НРКмания

А спустя несколько минут новоиспеченный папа бережно прижимал к груди кулек со своей драгоценной малюткой, на которую пришли посмотреть Уваровы, Дроновы и Кольцовы.
Все вокруг поздравляли родителей, светившихся счастьем, и, заглядывая в крохотный сверток, напоминающий небольшой, но почему-то, продолговатый кочан, гадали, на кого похожа малышка.
- На Лешика, и спорить нечего! – очень серьезным тоном уверил всех Платон. – Я бы на другую и не согласился!
Чуть позже, когда из комнаты все вышли, он осторожно уложил девочку в кроватку, опустил воздушный полог и сел рядом.
Ле поднялась на постели, не сводя глаз с двоих самых любимых людей.
- Ты самая красивая молодая мама, - тихо сказал Платон и повернулся в ее сторону.
- Ты уже раздаешь комплименты… Как это прекрасно… А я уж думала, что как только опадет мой животик, я уже ничего похожего не услышу… Ты же просто влюблен в него был.
- В кого? – улыбаясь, Амелин оказался уже на постели, рядом с женой, медленно-медленно подбираясь ближе к ней.
- В мой животик, - тихо рассмеялась Ле и обняла мужа.
Она устало вздохнула и прижалась к нему теснее.
- Маленькая моя, - прошептал он. – Как же я волновался пока ты тут… Как больно, поди, было…
- Ну, да, вообще-то… Но это того стоило, правда?
- Истинная, - Амелин поцеловал жену.
Правда, через пару минут он с трудом оторвался от губ жены и сполз с кровати, восстанавливая дыхание.
- Подожди… Подожди мы должны выдержать время… Доктор сказал…
- Да, я знаю… В моем случае три-четыре недели…
Платон застонал.
- Три недели без тебя в спальне! Фэд хочет моей смерти!... Я не выдержу…
- Я буду спать рядом и все…
- Нет, лучше в соседней комнате! Я как кошмар вспоминаю те две ночи, которые мы провели вместе, но без…
Ле сияющими от смеха глазами с умилением смотрела на мужа.
- Неужели ты не мог сказать мне об этом тогда?
- Хватит, не дразни меня… Мне и так уже плохо… Боюсь, не протяну месяца…
- Протянешь… Аннушка поможет.
Платон снова подошел к колыбельке и укрыл дочь, чтобы не дай Бог, не простудилась.
- Правильно. Аннушка – моя помощница, она никогда не оставит папку одного в беде…
И месяц начался… Но как это ни было странно, Платон вскоре почти забыл о том, что его так заботило. Дочь заняла все его помыслы. Он не мог даже подумать о том, что кого-то можно полюбить так сразу – всем сердцем и душой. Лишь только его маленький кулечек открыл глаза – мужчина оказался в их плену.
Его кроха, его кровинушка. Маленькая. Кажется, поместиться на ладони. ЕГО! Его ребенок! Его продолжение… Его и Лешика.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

С рождением Анны Ле поняла глубинный смысл слова «страх». Она боялась за дочь, за Платона, за всю семью, но все это компенсировалось тем, что женщина наслаждалась каждой секундой материнства. Даже капризы Анны доставляли ей удовольствие. А уж если дочь хохотала или заглядывала своими глазенками в ее глаза – то восторгу не было предела!
Платон недалеко ушел от своей жены.
- Глянь, глянь, глянь – в подушку засопела! – млел мужчина, наблюдая за спящей дочерью.
- Эвон, как мы плещемся! – смеялся он, купая дочурку, а та только била ручонками по воде и улыбалась.
- Слушай, слушай, как она лопочет: быстро-быстро и непонятно…
- Да чего уж тут непонятного, - отвечала Ле, - просто мы кушать хотим.
- Ульяна говорит, что чем больше мать будет кормить дитятко грудью, тем малыш будет лучше учиться.
- Ну, тогда, Анютка у нас будет самой великой ученой! – рассмеялся Платон, хитро подмигивая покрасневшей жене.
Даже Надя с Василием не были такими сумасшедшими родителями, как Ле с Платоном. У них появилась масса новых и странных привычек - менять пеленки, к примеру, но никакие новые обязанности не могли уменьшить их любовь. С каждым новым днем их нежность и любовь возрастали, а все неурядицы казались мелкими и незначительными. И еще кое-что. Малышка уже была без ума от своего папы. Как это ни было удивительно, но каждый раз, когда приходил Платон, Анька не спала и радовалась его появлению, как умела. Связь между ними троими – матерью, отцом и ребенком – была удивительной, и с каждым днем становилась все глубже и сердечнее.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

А теперь про предупреждение не забудьте...


Когда Аннушке исполнился месяц, мужчина решился на одно деликатное и весьма сердечное для него самого дело. Он вручил жене подарок, весьма необычный.
- Пусть это будет нашей фамильной ценностью, - ласково прошептал он жене, застегивая замочек великолепного украшения.
В вырезе платья Ле, переливаясь всеми цветами радуги, сверкало бриллиантовое колье. Они оба стояли перед зеркалом. Амелин осторожно положил руки на плечи жены и легонько сжал их. Ле накрыла одну его ладонь своей и поймала в зеркальном отражении его взгляд.
- После меня, его будет носить Аннушка. Я передам ей эту вещицу, когда она родит дочь…
Женщина прижалась спиной к телу мужа и почувствовала, как его теплое, но почему-то прерывистое дыхание теряется в волосах и слегка щекочет кожу, из-за чего по всему ее телу пробежала горячая волна возбуждения. Как давно они не были вместе! Но теперь уже можно…
А Платон мучался от тех же эмоций и ощущений. Как бы ему сейчас хотелось коснуться этих мягких, золотисто-русых волос. А потом, нежно обняв эту фигурку, медленно пройтись пальцами по позвоночнику, ласково, томно, горячо… Ощутить под своей ладонью ее гладкую обнаженную кожу, дотронуться до нее…
«Стоп! Еще рано. Надо подумать о чем-нибудь другом… Вот скачки. Скачки! Да, они самые! Что-то там Павел говорил… Леш, ну что же ты творишь? Зачем ты так смотришь? Вдох-выдох… Страшно-то как… А ведь мог все это потерять, если бы не понял себя вовремя… Вот ведь как смотрит! Вздохнула и прижалась еще сильнее! Вдох-выдох, вдох-выдох… Господи, как она улыбается! Кажется, свет всего мира в ее улыбке прячется… Как хочется прикоснуться к ней… Нельзя, Амелин, нельзя! Пусть еще хоть немного времени пройдет. Еще ближе, еще ближе прижалась... Господи, дай мне силы. Расслабься, Платон. Расслабься…».
- Зря надеешься, - внезапно повернулась к нему лицом Ле и ответила на его мысленные возгласы. – Не получится… Прошел уже месяц, а ты все бездействуешь… Неужели больше не…
Договорить женщина не смогла, так как муж требовательно прижал ее к себе, а еще через мгновение, чуть ослабив кольцо своих сомкнувшихся вокруг ее тела рук, запрокинул её лицо вверх и припал губами к ее губам. Он ее поцеловал. Пока еще без той страсти, которая снедала его изнутри. ПОКА без страсти. Поцелуй был томителен, нежен и неспешен. Платон будто старался затянуть их общее удовольствие, предвкушая тот момент, когда волна наслаждения накроет их, как девятый вал в океане, смывая за собой все разумные мысли и даруя только неземное блаженство.
Только растянуть этот момент не удалось. Ле не могла больше ждать, а поэтому приложила все усилия для того, чтобы муж потерял последние крохи контроля. Да и о каком контроле может идти речь, когда это была ОНА? Она, из-за которой в мужчине исчезало любое самообладание? Сейчас, да и потом Платон Амелин принадлежал только ей, и она знала, как им обоим умереть и возродиться в пламени их любви. Разве можно было устоять против такой искренности, нежности, страсти?
Женщина, обняла мужа, словно поймав его в силок, из которого тому вовсе не хотелось выбираться, потому что в этой простой ловушке мужчине было очень хорошо.
Платон не просто хотел снова обладать женой. Занятия любовью это было еще не все. – Ему надо было обновить свое клеймо не только на ее теле, но и в ее душе. Это было нужно им обоим, это согревало их и приносило даже сейчас, пока еще ничего и не случилось, самое что ни на есть настоящее удовольствие.
- Лешик, Леш… Что же ты со мной делаешь, маленькая моя?
- Желанный мой… Жизнь моя… Делай все, что хочешь, милый мой, я вся твоя… Навсегда… Навсегда, любимый…
Эта удивительная слабость женщины перед Платоном в то же самое время была ее непобедимой, могущественной силой и бесконечной властью над ним.
А все потому, что и муж перед ней был также беззащитен; все потому, что и она могла делать с ним все, что ни захотела бы.
Обнаженные, супруги лежали на кровати, соединившись в единое целое. В последний миг перед тем, как их тела вспомнили друг друга окончательно, когда в голове Платона вспыхнул проблеск разумных мыслей, Амелин слегка отстранился от Ле и, опалив ее своим взглядом, хрипло прошептал:
- Только моя… Навеки…
И подтвердил свое право на свою жену.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Красота необыкновенная!

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Прелесть!

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

Еще раз продолжение...

Ле открыла глаза и улыбнулась. «Уже утро!» - радостно подумала она и повернулась в сторону мужа. Тот уже бодрствовал и смотрел на нее.
- С добрым утром, хороший мой, - счастливо сказала Ле.
- Доброе утро, хорошая моя, - ответил ей Амелини и легонечко поцеловал.
Эта нежная ласка незамедлительно переросла в такой взрыв чувственности и страсти, что никто из них и не понял что, как и почему все произошло так быстро.
Отдышавшись, муж и жена рассмеялись как дети.
- Кто это говорил о том, что мужчина не способен хранить верность? А? Какой же он дурак! – мужчина страстно поцеловал Ле, а потом снова продолжил:
- Это все туфта! Еще как способен! Но для этого у него должна быть такая же замечательная жена, как у меня. Только не всем так везет!
- Не всем, - так же хрипло ответила Ле и подалась вперед. – Мне тоже повезло… С мужем.
- Повезло, значит?
- Очень даже.
Это хорошо, - выдохнул Платон.
- Это не просто хорошо, - возразила Ле. – Это просто замечательно!
И замечательная жизнь вошла в свою колею.
***
- Это просто удивительно, насколько сейчас изменились мои ценности! – баюкая на руках дочь, улыбался Амелин. – еще год назад, меня совершенно не интересовали такие вещи, без которых сейчас я не могу представить жизни. Например, для меня нет ничего важнее того, как покушала моя доча, сходила ли она в туалет и, если да, то, как сходила! Да, моя лапушка?
Ле всегда смеялась, когда муж внезапно переходил на этот елейный, сладкий тон, который, на первый взгляд, ему совершенно не подходил. Даже она не могла предположить, насколько идеальным будет Платон-отец.
- Девочка моя, - шептал дочери Амелин. – Маленькое мое чудо-чудное. Ягодка моя…
Все, кроме Ле, удивлялись тому, с каким умением и ловкой осторожностью этот бывший бандит ухаживал за ребенком.
- Ни одного мальчика я бы не любил больше, чем ее, - однажды сказал Платон, аккуратно меняя двухмесячной дочери пеленки.
- Посмотрим, что ты будешь говорить через год, когда я сыночка ждать буду, - тихо рассмеялась Ле, наблюдая эту живописную картину.
- А это не опасно для тебя, так скоро? – уже обеспокоено спросил Амелин.
- С чего ты взял?
- Ты же так мучалась…
- Через это проходят все, родной.
- И ты готова пережить это еще раз, ради…
- Ради нас, Платон. Ради тебя, ради меня, ради Аннушки… Ведь ей нужен братик. Да? Да, радость моя? Пусть он и младше будет, но он всегда будет тебя защищать, правда?
Ле прижалась к мужу, и они вместе склонились над лежащей в кроватке дочерью, которая, как только мокрые пеленки были заменены сухими, моментально заснула, так крепко, как это полагается младенцам.
- Представляешь, еще одно такое чудо, но только копия ты. Поистине – великий шедевр!
- Да, это будет зрелище то ещё, - рассмеялся Платон, нежно целуя жену за ушком.
- Ты думаешь, к написанию эскизов будущего шедевра уже нужно приступить? – хитро сощурив глаза, спросила мужа Ле.
- Думаю, что не «уже нужно», а просто «жизненно необходимо», - обманчиво спокойно протянул Платон и подхватил женщину на руки. – Ты – мой шедевр, мое сокровище, мое счастье.
- Меньше слов, господин хороший, давай приступим к делу, - прошептала Ле, запуская пальцы в его густую шевелюру.
- Вот за это, я люблю тебя больше всего, - как-то по-особенному, как умел только он, рассмеялся Платон и вышел из детской, направляясь в супружескую спальню.
- За что именно?
- За то, что ты не теряешь ни секунды времени, когда мы вдвоем, - и Амелин страстно поцеловал Ле, не забывая при этом расстегивать на ней платье и стягивать его вниз.
Женщина также не остановилась на одном только поцелуе: сюртук, жилет, галстук и рубашка Платона через каких-то полминуты были сброшены на пол, а его обнаженная кожа пылала под нежными женскими прикосновениями.
- Всегда… удивляюсь… тому, что ты раздеваешь меня… быстрее, чем я тебя, - горячо прошептал Платон, укладывая жену на постель.
- Это потому, что я всегда хочу тебя больше, - хрипло ответила та.
- Навряд ли, - усмехнулся Амелин и поцеловал впадинку над ключицей жены.
- Как же я тебя люблю, Платон, - простонала женщина.
Мужчина осторожно лег на нее сверху. Их тела, как две части единого целого, сомкнулись в тесном объятии.
- Так же, как и я люблю тебя, родная…

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Платон был абсолютно счастлив и как сын, и как брат, и как муж, и как отец… Особенно – как муж и отец. Каждый его день был наполнен новыми приятными заботами, которые, казалось, прибавляли к жизни дополнительные годы. Амелин не хотел расставаться со своим хозяйством в Штатах. Hope Valley и Hope Home, его лошади были очень дороги ему, но и покидать Санкт-Петербург он больше не хотел. Платон вернулся домой. НАВСЕГДА вернулся!
Амелин наладил постоянную переписку с Сэмом и Мэттом, которые держали его в курсе всех дел и отчитывались в своих сделках. Его хозяйская жилка не пожелала забывать о себе. Новый конный завод в России, открытый Платоном, становился одним из ведущих. Железная дорога, которую строили братья Уваровы, должна была вот-вот заработать – вклад Патона и наследство Ле немало поспособствовали этому. Дом Амелиных – полная чаша. Но самое главное для Платона сочеталось в двух особо дорогих ему особах женского пола.
Платон обнял Ле и привлек к себе. Две его любимые девочки. Большая и маленькая. Лешик и Анечка. Анечка и Лешик…
«Господи! Спасибо тебе за то, что простил все и подарил мне их», - думал он, чувствуя, что жена теснее прижимается к нему, а ее губы ласкают его шею.
- Леш, прекрати пожалуйста… Не сейчас… Анька еще не спит.
Ле с сожалением вздохнула, но от мужа не отодвинулась ни на сантиметр, а девочка, внимательно следившая за родителями, подползла к ним ближе.
Ни папа, ни мама не заметили ее маневров и, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Платон опомнился только тогда, когда почувствовал около ног что-то теплое. Он посмотрел вниз, улыбнулся и тут…
И тут Анечка, ухватившись за штанину своего любимого папочки, улыбнулась ему и …встала на ноги.
Восторгу родителей не было предела: их красавица встала! Но дочь еще не закончила программу по их удивлению и самостоятельно сделала по направлению к маме три шага.
- Как же я вас люблю! Обоих! – рассмеялся Платон и подхватил своих девочек на руки.
- Люблю! Люблю! Люблю!
Радость родителей еще больше увеличилась, когда Анечка заговорила, причем, достаточно рано, месяцев в десять. И первое слово, которое она сказала, а слышала она его очень часто из уст любимых родителей, было удивительное, яркое, нежное слово «люблю»…
***
Анечка менялась ежедневно. Первая улыбка, первый зуб, первый шаг, первое слово… Вот вроде бы она одна и та же, а приглядись, нет! – другая уже! Но одно оставалось неизменным: с каждым днем, к великой радости отца, она все больше и больше походила на мать. Девочка было копией матери даже в манере носить одежду. Родители со смехом вспоминали тот день, когда совсем недавно они одели свою любимицу в новый выходной костюмчик: розовый, мягкий, приятный на ощупь, украшенный бусинками, по которым девочка медленно провела пальчиком, а потом, гордо подняв головку, выдала с полным знанием дела:
- Касота…
Как ни странно – это гукающее и пускающее пузыри создание – стала любимицей Любови Евсеевны. Она баловала ее так, как ни одного из родных внуков.
- Принцесса, - часто шептала она, глядя на малютку, и многие с ней соглашались.
Вот и сейчас, в белом платье из тонкого гипюра с вышитым на нем орнаментом, да в белом атласном чепчике, да еще и в белоснежных пинетках с крохотными бутончиками-розочками Аннушка действительно была принцессой. Хотя особого повода наряжаться не было. Просто девочка с родителями пришла навестить старших двоюродных братика и сестричек.
Ольга с Даниилом, недавно вернувшиеся с раскопок в Сирии, были в полном восторге от племянницы.
- Платон, а ты ведь был прав, - сказала Ольга. – Анечка вылитая Ле.
Амелин гордо улыбнулся:
- Все по моему заказу, - и подхватил дочь на руки.
Та счастливо рассмеялась и чмокнула отца в щеку. Дронов с завистью смотрел на эту сцену.
- А мои девчонки, ты представляешь, пол дня прятались от меня, когда мы приехали!
- Ну, что же ты хочешь – отвыкли! Надо ведь каждый день с ними быть, - и Платон поднял дочь высоко над головой на вытянутых руках.
Девочка рассмеялась пуще прежнего и с восторгом смотрела на всех сверху, а потом выдала, увидев Любовь Евсеевну:
- Ба!
- Кого увидела? Бабулю? – Платон улыбнулся и просиял. – К ней пойдешь?
Аня энергично закивала головой и в туже секунду оказалась на руках у Любовь Евсеевны.
- Солнышко мое, - рассмеялась женщина. – Чудо, а не ребенок! Мне иногда кажется, что только она одна меня и понимает. Как никто понимает!
- Она же дама, Любовь Евсеевна. Да еще какая! – улыбаясь, сказал Амелин и подхватил на руки племянника.
- Друг мой, тезка, а ты уже кушал? – спросил Платон-большой Платона-маленького.
Мальчик отрицательно покачал головой, а Наденька всплеснула руками.
- Не знаю, что и делать! Не ест совсем! Одни глазюки скоро от него останутся.
И тут Анна Платоновна поразила всех: она нахмурила брови и зацокала языком, будто, осуждая поведение братца.
- Видишь? Даже сестричка говорит: «Очень плохо, что ты не кушаешь», - на полном серьезе пояснил племяннику Амелин. – Может, пойдем, каши навернем?
Мальчик неуверенно переводил взгляд с одного взрослого на другого, а Анька опять загукала и вдруг сказала, кивнув головой:
- Дём!
- Вот и я говорю, пойдем! – и Платон, подхватив одной рукой дочь, а другой племянника, изображая лошадку, прыжками направился в столовую.
Василий с Даниилом только и смогли, что пожать плечами.
- И как ему это удается?
- Талант, - просто и уверенно пояснила Любовь Евсеевна. – Платон – прирожденный отец! Я не удивлюсь, если сейчас наш маленький Платон съест все, что положили ему на тарелку, даже кашу.
Так и вышло. Ульяна и Ле уже накрыли детский стол в столовой, и Аня, увидев дорогую мамочку, а рядом с ней красивую тарелочку с любимой кашкой, рванулась вперед.
- Вот маленькая обжорка! – восхищенно рассмеялась женщина и усадила дочь к себе на колени.
Надя опустилась на соседний стул и взяла сына на руки. Тот решил, было накукситься, но, увидев, как любимый дядя опускается на пол между его мамой и тетей Ле, передумал. Анечка, оценив папин маневр, рассмеялась и послала ему воздушный поцелуй. Тот ответил доченьке тем же и подмигнул племяннику:
- Ну-с, приступим!
Ле захватила немного каши и поднесла ее ко рту дочери. Девочка с аппетитом открыла ротик, лишь только увидела ложку, а маленький Платон тут же повторил ее действие, до невозможности удивив своих родителей.
- Надо же…
- Правду говорят, что девочки сообразительнее…
- А мне? – возмутился Платон.
- Вообще-то, мы, сударь, на Вас не рассчитывали, но…, - и тут Ле подвинула отдельную тарелку и ему.
- Захарьевская, с изюмом и цукатами, - улыбнулась женщина и переглянулась с мужем, который немедленно вспомнил свой первый вечер в Hope Valley в качестве муже Ле, тогда еще фиктивного.
- Обожаю, - выдохнул он.
- Кашу или меня?
- И ту, и другую.
Ле рассмеялась в голос, продолжая кормить дочь, которая подавала кузену пример в поедании манной каши.
Наденька была в восторге.
- Ну, хоть каждый день всех вас приглашай к завтраку, обеду и ужину!
- Мы не против, - поцеловал сестру Платон, забирая дочь у Ле. – Мы только «ЗА»!
И Анечка кивнула головой в знак согласия.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Все как всегда замечательно, Леночек. Жалко, конечно, что рассказ подходит к концу. Но ничто не вечно.
Спасибо!

Стихи в тему о долгожданном счастье...
Не бывает любви несчастной,
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной.
Но несчастной любовь не бывает,
Даже если она убивает,
Тот кто этого не усвоит
И несчастной, несчастной, несчастной
Любви не стоит.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

А словами?

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

И еще разок...

Прошло совсем немного времени. Пришла весна… Весна! Долгожданная и такая желанная пора после затяжных суровых морозов. Можно было почувствовать, как она наполняет душу теплом, как божественным эликсиром, смягчающим все раны, успокаивающим боль…
Был май, но жара стояла самая что ни на есть летняя. В доме было, мягко говоря, немного жарковато и Платон с женой и дочерью вышел в сад, который стал общим и для Уваровых, и для Амелиных, так как они объединили оба дома в один ансамбль. В саду пели птицы, шептала свежая зелень, а веселый ветерок играл с молодыми листочками, как с лучшими друзьями. Все эти звуки медленно, но верно успокаивали и баюкали девочку, и скоро Анечка заснула на руках отца.
- Леш…
- М-м?..
- Как вот такое чудо могло на свет появиться?
- Ну, мы оба очень хорошо старались…
- Я помню, но… Как все-таки? В смысле, такое чудо у такого, как я…
- Замолчи… Ты у меня самый лучший…
- Вот именно, что только у тебя, - и Платон, наклонившись, поцеловал жену в макушку.
- Не только у меня, а у всех. Посмотри, как все вокруг изменилось!
- Ну, я-то точно!
- Нет… Ты как раз для меня прежний… Я никогда не знала тебя другого… Только такой, как сейчас.
Ле положила голову мужу на плечо.
- Платон…
- М-м?..
- А помнишь, как в Штатах?
- Что?
- Ну, как у нас все сложилось?
- Конечно, помню… Зачем ты спрашиваешь? А вот та, - и мужчина поцеловал мягкие волосики дочери, - которая никогда не даст об этом забыть.
- А ты ее так сильно любишь, потому что она девочка?
- Потому что она МОЯ, а еще потому, что она на тебя похожа…
- А если на тебя…
- Леш, где ты видела девочку, которая была бы похожа на меня?
- Я не про девочку, я про мальчика.
Тут Анечка открыла глаза и улыбнулась.
- А зачем нам нужны все эти мальчики, когда у нас есть такие девочки! – Платон усадил дочь поудобнее и начал что-то рисовать на ее ладошке своими пальцами.
Ле притворно вздохнула.
- Жалко… А я хотела тебе месяцев через семь сыночку подарить…
Амелин что-то еще говорил дочери, а потом замер оттого, что до его сознания, наконец-то, дошли слова жены.
- Какого сыночку?
- Похожего на тебя…
- Почему?
- Вот дурень-то! Анка на меня похожа, а Гришенька… Гришенька будет похож на тебя… Черненький, кареглазый и… Красивый-красивый!
Ле мечтательно улыбнулась и прижалась к мужу крепче. Тот не мог пошевелиться, словно онемел. Аня, не привыкшая к бездействию, соскользнула с отцовских колен и погналась за кузнечиком, который мило стрекотал в траве. Но место на коленях мужчины не пустовало долго. Платон, внезапно подхватил жену, прижал к себе и зарылся лицом в ее волосах.
- Леш… Леш… Лешик мой… Неужели ты действительно хочешь ребенка, такого, как я?
- Конечно, хочу. А чем он будет плох?
И тут Ле, как фокусник из шляпы достала откуда-то знакомый медальон… Серебряный, на кожаном шнурке…
- Узнаешь?
- Да, - выдохнул Амелин.
- Надя сохранила, а совсем недавно подарила мне, - пояснила Ле, открывая крышечку.
Через мгновение на нее с миниатюры смотрел мальчик, в котором без труда угадывался тот мужчина, без которого женщина не могла представить себе жизни.
- Он будет самым лучшим сыном в мире, а я ему буду самым замечательным отцом… Обещаю…
- Я знаю, дорогой… Знаю…
Муж и жена немного помолчали.
- Ле-еш, - вдруг, улыбаясь, протянул Платон и положил ладонь на живот жене.
- Что? – также не смогла сдержать улыбку женщина.
- Это, значит, скоро у тебя животик округлится?
- Больной, - рассмеялась Ле.
- Ну, что же поделать, если я по твоему животику с ума схожу?
- А по мне?
Платон нежно прижал жену к себе и, приблизив губы к её сладкому рту, прошептал:
- А от тебя я уже давно без ума… Даже самой его малости… Бе-зу-ма!
- Люблю, - выдохнула Ле и первой преодолела расстояние между их губами.
- Люблю, - несколько минут спустя, ответил Амелин.
- А это действительно будет мальчик?
- Да! Он мне сам сказал.
- Кто?
- Наш Григорий!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Красиво.
Прерасный отец из Платона вышел.
Леночек, спасибо.
Жалко, что скоро конец.

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

Очень скоро...

Но все же я рада, что кто-то кроме моих родных узнал, каким на самом деле является платон Амелин.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Леночек

Спасибо за чудесную главу, наполненную счастьем и любовью.

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Я долго жила с этой фантазией... За время написания все герои стали для меня просто родными... Кажется, что так все и было на самом деле. Ну, хочется, чтобы мое видение Платона совпало с вашим... Хороший это и герой, и образ и актер.
Сегодня ЭПИЛОГ...
Печальное слово, правда?
Но когда-то именно в этот отрывок я вложила окончание своей фантазии...
А теперь с ним познакомитесь и вы...

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

ЭПИЛОГ
31 Декабря, 1884 года - 1 января 1885 года
31 декабря в особняке Уваровых плавно перешел в 1 января Нового года, и постепенно все в доме укладывались спать после большого и шумного семейного праздника.
Как много всего произошло в этом доме, и как мало изменилось!
Гавриил Макарыч с Любовь Евсеевной за прошедшие десять лет прибавили немного седины в своих шевелюрах, но, слава Богу, не тревожили своих близких болезнями, сохраняя драгоценное здоровье. Это были самые счастливые родители и бабушка с дедушкой, которых можно было себе представить. Гавриил, Николай, Валерия, Валентина, Платон, Владимир, Ксения, Всеволод, Аннушка и Григорий радовали их своей непосредственностью и детскими выходками, которые прибавляли им годы жизни. Так получилось, что у всех детей Гавриила в свою очередь родилось по двое детей, и десять пар беспокойных ножек выкаблучивали такое, что иногда, даже видавшие виды взрослые просто диву давались.
У Александра и Лизы на подходе был еще один ребенок – они оба надеялись, что на этот раз будет девочка.
- Я тоже хочу, как Платон, - смеялся Саша, - иметь еще одну любимую женщину, только в миниатюре! – и ласково поглаживал округлившийся животик Лизоньки.
Та только улыбалась и кивала головой. Она тоже хотела дочь и молила об этой милости Бога. В Петербурге они были наездами, так как Александр предпочитал сам следить за строительством сети железных дорог, которые за эти десять лет растянулись по всей России, а Лиза не хотела оставлять от мужа и переезжала вместе с ним с места на место.
От них не отставали и Ольга с Даниилом, которые объездили почти весь мир, принимая участие в самых громких экспедициях по изучению всевозможных древностей. Дронов стал знаменит в научном мире, как один из лучших специалистов по Древней истории, и тем самым, исполнил одно из своих детских мечтаний. Ольга не могла представить себе жизни без этого красавца-авантюриста, и их чувство, благодаря складу характера и неуёмному любопытству обоих, по-прежнему не утратило остроты и привлекательности.
Лерочка и Валечка – их дочки-близнецы, ко всеобщему удивлению, не были похожи на своих родителей совершенно. Они, казалось, вобрали в себя все спокойствие мира и старались быть похожими на свою бабушку Любу, которой это их желание было елеем на раны после того, как им с Ольгой пришлось немало повоевать в свое время.
А еще девочки души не чаяли во всех своих тетях и дядях, но особенно в Платоне и Ле, которые учили их по-дамски благородно кататься в седле и тайно ото всех – стрелять из пистолета.
У Наденьки и Василия все было прекрасно. Платон и Ксения – их дети – были как две капли воды похожи на сестру и брата Кольцовых в детстве. Даже замашки иногда проскальзывали деревенские, и этому очень радовалась их мать.
- Значит здоровые и крепкие ребята будут. А научить их всему можно! Только бы это все было хорошим и светлым.
- Обязательно будет, - мягко улыбалась Кассандра, - любуясь на своих сыновей Владимира и Всеволода, которые были точной копией отца.
Гадалка полностью растворилась в своем муже, которому только этого и надо было. Павел мог замечать других женщин, часто ухаживал за ними, но любовь Кассандры для него была тем драгоценным даром, который можно получить в этой жизни только раз. И он очень не хотел его терять… Хотя во многом по-прежнему оставался большим ребенком…
Между Кассандрой и Ле за эти годы сложились дружественные отношения, и никогда ни одна, ни другая женщина не вспоминала причин, по которым этой удивительной дружбы могло бы и не быть.
А Платон и Ле…

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Платон и Ле по-прежнему жили друг другом, и, действительно, не расставались, как пообещали когда-то, даже на день. Они оба были просто олицетворением идеальной любви, как между мужчиной и женщиной, так и любви родительской. Никто не возился со своими детьми больше, чем эти двое.
Вот и сегодня «укатали Сивку крутые горки» - то есть «укатали Платона Анка и Гришка со всей развеселой компанией».
- Черт меня дернул в этот раз пойти на поводу у Мак-Диллана и купить ковбойские костюмы для наших сорванцов! – чертыхался он себе под нос.
Дело было в том, что этой осенью Амелины вместе со старшими Уваровыми в очередной раз посетили Штаты. Гавриил Макарыч и Любовь Евсеевна были в полном восторге от того, как развернул свой бизнес за океаном Платон. Табак был одним из лучших на континенте, лошади находили признание уже и за океаном, точно так же как и лошади из конюшен России. Дома были великолепны, что Hope Valley, что Hope Home. Уваровы-старшие отдохнули там, как никогда, а Амелин с удовольствием вспомнил то время, когда объезжал свои владения и дышал воздухом свободы и нового счастья.
Дети переживали в поместье самые яркие впечатления и набирались новых игр. Яшка, который выдержал без своих хозяев в Америке только два года, а потом приехал обратно в Петербург, постоянно придумывал что-то новенькое – то игры в цыганский табор, то перегон лошадей с одно пастбища на другое, причем, лошадей должны были изображать домочадцы, то в ковбоев и индейцев. В общем, дом стоял на ушах, так как трое детей Сэма и Энджи - Билл, Элен и Эмили, а также еще двое интересных детишек – Миро и Сабрина - не отставали от своих русских друзей. Интересные детишки были результатом еще одного совершенно неожиданного союза.
После ночи в каморке, которая подарила Ле и Платону Григория, супруги, как и задумали, написали письмо Кривому Мэтту, который нехотя, но все-таки приехал в Санкт-Петербург и… И пропал, так как в первый же день своего визита в Россию познакомился со случайно зашедшей на огонек в дом Амелиных Мариулой…
Судьба… Это была Судьба. Магнетический взгляд и экзотическая красота этой удивительной женщины с первой минуты привлекли Мэтта своей неповторимостью и глубиной. А Мэтт сразил цыганку тем, что точно также как и она, ценил свободу… Ведь если соединяются двое одинаковых людей, то они попадают не в клетку брака, а в теплое, семейное гнездо.
Такое гнездо они и свили в Америке, поселившись в Hope Home и наполнив его новыми чарующими звуками песен и романсов кочующего народа. Один за другим у них родились сын и дочь, которые и составляли компанию Амелиным-младшим.
Вообще, Анна и Григорий были очень самостоятельными и исполнили самые заветные желания родителей: дочь была похожа на маму – специально для папы, а сын был точной копией отца по маминому заказу. Но оба были самыми настоящими сорванцами, особенно если сходились вместе. Как и говорила когда-то Ле, Гришка защищал сестру не хуже старшего брата, хоть и был младше сестры на полтора года. Они оба очень любили родных, но тайно про себя решили, что ни у кого из двоюродных сестер и братьев нет таких замечательных родителей, как у них.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Вот и сегодня, получив кучу подарков, среди которых и была та пресловутая одежонка, младшее поколение затеяло довольно опасную, для нервов взрослых, конечно, игру в ковбоев и индейцев. Причем, мало того, что эти две больших группы враждующего между собой населения постоянно чем-то перекидывались, стараясь попасть друг в друга, утверждая, что канделябр, например, это томагавк, а кочерга – топор войны, они еще превратили родителей, дядей и тетей в лошадок, которых необходимо было перегнать из форта Самтер в форт Бойл.
- Между ними, между прочим, двадцать пять миль, - прокомментировал Амелин. – Это я так, к слову. Ведь наши детишечки так любят правду жизни!
И родители скакали, прыгали, улюлюкали, пока не выдохлись окончательно. Только Ле с Платоном, благодаря прошлой физической закалке, продолжали носиться по дому, ржать и «топать копытами», изображая диких мустангов.
Короче говоря, первыми в этой гонке не выдержали дети, когда увидели, как супруги Амелины, спрятавшись за портьерами, которые должны были изображать водопад, целуются, как влюбленные юнцы.
- Фу! – вырвалось у Володи.
- Это не «фу», а здорово, наверное, - выдала Лерочка. – Взрослые ведь все время прячут все здоровское!
- Ага, как подарки, например, - согласился с кузиной Всеволод, а Амелины под шумок разговоров о подарках, смылись из коридора.
А когда на пушистой огромной зеленой елке, украшенной всевозможными игрушками, сладостями и мишурой, оплыли свечки прошедшего шумного праздника, все детишки, и Анечка с Гришей отправились спать. Причем, дочку на руках нес папа, а сын упорно шел сам, как и подобает настоящему мужчине.
Наденька попросила Ле зайти к Ксении, которой что-то нездоровилось, потому детей Платон укладывал сегодня сам, и совершенно не противился этому. Укрыв свою драгоценную девочку одеялом и поцеловав ее на ночь, он занялся не менее драгоценным сыном.
- Пап! – вдруг совершенно ясно посмотрел на него Гришка.
- Чего?
- А как ты маму встретил?
Платон не знал, что ответить. Не рассказывать же мальчику во всех подробностях все перипетии, что свели их с Лешиком.
- Ну, я ошибся домом, понимаешь, совершенно случайно, и нашел ее там… А потом… Потом увез ее оттуда…
- Ей, что там плохо было, да?
- Да, сынок… Очень плохо… Ну, вот… Я ее оттуда увез, а потом сам уехал… В Америку…
- Это где дяди Сэм и Метт с тетями Энджи и Мариулой живут?
- Да, туда… Был я, Гришка не очень хорошим человеком, пока твоя мама второй раз не встала на моем пути… Точнее, к ней меня Яшка привез… Ну, вот как я в Hope Valley в тот раз приехал, так мы с мамой больше и не расставались… Почти…
- Ясно, - очень серьезно выдал мальчик. – Ты знаешь, пап, а у меня не получится случайно дома перепутать… Я хорошо все запоминаю… Даже в темноте! – добавил он гордо, совершенно не хвастая, а просто констатируя факт.
Платон рассмеялся и поцеловал сынишку.
- А что это ты так этим заинтересовался? А?
Мальчик покраснел.
- Я хочу себе жену точно такую же, как наша мама…
Амелин сдержался и даже не улыбнулся словам сына.
- Я тебя очень хорошо понимаю, но, видишь ли…
Гришка раскрыл свои сумашедше-красивые глаза, цвета горячего шоколада и замер, боясь пропустить хотя бы одно отцовское слово.
- У каждого мужчины своя женщина… Понимаешь, у каждого – своя… Кому-то не везёт, и он проходит мимо нее, не замечая своего счастья, а кто-то, как я, получив его всеми силами пытается удержать, но так, чтобы не силой, а любовью…
- Да, я знаю, как вы с мамой по углам целуетесь, а ведь давно взрослые.
Платон не сдержался и закашлялся, пытаясь спрятать смех, так и рвавшийся наружу.
- А я еще знаю, что потом от всего этого еще и дети заводятся, прям, как тараканы! – продолжал просвещать отца сын.
Амелин хрюкнул почти в голос.
- А что, не так что ли?
- Так-так, ты, главное успокойся, - похлопал он Гришку по плечику. – Ну, вот… У тебя будет тоже своя женщина. Может быть, даже не похожая на нашу маму, но она будет для тебя тем самым талисманом, который подарит тебе счастье. Светлое, тихое, сладкое…
- Как мороженное с карамелью?
- Как мороженное с карамелью, и даже лучше… Понятно, сынок?
- Понятно… Но я все равно буду ждать и искать такую, как мама, - сказал он твердо и… широко зевнул.
- Спи, давай. Ковбой Мальборо, - улыбнулся Платон и шепнул, - но я с тобой согласен. Лучше нашей мамы никого нет!
- Ага! Мы вот тут с Анькой подумали и решили: вам не надо нам там игрушки лишние дарить, конфеты покупать… - Гришка опять зевнул. – Вы нам лучше на будущий новый год сестричку подарите, а?
Платон застыл над кроватью сына.
- Ну, что вам стоит с мамой? Вы же в этот раз столько времени на водопаде проводили, когда мы в Hope Home в этом году ездили, что точно на полребенка уже нацеловались.
- А ты откуда это знаешь?
Мальчик снова зевнул.
- А дядя Мэтт каждый раз, как вы с мамой уезжали, говорил «О, опять жениться поехали!», а на свадьбах же целуются, правда? А когда целуются, то потом дети появляются, - так Ульяна говорит. Правда, ведь?
- Правда, правда. Спи…
Гришка засопел буквально через тридцать секунд, а Платон, выйдя из детской, тихо рассмеялся.
- В следующий раз, я этого дядю Мэтта на самом деле глаза лишу, чтоб кличку свою оправдывал и детям мозги разной ерундой не забивал…
Мужчина прошел к себе в спальню, сел в кресло и стал ждать прихода жены.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!