|
3.
Самолет летел как-то медленно…
Пять часов длились, как пять дней…
Все пассажиры страшно раздражали…
Сердце билось как сумасшедшее, а отчего – понять было невозможно…
Да, к черту чемодан, улетевший куда-то в Бангкок вместо Москвы!
Пусть летит хоть к черту на кулички! Очки старые при ней и ладно!
Звонить родителям и просить, чтобы встретили, Катерина не стала. Ей нужен был только Колька, который мог рассказать о том, что происходило за время ее отсутствия в городе…
И он рассказал. Точнее, пришлось вытягивать из него информацию клещами. Он был бледен и не похож на себя, когда Пушкарева увидела его в зале ожидания. А потому такой внешний вид друга мог вызвать только одну догадку – что-то случилось!
- Что?
- Чего «что»?
- Случилось что? С родителями, да?
- Нет… С чего ты взяла?
Вздохнуть с облегчением не получилось, потому что тревога никуда не исчезла.
- Но ведь случилось же!
- А ты чего, слышала уже? – настороженно глядя на нее, спросил Колька.
- Что я слышала… - сердце замерло.
- Ну… Значит, не знаешь?
- Господи, ты, Боже мой! Да, говори уже!
Крик девушки обратил внимание почти всех, кто был в аэропорту на эту странную парочку.
- Ну!!!
- Жданов твой…
Кровь отхлынула от лица.
- Что?...
- Короче, в аварию попал.
Все поплыло перед глазами, и мир перевернулся…
Очнулась только когда почувствовала едкий запах нашатыря: Колька так разорался, что на этот сиреноподобный крик принесся врач из медпункта…
- Ну, вы как? В порядке? – заботливо спросил мужчина в белом халате.
А сил хватило только на то, чтобы медленно, как при замедленной съемке кивнуть головой в знак согласия, хотя кричать и орать хотелось совсем другое: «НЕТ!!!».
Как робот поднялась, вместе с Колькой села в такси и вот тут-то, наконец, уловила что «… не пострадал он совсем – в рубашке родился. Ни царапины! Все корреспонденты прямо так и говорят… А вот в больнице чего пока, не знаю…»
- Он живой… Живой…
- Пушкарева, а ты чего… Дура что ли? Неужели я б тебе так сказал, если б что-то случилось, а?
- Живой… - всхлипнула Катерина и разразилась рыданиями, которые, как оказалось, пыталась сдержать все это время.
- Кать… Катюх… Пушкарева, блин! Хватит реветь!
- Коль… А что ж с ним такого, что он до сих пор в больнице?
- Не знаю… Я звонил – там молчок. Говорят, только родным и близким, а второй раз я не рискнул… Больно уж у меня по телефону голос «противнозапоминающийся»… Сама знаешь…
- Тогда давай я позвоню…
- Давай хоть до дому доедем, а?
- Ладно… Нет! Дома мне покоя и так не дадут с расспросами, так что давай сейчас!
Но толком выяснить ничего не удалось. Медсестра, отвечавшая на звонки была похожа на броню – в смысле была такой же непробиваемой. Что именно происходило с Андреем Кате выяснить так и не удалось.
А потому на следующий день она пошла в Склиф сама…
И на следующий…
И еще…
И еще…
А узнать так и не удавалось…
Ее просто не пускали дальше регистратуры и все…
И так продолжалось до тех пор, пока в больничном скверике ее, горько плачущую, не увидела тетя Маня – уборщица.
Марья Гавриловна уже давно заприметила эту девчушку с большими карими глазами в странных («по нонешним-то временам!») очках. Ее горе было настолько ощутимым, что не подойти к ней сейчас пожилая женщина не могла.
- Дочка… Дочь, ты чего так убиваешься, то? Случилось чё ли чё?
- Н-нне знаю… В том то и дело, что н-не знаю!
- Как так? Как-то не по-таковски выходить!
- Меня не пускают к нему, не говорят ничего… А семью его… Семью я его расспросить не могу, они меня прогонят сейчас же…
И снова два потока наполнились новыми слезами.
- Кто таков? Мож я чё знаю!
- Правда?
- А то зря чё ли полы-то драю тута днями и ночами! Звать-то как?
- Андрей… Андрей Павлович Жданов!
- Да я про тебя…
- Катя…
- Так вот, Катерина… Жданов… Жданов… А! После аварии который! Брунет в очках!
- Да! Это он! Что с ним? Сильно пострадал, да? Потому и не выписывают?
- Да не… Нету у него травмов… Тока… Шок!
- Шок?
- Да… Наш Вениамин Венедиктович ихниму мамаше с папашей так и выговаривал: шок и него, мол, потому и беспамятный он… Волнуется сейчас твой Палыч… Давление скачет… Успокоительное ему дают…
- Шок… Успокоительное…
- А чё я тебе тута все расписываю? Пошли-тка, проведу на его этаж-то… Скажу – помощница, и все! Через служебный вход проведу… Там седни Генарек дежурит… Ему токо маво словца довольно будет – пропустит!
- Правда, проведете?
- Пошли, Катерина! Тетя Маня еще никому не брехала!
Вот так Пушкаревой все-таки удалось пробраться в больницу.
- Сядь-ко тута и молчи, - шикнула ей тетя Маня, пихая ее в коридоре за раскидистый фикус (прямо преследуют ее в последнее время эти цветы в больших кадках!). – Молчи, смотри и слушай… А если подвезет, когда все уйдут и сама к своему ненаглядному пройдешь…
Катя покраснела…
- Он не мой ненаглядный… Он мой шеф… Бывший…
Марья Гавриловна улыбнулась.
- Ну да, ну да… Только по бывшим начальникам так и убиваются… Сиди, слушай… Пошла я… Выйти-то и сама сможешь…
Так за прошедшую неделю Кате Пушкаревой впервые улыбнулась удача…
…Родители так и не поняли того, почему она так быстро вернулась… Точнее, не понял только папа, тогда как мама… Мама все узнала из письменного первоисточника. Узнала, обстрадалась за Катерину, осудила Андрея и никак не могла понять того, почему Катя так переживает, пока дочь сама не призналась матери в том, что Андрея Жданова она полюбила навсегда. И никто и ничто изменить ей в этом чувстве не сможет!
Елена, как и дочь, была однолюбкой, а потому больше не спорила с Катей по этому поводу и не мешала ей ходить в больницу, хотя в глубине души надеялась, что в душе девушке осталось место для новой любви…
- Только зря надеюсь… - обреченно вздыхала женщина, противореча сама себе, глядя на то, как дочь выходит из подъезда и спешит на автобусную остановку…
Сегодня она делала это не зря и вот теперь сидела в коридоре и «слушала, смотрела». Как оказалось, не просто так…
Беседа лечащего врача Андрея с Малиновским оказалась для нее удачей и ужасом одновременно…
Удачей, потому что она сама услышала из уст специалиста, что травм у Жданова нет (слава Богу!), а ужасом, потому что фраза врача «Не могу я его сейчас выписать! Он еще не готов!» - вселила непонимание, и как его следствие, занятая своими мыслями Пушкарева упустила тот момент, когда мужчины говорили о состоянии памяти Андрея.
- Доктор, ну, объясните мне, как самому большому и кипящему медному чайнику, в чем же дело?! Почему Андрей до сих пор не узнает никого! Может, все дело в скрытой травме?
- Да нет у него никаких травм! Сколько же раз повторять… Господи… У Жданова с физическим здоровьем все нормально, только давление скачет, да и то – это только от нервов, которые у его начинают подниматься после каждого визита близких и родственников. Он по-страшному нервничает, и, так и не узнав никого за эту неделю, начинает считать себя ущербным, понимаете? А это совсем не приятные мысли, скажу я Вам… А тут еще его мать с невестой постоянно навязывают ему их общество. Он просто прячется от них, а я пока не могу запретить их визиты. Что ж я – зверь, что ли какой? Но если и дальше так пойдет, то, скорее всего – это будет единственно-правильным решением.
- Короче, у Андрюхи амнезия что ли?
- Нет… Это шок… Амнезия все ж-таки такой не бывает… А вот шок – да. Нужно только дать ему небольшую отправную точку для «возврата», так сказать. И покой! А этого-то его и лишают родственники! Так что очень Вас прошу – объясните его матери, что он должен самостоятельно, в полном покое разобраться сам с собой. Тут лучше всего просто слушать обрывки его мысленных картин… Он мне постоянно описывает какие-то косички и очки… Вам ничего об этом не известно?
«Оба-на… Приехали, прилетели, приплыли… Пушкареву что ли помнит? Даже в таком состоянии?! Может, правда, там все серьезно?», - пролетело в сознании Малиновского, но ответить он не успел, так как из лифта в коридор вышла очередная «партия» родных и близких: Павел, Маргарита и, конечно же, Кира…
Катерина, вернувшись из мира своих размышлений при виде этих троих, почувствовала, как внутри начинает раскручиваться клубок нервов…
Нет… Сегодня поговорить с Андреем ей не удастся… И попросить прощения за все тоже… Значит, пока надо посидеть, подождать… может что-нибудь еще узнает…
И узнала…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
