НРКмания

А когда здесь ждать проду?

_________________
Жизнь нужно прожить так, чтоб там наверху все офигели и сказали: «А ну-ка повтори!»

Когда я умру и предстану перед Богом, он не спросит меня, почему я не был Моисеем или Папой Римски. Он спросит: "Цадик Зуся! А был ли ты Цадиком Зусей?"

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
А утром, как и обещал, Амелин с женой, появился у Уваровых. Без разговоров их оставили в особняке, поселив в просторной, уютной комнате, с изящным убранством, наполненной светом и уютом. Целый день Платон только и делал, что говорил. Говорил, говорил и говорил, а еще слушал…
В ту первую ночь в отцовском доме, он долго не мог заснуть, перебирая в памяти события последних дней. Как все стремительно произошло! Как хорошо и легко стало на душе! Платон невольно вздрогнул, вспомнив вчерашнее лицо отца: безучастную театральную маску, которое внезапно осунулось, заострилось, и стало не живым и выразительным, а нездорово бледным. Мужчина больше никогда не хотел видеть отца таким.
Отец… Как это странно и радостно, быть уверенным в том, что ты – сын, не просто на словах, но и на деле…
Инстинктивно Платон прижал к себе Ле, которая недовольно заворочалась и открыла глаза.
- Ты чего, Платон?
- Не знаю… Как-то непривычно, что ли, сыном себя чувствовать…
Ле улыбнулась.
- Привыкнешь, сокол мой…
Она провела рукой по его черным, как смоль волосам. – Привык же ты к тому, что ты муж, брат старший, брат младший, будущий дядя, а теперь вот – папин сын…
- Ох, Леш… И что бы я без тебя делал?
- Вот уж и не знаю! – тихо рассмеялась Ле и неожиданно улеглась на мужа всем телом.
В ее волосах играли блики лунного света, в лучах которого женщина казалась неземным созданием. Она ничего не говорила, просто смотрела на любимого, а потом склонила голову на бок, чтобы ночное светило накрыло волной света и мужа. На минуту он прикрыл глаза и тут же услышал нежный шепот Ле, которая поднесла свои губы к его губам: «Я тебя в луне искупаю…».
Платон почувствовал, как волна страсти захватывает его. Мужчина провел руками по изгибам любимого женского тела, и до его слуха донесся стон, вызванный этим прикосновением.
- Люблю тебя, - прошептал он. – Не могу без тебя… Совсем…
- Живу тобой, - ответила Ле, и они слились воедино, будто с самого начала мира были одним целым.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

***
Амелины решили временно пожить у Уваровых, пока купленный Платоном особняк, располагавшийся совсем неподалеку, приводился в порядок. У старого дома, казалось, открылось второе дыхание, когда его порог перешагнула эта пара. Теперь в большой семье Уваровых материальные ценности не ставились во главу угла. Их места заняли здоровье, веселье, дружба, радость от домашней многоголосицы.
Гавриил Макарыч, наверное, впервые в жизни почувствовал себя настоящим отцом семейства. Не большим ребенком, которому нужна надежная защита от проблем и волнений, а тем, кем он и являлся в действительности – шестидесятилетним мужем, отцом, дедом, на плечах которого лежала ответственность за большую семью. И это все ему очень нравилось. Мужчина расцветал, когда видел, насколько истинные чувства связывают всех его детей. С сестрами у Платона никаких проблем не было. С Александром, с того самого первого объятия, тоже все пошло на лад. Так началась их настоящая дружба. Образованный, смелый, решительный Александр с уважением и восхищением отмечал перемены, произошедшие в Амелине, и нисколько не удивлялся тому, что их причиной была женщина. Сам он с некоторых пор мог справиться с любой проблемой, только если Лизонька была рядом.
Потом нередко братья, сидя у камина в гостиной вели неспешные разговоры о своих любимых.
- Странная штука любовь. Никаких различий не видит и не хочет замечать.
- Это ты верно заметил. Сравни меня и Лешика. Ну, какие тут муж и жена? Княгиня и незаконнорожденный! А погляди ж ты… Все-таки женаты…
- А я? Лиза моя, из бедной крестьянской семьи, а я полюбил именно ее, и могу любить только ее одну. И все ее приняли только поэтому… Ведь для Любовь Евсеевны это был удар, но… Она поняла…
- Вот и я также. Я люблю Лешика, и только ее… Больше мне никто не нужен. А про Лизу я много знаю… Были знакомые, порассказали… Немало ей пришлось испытать горестей и лишений… Хорошая она. Ведь это не каждому дано – доброта и свет. Зло чужое вовсе не ожесточило ее, а наоборот сделало очень чувствительной к чужой боли. Она у тебя добрая и очень доверчивая.
- Я и не знал, что ты так хорошо всех нас изучил, - медленно проговорил Александр.
- Все ж-таки – одна семья, - улыбнулся Платон.
- Да… А нам повезло найти именно тех жен, которым можно доверить все…
- А еще и нас самих зажечь так, что просто голова кругом… Это так сложно сделать, а нам удалось.
- Согласен… До Лизы я был человеком, которому против его воли навязывали любовь… Страшнее этого нет… Когда чья-то любовь не нужна, это…
- Это ад для обоих, и для того, кто предлагает свое чувство, и для того, кому предлагают…Я после Кассандры никакой любви не искал… Думать даже забыл, а тут Лешик… Правду говорят, что искать любовь не нужно, когда настанет момент она сама придет.
- Вот-вот! А я чуть было этот момент не пропустил!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

С Павлом все было сложнее. Когда-то беспечный и беззаботный, а теперь серьезный и вдумчивый, он по-прежнему был хорош собой и чертовски обаятелен, и по-прежнему мало кто из особ противоположного пола мог устоять перед ним. Приземлённый и полный суеты мир, который прежде он не выносил, как ни странно перестал раздражать его. Весьма обстоятельно он теперь относился к своим обязанностям и всегда добросовестно выполнял все то, что ему поручали. Правда, рабочей обстановки он избегал, как мог, как и прежде, предпочитая решать все вопросы в чужих кабинетах, у отца или брата, так как своего заводить не хотел.
***
В данном случае между братьями стояла женщина, и один из них любил ее КОГДА-ТО, а другой не представлял себе без нее своей жизни в НАСТОЯЩЕМ. Павел никак не мог поверить в то, что отношения Платона и Кассандры, которых как таковых вообще и не было, остались в прошлом. Платон же не хотел делать первого шага, боясь показаться навязчивым.
И вот однажды в дело налаживания семейных уз вмешался… леденец. Обыкновенный сахарный петушок на палочке.
Лукавое солнце щурилось и играло своими рыжими локонами, пытаясь пробраться в библиотеку, которую оккупировал Павел. Он устроился в своем любимом кресле-качалке и наслаждался волнами свежего ветерка, разгонявшего духоту, и солнечными лучами, которые почти невесомо ласкали блаженно жмурящегося мужчину. Он изредка ногой отталкивался от пола и раскачивался взад-вперед, блуждая на грани между дремой и бодрствованием. В этот миг Павла ничего не беспокоило, и он склонялся к тому, чтобы взять и заснуть на пару часиков. В принятии этого решения ему помогала улица, жизнь которой, обычная, беспокойная и крикливая, слегка приглушенная дымкой почти спящего сознания, не беспокоила своими звуками, а наоборот, баюкала.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

И вот на самом пике этой смеси покоя и блаженства, дверь библиотеки тихонечко скрипнула, и Павел, немедленно выйдя из сладкой дремоты, нахмурился, увидев тех, кто нарушил его покой. Вечно раздражающая его пара – Платон и Владилена.
Даже самому себе Павел никогда бы не признался в том, что восхищается своим сводным братом. Не всякому человеку в жизни удается пройти такой путь, как Амелину, а он не только смог победить свою внутреннюю Тьму, но и возродиться к Свету. Павел не знал, способен ли он сам на это, но…
Но предпочитал никогда не затрагивать данную тему даже во внутренних монологах с самим собой, а также избегал общения с Амелиным.
И вот судьба их сталкивает снова.
- Ой, мы, кажется, Вас разбудили? – виновато сказала Ле. – Но нам так нужна одна занятная книжица…
- Mille pardons! Je ne voulais pas… (Тысяча извинений! Я не хотел…), - вступил в разговор Платон, проговорив фразу на чистейшем французском.
- Tout est bien… Je n’ai pas dormi, (Все нормально. Я не спал), - машинально и так же по-французски ответил Павел и в который раз поразился тому, что человек, когда-то проводивший ночи в грязных притонах и прозябавший на улице, так тонко и досконально изучил великосветские манеры.
Это было почти невозможно себе вообразить, но было реальностью, и сам Амелин был прямым доказательством того, что в природе существуют и такие чудеса.
Тем временем супруги перебирали книги в шкафу, расположенном за спиной у Павла, до ушей которого донесся голос брата, обращенный к жене:
- Эх, забыл совсем… Смотри, что я купил? Будешь?
И Уваров решил поинтересоваться покупкой Платона. Каково же было его удивление, когда он увидел… сахарного петушка на палочке.
Ле рассмеялась и взяла леденец из руки мужа.
- А как же! Конечно, буду.
- Что, детство вспомнили? – вырвалось у Павла.
Платон повернулся в его сторону и очень серьезно поинтересовался:
- С чего ты это взял?
- Ну, когда мы были маленькими, нам такие часто покупали.
И тут в библиотеке нависло отчего-то гнетущее молчание. Ле с каким-то странным чувством смотрела на мужа, лицо которого приобрело суровое выражение.
- Ну, это, смотря у кого и какое детство, - тихо проговорил он, ядовито усмехаясь. – А я-то частенько все больше корочки хлебушка, бывало и заплесневелого, водичкой запивал… Я вот таких петушков, - и Платон впился глазами в глаза брата, - чаще только разглядывал… Да и то по праздникам, когда у мамы был выходной…
Снова наступило молчание. Все посмотрели на янтарную карамельку в руке Ле, которая, казалось, впитывала в себя солнечные лучи, чтобы играть ими внутри себя, такой сладкой и любимой.
- А почему по выходным? – решился нарушить тишину Павел.
- Мама тогда со мной гуляла… Моя мама была актрисой… Замечательной просто… Она из последних сил выбивалась, чтобы прокормить нас двоих, а денег хватало только на то, чтобы снимать комнатушку под крышей театра, да на скромную еду… Одежду я донашивал чужую, - Амелин говорил принужденно, с усилием, потому что в горле внезапно встал ком, который приходилось проглатывать перед каждым словом. – Она надорвалась… Жизнь ее переломила. Чересчур много было в ней унижений, грязи, боли, тяжести… Она привыкла к иному, а вернуться в прежний мир не могла… А еще она тосковала страшно, по… По отцу тосковала…
И снова тяжесть тишины упала всем на плечи. Она нависла прямо-таки тяжелым обухом и вдруг обрушилась из-за всхлипа Ле, по щекам которой до этого совершенно беззвучно бежали уже потоки слез. Руки ее сжимались в кулачки из-за чувства собственного бессилия. Она так много сил затратила на то, чтобы муж смог выплеснуть из себя ту страшную боль, которая копилась в нем все детские годы, а этот щеголь так легко, в одно мгновение, взял и вернул ее.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

- Ты… Ты…, - вырвалось у нее, и Ле сделала решительный шаг в сторону Павла. – Какой же ты все-таки…
- Эй-эй-эй! – перехватил ее Платон и прижал к себе.
Ее воинственное выражение лица, горящие гневом глаза, сомкнутые губы, вдруг вызвали у него приступ смеха. Он уткнулся носом ей в макушку и рассмеялся. Господи, да что бы с ним было, если бы не ОНА?
- Воительница ты моя, - ласково сказал он, и тут Павел понял, что ревновать свою жену к брату – бессмысленное занятие.
Его любовь к Кассандре, если таковая вообще и была когда-то, давным-давно прошла, и сердце Платона прочно и навсегда занято другой.
Чувство вины захлестнуло Уварова, и он совершенно не знал, как ему выйти из этой ситуации. В его душу пугливо и робко заскреблось доверие… Доверие к человеку, которого, конечно было намного проще считать бесчестным и расчетливым негодяем… Но делать это сейчас было чудовищно трудно. Болтун-Павел, у которого вечно язык был ловко подвешен, теперь не знал, как подобрать нужные слова, чтобы исправить положение.
Платон молча успокаивал Ле и косился в сторону Павла. Он буквально чувствовал смятение младшего брата и в одну секунду решился на серьезный шаг.
Как бы в подтверждение его решения, тишина комнаты разбилась от юного и свежего мальчишеского крика:
- Последние новости!!! Покупайте и читайте «Санкт-Петербуржские Вести»!!! Покупайте газеты!!!
Разбилась об пол и разлетелась по нему подобно осколкам хрустального шара.
Амелин залез к себе в карман и достал оттуда еще один, еще завернутый в прозрачную слюду, сахарный леденец. Потом кивнул в сторону брата и спросил:
- Хочешь?
Ле удивленно посмотрела на мужа, перевела взгляд на деверя, который не менее пораженно смотрел на них обоих. Каждый, находившийся в библиотеке понял, что это – не простое предложение съесть конфету, а нечто гораздо большее…
Сахарный петушок переливался на солнце, и Павел не смог отказаться ни от него, ни от того шанса, который давал ему брат, а потому протянул руку и взял конфету.
- А ты? Ты что, без леденца останешься? – спросил он.
- Ну, - хитро скосил глаза Платон, - у меня еще есть.
И он, как фокусник из шляпы, достал из кармана, нет, не кролика, а еще одного золотисто-сахарного петушка, развернул его и хладнокровно и невозмутимо откусил голову несчастной птичке.
Раздался хруст, потом что-то похожее на чавканье (это уже Ле со смаком лизнула свой леденец), а потом своей карамелькой захрустел и Павел, а еще через несколько секунд все расхохотались, как дети.
И в это мгновение небо стало особенно голубым и прозрачным, солнце – ярким и теплым, а в душах наступил покой.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Золотые слова!

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Автор! Спасибо! Что же будет дальше?

_________________
Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся?
Александр Грин "Бегущая по волнам"

Хороший вопрос? Меня тоже интересует.
А может им подлянку кто подсунет, уж больно аффтар красиво и счастливо пишет, при этом нагнетая обстановочку..
Старые грехи вспомнит кто нить???????

ждёём

_________________
Пришли инопланетяне и съели мой мозг! Так что стучите, если я вас забыла.... в голову.
Это любовь несовместимая с жизнью...

Так это была ревность? Вот странно. Мне почему-то не приходило в голову, что Павел может ревновать жену к Платону.
Хорошо, что между братьями все выяснилось.
Спасибо!

Поражаюсь догадливости вниметельных читателей. Точно так!

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Убеждайтесь!


Казалось, в семье наступил мир. Но не тут-то было. Беда пришла, откуда ее совсем не ждали. На горизонте замаячил Леонид Погожев. Когда-то он вместе с Юлией Уваровой покинул Санкт-Петербург, но почти сразу же вернулся. Его темная стона постепенно брала верх над светлой, и он, хотя и медленно, но все же превратился в нового преступного хозяина города. Ему было далеко до Гребня, но Леонид был хитрее, чем Борис Глушковский…
Давным-давно, еще до убийства Бориса, эти двое были неплохими товарищами, что помогло Леониду быстро разобраться во всех хитросплетениях дел покойного и скоро прибрать их к своим рукам. А все дело было в маленькой книжечке, которая почти два года без дела провалялась в его вещах, зато потом…
Потом этот предметик подарил ему власть и деньги, до которых он был большой охотник.
И вот, Леонид – новый «хозяин города», точнее, его дна, клоаки.
Лишь одно дело не давало ему покоя: Наденька Уварова, которую он так и не смог познать хотя бы раз, по-прежнему оставалась безнаказанной.
И вот шанс появился. Погожев сумел подмять под себя одного из владельцев ведущей конюшни с самой окраины города, и именно с помощью лошадей он и решил отомстить.
Наденька в тот день была радостна как, никогда. Она была у врача, который сообщил ей потрясающую новость: у них с Васенькой скоро будет ребенок. Счастье просто переполняло ее, и тут…
Прямо перед ней у самого края мостовой остановилась карета, дверца которой медленно открылась, и сердце Наденьки похолодело. Она увидела Леонида.
- Здравствуйте, Надежда Гавриловна, - сладко улыбаясь, пропел он.
- И Вам не хворать… Извините, но я тороплюсь.
- Так давайте, подвезу.
- Не стоит утруждаться.
- Право, какой труд…
- Я сама…
- Сядь, - жестко бросил Леонид, и Надя, как мартышка, загипнотизированная удавом, зашла, но не в пасть к змею, а в карету, но обе эти вещи были одинаково страшны.
Женщина осторожно села на мягкое сиденье и напряглась, как струна.
- Слышал, муж твой своего Рысака на скачках выставляет?
- Д-да…
- Скажи, чтоб повременил.
- Я не вмешиваюсь в его дела.
- Мне плевать, вмешиваешься или нет. Мне нужно, чтобы его Рысак пропустил скачки в этом месяце. Поняла? И в последующем тоже. Приз должна выиграть моя лошадка… Звездочка или Полумесяц, - мечтательно прошептал он, но тут же изменил тон.
– А не то, - и он приблизил свое лицо к Наде. – Я знаю, зачем ты ходила к доктору Фэду… смотри, а то так и не узнаешь, кого вынашиваешь…



Женщина похолодела. Руки ее, которые стали белее мрамора, тряслись мелкой дрожью. Страх сковал все ее тело, и стало катастрофически не хватать воздуха. Не помня себя, она вышла из кареты, когда та остановилась, и пулей влетела в дом.
- Васенька! Вася! – Крикнула Надя, и муж, будто чувствуя ее состояние, немедленно вышел из библиотеки.
- Родненькая моя, что с тобой? – обеспокоено спросил он.
- Ой, Вася, Васенька! – и Надя быстрым шепотом рассказала мужу все, что случилось с ней только что, опустив при этом новость о своей беременности.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Сказать, что Кольцов разозлился, это не сказать ничего. Он был в ярости. Его кипучая натура никак не могла найти области, куда могла бы выплеснуть все то, что накопилось в душе. Мужчина был готов порвать Леонида на части, но не мог оставить жену одну в таком состоянии. Но вот через час откуда-то явились Ле с Платоном, веселые и счастливые. Теперь Василий мог быть спокоен за свою девочку. Громко объявив, что у него есть срочное дело, он откланялся и попросил Платона присмотреть за Наденькой.
- А то ей что-то нездоровится.
- Что с тобой сестренка? – обнял ее Амелин.
- Да, ничего особенного… Просто слабость… Вась, а ты далеко?
- Кое-какие бумаги оформлю и вернусь, - улыбнулся мужчина жене и ушел.
Все время его отсутствия Наденька сидела как на иголках. Ле не на шутку разволновалась за нее.
- Платон, я пойду ей чай успокаивающий заварю… Ты глянь на нее… Издергалась вся…
- Ладно.
Амелину тоже не нравилось, что сестра вздрагивает от любого шороха, постоянно с каким-то странным ожиданием смотрит на дверь, поэтому сел с ней рядом, взял ее за плечи, развернул лицом к себе и ласково спросил:
- Надюш, что с тобой происходит?
Губы молодой женщины задрожали. Она уже собралась, было, с силами для разговора с братом, как дверь открылась, и тут в гостиную вошел Василий, которого украшали воистину несколько героических деталей: разбитая губа, кровавый нос, свежий бланш под глазом, порванная рубаха…
- Васенька, милый, где же ты был? – вырвалось у побледневшей Наденьки.
- Гулял, - мрачно ответил Василий.
Платон внимательно посмотрел на него и подытожил:
- Да… Вижу, прогулка оказалась благотворной… В чем дело?
- Платон, он жене моей угрожает, понимаешь?
- Не ори, а объясни все толком, - и Амелин протянул шурину бокал с коньяком.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Тот сделал один большой глоток, без тени сомнения, и тут же закашлялся, будто по горлу прокатился поток расплавленного жидкого огня.
- Спасибо тебе большое от всего меня…, - прохрипел Кольцов.
Амелин постучал ему по спине и начал ждать рассказа, после которого спросил сестру:
- Почему ничего мне не сказала? Васька ведь этот мир не знает, а я, так сказать, был когда-то его составной частью…
Он помолчал.
- Значит, так… Надюха, Ваську лечи давай… Из дома дня три не выходите, оба… Лошадей со скачек пока снять, а то попортить могут, и никому пока ни слова… Я с этой проблемой разберусь… Слово даю: Леонид больше нас не потревожит… Найдем управу, не на тех напал… Ну-да ладно… Надежда, лечи мужа, а я пошел.
Через несколько часов мужчина сумел кое-что выяснить у своих прошлых знакомых «особо высокого ранга», и эта информация была весьма интересной. Ему нужен был совет, и он решил поговорить с Ле.
- Понимаешь, на васькиного Рысака поставил большие деньги тот, перед кем Леонид сам прогибается. Это очень серьезный человек – Салтан-царь. А Лёнечка хочет втихую его кинуть. Из воров никто не знает, что Звездочка и Полумесяц – его лошади. Я проверял. Он все свои связи с той конюшней скрыл. Не подкопаешься… Как Наденька-то имена лошадиные услыхала… Я думаю, что против Погожева надо его же оружием драться. Он пошел на шантаж, значит и я должен…
- Замечательно, только не ты, а мы, и кое-что необходимо добавить.
- Леш! Это риск большой и …
- И что? Или действуем МЫ вместе или никак! Пусть потом полиция разбирается… А если ты все-таки один пойдешь, я же все равно за тобой увяжусь.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Ле насупилась, а Платон, увидев ее взгляд, понял, что спорить с ней бесполезно – увяжется. Он обнял ее, вздохнул и обреченно спросил:
- Что за дополнение?
- Вот… Другое дело… Надо побольше узнать о людях этого Салтана, и кого-нибудь из них пригласить к Леониду. Только необходимо все рассчитать так, чтобы этот человек пришел прямо за нами и вмешался в разговор… Судя по твоим рассказам, Лёнечка этот тот еще трус… Это на него надавит и…
- Я знаю такого человека, - задумался Платон. – Бритый… Серьезный мужик, с принципами. Дотошный, и Леонид, кстати, его побаивается…
- И ты узнал это за несколько часов?
- Ну, долго ли, умеючи? – усмехнулся Платон.
- Я в тебе и не сомневалась, - обняла Ле мужа. – Завтра, значит?
- Завтра…
- Тогда не будем терять время. Пошли готовиться, подбирать костюмы, чтобы не выделяться в толпе.
- Костюмы…, - разочарованно протянул Платон.
Ле приподняла красиво изогнутые брови.
- Костюмы. А ты что подумал?
- Не подумал, а пожелал, - и Амелин, прижав жену к себе, легонько укусил ее за ушко…
Она немедленно отреагировала на это чувственное озорство и поймала взгляд мужа… Секунды две или три они смотрели друг на друга, а потом Ле сказала:
- Костюмы мы все равно выберем, а сейчас – догоняй!
И как девчонка, вприпрыжку она побежала в спальню.

Уже поздно ночью Платон уснул, обняв жену за талию. Крепко-крепко, чтобы утром приняться за не очень приятное Наденькино дельце.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Санкт-Петербург этой осенью был особенно чудесен. То ли потому, что величественные здания в лучах солнца казались сказочными дворцами… То ли потому, что земная и водная стихия города – серый камень и золотое море, которое окружает город с трех сторон, – создавали картину чего-то таинственного, миражного, призрачного и обманывали жителей, которые думали, что вода становится здесь вечной, а камень – призраком… То ли потому, что свирепые ветра, казалось, через мгновение могли поднять город вместе с туманом и унесли в далекие дали как дым из печных труб…
Платон и Ле шагали по улицам и вдыхали особый аромат Северной Пальмиры.
- Ты глянь, кофейни на Невском крохотные, а аромату на весь Петербург! – восхищался Амелин, обнимая жену.
- А мне это все Венецию напоминает, веселый карнавал, особенно Мойка… Или вот еще что - Китеж-град! Правда, как здорово: там невидимо то, что было и есть, а здесь видимо то, чего и в помине никогда не было…
- Пошли, итальянка моя, а то опоздаем, - смеялся мужчина и крепче прижал к себе любимую.

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

Все было выверено и рассчитано до мелочей и шло по плану. Супруги довольно легко и быстро добрались до дома Погожева, и Ле, как и договаривались они с Платоном, постучала в дверь. Через несколько секунд перед ней нарисовался не просто здоровяк, а настоящий бугай, низким хриплым голосом спросивший:
- Чего надо?
- А нам, милейший, - резко выйдя из-за двери и, холодно улыбаясь, ткнул пистолетом в пузо мужику Платон, - надобен твой хозяин. Проводи, давай. Ну! Без глупостей!
Ошарашенный и напуганный верзила повел странную парочку к кабинету хозяина.
- Предупреждать о моем визите не нужно, - опять оскалился Амелин. – Сам скажу, что уже пришел…

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!

- А я тут покараулю, - улыбнулась Ле и откуда-то из-под пальто достала свой верный «Смит и Вессон».
Подмигнув жене, Амелин прошел в кабинет Погожева.
Мужик уставился на пистолет в руках женщины, которая прошептала:
- Ты не смотри на меня так. Я не промахиваюсь. А ты, если какой-то финт захочешь выкинуть, это учти… Не, убивать не буду, а уродом сделаю…
Взгляд и тон этой небольшой девоньки были настолько серьезны, что амбал решил не лезть на рожон.
А в кабинете в это время велась весьма интересная беседа.
Погожев остолбенел, когда увидел перед собой Амелина. Он так и не смог справиться с собой, несмотря на все усилия. Холодный блеск карих глаз Платона пронзил его насквозь, а когда незваный гость заговорил, сердце Леонида замерло.
- Видать понял, с чего это я к тебе на огонек зашел, - улыбнулся Платон той улыбкой, которая внушала настоящий ужас тем, кто знал его хорошо, и подошел к Погожеву.
Хозяин открыл, было, стол, в котором лежал револьвер, но Платон, ловко перепрыгнув его, сильно ударил по ящику рукой и защемил им кисть Леонида.
Тот взвыл от боли, и немедленно вслед за этим из коридора раздался выстрел.
- Лешик! Ты как там! – крикнул Амелин.
- Я в порядке! – донесся из коридора звонкий голос, и Платон еще раз улыбнулся, но уже совсем по-другому: сердечно и тепло.
- Ты бы не рыпался, милок… У меня в коридоре такой помощник есть! У-ух! Стреляет, как ты деньги считаешь! Чужие… То есть, лучше всех!
Погожев был белее мела. Он понял, что попал в очень непростую ситуацию, и не видел из нее положительного для себя исхода.
- Ты чего к моей сестре пристал? А, фуфел? Законы ваши забыл? Если два мужика денежные проблемы решают, то бабу не вмешивают… А ты… Как бы тебе самому не вляпаться, паря… Сам-то не один закон нарушил, ох не один! А все честного вора из себя корчишь! Так дело не пойдет…
- Я не понимаю, о чем Вы…
- О Наденьке, сестре своей.
- Не понимаю…
- А, ну, раз не понимаешь…, – и Платон сжал кулаки. - Ща я чё-то натворю…
Погожев стал синим от ужаса, а Амелин продолжил давление на клиента. Продолжая прижимать коленом ящик стола, удерживающий в своем плену кисть Леонида, он пустил в ход руки: легким, как казалось движением, Платон разбил о стол пресс-папье, оставив порядочную вмятину на деревянной поверхности. Потом достал пистолет и начал крушить вазы, статуэтки, которых в кабинете было видимо-невидимо. Погожев лишь вскрикивал после каждого выстрела и вдруг…

_________________
Своих в полет я отпускаю белых птиц!
По свету разнесут они любовь...
Ведь для свободных птиц на небе нет границ!
И нет преград для моих птиц!
Белых птиц!