есть кто? автор пришел, проду принес)
45 – У меня есть 10 минут… – она лежала, уткнувшись лицом в его руку, и не могла поднять глаза, но и бежать, как когда-то, не хотела. Сегодня все было иначе, совсем иначе. Они оба стали другими: Катя вспоминала себя, словно думала о чужом человека, об актрисе в фильме, только отдаленно похожей на нее. – Я приеду еще, ты придешь? – он провел рукой по ее волосам, коснулся спины. – Да, – она нашла в себе силы повернуться к нему лицом, – Да, приду, я сама в Москву собираюсь, но там времени в обрез – с меня Даня не слезает, скучает, надо бы его забрать, но… Она знала, в этот раз им не сделать вид, что это всего-навсего интрижка, ей-то уж точно. Жить на два города и так не очень легко, а если прибавить к этому тайную связь. Она не справится и тогда… – Я развожусь с Кирой, – он прервал ее размышления. – Да? – Ну, или она со мной, а если быть честным – то нас разводит Сашка и упивается процессом. – Ты… ты сожалеешь? – О разводе? – он усмехнулся, – нет, о чем я жалею, так это о том, что повелся и женился. Глупая затея, которая все равно ничем иным бы не кончилась. – Вы… любили? – она впервые позволила себе заговорить об этом, потому что боялась, что он задаст ей такой же вопрос. – Не знаю, не помню, – он закрыл глаза, – не помню. Просто Кира была всегда и всегда все знали, что однажды мы поженимся. Нет, у нас были классные времена, но я никогда не боялся ее потерять. Ревновал, но по-настоящему – не боялся. – Мне пора, не смотри, – она дождалась, пока он закрыл глаза, и стала собираться. Это раздеться еще можно красиво, или быстро, а вот одеться элегантно… – Ты до сих пор меня стесняешься, это так… здорово, – сказал Андрей, – прерывая паузу. – Не уходи… – Я должна вернуться. – На работу? – И на работу тоже. – Ты… – он встал, завернулся в простыню, – я не хочу быть причиной того… – он смешно потер лоб, – я не знаю, что делать, я не могу не видеть тебя. – Мы не должны… – начала Катя, но Андрей уже тянулся к ней, целовал в шею и она не нашла слов, чтобы объяснить ему – почему они не должны встречаться. Да, не должны, но она знала, что будут…
*** Их встречи были скоротечными, рваными, приносящими поровну боли и радости, но Катя не могла отказаться от них. И он не мог. Его раздражала необходимость таиться, бесило, что Катерина срывалась, бежала – скорее, скорее, отвечала на звонки родных, даже если те были совсем не вовремя. Он сжимал зубы и терпел. Только один раз спросил, старательно маскируя раздражение иронией: «Когда же ты разведешься?», и сам же перевел тему на другое, потому что она так побледнела и стала что-то объяснять. Слушать ее оправдания он не хотел. Оставшись в одиночестве, он обдумывал, что скажет ей в следующий раз, но снова молчал. Потому что он не имел права разрушать ее жизнь, она должна была все решить сама. Потому что у нее был сын, а ребенок – это всегда важнее, ведь так. Потому что он, черт подери, не знал, что она чувствует к этому Коле! Жалость? Только ли? – Не ревнуй меня, нет повода, – говорила она ему, и Андрей верил, но стоило ей уйти… Какая разница, что она не делила с мужем постель? Она делила с ним жизнь – всю жизнь, кроме маленькой части, принадлежавшей другому. Слабое утешение. Он впервые оказался в подобной ситуации: раньше все было легко и просто – с другими, даже с Кирой правила игры были хоть и трудны, но понятны: он бегает, она ждет, он изворачивается, она верит. Он настолько привык жить, не задумываясь об этом, что только сейчас, вспоминая Киру, недоуменно спрашивал сам себя: «Зачем?» Господи, да неужели б он не нашел другой способ занять место президента? Нашел бы! Если бы искал, но зачем, зачем было напрягаться, если можно было всего-навсего жениться на той, которую не любишь? От этих мыслей у Андрея становилось тоскливо и муторно на душе – тот Андрей ему был неприятен: инфантильный и безответственный, который привык только брать, брать то, что хотел… Теперь, конечно, все по-иному: он первый готов был посмеяться над иронией судьбы – теперь все зависит от Кати, а от него? Может ли он что-то сделать? Имеет ли право?
*** Он измучился. Он начал курить и орать на подчиненных. Это резко повысило его авторитет, отчего он переживал еще больше. Он словно попал в чужую жизнь – Колька Зорькин не мог так жить. Возвращаясь домой, он высматривал пары и думал – они такие на самом деле или только кажется, что они счастливы? А Катя? Что она думает? Чем живет? Шли дни, а они не становились ближе, и это было так страшно - понимать, что между ними все растет и растет трещина, и что вдвоем, если бы только Катя захотела, они смогли бы ее преодолеть, а один он не справится – он не знает как! У него не получится… Это было горько, это было страшно, и он старался об этом не думать, старался изо всех сил быть самым лучшим мужем, самым лучшим зятем и самым–самым лучшим папой. Данька – вот кто мог стать его союзником, даже не подозревая об этом. И Коля старался – звонил, приезжал вместе с Катей в Москву, хотя уставал смертельно, да и Катя с трудом скрывала, что с удовольствием поехала бы одна. Но он не давал ей шанса – «шерстил» сеть, искал самое интересное: для Даньки, для Кати и занимал их досуг, он учился дарить подарки и цветы, он даже втихаря начал читать книгу «Стать мачо за десять дней», но… Но он видел по-настоящему счастливые пары и понимал, что никаких уловок не надо, не требуется сверхусилий, если… А дальше он себе думать не позволял. Просто – у каждой пары свой путь, им придется преодолеть тяжелый участок, но ведь не может же он быть нескончаемым?
46 Он все же не сдержался. В один из ее визитов. Она с порога предупредила – времени в обрез, муж снова купил билеты на какой–то бестолковый спектакль, а до этого они с Данькой… Он сдержался, хотя оскоминой свело зубы и хотелось гаркнуть, чтобы она хотя бы не рассказывала о том, что у нее есть другая жизнь, в которой есть муж и сын – он и так об этом помнит и думает постоянно. Но когда она в сотый раз ответила на бестолковый звонок и повернулась, словно отгораживаясь, он вскипел, встал из-за стола – они пили кофе – пнул стул так, что он отлетел к противоположной стене. Катя быстро закончила разговор. – Когда это все кончится? – спросил он. Он видел, как она бледнеет, кровь отлила от лица и глаза потемнели и стали глубже. – Катя… – он не могу найти подходящих слов, хотя сто раз, тысячу проигрывал в уме этот разговор, – ты думаешь, мы сможет вот так… – он обвел взглядом свою холостяцкую кухню, – вот так жить? Она вскочила, подошла к нему, обняла, прижалась и прошептала: – Прости, прости меня, пожалуйста. Ты прав, так нельзя. Что я делаю? Но мне так страшно, ты себе не представляешь – как мне страшно. Я… я думаю об этом и пытаюсь представить… Но Коля.. он всегда был рядом, он никогда не предавал, он… он так выручил меня, что я чувствую… – Себя обязанной? Кать, я тебя понимаю, как никто. Я себя тоже считал обязанным, и вот что из этого вышло, – он поцеловал ее в лоб. – У нас не все так просто, – Катя вернулась, уставилась в чашку, избегая его взгляда. Андрей отчетливо вспомнил свой разговор с Воропаевым и ощущение, что тебе загнали в угол. Почему? Почему сейчас возникло это гадостное ощущение? – Понимаешь, – Катя замялась, – мы с Колей знакомы сто лет, мы с ним многое вместе пережили и мы… мы были друзьями пока… пока кое что не случилось. Мы и женились, ни разу до этого не целовавшись, это уже потом… – Погоди, но Данька… – Данька не его сын, – Катя подняла голову и посмотрела прямо на него, – там была история, я не хочу сейчас об этом, не могу. Меня… не важно, а Колька предложил пожениться, ну чтобы… Андрей опустился на стул напротив. – Он любит Даньку, как родного, понимаешь? Он меня спас, а я сейчас должна… – Ты обманываешь его сейчас. Он может узнать, – он сказал и чуть не рассмеялся – кто бы мог подумать, что он, он – Андрей Жданов, скажет подобное. Честным заделался… Малиновский над этим шутил, не переставая, и Андрей с интересом ждал – когда друг исчерпает эту тему. Он не хотел ему объяснять, что жизнь без крупной лжи и без мелкого вранья, как ни странно становится легче и проще, а сколько энергии высвобождается, когда ты не озабочен тем, как скрыть мелкие грешки. Да и сами «грешки», как теперь он понимал, забирали столько драгоценного времени, столько нужной энергии. Но Малиновский считал иначе, и что толку его переубеждать, пока этот оптимист сам не пройдется по всем своим граблям? – И еще, – Катя прервала паузу, – я Кольке верю абсолютно, а наши отношения… – Ты меня не простила? То есть… ты мне не веришь? – Верю. Я не это хотела сказать, – она накрыла его руку своей ладошкой, – просто еще когда я пришла устраиваться на работу, к тебе, я подумала, что я тут – чужая, что это все волшебство, сон, что это… это праздник, а праздники не бывают вечными, что… – Я тебя люблю, – сказал он спокойно. И она замолчала, уронив голову на их руки. – Я тоже тебя люблю, очень. И я очень боюсь наломать дров. Я не знаю, что делать. – Иди сюда… Она перебралась к нему на колени, и они просидели так – молча, обнявшись, пока не пришла пора уходить – совсем скоро. Он остался один, смотрел из окна, как она бежит по тропинке между домами.
*** Он был прав, сто раз прав, и Катя это понимала, она должна все решить сама. Слишком высокие риски, слишком большие ставки… Как решить? Как выбрать? И все-таки придется, слишком шаткое равновесие. Она боялась, что с губ слетит «Андрей», вместо «Коля», она забывала, что Коля есть, пока он не звонил ей, и эти «провалы» пугали – она бы не поверила раньше, что такое возможно. Это было так, словно она уже вычеркнула его из жизни и только боится себе в этом признаться. И было стыдно, так стыдно – перед всеми, за свою ложь, за нерешительность, за тщетные попытки соединить в своей жизни то, что не может соединиться никогда. И перед Данькой, которому – как ни крути, предстоит пережить нелегкое время, и что у за выбор: напряженность между родителями, постоянная, поначалу, может быть, не заметная, а потом явная, или развод… Развод – она боялась об этом думать, знала, что каждый шаг, который придется сделать, будет шаг босым ступнями по раскаленным камням. А родители – поддержат или нет? И если поддержать, то как переживут, перенесут? Будут скрывать свою боль и страх? На чью сторону встанут? Смогут ли простить ее, смогут ли принять Андрея? И только воспоминания о том, как он сказал сегодня «Я люблю тебя», успокаивало и грело. Когда он признался в любви в первый раз, это было так, словно океанская волна сбивает с ног: восторг и страх, и что-то еще, что описать невозможно. Потом было много признаний – жарких, в темноте спальни, будничных, когда они расставались, настойчивых, как зов, когда они не могли по каким-то причинам увидеться, а сегодня… сегодня это было признание-обещание. Я буду с тобой, я все равно буду с тобой. Теперь она должна сделать свой шаг, решить что-то и сказать об этом Андрею. И быть готовой действовать и расхлебывать последствия – так или иначе. – Так или иначе, – повторила Катя вслух, достала ключи и открыла дверь в подъезд, старательно прилаживая к губам улыбку.
_________________ Все бывает. Абсолютно все. Просто кое-что – редко и не со всеми. Но это не значит – ни с кем и никогда(с)https://litnet.com/ru/lina-palen-u412431
|