Глава 19.
Андрей не забыл данного дочке обещания повести ее в цирк, и сейчас грех было не воспользоваться тем, что у него появилась уйма свободного времени, и не осуществить ее желание. Настроение у него, правда, было совсем не располагающее к развлечениям подобного рода, но это пустяки, главное, Оленька счастлива - она очень любит цирк. Вглядываясь в горящие глаза ребенка, заранее предвкушающего удовольствие от еще не начавшегося представления, Андрей испытывал смешанные чувства: удовлетворение от того, что смог подарить дочери ее любимый праздник, и разочарование, потому что сам он, увы, давно разучился радоваться яркому зрелищу и искренне, беззаботно веселиться. Андрей был уверен, что никакие клоуны и прочие акробаты не способны заставить его даже улыбнуться, не то что по-настоящему развеселиться, да и чему улыбаться в его-то положении?
Прошла целая неделя с того дня, когда он в последний раз вышел из ворот киностудии. Андрей был в курсе, что за это время Павел доснял весь материал, и ничто не мешает ему приступить к монтажу фильма, кроме «повисшей в воздухе» сцены суда. В группе так до сих пор и не знали – принял ее режиссер или намеревается переснять. Павел упорно хранил молчание, не посвящая в свои планы никого, даже Романа, а помощники и ассистенты спросить его об этом напрямую не решались. В такой ситуации единственное, что оставалось Андрею - набраться терпения и ждать. Согласится режиссер с его трактовкой роли, поверит ему – тогда и он поверит в себя, в свои силы, не согласится – придется подчиниться его решению, постараться переиграть сцену так, как захочет Павел, а потом…, а потом будь что будет. В конце концов, кто сказал, что профессия актера – это его призвание?
Устраиваясь в кресле рядом с радостно-возбужденной дочкой, Андрей думал, как бы постарательнее спрятать от Оли дурное расположение духа и не испортить ей праздничный вечер своей кислой физиономией. Но, должно быть, акробаты, жонглеры и дрессировщики, выступавшие сегодня на арене, были настоящими профессионалами, а клоуны были особенно хороши, и Андрей сам не заметил, как увлекся представлением. Он так весело, до слез смеялся вместе с дочкой над забавными пантомимами, с таким увлечением наблюдал за виртуозной работой гимнастов, захватывающей джигитовкой наездников, что на какое-то время совершенно забыл обо всех своих невзгодах.
Спасибо Кире - она вернула его с небес, вернее из-под купола цирка, на землю. Когда они с дочерью довольные и счастливые, обмениваясь на ходу впечатлениями и вспоминая забавные цирковые эпизоды, появились в его бывшем доме, Оля попросила его не уходить.
- Папка, пойдем, я тебе кое-что покажу.
Но тут вмешалась Кира и отправила дочь сначала переодеться и умыться, а когда Оля послушалась и убежала в свою комнату, повернулась к нему и «ласково» поинтересовалась.
- Ну, что, Андрей, мы с тобой теперь на равных?
- В каком смысле? – удивился он, переминаясь с ноги на ногу в прихожей.
- В прямом, - ехидно улыбнулась бывшая жена. – Я мать-одиночка, а ты, как я понимаю, теперь у нас отец-одиночка.
Андрей решил не отвечать на выпад, подозревая, что Кира неспроста затронула эту тему, но Кире его участия для дальнейшего развития сюжета и не понадобилось.
- Какой же ты наивный, Жданов, - продолжала Кира, улыбаясь, - неужели ты думаешь, что ты Пушкаревой нужен? Неужели настолько уверен в ней? Ты забыл, кто она и кто ты? Твоя Катенька сейчас в Париже, в «столице любви и красоты» и она тебе никто, Жданов, даже не жена. Неужели ты думаешь, что у нее не нашлось там богатого и успешного кавалера, который помог ей забыть холодную зимнюю Москву и…
Андрей нетерпеливо перебил увлекшуюся сюжетом сочинительницу любовных романов.
- Катя не в Париже, она в Ницце, Кира, и позволь мне пройти к Оле, а потом я сразу уйду, чтобы тебе не мешать.
«Приятное» общение с Кирой вернуло угрюмое настроение, которое он так честно пытался побороть. Андрей не злился на Киру - слишком много он причинил ей боли, чтобы она не пыталась время от времени расплатиться с ним той же монетой и не сделать больно в отместку. Еще в день суда, поставившего точку в их семейной истории, он принял решение не реагировать на Кирины провокации, понимая, что их целью является банальная месть, о которой она, скорее всего, сама же потом будет жалеть. Понимать-то он понимал, но осадок в душе от её недобрых слов все равно остался. Видимо, изболевшаяся и настрадавшаяся, она, душа, еще не скоро сможет залечить раны, раз достаточно одно движения, одного грубого слова, чтобы они опять стали кровоточить. Но страшнее любой боли была тоска. Сейчас, когда Кати не было с ним рядом, Андрей тосковал по ней немыслимо, скрывал ото всех, прятал свою тоску, но чувствовал ее постоянно, она словно раскаленным железом жгла его изнутри, выжигая где-то в груди огненными буквами слова – "Катя, вернись!"
Катя звонила каждый вечер, говорила с родителями, потом с ним, неизменно начиная разговор со слов: - «Андрюшенька, родной мой, как же я скучаю…», а потом Сережка «отвоевывал» у них трубку и уходил в свою комнату «секретничать с мамой».
Андрей, торопясь быстрее оказаться дома, шел и вспоминал Катин бархатный голос, ласковые слова, которые она ему говорила, и вдруг… остановился как вкопанный, не дойдя до подъезда всего несколько шагов.
- «А ведь все последние дни Катя не называет тебя Андрюшенька», - отчетливо вспомнил он. – «Она говорила Андрей, да и вообще странная она какая-то была, словно чужая… А если Кира права? Если Катя меня разлюбила?» - ошпарило кипятком сомнение и тут же отозвалось в груди холодной морозной дрожью...
Дурманом заволокло сознание, голова закружилась, и ноги вдруг стали непослушными. Жданов сделал несколько неуверенных шагов, опустился на лавочку у подъезда, трясущимися руками достал из пачки сигарету и закурил. Прошло несколько минут, прежде чем ему удалось вернуть утраченное равновесие и попробовать трезво все осмыслить.
- «Что это вы, Андрей Палыч, так разволновались?» - попытался он, иронизируя по поводу своих вымышленных страхов, привести себя в чувство. – «Да вы никак опять ревнуете? А к кому, позвольте поинтересоваться?» - спросил и сам же ответил на свой вопрос, – «к Кириному придуманному фантому».
Самоирония как шоковая терапия возымела необходимое действие. Дышать стало легче, туман в голове рассеялся, и сигарета в руке больше не дрожала.
- «Докатился, Жданов, молодец! Ну ладно Кира, она от "доброты душевной" могла бы даже и имя Катиному парижскому ухажеру придумать, а ты-то почему во всю эту чушь поверил? Только потому, что Катя пару раз назвала тебя Андреем, а не Андрюшенькой? Тоже мне катастрофа! Может быть, у нее голова в этот день болела, или… Точно! Она почувствовала мое плохое настроение, догадалась, что у меня проблемы, вот и…».
Немного успокоившись, Андрей уже собрался затушить сигарету и пойти домой, когда память услужливо напомнила ему, как сухо Катя разговаривала с ним все последние дни, как нетерпеливо, словно пытаясь побыстрее закончить их разговор, просила передать трубку сыну, а он из-за своих переживаний этого почему-то не замечал.
Сережка уже спит, Катя уже давным-давно позвонила... Можно, конечно, перезвонить самому, в Ницце еще не так поздно, но они еще вчера договорились, что пропустят этот вечер и поговорят завтра, так что, если он будет звонить сам, Катя чего доброго испугается, подумает, что-то случилось… Нет, решено, сегодня он беспокоить ее не будет, а значит, торопиться ему некуда.
Сидеть ночью во дворе на скамейке было холодно и неуютно, но когда у человека настроение плохое и домой не хочется, куда ему деваться? Идти на улицу ловить машину и ехать в какой-нибудь бар?
- «Ну зачем мне бар?» - вяло размышлял замерзающий Жданов, - «Что я там потерял? И потом, сколько мне в этом баре сидеть, до утра?»
Представив себя, одинокого, в пустом с полупотушенными огнями баре, Андрей печально вздохнул.
- «Есть еще вариант - поехать к себе домой».
Воображение тут же перенесло его из бара в давно непосещаемую им квартиру Романа. Пусто. Одиноко. Тоскливо. Андрея даже передернуло, когда он представил себе перспективу провести ночь в этой берлоге.
- «Нет, это тоже не катит. Что мне там одному делать? В холодильнике ничего нет, выпивки, кажется, тоже нет…», - заговаривал он сам себе зубы. – «Опять же встает вопрос - на чем ехать? Вызвать такси? Неохота», - решил Андрей, поглубже запахивая воротник куртки.
- «А дома сейчас тепло, хорошо», - уговаривал его кто-то невидимый, - «сынишка спит в своей кроватке, ты придешь, ляжешь с ним рядом, и тебе сразу станет легче».
Жданов мысленно представил себе ставшую ему родным домом квартиру Пушкаревых – мягкий ночной свет струится в коридор сквозь стеклянные двери их с Сережкой комнаты, на кухне Елена Александровна подогревает ужин, Валерий Сергеевич просматривает газету, водрузив на нос смешные старомодные очки, поглядывает время от времени на часы и ворчливо повторяет: - «Где его черти носят? Ночь уже на дворе!».
- «А ведь Катины родители наверняка не спят! Ждут тебя. Ты придешь домой, посидишь с ними, поговоришь и успокоишься…».
Андрей вскочил и несколько раз чуть ли не бегом метнулся до подъезда и обратно.
- «Да, как же, успокоишься тут, они же разговор обязательно на Катю переведут, а я… я сейчас о ней не смогу говорить. А вдруг я сорвусь и скажу что-нибудь такое…».
Андрей достал из пачки еще одну сигарету и вернулся на лавочку.
- «Нет, домой мне идти нельзя».
Именно в этот момент его слегка примороженная февральской стужей совесть выбралась, наконец-то, откуда-то изнутри и весьма ощутимо «толкнула» его в спину.
- «Ты чего тут расселся? Что разнюнился? Тебе перед Катиными родителями не стыдно? Они тебя, паразита, ждут, переживают… Не хочешь говорить с ними – не говори, сошлись на усталость… Но заставлять пожилых людей волноваться!.. А ну марш домой!»
- «Ладно, ладно», - решил Андрей, уступая справедливому требованию беспокойной совести, - «сейчас вот только докурю и пойду».
- Здрасти, Андрей Палыч, - окликнул его знакомый голос.
- Привет…, Николай. Ты что, у моих был?
- Был, - поежился Зорькин, разглядывая заиндевевшего на морозе Жданова. - А ты чего тут сидишь?
- Да вот свежим воздухом захотелось подышать
- И давно дышишь? – усомнился Колька в правдивости его слов, углядев рядом со скамейкой несколько одинаковых сигаретных окурков.
Посиневший от холода Жданов неопределенно пожал плечами.
- Вот что, - решительно заявил Зорькин, - пока ты здесь на свежем воздухе в двадцатиградусный мороз окончательно не заледенел, звони Пушкаревым и скажи, что у меня переночуешь. Звони, звони, - заметив, что Жданов собирается ему возразить, повторил Колька. - Все равно твое спальное место занято, моя Женька у вас ночует, - пояснил он, - а я тебя украду, вот и будет равноценная замена. Я весь вечер тебя жду. Поговорить надо, - уже серьезно добавил он.
Андрей знал, что Николай живет с матерью и дочкой, но сегодня они в квартире оказались одни и по причине отсутствия обеих дам по-хозяйски расположились на кухне. Колька даже нехитрый ужин соорудил, и только дождавшись, когда Жданов поест и выпьет горячего чаю, поинтересовался:
- Слушай, Андрей, тебе не кажется, что с Катькой что-то не то происходит?
Жданов аж подскочил на месте, услышав от Зорькина подтверждение своим самым черным мыслям и худшим подозрениям.
- Что не то? – вмиг охрипшим голосом повторил он вопрос.
- Да я не знаю, - задумчиво произнес Зорькин, - она грустная какая-то, мне в последний раз вообще показалось, что она чуть не плачет. А ты ничего не заметил? Она тебе ничего такого не рассказывала?
- Заметил, - прошептал Андрей, - только она мне ничего не объясняла.
Колька походил туда-сюда, по привычке запустив пятерню в волосы и еще больше растрепав и так всегда лохматую голову.
- Странно, – удивился он, – мне, кажется, у нее что-то случилось.
- У тебя выпить есть? – вдруг попросил Жданов
- Выпить? – удивился Колька. - Замерз все-таки? Водка есть, устроит?
Андрей косо ухмыльнулся.
- Меня сейчас все устроит.
- А ты чего насупился-то так, а? – остановился перед ним Николай, вернувшись через пару минут с бутылкой водки в одной руке и парой стаканов в другой.
- Коль, а может, она… может, она… не хочет возвращаться? Может, ей без нас лучше? – поднял голову Андрей.
- Что?!! Ты что несешь, Жданов?! Ты ополоумел или мозги на свежем воздухе заморозил?
- А что, так не бывает? – взорвался Андрей.
- Бывает! – не уступая ему в темпераменте, заорал Николай. - Со мной, например, так и случилось. Но это… это… Это же Катя! Она всю жизнь тебя ждала, одного тебя всю жизнь любит. Да ее, может быть, и на свете бы уже не было, если бы не ваш Сережка. Дурак ты, вот кто, если про Катьку мог такое подумать!
Андрей, онемев, во все глаза уставился на Катиного лучшего друга. Он совершенно не ожидал от смирного тихого Зорькина такого напора. Если бы Николай врезал ему по физиономии, это не подействовало бы на него так, как подействовала полученная от него моральная оплеуха. Теперь ему и самому было непонятно, почему он усомнился в Кате. Почему в его дурную голову полезли всякие глупости, в то время как Колька сразу почувствовал - у Кати проблемы.
- «У Кати что-то случилось?!» - дошло, наконец-то, и до его сознания.
Жданов вскочил и стал лихорадочно шарить по карманам в поисках телефона.
- Андрей, ты чего? – опешил Зорькин.
- Надо Кате срочно позвонить.
- Совсем с ума сошел, ты посмотри на часы. Куда ты звонить собрался?
Андрей замер, бестолково огляделся по сторонам и опустился обратно на стул.
- Коль, ты прости меня за глупость… настроение паршивое, нервы сдают.
- Ладно, - примирительно махнул рукой Николай. – Давай выпьем, что ли?
Они чуть ли не до утра засиделись за столом. Андрей больше молчал, зато Зорькин говорил без умолку, увлекшись воспоминаниями об их с Катериной детстве и юности.
- «Николай молодец, он настоящий друг, а ты, Жданов, испорченный эгоист, вот кто ты!» - корил себя Андрей, слушая Колькины рассказы.
– «Катенька, прости меня, идиота», - раскаивался он. – «Тебе там плохо, ты ждала от меня сочувствия, а я…».
Чем больше он думал о Кате, тем больше волновался. Что у нее случилось? Почему она не захотела рассказать ему о своих проблемах?
- «Нет, так больше продолжаться не может! Я должен знать, что с ней происходит! Я больше не могу оставаться в неведении!»
Решение действовать и действовать незамедлительно пришло само собой.
- Знаешь что, Коль, я к ней поеду. Хватит ей там одной контракты отрабатывать. Заберу я ее.
- Вот правильно, - заплетающимся языком произнес неумеющий пить и оттого быстро опьяневший Зорькин. – Давай еще по маленькой?
- Ну, давай, - улыбнулся Андрей, разливая из бутылки остатки водки.
- За Катьку! – поднял стакан Николай.
- За нее!
Последний раз редактировалось Сплин 21 ноя 2010, 15:49, всего редактировалось 2 раз(а).
|