Остановки любви. Часть первая
Я замираю. Я боюсь. На протяжении всей этой серии я то взмываю в небо, то проваливаюсь в чёрную дыру.
…А может быть, так было надо? Может быть, было надо, чтобы ты не поверила ему – уже дошедшему до последней черты, до последнего края? Может быть, было надо, чтобы, даже услышав признание от своей вечной «соперницы», ты продолжила собирать свои вещи, чтобы уйти? Может быть, было надо, чтобы волшебным шатром, устланным диковинными розами и расцвеченным необыкновенными красками, стало самое неприметное производственное помещение?
Он всё не мог найти нужные слова. Он произносил звуки, они складывались в слова, слова – в фразы, но фразы не складывались в любовь. В твоей душе, измученной, раздираемой противоречиями душе они складывались – в ложь.
«Ну, не может человек так притворяться…»…
Ты уже когда-то слышала эти фразы, эти слова, эти звуки. Когда-то они будили воображение, возносили до небес и своей реальностью и осязаемостью заставляли поверить в мечту. Потом – ввергали в пучину стыда, страха и разочарования. И теперь, долетая до твоего слуха и проходя сквозь призму подсознания, они посылали ответный сигнал сознанию: ложь. Тебе не было дела до Фрейда, до раздвоения личности, до умопомрачительных зигзагов и кульбитов, через которые прошла его любовь, и до которых было далеко даже самым навороченным и современным американским горкам. А ведь именно из-за этих зигзагов, именно из-за этих кульбитов ты когда-то не могла поверить в то, что он мог быть способен на такое притворство. Перед самим собой он притворялся равнодушным, перед тобой – любящим. Притворялся ли он? Лгал ли?
Да, тебе до всего этого не было дела. Ты слушала и слышала: ложь. И барьер страха был всегда сильнее зова природы, он всегда побеждал в борьбе с самой собой.
А он – боялся тебя, твоего неверия, твоего презрения. И уже не хватал за руки, не мял воротник, не сбрасывал с плеча сумки. Аттракцион закончился для него давным-давно и стал прямой заасфальтированной дорогой, без бугров, рытвин, опасных поворотов, - гладкая лента дороги, уходящая за линию горизонта, по бокам которой лишь высокие прямые вехи с бесконечно повторяющимися группами из трёх простых слов.
Я…
Тебя…
Люблю…
И через несколько шагов снова…
Я…
Тебя…
Ты не хотела идти по этой дороге. Ты видела её, она была прямо перед тобой. Но ты была уверена: стоит сделать шаг – и ноги увязнут в дымящемся асфальте или налетит какой-нибудь дикий, неуправляемый ветер и повалит столбы один на другой прямо на дорогу, и не обойти будет эту преграду, не перепрыгнуть, не перелететь, не переползти…
И он остановился, свернул с дороги. Понял, что снова мешает отцу, снова мешает компании – тем, что ты из-за него уходишь, из-за него убегаешь. И решил убежать сам.
Но ты снова не поверила ему, снова недоверчиво усмехнулась: зачем ему это надо?..
Я замираю. Я боюсь. Я надеюсь.
Тогда к тебе пришла его бывшая невеста, его несбывшаяся жена, его нелюбимая. Она сказала тебе, что нелюбима, что всё сказанное тебе на прощанье было правдой, что всё сказанное тебе при встрече было правдой.
Таких звуков, слов, фраз ты ещё не слышала. Дойдя до подсознания, они задержались, приостановились, помедлили – и снова, подталкиваемые родным страхом, вернулись в сознание ложью. Но уже не безусловной, уже превращённой в заблуждение, в непонимание им самим его чувств.
И вот – выключается компьютер, и в сумку кладётся фотография родителей. У тебя – другая дорога, а та, его, по которой он хотел идти вместе с тобой, расплывается в призрачном мареве миража, лишь изредка проявляясь каким-нибудь ярким цветным мазком под названием «а вдруг...».
И опять надежда окрыляет моё сердце. Над «Зималетто» - угроза управления Воропаевым. Возможно, ты теперь остановишь бег, задумаешься и всё же окрылишь себя – и всех вокруг. Ты остановилась, ты задумалась – но только для того, чтобы вернуть его в компанию. И всё-таки уйти самой.
Кто сломал барьер?
Кто перепутал все ниточки, все пути, по которым звуки, выдрессированные твоим подсознанием, бежали обратно, укутанные в липкую паутину лжи?
Не ты. Не он.
Алая ленточка из причёски стоящей в толпе передовицы производства?
Крики сослуживцев, мечтающих поприсутствовать на репетиции свадьбы?
Сперва истерзавшие тебя нелепыми домыслами, а теперь истерзанные твоей нерешительностью подруги?
Может быть, Георгий Юрьевич, грезящий об Италии и видящий каждую ночь во сне Венецию?
Или Федя, тем более ничего не слышавший о Фрейде и не понимающий, как можно не понимать?
Или всё-таки он…
Или всё-таки ты…
Нерешительно, растерянно, озвучивая мысли раньше, чем они пришли и оформились, ты ступила на эту дорогу, ты сделала этот шаг – а он подхватил тебя. На руки. И с этой минуты ты понёс по своей дороге – дороге любви.
Он так мечтал о тебе, он так часто прикасался к тебе, обнимал и целовал тебя в своих снах, что теперь у каждой вехи с заветными словами он останавливался, чтобы насладиться тобой – наяву.
Первой остановкой была маленькая комнатка, в которой обладательница алой ленточки ещё утром оставила свою одежду, чтобы надеть рабочую. Возможно, у её шкафчика вы остановились, возможно – у другого, но какое это имело значение…
Я…
И мимолётная преграда в виде алой ленточки летит в никуда, и два дыхания сливаются в одно, и мягкое тепло его губ и рук дополняет твоё тело и становится неотъемлемой его частичкой - навсегда. И вокруг распускаются неведомые цветы, и взлетают ввысь запущенные из сердца ракеты. И он – такой юный, такой смешной, совсем мальчишка в этой своей лёгкой чёрной куртке – окутывает тебя своим теплом, отдаёт тебе всего себя, словно шепчет тебе: я твой… навсегда… навсегда… И руки его дрожат не от злого нетерпенья, знакомого тебе, а от того, что он спешит поделиться собой с тобой и боится, что не сумеет, что не успеет… Это боль покидает его руки – застарелая, почти сроднившаяся, привычная. Она уйдёт, она покинет его, эта боль, - и он надёжно и крепко прижмёт тебя к себе, он станет опорой, он станет защитой. Только есть одно условие – он всегда должен быть рядом с тобой.
Тебя…
Грёзы, мечты, несбывшиеся ожидания. Маленький мирок, средоточие всех импульсов, всех сигналов, посылаемых телом и душой. Или – просто лифт. Просто лифт в «Зималетто».
Эта куртка мешает, преграждает путь направленным друг к другу векторам. И ты продеваешь свои руки под эту куртку, и они скользят по знакомым изгибам, и трепещут, словно крылья у выздоровевшей от долгой болезни и снова взмывшей в поднебесье птицы. А он… наслаждаясь полётом, он мечтает о другой, более основательной остановке.
Люблю…
Осталось совсем-совсем немножко. Сейчас вы выйдете из приёмной и, спустившись в лифте, уйдёте из «Зималетто». Но не остановиться нельзя – и так, чтобы подруги заплакали от счастья, и так, чтобы Клочкова сползла по стене. Ей неведомы полёты, ей неведомы дороги – лишь полутёмные тоннели, освещённые тусклыми лучами её маленьких желаний.
И вот – вы у лифта, и двери закрываются за вами.
И снова…
Я…
Тебя…
Люблю…
------------------------------------------------------------------------------------
|