарить вашу дочь за помощь, - Роман улыбнулся (непривычно, конечно, лежать в пыли со связанными сзади руками и, улыбаясь, вести деловой разговор), - ну, в пределах разумного, конечно. Сумму мы можем обсудить прямо сейчас. Я, готов написать вам расписку, да и Андрей, я думаю, тоже напишет. Да, Андрей? - обратился он за поддержкой.
И наконец, глянул в сторону друга - до сих пор он смотрел только на Пушкарева, старался, так сказать, не терять визуальный контакт.
Глянул и испугался. Жданов был бледен и отчаянно качал головой из стороны в сторону.
- Рома, замолчи! - прошептал.
Этот шепот Малиновский еле уловил, потому что одновременно с ним раздалось разгневанное:
- Вы втянули Катю в махинации, она переступила через свои моральные принципы, пошла у вас на поводу, я не знаю, почему, наверное, по глупости или голову из-за этого потеряла, - кивок в сторону Жданова. - Но я уверен, она никогда не возьмет за это денег!
В глубине Роминого сознания зазвучал сигнал тревоги - кажется, процесс идет не туда!
Но остановиться он уже не мог, был абсолютно уверен в правильности избранного курса. Нужно просто предложить побольше.
И он, как ему казалось, успокаивающе продолжал:
- Ну, зачем вы так, Валерий Сергеич? Я же вам говорю, Катя ничего особо противозаконного не делала. Она нам очень помогла и очень много работала. И заслужила премию. И кстати, за то, что это идиотское письмо к вам случайно попало и причинило Кате и вам такую боль, мы тоже готовы хорошо заплатить. Чтобы компенсировать, хоть немножко, ваши страдания. Назовите сумму и...
Договорить он не успел.
"Деловой разговор" был прерван возмущенным криком:
- Ты думаешь, от всего на свете откупиться можно?! Все продается и покупается?! За страдания моей дочери заплатить хочешь?! - Пушкарев снова грозно нависал над лежащим Романом. – Да у тебя никаких денег на это не хватит! Нет у тебя таких денег, ясно?!
Выпрямился, перевел дыхание, явственно пытаясь овладеть собой.
И резко взмахнул рукой с зажатым в ней пистолетом:
- Что ты мне тут сказки рассказываешь?! За помощь они благодарны, как же! Защиту Кате гарантируют! Вы создали Никамоду как подставную фирму и все ваше имущество сейчас у Никамоды в залоге! То есть, Зималетто - полный банкрот, а вы - нищие! В результате вашего умелого руководства вы разорили компанию и скрываете это от других владельцев! И вы уговорили Катю возглавить подставную фирму, Катя - владелица Никамоды! Вы специально все взвалили на мою дочь, чтобы потом, когда станет известно о ваших махинациях, на ней была вся ответственность, чтобы она отвечала за ваши преступления!
Но у вас ничего не выйдет, так и знай! Это ваши проблемы! Вы поплатитесь за все!

Чувство самосохранения начисто почему-то изменило Роме.
Вообще-то понятно, почему. Все-таки, несмотря на незавидную участь, несмотря на то, что лежит он тут связанный, грязный, весь во власти вооруженного и взбешенного человека, в глубине души Рома до сих пор за свою жизнь по-настоящему не боялся. Потому что похитил его не маньяк какой-то, не бандиты, не сектанты, а отец Кати Пушкаревой. Отец обычной, скромной, тихой девочки, которая на них преданно работала. Ну не настолько же человек, воспитавший такую девушку, неуравновешен и мстителен, чтобы убить их со Ждановым или изувечить?
В общем, было у Ромы, даже помимо воли, внутреннее убеждение, что смертельная опасность от него исходить не может.
Видимо, только поэтому, даже осознавая, что Пушкарев уже снова сильно выведен из себя и взбесил его своими речами никто иной, как он, Роман Малиновский, и понимая, что неплохо было бы сменить тактику или хотя бы заткнуться, Рома упрямо продолжал гнуть свою линию.
Он не захотел услышать в гневной тираде беспокойствa о том, что Катя будет вынуждена отвечать за чужие преступления, пренебрег отцовской обидой за дочь.
„Вы нищие!“ - вот что ударило больно по нервам и отвлекло внимание от всего остального. Катя - владелица Никамоды, и у них со Ждановым нет денег, чтобы ей заплатить - очень не понравился Роману итог его усилий по "обтекаемому“ описанию создавшейся ситуации.
Пушкарев все понял правильно, самую суть ухватил. Катя сейчас хозяйка Зималетто. Да, на ней ответственность, но у нее и власть.
Он намекает, что хочет все - решил Рома. Хочет их с Андреем разорить. Действительно, зачем ему какое-то вознаграждение, если его дочь может забрать себе все капиталы Зималетто?
Роман все еще думал о деньгах.

- Никамода владеет Зималетто, а Катя глава Никамоды, это так, - тон Малиновского был ледяным и смотрел он на Пушкарева снизу вверх с возмущением. – Но мы уже неоднократно вас уверяли, что для Кати в этой ситуации нет никакой опасности, ей не грозит ничего. И конечно, это, прежде всего, наши проблемы, как руководителей. Катя - наемный работник. Что вы имеете ввиду, когда говорите, что нам не хватит денег ее отблагодарить? Катя получит вознаграждение, когда Зималетто расплатится с долгами и вернется к законным владельцам. Мы доверили Кате и Никамоду и Зималетто потому, что очень надеемся на ee порядочность, на то, что она не станет претендовать на то, что ей не принадлежит и вернет нам обе компании по первому требованию. Но, если вы думаете, что Зималетто уже у вас в кармане, и вы можете в отместку, чтобы нас наказать забрать все себе, то вы сильно ошибаетесь. Мы так просто свое не отдадим. Подключатся очень влиятельные люди, другие акционеры и их знакомые, мы подадим на Катю в суд и, скорее всего, дело выиграем. У нас прекрасные адвокаты. Зималетто вернется к своим настоящим владельцам, людям, которые вложили в развитие компании и свой труд, и душу, и свои деньги. А Катя в этом случае не получит ничего, кроме неприятностей.
Причинять нам сейчас еще больший вред, чем вы уже причинили, убивать нас или калечить, вам нет никакого смысла - за это вас просто посадят до конца ваших дней и все. Ни свободы, ни денег. И позор для всей семьи.
Так что, успокойтесь и соглашайтесь на то, что я вам предлагаю. Вы получите огромную сумму денег, которая позволит вашей семье жить безбедно многие годы. Итак, сколько?

Это был длинный монолог, который не прервал никто. Пушкарев стоял неподвижно, как изваяние и не сводил с Малиновского тяжелого взгляда, а Жданов уже давно сопровождал эту речь непонятными телодвижениями, мимикой и едва слышным стоном. Но Рома не обращал внимания на невербальные сигналы друга. Он нашел правильный тон, говорит очень важные вещи, Пушкарев его молча слушает, побагровел только, но ничего. Все нормально. Давление у него, наверное, поднялось, немудрено - при таких-то обстоятельствах.
- И развяжите меня уже, наконец. О том, что сегодня тут произошло, никто не узнает, обещаю, мы не будем обращаться в милицию.
И тут Пушкарев зашевелился. Оглянулся по сторонам, направился к прибитым к стене полкам, молча снял пальто и бросил его на стоящий возле полок стул.
Под пальто оказался увешанный орденами и медалями мундир.
Достал из ящика некий предмет, вернулся на место и зловеще прошептал:
- Я развяжу. Сейчас.
Склонился над Малиновским и тут только, заглянув в расширенные от гнева глаза бывшего военного, Рома понял, что сделал он что-то не то.
Очень не то.
Совсем.
Он совершенно не правильно оценивал обстановку.
Вооруженный человек напротив него находится в ярости. В еле сдерживаемой ярости. У него сурово сжаты губы и взгляд, которым он, кажется, проткнет сейчас несчастного пленника насквозь. Хотя для протыкания в руке у Пушкарева был нож. Это так, чтоб уж зарезать наверняка.
Только сейчас Рома испугался по-настоящему. Понял, что его жизнь реально висит на волоске. Если вывести из себя даже вроде бы нормального человека, он может сгоряча совершить непоправимое. А здесь степень адекватности давно уже под вопросом. С чего он решил, что Пушкарев им ничего не сделает?! Зачем он ему и Кате судом угрожал, кретин безмозглый?!

- Валерий Сергеич... - негромко и неуверенно позвал откуда-то издалека Жданов. Совершенно не связанный, свободно стоящий рядом с психом Жданов.
Ну давай же, идиот влюбленный, сделай что-нибудь! Помоги! Видишь, друга твоего сейчас просто убьют! Зарежут, как куропатку! Напади, выбей оружие...
Поздно.
Момент упущен.
Пушкарев резко выпрямился и направил пистолет на Андрея:
- К стене!
- Что?
- Иди к той стене! - взмах пистолета показал направление в дальний угол.
Андрей умиротворяюще поднял руки.
- Валерий Сергеич, пожалуйста, остановитесь, не делайте глупостей...
- Молчать! Пристрелю сейчас к чертовой матери! Пошел!
И Жданов, последняя Ромкина надежда на спасение, безропотно отошел в сторону – аж к дальней стенке.
- Послушайте, вы меня неправильно поняли... - с большим трудом заставил работать свои голосовые связки Рома.
- Заткнись! - внимание психа снова было сосредоточенно на бедном связанном страдальце. Длинное лезвие острого ножа дрожало где-то возле его горла. Не в силах смотреть на этот нож, Роман в ужасе закрыл глаза, ожидая боли от того, что его сейчас будут убивать.
Но речевой аппарат продолжал функционировать, видимо, потому, что слова оставались единственным доступным средством для предотвращения гибели. И слова лились плохо контролируемым потоком:
- Пожалуйста, не надо, я прошу вас, я вам обещаю, что никогда больше не обижу вашу дочь, никогда больше не буду писать о людях ничего подобного, я уже все понял, я поступил очень плохо...
Нож дотронулся к телу, дыхание перехватило, речь прервалась…

И вдруг Рома почувствовал, что веревки на ногах ослабли. А потом свободу получили и руки.
Он открыл глаза. Пушкарев отпускает его? Просто развязал, как и обещал? А он-то, Роман Малиновский, расклеился, как мальчишка сопливый, испугался до одури, прощения просил, лепетал что-то, чуть не плакал. Внутри до сих пор все дрожит... Стыд-то какой, перед Андреем неудобно…
Рома неуверенно сел, оперся о стенку. Снова прикрыл глаза, пытаясь овладеть собой и отдышаться. От долгого лежания затекли и теперь болели и руки, и ноги, и все тело.
- Встать! - резкий окрик заставил Романа вздрогнуть и снова сфокусировать взгляд на все еще вооруженном захватчике.
Еще ничего не закончилось. Напрасно он расслабился и не напал, собрав последние силы, на этого вояку, пока тот был рядом с ним. Ведь были же у него в распоряжении какие-то секунды, когда ноги его были уже свободны, а Пушкарев, развязывал ему руки. И пистолет на это время в сторону отложил - как бы он иначе одной рукой веревки развязывал?
Идиот!
Трус!
Тряпка!
Упустил он этот момент - то с закрытыми глазами лежал, страхом скованный, то решил, что его на свободу отпускают, не рыпался. Из-за своей слабости и тупости снова не понял намерений противника. Да, тело сразу не слушалось, но попробовать перехватить инициативу он был обязан. А теперь что? На Жданова-то вообще нет никакой надежды…
- Встать, сказал!

Пушкарев снова находился напротив него, и в руке его был зажат пистолет. Жданов так и стоял у дальней стены, словно приклеенный.
Рома поднялся. Стоял с трудом, затекшие ноги не хотели держать, противно дрожали и подгибались. Кружилась голова и слегка мутило, видимо, от переживаемого ужаса.

Желваки ходили на лице Пушкарева ходуном. Испепеляя взглядом Малиновского, он чеканил слова отрывистым, хриплым от внутреннего напряжения голосом:
- Ты думаешь, нам нужна ваша убогая фирма? Ошибаешься. Нам она не нужна.
Вы сделали из моей дочери мошенницу, задурили ей голову, плюнули в душу, а теперь ты еще и клевещешь на нее?! Думаешь, она еще и воровка?! По себе судишь! Никогда в жизни Пушкаревы не брали чужого! Я никогда не поверю, что Катерина хоть копейку этих ваших денег присвоит! И подкупить Пушкаревых нельзя, честь и доброе имя не продается!

Дуло пистолета поднялось и снова смотрело Роману прямо в лицо. Малиновский почувствовал, как по спине потекла струйка холодного пота.
Его не зарежут, мелькнула в голове жуткая догадка, его сейчас расстреляют, как предателя рода человеческого. Как человека, недостойного жить.
- Раздевайся!
- Что? - Рома решил, что ослышался.
- Раздевайся!
- Зачем?
- Быстро! Снимай все свое барахло!
Он хочет его тоже унизить?
Или собирается пытать?!
Или...
В воображении сформировалась еще одна страшная мысль. Взбешенный псих хочет отстрелить ему...
Лицо Романа пошло красными пятнами. Стало жарко. Лицу жарко, а по спине струится холодный пот (странно, он и не знал, что так бывает, мелькнула коротенькая мыслишка на периферии сознания).
Рома перевел ошалевший взгляд на Жданова. Тот был серый, как стенка, возле которой он стоял.
Речевой аппарат, как последнее средство защиты, Рому все еще слушался:
- Вы что задумали? - забормотал он. - Вы же нормальный, разумный человек... Очнитесь... Прекратите...
В очередной раз за эту кошмарную ночь Малиновский был объят парализующим страхом. Даже собственный хриплый шепот вызывал в нем животный ужас.
Он сумел снова оторвать взгляд от пистолета и посмотрел Пушкареву в лицо. Ничего утешительного там не увидел. Решительный взгляд холодных глаз, хмуро сдвинутые брови, плотно сжатые в тонкую линию губы.
Это приговор.
Жданов отлип от стенки и медленно стал приближаться к ним.
- Стой, где стоишь! - последовал отрывистый приказ. Пушкарев даже головы не повернул, даже глазом не повел. - Еще один шаг и стреляю на поражение!
Андрей так и замер в нелепой позе, выставив одну ногу вперед.
- Валерий Сергеич, ну что же вы делаете, ну перестаньте, вы сломаете жизнь и себе и своей семье... - с растерянностью и уже с отчетливо слышимым в голосе отчаяньем попытался Андрей достучаться до сознания нападавшего. – Ну, простите его, он дурак, он совсем не то хотел сказать...
- Он сказал именно то, что хотел, - жестко перебил Пушкарев этот нерешительный лепет. И с негодованием в голосе продолжал:
- Вы считаете Катю мошенницей и воровкой, боитесь, что она украдет у вас компанию, которую сами же ей и навязали и хотите ее и МЕНЯ подкупить, чтобы я закрыл глаза на ваши преступления. Вы использовали мою дочь, соблазнили, растоптали ee, как человека, смеялись над ней, обзывали последними словами, она до сих пор мучается из-за вас, а теперь вы хотите мне за все это заплатить. И спрашиваете меня, во сколько я оцениваю честь, совесть и душевный покой моей дочери.
И тут он сорвался на крик, снова обращаясь к Роману:
- Нет столько денег на Земле, понятно тебе?! Не откупишься! Не все можно искупить деньгами, за такие дела иначе расплачиваться надо! Раздевайся, я сказал! Считаю до трех! Раз!
Рома лихорадочно стащил с себя пальто и бросил на пол.
- Валерий Сергеич, все совсем не так...
- Быстрее! Все снимай! До гола! А то я за себя не ручаюсь!
Снял через голову свитер, уронил также себе под ноги. Непослушными пальцами расстегнул пуговицы на рубашке, руки были ледяными и дрожали…
Ботинки.
Брюки.
Носки.
Когда снимал носки и поднял ногу, чуть не упал - сильно закружилась голова.

Больше Роман не говорил ничего. Молчал. Будь, что будет. Пытался подготовиться к чему-то совершенно ужасному и уговаривал себя держаться достойно. Настраивался на борьбу до конца за свою жизнь и здоровье.
Он не будет больше скулить и уговаривать одуматься. Пока раздевался, удалось приблизиться к Пушкареву на пару шагов. Может, получится напасть?
Наконец, остался в одних плавках. Их не снимал. Стоять пытался ровно, с высоко поднятой головой.
Чувствовал себя совершенно беззащитным и несчастным в руках оголтелого маньяка. От холода и страха стучали зубы, он пытался их стиснуть, чтобы было не так заметно, а они не стискивались и все равно стучали…

Долго смотрел Пушкарев на это голое, дрожащее тело. Долго наслаждался явственно исходящим от Малиновского страхом.
Плавки снимать не заставил. Ни к чему это.
Сначала хотел на колени поставить и еще раз вынудить прощенья просить, но... передумал. Посмотрел на красное лицо с расширенными от ужаса глазами, послушал тяжелое, прерывистое дыхание и передумал. Отпустить решил. Хватит с него. Пусть убирается.

- Теперь ты. Сюда иди, - к Жданову обратился. - Снимай с себя все.
- Нет, - последовал короткий ответ.
- Нет? - Валерий даже удивился. Споры вроде закончились уже.
- Нет, - Андрей угрюмо, с вызовом смотрел на него. - Стреляйте, если хотите. Я виноват, стреляйте! А этот цирк ни к чему.

Валерий растерялся. Что теперь делать? На унижение Малиновского он уже полюбовался, запал у него почти прошел. Устал он и чувствовал, что выдохся. Да и сердце болит, не переставая, давно уже.
Хотел заставить их обоих раздеться и голышом выгнать вон. Чтобы поняли, что ничего они без своих денег не стоят, что такие же они, как все - обыкновенные люди из плоти и крови. Как все уязвимые, со страхом своим и болью. Может, поймут хоть чуть-чуть, как это больно, когда тебя топчут...
Рассудка он не терял ни на минуту, ярость и обиду, конечно, чувствовал, но не настолько, чтобы озвереть и в людей стрелять. Попугать только хотел…

- Но вы сделаете большую ошибку, - продолжал Жданов все так же угрюмо. - Вы не знаете всех обстоятельств. Я люблю Катю, а Катя любит… - запнулся, - во всяком случае, раньше любила меня, и, я думаю, вы причините ей сильную боль, если меня убьете. Кроме того, мне необходимо с ней поговорить. Если я не смогу этого сделать, Катя никогда не узнает, что я ее любил, а в инструкции написана полная чушь. Отпустите меня, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить ее в этом.

И тут в кармане ждановского пальто ожил мобильный телефон. Ему кто-то звонил. Ночью. В пол третьего ночи.
Бодрая мелодия звучала совершенно неуместно, ворвалась в гнетущую атмосферу и нарушила драматизм момента.

Все так же стоя под прицелом, Жданов медленно вытащил из кармана телефон, в любую секунду ожидая окрика, запрещающего отвечать на звонок.
- Алло, - не глянув на дисплей, потому что не отводил взгляда от пистолета, настороженно произнес Андрей и тут же расплылся в радостной улыбке.
- Да, Катюш, добрый вечер, как же я рад тебя слышать!
…
- Нет, не сплю, ничего, что поздно.
…
- Ну что со мной может случиться? Конечно, у меня все в порядке, - голос его звучал мягко и ласково, а смотрел он в это время прямо в глаза Пушкареву.

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Ну вот, переехала. На двух страничках все поместилось. Но как же интересно было все комменты перечитывать! Tакие споры увлекательные были, просто класс!

Пишие еще отзывы, это так интересно, разные мнения обсуждать.



Да, Ромка хлебнул немножечко страху



Не могу к сожалению ничего говорить, чтобы не спойлерить.

Спасибо большое, девочки, что прочитали!

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Сильно!
ВС нашел достойную Малиновского месть. А Андрея пока не слышит.

_________________

Спасибо!

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Прочитала все на одном дыхании! Действительно очень сильно! С нетерпением жду продолжения!!!

Очень интересные - противоположные (!) замечания, вообще-то.
Тут, мне кажется, его поведение зависит от ответа на вопрос: трус Малиновский или нет? Впыльчив или все же расчетлив? Вспыльчивый человек наорет, сделает что-то резкое, опрометчивое, а потом может быть и отойдет, успокоится, а расчетливый промолчит, сдержится и ненависть затаит, такое потом сделать может, что мало не покажется...
И вот гость и Вера видят Малиновского, наверное, разным и в фильме и в этом фике. Да?

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Спасибо большое! Добро пожаловать новому читателю!

_________________
Делай, что должен и будь, что будет

Прочитала все сразу и с большим удовольствием! Да еще и обсуждение таких животрепещущих вопросов! Особенно, конечно, какой на самом деле Роман Малиновский. Понятно, что очень многим (и мне он нравится) именно за легкость характера, ну и за то, как здорово его сыграл Петр Красилов. А вот что нет в нем того стержня, который есть у Жданова, и он вполне мог ТАК повести себя в данной ситуации, я, пожалуй, соглашусь.
Впрочем, ничего, переживет. Зато, надеюсь, раз и навсегда отучит на будущее такие письма писать.
А вот Валерия Сергеевича очень жалко. Сердце ведь может просто не выдержать всего этого. Да оно и так уже плохо все это переносит.
Спасибо!

Спасибо, Синичка, прочитала все и такое чувство и жалости к Роману , все же не ведал, что творил и ужасно жалко Валерия Сергеевича, не совладал он со своей обидой, но вот лично Малиновский заслужил, хоть и жалко его, дурака и согласна, что в кино он так и НЕ РАСКАЯЛСЯ в своем поступке и не зря, уже на свадьбе, Жданов помедлил секунду-две, прежде чем пожать ему руку... А Жданов, Жданов получил свое гораздо раньше, когда любимая женщина стала на глазах от него ускользать, сторониться, уклоняться от таких желанных раньше объятий, поцелуев, для влюбленного мужчины это и есть настоящая мука- не понимать, почему или ЗА ЧТО?!

Сейчас опять пересматриваю НРК,и опять многое видится иначе. В который раз. Все ГГ неоднозначны, а попросту, живые. Нет до конца хороших и до конца плохих, и Катя в том числе. Все как в жизни. Роман меня смутил впервые, когда он метнул в стену нож для разрезания бумаги после слов АП, что он Кате доверяет. Очень злой и неприятный был взгляд, очень не понравились РД эти слова. А когда АП рассказывал о первой ночи, как все это не нравилось Малиновскому! Он всегда ревновал Жданова к Кате. Ему нравилось в глазах Андрея унижать Катю.А как он повел себя после истории с узбекскими тканями. Милым, веселым,обаятельным Малиновский оставался все время, пока не происходило какое -нибудь важное событие,требующее от персонажей не то, чтобы поступка, а просто "правильного" поведения. В экстремальной ситуации РМ вел себя мелко. И, включая сцену с дневником, ни разу не раскаялся, как упоминали здесь девочки, ни в одном своем поступке. Он действительно такой циничный. Считается, что он хороший друг. Для меня это сомнительно. Даже просто узнав, что Андрей любит Катю(пусть Роман знает о любви лишь понаслышке и не способен осознать это чувство), он ни разу не поддержал его.
Верю, что ВС, узнав об инструкции, предпринял бы что-нибудь подобное. Достаточно вспомнить его отношение к Кате, как он всегда старался ее уберечь от всего. Это показано с первой серии и до конца. И в рассказе , на мой взгляд, все последовательно, он ведь действительно не знал, как их наказать, на ходу все придумывалось и менялось. И под конец, решил раздеть и выпустить. Это все сплошные импровизации. Ждановское "нет" мне очень понравилось,и про цирк, ну, прямо настоящий Андрей Палыч. Ситуация очень напряженная. Я с самого начала думаю, как же все это разрулится, чтобы дальше им жилось с Этим комфортно? Хорошее название, сразу про все- и про инструкцию, и про дальнейшее. Простят ли все друг друга?

+1000000

Галочка!
Я сказала так, потому что ты в своем фике показала более выпукло что ли нутро Малиновского. А фильме это не так очевидно.
И вот поэтому многие авторы рисуют его другим: легким, интересным и в то же время глубоким.
Малиновский - персонаж неоднозначный - это точно.

_________________
. Иллюстрированные фики: Hamamelis, jedilady, ludakantl и другие...

А чего это Катенька вздумала звонить в третьем часу ночи?