…И Платон аккуратно кладет мужичка рядом с грязной облупленной стеной, в которую с одной стороны упирается забор. Как и обещал, он ударил совсем и несильно, а так, чтобы только оглушить.
Потерев руками, Амелин посмотрел наверх:
- А где же второй?
Ле, запрыгнув на стоящий неподалеку бочонок, выглянула за забор и ответила:
- Этот оказался поумнее… Пошел в обход.
- Значит, появится здесь минуты через две, - прикинул в уме Платон и, найдя глазами нужную им с Ле арочку, спрятанную в густых зарослях кустарника, указал на нее жене.
Та кивнула головой, прошла к ней и встала, вжавшись в стену. Тот же маневр повторил и Платон, не выпускавший из рук своего импровизированного орудия.
Как и предполагал Амелин, спустя две или три минуты по их сторону забора выскочил Маркел. Размахивая пистолетом, он бежал так, что его грациозности мог позавидовать разве что только бегемот или медведь, хотя и то, наверное, столетние. А дальше все было для Платона достаточно привычным. Он легко, почти играючи, ухватил головореза за руку, вывернул ее и дождался пока пистолет не упадет на землю, потом шибанул бандита по загривку и швырнул Маркела куда-то в сторону. Тот, будто пушинка, подхваченная ветром, метнулся к стене, и тут раздался дикий крик Ле:
- Платон! Он убьется!
Дело в том, что в стене торчал металлический штырь, так остро заточенный, что хватило бы легкого прикосновения к нему, чтобы порезаться, а уж о таком ударе, что получил Маркел, и говорить было нечего – еще миг и он будет пронзен им насквозь, как кусок мяса на шампуре…
Амелин внезапно увидел последствия своего удара: вот сейчас раздастся хруст разрываемых мышц и хруст костей, ржавое железо выйдет из тела наружу и кончится, хотя и бесполезная, пустая, в сущности, никому не нужная жизнь… Жизнь ЧЕЛОВЕКА. Она будет выходить из растерзанного тела тяжело, толчками, выплескивая раз за разом новые порции темно-красной, почти черной тягучей крови… А сам Платон потом будет просыпаться в холодном поту от того, что это именно его удар, его рука стала причиной смерти другого человека, и боль эта будет безмерной, и приведет с собой мерзкое ощущение чего-то такого грязного и страшного, от чего он избавился только совсем недавно… Такую огромную боль, которая в душе после себя оставит только пепел…
Все это яркой вспышкой осенило сознание Амелина, обожгло и сковало льдом его тело…
«Не хочу снова!!!» - крикнул кто-то в его голове, и тут сторонний наблюдатель, которому он был весьма не безразличен, изменил все в одно мгновение.
***
«Не могу! Нелепо! Несуразно! Неправильно! Не допущу!!! Не позволю снова!» - эти мысли быстрее звука пролетели в сознании Ле и она, сделав резкий прыжок ухватила Маркела за длинные полы его кафтана, сумев удержать его тело от острого штыря в каких-то двух или трех дюймах.
Все это произошло так быстро, что Платон сначала ничего не понял, а потом услышал:
- Ты не стой истуканом, а помоги, вдруг материя порвется, - задыхаясь, проговорила Ле, с трудом удерживая тяжелого мужика.
Побледневший Амелин кинулся жене на помощь, чувствуя, как от сердца отступает ужас и отчаяние. Он ухватил бесчувственное тело и, оттащив его немного в сторонку, привалил к первому гостю, который, придя в себя, мог наблюдать всю странную сцену спасения Маркела. Заметив это, Платон молча ухватил где-то на земле что-то, что когда-то, похоже, было веревкой, и связал обоих верзил. Осип в ответ на это не сказал ни слова, только пораженно глядел на двоих стоящих перед ним людей, у которых только что был шанс избавиться от одного из своих преследователей, но вместо этого, они спасли его.
- Непонятно, да, Сиплый, - усмехнулся все еще бледный Амелин, глядя мужику прямо в глаза, и от этого взгляда у Осипа волосы на затылке зашевелились как от чего-то такого жуткого, что оторопь взяла.
Платон обернулся к жене, которая понимающе смотрела на него и ждала. Ждала, когда он сделает первый шаг. И вот он осторожно подошел к ней и привлек к себе, зарываясь лицом в ее волосы.
- Ведь ты этого выродка не ради него самого спасла, так?
Ле молчала, а потом шепнула:
- Я не хочу, чтобы сияние твоих глаз погасло, сердце мое…
Они еще немного постояли молча, а потом, вернувшись на круги своя, оба повернулись к своим горе-преследователям. Платон обшарил их и вытащил нож из-за голенища маркеловского сапога.
- Ну, ты глянь! В кармане – пистоль, в сапоге – ножичек… Может, пришить их и дело с концом? – спросил он жену, сияя смеющимися глазами.
- Как знаешь, - подыграла мужу Ле, лениво зевнув.
- А какого лешего ты тогда меня спас! – выкрикнул пришедший в себя Маркел, не сводя глаз с блестящего лезвия своего же ножа.
- А блажь нашла… - вытаращил глаза Амелин и расхохотался. – Ты сам скажи, че это вы за нами побегли?
- Дак, не Борис Осипыч, а… другой приказали, как только ты в городе появишься – немедленно тебя изловить и к нему…
- А другой-то кто?
Мужики молчали, обиженно сопя, но Амелин ответил на свой вопрос сам.
- Погожев что ли?
Верзилы ошарашено переглянулись.
- Откуда ты…
- От верблюда! Животное есть такое, с горбом, а то и с двумя… Я все знаю, что положено… И не важно, что меня долго не было…
- Платош, а ты что ж теперь, к старому вернешься?
- Нет, - ответил Амелин, как отрезал, - но и вам спуску не дам. Слишком хорошо я всю эту мерзость знаю, чтобы допустить ее вмешательство в мою теперешнюю жизнь.
- А чего ж тогда по закоулкам шастаешь?
- Да вот с хозяином вашим разговор имел, - опасно сощурив глаза, ответил Амелин и добавил, - теперь мы с ним друг к другу никаких претензий не имеем… Да сам Салтан-царь мне руки развязал… Слыхали? И приказы все отменяются…
Платон еще раз окинул взглядом два связанных неуклюжих тела и хохотнул себе под нос.
- Так что, други мои, оставайтесь целы, пока… А мы, пожалуй пойдем…
- Эй, Платон! А развязать?
- Больно многого захотел, Маркел Севостьяныч! Сам в это дело влез – сам и выпутывайся!
И супруги быстро скрылись в зарослях, прикрывавших арку. Платон сразу нашел лишь ему известное углубление, нажал на что-то в нем, и внутрь стены ушла ее часть.
- Пошли, только предупреждаю, там темно и сыро. И выход в весьма странном месте.
- Я с тобой, а значит мне ничего не страшно, - уверенно ответила Ле и вложила свою маленькую ладонь в его большую руку.
Можно лишь добавить, что через час, освободившиеся от пут бандиты, решили, что Амелин стал колдуном или нашел маруху-ведьму, потому что они так и не поняли – куда исчезли эти двое.
_________________ Своих в полет я отпускаю белых птиц! По свету разнесут они любовь... Ведь для свободных птиц на небе нет границ! И нет преград для моих птиц! Белых птиц!
|