|
7.
…Сцена прощания Кати и Андрея, которую могли наблюдать Маргарита, Павел и Малиновский, изменила многое. У Ждановых, к примеру, от удивления даже слов не было. Маргарита, конечно же, заметила, что Андрей даже внешне изменился за эти два часа. Теперь в нем действительно можно было узнать «лицо с обложки», несмотря на больничную пижаму и халат.
И именно эта сцена заставила женщину посмотреть на Пушкареву несколько иными глазами…
Она так ведет себя, будто…
Господи! Да с ее стороны тут, похоже, все серьезно!
И если подумать, то Андрей поступил, ох, как некрасиво, но…
Но он все-таки сын, а она – чужая…
Ведь по сути дела, она и довела ее мальчика до такого состояния или…
Или тут все не так просто, как кажется на первый взгляд? Вдруг тут дело не только в инструкции и мести? Вдруг... Ведь чем-то объяснить то, что она только что видела, возможно?
То, что наблюдала минуту назад Жданова изменило восприятие ею всего произошедшего... Она вспомнила, как Кира рассказала историю ее сына и Пушкаревой, но то, что женщина видела только что, не состыковывалось с данным вариантом развития событий…
Значит, рано делать выводы, просто надо подождать…
Но все-таки поговорить ей с этой девочкой необходимо!
Правда, в тот день ей этого сделать не удалось...
А потом... Потом надобность в этом отпала сама собой, так как постепенно для Маргариты все стало ясно.
С Катей в тот день предстояло поговорить другому человеку. Человеку, который за несколько минут сумел понять, что человеком-то, по сути дела, никогда прежде и не был...
Малиновский, попрощавшись с другом и оставив его с родителями, рванул за Пушкаревой сам. Дело в том, что впервые с ним произошло нечто, чего он никак не мог понять. То, как эти двое смотрели друг на друга, то, что к Андрюхе только от одного взгляда на девушку вернулось почти все, что он забыл, не могло не всколыхнуть в Романе нечто такое, что раньше спало.
И Малиновский побежал за Пушкаревой.
Он думал, что догнать ее не удастся, но ошибся, так как, только повернув к выходу из больничного парка, увидел девушку, сидевшую уже на знакомой скамейке и горько плачущую...
Женские слезы были для Романа не в новинку. Сколько же он их перевидал на своем веку! И наигранных, и выжатых из себя, и наивных, и по-настоящему глупых, но таких…
Таких слез он не видел никогда…
Казалось, что вся боль и горечь мира вытекают сейчас из глаз этого удивительного человечка, которого так сильно обидел Малиновский.
Роман почувствовал себя так гадко, как никогда в жизни. Он понимал, что простым словом «Простите» в данной ситуации не обойтись, но что именно сделать не знал…
Мужчина медленно подошел к скамье и опустился рядом с Катей.
Та вздрогнула еще сильнее, так как еще до этого содрогалась от рыданий, и посмотрела на Ромку. У того даже мороз по коже пробежал от ее взгляда. Но глаз не отвел!
- Что… Что вам н-надо? – наконец, спросила Пушкарева.
- Я… проводить Вас… подумал, что… Надо так.
- З-зачем?
- Объясниться хотел…
- Вы? А зачем? В Вашей жизни и так все просто и понятно…
Катя вытирала слезы ладонями, и Роман достал платок из кармана.
- Меня мама без носового платка никогда из дома не отпускала, - почему-то вспомнилось ему.
- Хорошая привычка… А я свой посеяла где-то…
- Возьмите… Пожалуйста…
- Спасибо…
Минуту молчали, не глядя друг на друга. И Роман вдруг начал говорить такое, о чем и думать-то боялся.
- Катя… Я знаю, что говорить «простите» В данной ситуации это низость еще большая, чем те дрянные слова в инструкции, но… Простите, не меня, а Андрея… Андрюха тут вовсе ни при чем! Это же ведь все я придумал…
- Но он согласился… - прошелестела Катя, сминая в руках платок.
- Потому что…
- иного выхода не было, - продолжила девушка. – Я понимаю. Я давно это поняла… Почти сразу же… Только знаете ли Вы…
И Катерина повернулась в сторону мужчины.
- Знаете ли Вы, Роман Дмитрич, как это было унизительно, больно, страшно, гадко, понимать это все!
Ее всю трясло, теперь уже от негодования.
- Еще раз почувствовать себя недочеловеком, убогостью, наивной, доверчивой дурой, которая не способна вызывать в другом человеке ничего, кроме отвращения! Как Вы там хорошо все написали, что я…
- Я боялся, вот потому так и написал, - вдруг вырвалось у Романа признание, такое неожиданное, что Катерина замолчала.
- Да… Боялся, что друга единственного теряю… - повторил Роман. – Знаете, Катя, я всегда Андрею был ближе всех. Мы все всегда делили. Иногда, простите за такие подробности, даже девочек. И никогда, понимаете? Никогда он ничего не утаивал о меня и всегда все мог объяснить… А Вы… Вы – необъяснимое, Катя… Он мне в первый день встречи с Вами сказал: «Ты мне еще завидовать будешь!»… О Вас он так сказал…
- Обо мне?
- Да… Вы с первого дня показали себя классным специалистом.
Пушкарева усмехнулась.
- Компьютер на ножках!
- Нет… Ошибаетесь… Он всегда в Вас человека видел. Все время что-то говорил о Вас, будто ждал Вашей оценки. Ну, орал (какой же Жданыч без ору-то!), так это все от нервов! А так… Он всегда и обо всем начал советоваться с Вами, ожидая одобрения. Вот, даже НИКА-моду предложил на Вас переписать…
- но я ничем к этому не стремилась.
- А и не надо было… Он Вас сразу выделил, как…
- Неформат…
- Нет, не то… Как свое… Понимаете? Вы с самого начала должны были быть только его… я ведь давно заметил, что он Вам нравится… И Вы бы видели, как он смущался, когда я ему об этом говорил… Смущался и заставлял шутить себя по этому поводу… Заставлял! Понимаете? Но как сам к этому относился я только недавно понял… Он ведь Вас к Вашему Зорькину сразу как женщину начал ревновать… Это до меня только сейчас дошло… Ну, не ревнуют так фирмы… Только женщин… И причем, любимых… Единственных…
Снова замолчали.
- Что Вы несете… - робко начала Катя, но Ромка перебил ее.
- Подождите! Я еще не закончил… Конечно, наглею на глазах, но за Андрюху скажу все… Он с первого свидания с Вами мне не все рассказывал. Он же так переживал, из-за всей этой истории. Повторял, что забивая Вам мозги, лишает Вас права и возможности на личную жизнь… мол, девушка может лишиться своего шанса на мужа и семью…
- Он думал, что у меня все это может быть?
- Да… Это я делал большие глаза и крутил пальцем у виска, а Жданыч говорил, что кому-то повезет, если Вы будете с ним… А потом… Потом вообще такое началось!... Знаете, мне кажется, он уже тогда… в день Вашего Рождения любил Вас… Уже тогда…
- Нет… Этого не может быть, ведь…
- Любил, потому что не говорят так о ночи с женщиной, которая безразлична!
- Как так?
- С таким восторгом, страстью, счастьем!... Нам с Андрюхой в нашей дружбе даже Кира не была помехой, а вот Вы… Он же не все мне о… о тех ночах рассказывал… Не все… Иначе бы я сразу понял, что он с каждым часом все больше и больше теряет голов от Вас… Я не верил в это тогда… Или точнее – не хотел верить! Потому что Вы… Вы стали его тайной. Первой тайной, которую он хранил от меня! Единственной тайной…
Роман взъерошил свои волосы.
- Как же объяснить-то? Нет, не оправдаться, а именно объяснить! Ревновать я к Вам своего друга начал, Катя! Потому–то так красочно и написал ту распроклятую инструкцию… Я когда ее ваял, то у меня в глазах Андрюхино лицо стояло – счастливое такое! И так мне хотелось ему глаза открыть на то… На ТУ, что причиной такого счастья является, что…
Пушкарева смотрела на Малиновского и не узнавала его…
- Вы с Андреем когда познакомились? – вдруг спросила она.
- А хрен его знает… Я как себя, так и его помню…
«Как я Кольку»…
- А она Вас бросила, да?
Тут настала очередь Романа вздрагивать и пораженно смотреть в большие карие заплаканные глаза.
- Кто?
- Та, из-за предательства которой Вы теперь не верите женщинам…
И снова молчание, а потом…
- Да… Я был прав, говоря, что Вы страшный человек, Катерина Валерьевна…
- Один-один… - тихо ответила Пушкарева и шмыгнула носом.
- Что, так заметно, да? – спросил Роман.
- Нет… Только тем, кто оказался в таком дерь… Ой, простите! Я просто забылась, и как с Колькой тут с Вами…
Малиновский очень серьезно посмотрел на нее.
- Это Вы мне сейчас комплимент сказали. Зорькин для Вас, как я теперь понимаю, кто-то вроде Андрюхи для меня.
- Друг… Даже больше… Почти брат… Он все про меня знает, а я по него…
- А я только теперь понимаю, что Жданыч Вас любит.
- Нет… Не может этого быть…
- Может! Почему, же Вы думаете, к нему память вернулась, только когда он Вас увидел, а?
- Случайность…
- Закономерность!
- Но про историю эту он ничего еще…
- Так это же шанс! Шанс начать все заново – с чистого листа!
- Нет… Не получится…
- Катя! Вы его любите?
- Да какое Вам дело, в конце концов!
Катерина вскочила со скамьи, но, поднявшийся вслед за ней Роман, взял ее за плечи.
- Потерпите меня еще минуту. Я, конечно, порядочно, как Вы сказали дерь…, но Андрюха мой друг. И я должен кое-что сказать. Когда Вы уехали, он прекратил жить! Понимате? Жить прекратил и думал только о Вас!
- Нет, это все…
- Катя, а вот что в его кошельке нашли в день аварии… Я спрятал, чтоб Маргарита с Павлом не видели…
И на мужской ладони Катя увидела…
Свою фотографию…
3 на 4…
Ту, которую делала для личного дела…
Зачем она понадобилась Андрею?
Ведь… Ой…
Рука Катерины самопроизвольно открыла сумочку и достала оттуда…
Через минуту Ромка увидел на женской ладошке…
Фотографию Андрея…
3 на 4…
Разрезанную пополам, а потом заново склеенную…
- Вы видите, Катя… Вы же любите его…
- Но он…
- Любит Вас! Поверьте, хотя бы раз, поверьте мне, несмотря на все то, что случилось!
- Я не знаю…
- Зато знаю я! Он без Вас… Он без Вас никто! Он на человека быть похожим перестал, потому что Вас не было… А я… Я…
- Я уже раньше поняла, кто Вы… Не надо повторять то слово, оно…
Малиновский усмехнулся, а Катя договорила:
- …неправда…
Ромка замер.
- Чего неправда?
- Не знаю я чего…
Девушка глянула ему в глаза.
- Ваше предложение проводить до дома еще в силе?
Малиновский поперхнулся.
- Д-да…
- Тогда пойдемте… Я просто боюсь, что свалюсь где-нибудь по дороге… Сил нет…
- Конечно, я довезу Вас…
А про то, о чем говорили – ни слова!
И оказалось, что это – ой как тяжело! - ждать решения о себе самом. Никогда Ромка в такой ситуации не был! Никогда! А теперь – словно жизнь его решалась дальнейшая: жить или не жить…
Катя медленно шла к выходу и вдруг откуда-то раздался голос:
- Ну, блин, Пушкарева! Сколько ж можно-то?! Я думал, тебя саму в палату запихнули!
И Роман Дмитрич Малиновский увидел прямо перед собой «месье Зорькина».
«Правда, друг настоящий…».
- Коль, а ты чего тут? – удивленно хлопала глазами Катя.
- Чего? Чего! Она, рёва-корова еще спрашивает «Чего?»…
Зорькин чем-то напоминал Пузыря из сказки.
«Катя - Соломинка, а я Лапоть», - промелькнуло в мыслях у Малиновского совершенно не к месту.
- А Вы вот тут чего? – вдруг напал на него Колька.
«Справедливо!».
- Коля… Не надо…
- Дура ты, Катька… - беззлобно ответил ей Зорькин. – Простила что ли? Оптом, да, обоих сразу?
- Коль…
- А чего я? Чего я? Дело-то твое…
- Знаете, давайте-ка я вас обоих довезу до дома, а потом вы поговорите.
Колька внимательно «зыркнул» на него. Что-то сложилось в его голове, потому как «придумалось» кое-что.
- Ну, давайте! – ехидно выдал он.
Сели в машину Малиновского, Роман завел двигатель, а Зорькин спросил:
- Кать, а как вообще-то?
- Он вспомнил почти все, когда меня увидел… - коротко и ясно сказала Пушкарева.
- Ёк-макарёк… - выдал Колька ёмко. – Ты, конечно, можешь мне сейчас по шее дать, но я повторю одну фразу, за которую уже когда-то получил. А тебе не кажется, что он - господин Жданов который - тебя по-настоящему любит, а?
- Вы оба сговорились, что ли? – вдруг вспылила Катя.
- А чего? Он, – Колька кивнул головой в сторону Малиновского, - тоже так считает?
- Да! Он же не помнит ничего про нас!
- И не надо, - снова оглоушил своей репликой Николай. – У вас обоих есть шанс вернуть все чувства, которые испытывали друг к другу, а все дерь… прости, оставить в прошлом. По-моему здорово! Только терпения набраться надо. И надежды, что все сложится, как надо.
- А если нет?
- Да, сложится! Вы теперь ошибаться не будете. Интуиция выведет!
- Все! Хватит!
- Хватит, так хватит… Кто спорит! – Колька безошибочно знал, когда на подругу надо перестать давить и дать ей шанс подумать самой. – Тут направо и в арку во двор, - указал он направление Малиновскому.
Машина остановилась.
- Ну, спасибо, так сказать, за сервис по доставке…
- Коль, прекрати, а? И выйди, пожалуйста… Мне Роману Дмитричу кое-что сказать надо…
- Не получится, Кать… И Вам, господин Малиновский, сейчас все Ваши силы понадобятся… Там, Пушкарева, в нашем направлении дядьВалера чешет.
- Господи, только не это…
Но, как говорится: «Поздно пить газированный Боржом, когда мочевой пузырь свернулся ужом!».
_________________ Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
