|
41.
…Тишина… Шуршание редких машин на скользкой трасе, звонкий колокольчик трамвая, замедляющего ход на повороте, приглушённая мелодия из соседнего кафе - обыкновенные звуки ночного города… Но вокруг господствует сплошная тишина. И только его глаза… И только её глаза… Здоровающиеся, ласкающие, обнимающие, говорящие посылами души…
Сколько времени прошло? Час? Вечер? Вечность? Никто не помнит… Уже совсем темно. И только свет от этих глаз. И только тепло от этих рук, прижимающих друг к другу. Проходит постепенно дрожь, размытая, смытая слезами. Но ещё по-прежнему тяжело дышать. Что-то острое, щемящее, горячее трепещется в груди, клокочет, никак не может вырваться наружу. Сердце? Чьё? Его? Её? Никто не знает…
И единственный вопрос всё звучит и звучит из горячих солёных губ… И, получая ответ, опять звучит, требует подтверждения, многократности, повторения:
--Ты больше не уйдёшь?..
--Я больше никогда… А ты?..
--Я не уйду… Даже если ты прогонишь…
Одинокий отблеск фонаря скользит, шатается на мокром асфальте. Только что закончился снегопад, оставляя после себя послед из рваных белых чистых лоскутков, пятнами осевших на пожухлую листву. И теперь каждый звук звенит, наполненный серебром невесомых капель. Каждый звук, слетающий из воспалённых, припухлых губ:
--Я люблю тебя…
--Я тебя люблю…
И снова тишина. Горячая, живая… В этой тишине дрожат, чуть покачиваясь, голые деревья, без листвы, прижимаясь ветками друг к другу. Пережидая осень. Вокруг горящие квадратики окон, определяющие чёрные громады домов в непроглядной темноте. Хочется дышать этой ночью, вбирая её прозрачность полной грудью. И… не получается дышать… Есть счастье слаще - манящие, вбирающие, ласкающие губы…
Дышать… Дышать?.. Когда-нибудь… Не в этот раз.
А пока…
Золотые, драгоценные минуты слишком коротки. Их жалко тратить на какой-то вздох, когда нереально, невозможно, невыносимо разъединить сцепленные пальцы… Смешивающиеся полувсхлипы… И всё те же слёзы, обозначающие уже не боль, а невозможность - быть друг без друга.
--Тебе не холодно? - Андрей обнял ладонями её ладони, целуя и отогревая каждый пальчик.
--А тебе?
--Мне очень хорошо.
--Мне тоже.
Но ноябрьская ночь, всё больше разгуливая ветер, окружала, стыла на щеках, подталкивала в спины, призывала идти в себя, освещая раскачивающимися фонарями мокрую блестящую дорогу.
--Андрей… - первой приходит в реальные, земные чувства Катя. - Нам, наверное…
--Да, пора… Там машина!.. - смеётся он, как ребёнок, прищуриваясь и надевая очки, показывая рукой в неопределённом направлении.
--Далеко?.. - улыбается Катя, вглядываясь в темноту, туда, куда он показал, и ничего не видит.
--А мы где? - он хмурится, но так же улыбается, поднимается со скамейки, увлекая за собою Катю.
--Я не знаю… А… сколько времени?
--Сейчас…- быстро задирает рукав, вглядывается в часы и с трудом соображает, цифры в них, иероглифы или буквы. – Кажется, двенадцать.
--Ночь…- обозначает Катя, не отводя от Андрея глаз.
--Мы ко мне поедем… - то ли спрашивает, то ли утверждает.
--Да… - она кивает, пытается понять, о чём он говорит. – Но там…- взмахивает рукой в непонятном направлении. - … там папа…
--Тогда к нему? - Андрею всё равно. Лишь бы вот так обнимать её, закутывая в своё пальто, чувствуя через тонкую рубашку, как трепещет её сердечко.
--К нему… - она опять кивает, теснее прижимаясь. - Я ещё не видела маму… или… - на несколько секунд тушуется, хмурясь в нерешительности. - … я не знаю…
--А если позвонить домой? - мелькает первая похожая на осознание мысль у Андрея.
--Ох… - пытается сосредоточиться Катя. - … я так ушла, что он… Он даже и не знает, где я. И мама…
--Тогда зайдём к твоим, а потом уже ко мне, - принимает он решение.
--Потом?.. - от этих слов и тут же нахлынувшего горячей волной предчувствия и возбуждения она опять теряется, дорога оживает под её ногами, делая неуверенными шаги. - Не отпустит… - улыбается, пробуя играть с собой и с ним, понимая, что для неё давно не существует никаких запретов.
--Убедим!..- он снова едва переводит дыхание, одержимый уже единственным - подхватить её на руки и нести. Туда, где они останутся наедине. Желание и возбуждение окончательно туманят голову, но Андрей пытается собраться, понимая, что им предстоит.
--Андрей… - Катя снова возвращается в ночную холодную реальность, сильней прижимаясь к нему. - Нет, наверно, не сейчас… Не время.
--Почему? - он хмурится, целуя её в висок, не отпуская.
--Понимаешь… - улыбается она. – Папа на тебя… немножечко обижен.
--Немножечко? - он ловит губами её улыбку, но тут же запрещает себе целовать сильнее, глубже. – Катька! Ты мне льстишь. Я думаю, что он меня просто ненавидит.
--Нет, что ты! - возражает она. – Он отходчивый. И понимает больше, чем говорит.
-- Но говорить я с ним сегодня точно не собираюсь! - смеётся Жданов, подталкивая Катю, замедляющую шаг, вперёд. – А вот на понимание надеюсь.
-- Подожди… - она всё же пытается остановиться.- Я хотела рассказать тебе о том, чего он знает, а чего нет.
-- Мне всё равно, Кать… - он останавливается вместе с ней, обхватывает, окутывает ладонями лицо, медленно, осторожно целует щёки, нос, подбородок, губы. – Мне всё равно… Кроме одного… Ты меня любишь, Кать?
--Люблю… - задыхается она под его губами.
--Ты больше не уйдёшь?..
--Нет…
--Не отпущу… Никуда… Одну… Совсем… - коротко целует.
--Пожалуйста… Не отпускай…
* * *
--Идёт! - Валерий почти подпрыгнул на стуле и сразу же поднялся, как только на лестничной площадке почти неуловимо слуху послышались шаги. – Сиди, мать! Я сам открою!
--Куда ты? Ты чего так всполошился? - Елена попыталась удержать мужа, тоже вскочив со стула и перегораживая собой ему дорогу. - Катенька с дороги, уставшая. И ничего не ела. Дай ей отдохнуть! А ты летишь как коршун.
--Устала, говоришь? – он осторожно, но уверенно отстранил жену, просачиваясь в узкий дверной проём и оказываясь в коридоре. – Да она летела ТАК из дому, что, окажись я на пороге, переступила бы!
--Скажешь тоже!
--Вот так вот, мать, - утвердительно кивнул он. - И через тебя бы перешагнула. Просто не было тебя. Не видела ты её, тихушницу нашу. Как она рвалась из дома, не успев переступить порог. Замуж побежала! И к телефону не подходит. Раз сто уже звонил!
--Ну что ты! - Елена взмахнула машинально стянутым с себя передником.- Напридумываешь всякого… Ну что ты прислонился к двери? Не она это. И времени ещё… - нахмурилась, вспоминая, как несколько часов назад пробило полночь. - …мало, мало времени.
--Напридумываю? Я? - Валерий перешёл на шёпот, вслушиваясь в звуки. - Это мы ещё выясним, как у этого нахала только совести хватило - так оклеветать меня! Я к нему с душой… тогда… А он! - задыхался он от гнева. - Погоди же, погоди… Встречу я его!
Шаги на лестничной площадке становились всё тише и совсем перестали быть слышны. Валерий тоже притаился, но на всякий случай ухватился за ключ, готовый повернуть его в замке. Елена, наблюдая за ним, таким, невольно рассмеялась:
--Встретишь, ну и что же? Сначала нужно с Катенькой поговорить. Не верю я тебе. Кажется тебе многое, Валер. Из того, чего нет.
--Да перестань ты! - он махнул рукой в сторону жены. - Хватит делать вид, что ничего не происходит, и успокаивать меня! Сказал же - встречу и убью! И не посмотрю, что мы так и не рассчитались с ним за его машину!
… Дверь открылась, щёлкнув замком, раньше, чем Валерий успел повернуть зажатый в руке ключ. От неожиданности он вылетел вслед за ней, открывающейся, на площадку, и замер, не в силах расцепить пальцы и вернуться назад, в квартиру.
--Убивайте, - выдохнул Андрей ему в лицо, немного отступая, чтобы не столкнуться с ним. - Сам иду. Встречать не надо.
--Ты?..
Тоже отступил, попятился в квартиру, на пороге остановился, скрещивая руки на груди, словно защищаясь. Несколько секунд стоял так, постовым, вглядываясь в пару, тоже замершую, но по другую сторону его, Валериной, территории.
Притиснуты, прижаты, сцепили пальцы - не разомкнуть… Оба смотрят уверенно, перед собой, но в то же время виновато. Раскрасневшиеся лица… В глазах - огонь. Не битвы, не протеста и мольбы, а лихорадочное, отрешённое от всего сияние, свечение откуда-то из глубины, изнутри, не успевшее погаснуть для других. Это не его и не Елену, а себя они сейчас стесняются, что не смогли, не успели спрятать лихорадку, трясшую обоих на протяжении всех этих часов, пока он выговаривал жене, как правильно и должным образом поступают порядочные люди!.. Не перед долгами виноваты, а перед собой. Что не успели спрятать… Валерий мельком, торопливо и неловко посмотрел на дочь. Волосы растрёпаны… Губы алые, горят без единого следа помады, которую она так тщательно ещё совсем недавно наносила перед ним… Плащ распахнут… Воротничок у блузки сдвинут на бок… И слишком много расстегнуто на блузке пуговиц!.. Сколько? Валерий непроизвольно нахмурился, замечая, что полы пиджака сходятся на ней раньше, чем заканчиваются застёгнутые пуговицы. И глаза… Распахнутые, как и плащ, светящиеся, шальные… Он уже не помнил, когда в последний раз видел у дочери такие глаза. Давно… Много лет назад… Три года.
Непонятное, неведомое доколе чувство мгновенно закипело в нём. От щемящей радости до гневного протеста. Последнее и оклик жены позади него вывели Пушкарёва из минутного оцепенения. Валерий опустил руки, сделал ещё шаг назад, давая понять, что приглашает их войти, и глубоко вздохнул:
--Ну что же… Иди, раз сам пришёл, - обратился он только к Жданову. Катю будто не замечал. Ей только коротко кивнул, не глядя:
- А с тобой потом поговорим.
Не слушая, что говорит жена, не обращая внимания, как они проходят и раздеваются в прихожей, Валерий резко развернулся, прошёл на кухню, с грохотом до предела распахивая дверь, и устроился за столом, спиной ко всем. Замер, обездвижился, окаменел, пытаясь успокоиться и выглядеть даже равнодушным. И только кончики пальцев, отстукивающие барабанную дробь по деревянной поверхности непокрытого скатертью стола, выдавали его волнение. Напоминая о чём-то очень далёком, казалось бы, стёртом из памяти, уже несуществующем. Из чьей-то жизни. Из своей?..
* * *
Елена, вновь поспешно надевая фартук, наконец оставила дочь и Жданова одних и направилась к Валерию на кухню. Они сразу же прошли в Катину комнату, закрывая за собою дверь. Андрей, оглядываясь, притянул к себе Катю, наклонился и шепнул ей на ухо:
--Я недолго… Быстро… Ты подождёшь меня?
--Да… - она улыбалась, млея, и тут же слабела под его горячими, влажными губами. - Только я с тобой пойду.
--Думаешь, и правда он выполнит свою угрозу? - губы скользнули по виску, захватывая прядь волос.
--Что?... – сознание туманилось. Чувство опасности, что сейчас может распахнуться дверь и кто-то из родителей войдёт, окончательно дурманило, пьянило. - Нет… Папа … Он только угрожает… На самом деле…
--Я знаю… Знаю, Кать… - он осторожно повернул её к себе, расслабленную, податливую, вздрагивающую. Обнял ладонями лицо, запуская пальцы в волосы. Любуясь, млея сам от её полуоткрытых губ и опущенных ресниц. Снова наклонился, навис над ней, прикасаясь дыханием, которое сбивалось, выдавая бешеные удары сердца. Вздохнул поглубже, понимая, что уже с трудом удаётся говорить. - А потом… Мы ведь потом ко мне поедем?
--Да… - толком не понимая, о чем он спрашивает, шепнула Катя. Приоткрыла глаза, посмотрела на него и тут же снова опустила ресницы. Невыносимо… Нереально… Невозможно удерживаться на ногах, когда он так смотрит… Внутрь, вглубь неё… Ласкает взглядом. Разжигает в ней пожар. Вспыхивает каждая клеточка, делая тело безвольным. А её - готовой для него на всё. Не помнящей себя. Не понимающей, где она сейчас, кто она. Он не смотрит - ворожит, околдовывает. – Да…
--Я тебя люблю… - не целует, снова обжигает одним дыханием, в её уже распахнутые губы.
Надо открыть глаза… Просто открыть, и может быть, тогда к ней вернётся реальность. А в этой реальности - он, самый дорогой и желанный человек, который больше не исчезнет, как многолетний сон, растворяясь в первой утренней пелене рассвета. Он есть, он существует, он здесь… В этой комнате, наполненной её мечтами. В этой жизни, состоявшей в основном из грёз… Открыть глаза… Поверить им и ладоням, осторожно гладящим его грудь. И снова задохнуться от осознания - он есть. С ней… Он существует…
--Люблю… тебя… - уже сама не поняла, подумала или вслух сказала.
За дверью что-то приглушённо зашуршало, приводя обоих в чувства. Катя вздрогнула, попыталась отстраниться, но Андрей не позволил - обнял, прижал к себе.
--Войдут же… - улыбнулась, утыкаясь носом ему в рубашку на груди, понимая, что окончательно растеряла даже страх, что кто-то может войти на самом деле. Всё равно… Всё сейчас неважно… Только он и его горячие ладони… Только дрожь его тела, сводящая с ума. И она сходила с ума, ни мгновения об этом не жалея.
--Ну и пусть… - прошептал Андрей ей в волосы. - Я так соскучился!.. Очень…
--Андрей… - шум за дверью снова заставил на секундочку вернуться в реальность. - Нам, наверное, не надо было… Надо было позвонить… Я не представляю, что тебе сейчас наговорит мой папа…
--Да какая разница!.. - он нашёл её ладошку и поднёс к губам. Пальцы сцеплялись, переплетались, превращаясь в одно целое, обретая потерянное, своё. - Мы вместе… Мы вместе, Кать?..
--Мы вместе… - повторила, утверждая, сама не понимая, как могло совсем недавно быть иначе и почему. Сильнее сжала пальцы… Почувствовать… Каждой клеткой кожи прочувствовать это и не отпустить!.. Больше никогда… Ни за что на свете! Не уйти… Невозможно без него. Невыносимо… Как же без него она жила? А жила ли? Хоть день - жила? - Андрей… Нам нужно поговорить… Я сказать хотела…
--И я… - тут же отозвался он, как будто ждал этих слов от Кати. – Я сказать хотел, что я…
В коридоре послышались шаги, потом негромкий стук, сдавленный кашель Валерия, и дверь открылась.
--Ну? - он вошёл, но тут же опустил глаза, отворачиваясь. Елена вошла вслед за ним, поспешно дёргая его за рукав накинутой спортивной куртки, но Валерий только отмахнулся, прищуриваясь. - Андрей Палыч! Долго ждать? Жарко очень - водка стынет. Ты ж не за рулём?
--Нет, - смущённо улыбнулся Жданов, на минутку выпуская Катю из объятий, но не расцепляя рук.
--Какая водка, папа!.. – Катя нахмурилась, машинально вставая впереди Андрея и заслоняя его от отца. - Поздно уже…
--А целоваться, значит, на глазах у всех, в самый раз? – он вытянул вперёд ладонь, но тут же опустил руку, когда Елена снова дёрнула его за рукав.
--Мы не… - улыбнулась Катя, но Андрей не дал ей договорить, немного отстраняя, чтобы быть лицом к лицу с Валерой.
--Валерий Сергеевич! – начал он, глубоко вздохнув. - Нам на самом деле нужно поговорить. И с вами, Елена Санна, тоже, - кивнул он в сторону Елены, которая теперь поравнялась с мужем, плечом к плечу. - Я и Катя… Мы… Ну, в общем, что ходить вокруг да около, когда мы…
--Ай, перестань! «Я и Катя»… - перебил его Пушкарёв, передразнивая. – Вижу я, ЧТО ты и моя дочь! Не слепой. У меня другой разговор к тебе имеется. Мужской. А ты, значит, отомстить мне решился, да? Неужели за машину?
--Что?- Андрей нахмурился.- Не понимаю вас…
--Оклеветал, значит, себя оправдывая? Думал, что иначе дочка не простит. Так, что ли, понимать тебя, Андрей Палыч?
--Папа, перестань! – возмутилась Катерина, снова становясь впереди Андрея, но потом, оборачиваясь к нему, шепнула:
- Я не успела тебе рассказать…
--Катюш, подожди, - он ласково, но уверенно отстранил её и шагнул к Пушкарёву. - Поговорим, разберёмся, - и, с прищуром глядя на Валеру, продолжал:
- Я на самом деле, не понимаю вас. Но готов понять, что там, с машиной.
--Ну так что стоишь? - Пушкарёв развернулся и направился из комнаты, жестом приглашая Жданова с собой. - Иди! Дело чести.
--Я с вами! - Катя, крепче сжимая ладонь Андрея, двинулась за ними.
--Ещё чего! - Валера остановился, сверкая на неё глазами. - Тебя там не хватало! Вон лучше с матерью поговори! Приехала, сбежала, не поздоровалась… Дожили до седин!
Его слова и суетливый взгляд Елены остановили Катю. Растерявшись, она выпустила руку Жданова. Андрей ей только подмигнул, скрываясь за дверью вслед за отцом, а мама подошла ближе, приобняла за плечи, усадила на диван.
--Пусть идут. Пусть поговорят, одни, сами. Катенька, ты не волнуйся. Не сделает папа Андрею Палычу ничего плохого. Я говорила с ним сегодня, пока вас не было. Ты не волнуйся… Красавица моя…
--Ох, мама… - рванулась к ней, прижалась, обняла. И только теперь поняла, как по ней соскучилась. Гладила, целовала поседевшие волосы, из раза в раз становившееся всё морщинистей лицо и руки… Тёплые, мягкие, родные, всегда жалеющие, всего лишь прикасаясь. – Я так соскучилась!.. Я больше не уеду. Я насовсем вернулась, мам…
--Ты поступай как знаешь…- неуклюже и потерянно Елена смахивала слёзы, показавшиеся на кончиках ресниц, всеми силами стараясь не выдавать своего волнения и ещё не осознанной, не прочувствованной радости. - Главное, чтобы тебе хорошо было… Чтобы ты счастлива была. Там или здесь - неважно…
--Я счастлива, мам… Очень счастлива.
--Значит, и нам с папой тоже будет хорошо. Только ты скажи, как же так? Как вы… с Андреем? Ты ведь ничего не говорила нам.
--Я расскажу… Обязательно. Потом. Я так его люблю!
--А он? Он любит?
--Он тоже любит, мам…
Все остальные вопросы потерялись, не успев сорваться с губ. Катя плакала. Елена уголком передника вытирала слёзы, осторожно дотрагиваясь до её щёк. Но она впервые не волновалась за эти слёзы. Впервые радовалась им, сердцем понимая, что они счастливее всех тех улыбок, которые видела на лице у дочери за последние три года. За всю её жизнь. Не удержалась. Всхлипнула в ответ, не прячась. Но тут же улыбнулась, прямо и открыто глядя на неё.
--Что же это мы? Плачем? Радоваться нужно.
--Да… - кивнула Катя, прильнула к ней, обнимая. - Будем. Только вот папа… Что же он Андрею сейчас наговорит?
--Ну, многого не скажет! Не успеет - бутылка-то неполная. Половинка там. Первую-то половину я в кувшинчик вылила. Не заметит, не найдёт.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Наконец-то все у них хорошо. 
Я надеюсь?
). 
