7
20.ХI, вторник
Мне сегодня вдруг стало страшно. Не знаю почему, ведь всё так хорошо, впервые в жизни у меня всё так хорошо. Но когда мы остановились возле федерации, Артур вышел, а я осталась его ждать, то вдруг подумала: а если он не вернётся? Нелепая, невозможная мысль, но – вдруг он разлюбит меня? Вдруг я стану не нужна ему, он увидит, какая я дрянная, сколько во мне этой шелухи, этого сора, о котором он и понятия не имеет…
Холодный пот выступил на лбу. Или имеет? Знает всё обо мне? Он так смотрит иногда, что мне кажется – он всё, всё знает… И всё равно любит. Самое страшное – это разлюбить. Самой или если разлюбит он… Тогда будет всё равно, будь я хоть из золота...
Я знаю, эти мысли приходят мне в голову оттого, что я всё ещё боюсь себя. Я ещё не знаю себя такую, я ещё не люблю себя такую… Ту, прежнюю, я никогда не любила, но эту, с новыми руками, глазами – должна, не могу не полюбить…
Это длилось всего минуту, но я запомнила. Я не расскажу ему… ему не надо этого знать. Это ведь и есть тот сор, о котором я подумала.
Я стала слабой. Вся какая-то размягчённая, поглупевшая… Весь туманный морок той недели лёг на меня, окутал всю. Я тогда ослабела совсем. Мяла и мяла в руках эту визитку, пока она не превратилась в салфетку… Однажды выпала из рук, и я подумала: так должно быть. И не стала поднимать. Так она и лежала на полу, и, приходя из театра, я каждый вечер видела белеющее на ковре пятно… Но оно не напоминало мне о нём. Потому что я ни на секунду не забывала.
Так странно: ведь тогда в поезде я почти справилась с собой. Почти успокоилась, почти вернулась к себе. Сквернословила по привычке, одевала мысли в циничную чешую... Но потом – чем дальше, тем хуже. Уже и ругаться не хотелось, и вообще вдруг стала ловить себя на том, что смотрю на себя со стороны – и очень, очень себе не нравлюсь… Эта пустая псевдомудрая старуха не может быть мной, думала я. С удивлением, с тревогой думала! Вот когда появляется что-то, чем можно наполниться, что-то, что так и просит: наполни меня собой, то пустота, которой ты так гордилась, становится противной, вызывает отторжение… Наверное, это и есть любовь?
Я сказала себе это в воскресенье. Я произнесла это слово, я всё-таки его произнесла, пусть не вслух, но это и не нужно… И прислушалась к себе: не смешно? не грустно? Ничего этого не было. Представила себе его лицо и поняла: не смешно, не грустно, а просто – я хочу его видеть. Я хочу его любить…
В бессильном отчаянии посмотрела на ящик стола, где лежал дневник. Не могу больше. Не хочу. Ничего не могу и не хочу, кроме того, чтобы увидеть его.
И всё-таки не выдержала, позвонила Машке. Какой мучительный это был разговор! Окольными путями, намёками, паузами и желанием отбросить телефон… Но всё-таки удалось выяснить, что она идёт завтра на матч. С Бичеевым. Он сам предложил ей, зная её интерес. Как удобно… но я не хочу писать о ней.
…Вот он ушёл сейчас – и я потеряла себя. Брожу по квартире как неприкаянная… Я ещё могу быть только с ним, без него – теряюсь. Застыла в какой-то точке, в межвременье, состою пока из двух частей.
Но сегодня уже лучше. Сегодня вообще – счастливый день. И, пока он не ушёл, пока не перестала чувствовать его возле себя, я была счастливой. Такой… немного сумасшедшей. И любимой. И любящей… и вообще. Я не могу без него. Я не мо-гу без не-го…
Вот и не буду. Целую неделю будем вместе. Вместо той, страшной недели… По-настоящему вместе, даже ночью. Номера в гостинице рядом… Я боюсь. Смешно, конечно, но я – боюсь. Как будто мне семнадцать лет и после выпускного согласилась остаться с одноклассником. Но что же делать, если всё действительно в первый раз. Я, как ребёнок, узнаю мир…
Он вышел из федерации и сказал, что уезжает. И лицо было такое… я поняла, что он знал, но не хотел говорить раньше. Но испугаться не успела, потому что услышала – куда. И рассмеялась. Не могла остановиться.
- Ты хоть знаешь, что это за город? Я же там родилась, выросла!..
Недоверчиво улыбаясь, смотрел на меня.
- Не может быть! Почему ты не говорила?
- А ты спрашивал? Ну, если только там, в ресторане… Да кому это интересно? Артур, у меня там мама, брат…
Ах, как он посмотрел на меня! Никогда не забуду этот взгляд… Смирение, но и надежда… в глубине бархатных глаз – золотистые лучики надежды…
-Ты ведь занята в театре, да?
Я не выдержала… я сейчас часто не выдерживаю. Обняла, поцеловала его в шею прямо там, в этой машине… И так и осталась в этом тёплом месте под его подбородком, пристроилась, обмякла…
- Ты хочешь взять меня с собой?
- Если бы я мог… если бы ты могла…
- Я могу. Могу!.. – И от счастья даже голова закружилась. - Спектакли закончились… Почти до конца месяца свободна…
- И ты поедешь? Ты действительно хочешь поехать?
Я обиделась. Немножко обиделась: ну, почему я должна не хотеть? Он что, не верит, что я люблю его? Но как он может не верить? Разве он не видит, что со мной творится?
- Прости, прости, я просто так сказал… - Отодвинулся чуть-чуть, приподнял мою голову и стал целовать… Только он умеет так целовать – мелко-мелко, словно обжигая, но сгореть не успеваешь… Вверх-вниз, взлёт-падение… и снова взлёт… Вот что он со мной делает?!..
Но как-то внутри уверенность: всё правильно. Не нужно торопиться, спешить… Наторопилась я уже с Сосновскими… Это была не я! А я – с ним, я – буду там, в своём родном городе…
Потом он познакомил меня с тренером. Раз едем вместе – надо познакомиться, ему противно врать… Да и зачем? Просто не хочется спугнуть это счастье, вот и не кричим на весь мир… Мы вдвоём, пока только вдвоём, должны почувствовать друг друга. Мы ведь пока ещё так мало знаем… Он рассказал мне о себе, у него такое тоже впервые…С женой – по-другому, жена друг с детства, всё годами росло, развивалось. И вдруг без каких-то особенных бурь зачахло. Вроде и поливали, и ещё один росток посеяли… Но зачахло. Бывает…
Тренер мне не понравился. Есть в нём что-то скользкое, неискреннее. Я ругаю себя за то, что вечно вижу в людях плохое, но даже если и смягчить справедливо, всё равно впечатление останется… Мне показалось, что он смотрит на Артура как на вещь, в которую выгодно вложил деньги. Сам по себе Артур не ценен для него, он не понимает, с кем его свела жизнь… Ну, и бог с ним. Как мы в детстве говорили? Артуру с ним детей не крестить… А свои функции он выполняет чётко. Да и Артур с ним только в этом ключе общается, так что они, в общем-то, квиты.
Артур необычный. Он один, единственный. Я сегодня смотрела на него в окружении всех этих мужчин в кабинете и не могла понять, как я не видела этого раньше. Вот они все, при всей своей разности, непохожести, - одно, единое, а он – отдельно… Впрочем, я ведь и в первый раз выделила его из толпы, только тогда красота его показалась мне чужой… чуждой. Как странно… Стоило только подойти к нему поближе, вдохнуть его запах, ощутить его тепло, и я тут же почувствовала, что он мне родной, что я знаю его давно, всю жизнь… А могла бы пройти мимо. Слава наваждениям. Слава его смелости, с которой он смотрел на меня…
Игорь говорит – я изменилась. Он прав, но он думает, что я как всегда изменилась… Он ещё не понял, что это впервые, думает – очередной зигзаг… Я пока не буду его разочаровывать. Ему будет больно, я знаю. Обидно… ну, чем он лучше Артура, будет думать он. Как глупо. И сам будет понимать, что глупо, но всё равно будет обижаться…
А Артур… Я ещё не поняла, как он относится к мужчинам вокруг меня. Когда я заговариваю о ком-то – о продюсере или партнёре, вот вчера – говорила об Илье, он как-то странно замыкается, лицо становится непроницаемым. Мне кажется, он боится ограничить меня, мою свободу. Не признаёт прав на меня, сама эта мысль странна для него… Значит – может отпустить? Вот в любой момент – взять и выпустить из рук, как только ему покажется, что я хочу этого? Но я не хочу этого! Я не хочу, чтобы он меня отпускал!..
Я надеюсь на время. Ещё всё так хрупко… он ещё не может поверить, что я сама пришла к нему. Когда поверит – будет крепко держать. Так же, как обнимает…
Позвонила маме, сказала, что приеду. Она не сумела скрыть, что плачет. «Илона…» - и голос сорвался. И я почувствовала, что на этот раз она и хотела бы скрыть, потому что заплакала от радости, а не от придуманного горя, но не получилось! У меня внутри всё перевернулось. Я была уверена, что она не может обижаться по-настоящему, скучать по мне… Как только улавливала нотку обиды в её голосе, тут же раздражалась: мама, как всегда, жертва. Есть в ней мазохизм какой-то, чем хуже – тем лучше, если что-то плохо, всегда можно сказать, какая она несчастная… Никто её не любит, не жалеет… Я в Москве, совсем бросила её, Максим почти не разговаривает, приходит с работы – дверь на замок, музыка, друзья, компьютер…
И даже в голову не приходило, что она действительно одинока. Но я поняла сегодня: она плачет не напоказ, а просто потому, что скучает!..
Так страшно стало, оттого, что отчётливо поняла: она не была нужна мне. Я так привыкла к нашим непростым отношениям, что научилась обходиться без неё даже в мыслях…Могла не вспоминать неделями, а если вспоминала, то сразу же представлялся предыдущий тяжёлый разговор… а они никогда не бывают лёгкими!.. и откладывала звонок на потом…
Но я всё верну. Не может быть, чтобы это было навсегда, чтобы это было необратимо. Я увижусь с ней, обниму, поцелую. Боже мой, как давно я её не обнимала… Но я ведь думала – ей это тоже не нужно. Те детские обиды прочно засели во мне: променяла на мужчину, на другого ребёнка… Когда уезжала в Москву, чувствовала: она провожает меня и думает о чём-то другом, а я уже давно ушла из её мыслей. Тревога её была какая-то ненастоящая, не внутренняя…
Потом взрастила в себе всё это. Холила и лелеяла свою обиду, своё одиночество. Гордая и независимая: вот, мол, мама, я всего добилась сама. Раз и навсегда зареклась приглашать её на спектакли, хватило того, первого раза, когда она после спектакля избегала смотреть в глаза, вообще не говорила о моей игре. Я с ужасом поняла: она завидует. Завидует моему успеху, привыкла к моему детскому восхищению, к своему превосходству!.. Что-то читала я о таком соперничестве, но тогда мне было не до психологии. Как было больно! Как ранило меня это открытие!..
…Привычное раздражение закипает, возбуждение… Так всегда, когда я думаю о маме… Даже об Артуре забыла… Я разберусь, я ещё не всё понимаю, но знаю: всё можно вернуть. Где-то уступлю, если нужно. Теперь, быть может, я мудрей её…
Всё… я написала его имя… ни о чём больше не хочу думать… Только о нём. Сейчас приедет домой – позвонит. Как вчера… Как позавчера…
…Хорошая вещь – телепатия. Каждый раз как маленькое чудо… Когда думаешь одновременно с кем-то таинственным, кто соединяет мысли. Только написала о нём – звонок… Ни он, ни я в такие минуты не понимаем, зачем нужно было расставаться… Но оба чувствуем: так будет лучше.
Я уже всё придумала. Неважно, какие там планы у его тренера, всё должно совпасть, не может не совпасть! Оставила свободными только вечера, когда будут проходить матчи…
Первые два дня – мы свободны, как ветер. Дали время на подготовку, на отдых… Поедем в старую усадьбу, такой музей на открытом воздухе… Лет двадцать назад усадьбу старинного дворянского рода реставрировали: ремесленные мастерские, мельница, парк, конюшни… Вот туда и поедем, на целый день. Помню, была там когда-то, впечатления остались яркие и очень хотелось вернуться… Вот и вернёмся. Вдвоём…
Потом, конечно, нужно будет к маме поехать. Когда Артур будет занят на тренировках. Решила не знакомить их пока. И ему неудобно, и маме меньше волнения. Нормальной встречи с мамой не получится, если рядом будет Артур, да и мне только хуже от того, что буду знать: ни обнять, ни поцеловать нельзя. А я сейчас больше всего наслаждаюсь тем, что в любой момент могу дотронуться до него, взять за руку… Нет, не время с родственниками знакомиться… То же и к его маме относится. Даже думать не хочу пока об этом. Это настолько ново для меня, что кажется – как на другой планете… И как вести себя с этой женщиной не знаю, что говорить, что надеть, какой быть… Мне бы с другой женщиной для начала познакомиться, с той, что в зеркале. Даже Машка заметила: я стала смотреть в зеркало во время грима. Годами не смотрела, а теперь рассматриваю как незнакомку: с любопытством, с интересом, вдумчивым таким, серьёзным, со стороны это, конечно, это кажется странным…
Но на сегодняшние цветы смотреть больше хочется. Вчера были розовые, бледно-розовые, почти кремовые… А сегодня, когда села в машину, перегнулся через сиденье, достал розы – я онемела. Таких ярко-красных роз мне никогда не дарили… почти алые… только-только распустились… От смущения попыталась пошутить:
- Тебе идёт… Больше, чем мне…
- О чём это ты? – рассмеялся.
- Ну, ты такой яркий, как и эти розы… Хорошо вместе смотритесь…
- Нет. Только с тобой. Я, ты и эти розы. Именно эти…
Сказал серьёзно и так посмотрел, что я тут же подтвердила его мысль: залилась румянцем, как девочка. Поняла, о чём он. Гуще становятся краски.
Скорей бы наступило завтра…
------------------------------------------------------------------
|