23.
- Ромка, а если она решила, что нам больше не нужно встречаться?
Погрузившись в свои воспоминания, Малиновский упустил нить разговора.
- На этот случай нужно заранее выучить текст. Чтобы не ляпнуть что-нибудь типа «Всем спасибо, все свободны». Можно, конечно, как обычно за счет Александра Сергеевича выехать: «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим», а можно выдать что-нибудь свое. Мне вот такое пришло в голову:
Прощайте же! Мы встретимся потом, Не в этой жизни, и не в этом мире. Когда-нибудь через века влеком Застану вас одну в пустой квартире.
И мы найдем, о чем поговорить, Что почитать и что послушать тоже. Наступит вечер, чай мы станем пить, Вы старше будете, а я – чуть-чуть моложе...
- Ром, ты про кого?
- А! Ты про Татьяну? Тебе-то что париться? Учи письмо Онегина. У нее теперь не будет канонического ответа, и она кинется к тебе в объятия. Впрочем, «Позор! Тоска! О, жалкий жребий мой!» мы можем выучить с тобой на пару. Идеально подойдет в обоих случаях, если что.
И, посмотрев на озадаченного Геннадия:
- Я уверен, Татьяна будет с тобой. Я же помню, как она на тебя смотрела всегда, как провожала тебя взглядом, когда думала, что этого никто не видит. Такие чувства легко читаются, если смотреть внимательно. Наберись терпения, все будет хорошо. У тебя все будет хорошо. И я еще провозглашу тост за ваше семейное счастье.
Роман поднял бокал. Они выпили.
- Ром, ты пишешь стихи?
- Неееет, что ты. Только читаю. Вслух. И только тебе. И это не стихи.
- А что?
- Не знаю, есть ли этому приличное название. Если Бродский называл свои стихи стишками, то что можно сказать про это...творчество? – Он сделал пальцами знак «кавычки».
- Откуда ты знаешь, что он так их называл?
Малиновский пожал плечами.
- Даня рассказала.
- Интеллектуалка? Ботаник? Зануда?
- Нет! Совсем нет. Ее знания – это не набор сухих фактов и сведений, это переработанная умом и душой информация, рассмотренная со всех сторон, процеженная через пока еще юношеское, а оттого не деформированное жизненным опытом, но вполне зрелое мировоззрение, смешанная с огромным количеством разнообразных эмоций и приправленная собственными мыслями. Она потрясающе интересно рассказывает и смотрит на предмет обсуждения с такой точки зрения, на которую мне никогда бы не пришло в голову встать. У нее очень широкий круг интересов, и когда она о чем-то говорит, то думаешь: почему я этого не замечал сам? Ведь это так любопытно, красиво или так увлекательно.
- Ну, раз она с тобой говорит и встречается, не может быть, чтобы это все было на пустом месте! Что-то ей в тебе нравится, значит?
- Я легкий, теплый и веселый.
- Это она так сказала?
- Да. Когда я два дня не ел, у меня была температура под сорок и я креативно бредил.
- Может быть, ей просто нужен друг? Сейчас не поймешь эту молодежь. Старший товарищ?
По лицу Малиновского пробежала судорога отвращения.
- Странно, что она выбрала в товарищи человека, которого считает Черным Ловеласом.
- Кем?
- В черном-черном городе, в квартире с черными-черными обоями на черной-черной простыне в черной-черной пижаме с черным-черным слуховым аппаратом и черной-черной уткой под кроватью…
- Юмор у тебя стал черный-черный!
- Это персонаж мультфильма. Детский вариант Казановы. Его портрет стоит у нее на телефоне на мой звонок. И она не хочет, чтобы я это узнал.
- А у нее есть молодой человек?
- Да, милейший парень. Зовут Парамон. Сифилитик. Ой, перепутал, филателист.
- Значит, ты не знаешь. А что ты вообще про нее знаешь?
- Умница, красавица, спортсменка, комсомолка… Обладает прекрасным чувством юмора, знает три языка, кроме русского, учится на втором курсе в языковом вузе, есть мама, папа, две бабушки и точно один дедушка, младший брат. Любит поэзию, путешествия, театр, свою семью, шоколадное печенье и еду из Мак-Дональдса. Не любит, когда волосы лезут в лицо, и когда режиссер творчески, до неузнаваемости переделывает оригинальное произведение. Красиво одевается, имеет собственный стиль. Эмоциональна, не способна противостоять уговорам, легко поддается влиянию подруг, очень вежлива, интеллигентна, сдержанна, умеет владеть собой, не склонна долго расстраиваться, хотя бывают необъяснимые перепады настроения, начитана, прекрасно знает классику советского кинематографа. Не имеет дурацких комплексов, ведет себя, как настоящая леди, привыкшая к вниманию мужчин и подданных вообще. Уверена в себе. Пишет стихи. Подрабатывает репетиторством, обожает муранское стекло и водить машину, избегает обмана, предпочитая молчать, скрытна и откровенна одновременно, ее отец беспокоится за нее, но сдерживаем ее матерью, дабы не ограничивать свободу ребенка, имеет двух ближайших подруг, Зою и Симу, у одной из которых увлечением является фотография, а папа большой человек в Органах.
- В каком вузе-то учится?
- Не знаю.
- Фамилия? Можно ж в интернете все найти!
- Не знаю!
- По номеру телефона?
- Нет ее ни в каких сетях и мессенджерах.
- Ты смотрел, у тебя ничего не пропало? – Геннадий сам не верил, что задает такой дурацкий вопрос.
- Да, да. Классика жанра. И даже про шрам от аппендицита я не в курсе.
- А почему бы тебе все это не спросить у нее?
- Про удаление аппендикса?
- Ты понял, о чем я!
- А зачем?
- Ну, это все как-то странно. Вы столько времени уже общаетесь, а ты не знаешь о ней самых простых вещей.
- А не странно само это общение в принципе? Если трезво посмотреть на вещи? Я просто теряюсь в догадках: почему мне это нужно, я знаю. А вот зачем ей? Я мог бы понять, если бы она влюбилась… Но я не вижу этого в ее глазах, не узнаю в поведении.
- Что ты видишь в ее глазах?
- Я не знаю!!! Рядом с ней я теряюсь, перестаю адекватно оценивать все вообще, а тем более ее проявления, ее эмоции. А глядя ей глаза я вообще перестаю соображать, даже боюсь потерять способность шутить. А юмор – это один из китов наших отношений. Синий.
- Не бойся. Это не дополнительная опция, не внешний тюнинг, а конструктивная особенность твоей натуры. Зуб даю, когда ты родился, то сначала пошутил, а потом уже заорал. Представляю себе эту картинку! – Гена развеселился. - Посмотрел в глаза акушерке, ухватился за ее сиську и сказал: «Какие ж тернии мне пришлось пройти, чтобы выйти к этим звездам! Но оно того стоило!»
Невеселый нынче шутник крутил бокал в руках.
- Ты же все знаешь о женщинах, - попытка поддержать.
- Женщины – это одно, а женщина – это совсем другое. Можно все знать о женщинах вообще, и ничего – об одной единственной. – Роман не отрывает взгляда от плещущейся в бокале жидкости.
- Здорово сказал!
- Не я. Джон Стейнбек.
Помолчали. Геннадий продолжил мозговой штурм:
- Ну, по отношению к тебе можно же что-то понять из ее слов, взглядов, жестов? Она кокетничает, заигрывает, намекает или дистанцируется, отстраняется?
Малиновский задумался.
- Нет, совсем не кокетничает. Если она берет меня за руку – то это выглядит просто и естественно. Никаких намеков, все открытым текстом, она прямодушна, иногда наивна в своей искренности. И нет никакой отстраненности – он опять вспомнил, как она кормила его картошкой, как слушала вместе с ним песню через свои наушники в аллее, убеленной первым снегом, как укладывала больного в постель и трогала горяченный лоб.
- Ну, не мне тебя учить: язык тела, то, се? Ее тянет к тебе физически или наоборот? Когда ты… ммм... ухаживаешь за ней, проявляешь к ней мужской интерес, как она реагирует?
Роман молча смотрел на друга.
- Что? – напрягся тот.
- Я не давал ей повода отреагировать на мой мужской интерес.
Гена не знал, что сказать.
- Я понимаю, боишься спугнуть трепетную лань, да? А если она именно этого хочет, но как приличная девушка не может продемонстрировать тебе это свое желание?
- Мне страшно нравится твое предположение, особенно в свете идеи, что она не нашла никого более достойного и приятного во всех отношениях, чем я.
- Подожди, а Черный Ловелас, он положительный или отрицательный персонаж?
- Не положительный, не отрицательный. У него не очень репутация, но героине мультфильма он не сделал ничего плохого. Слегка очаровал, занял ее воображение, благородно удалился.
- А героиня-то чего хотела?
Малиновский усмехнулся.
- Это детский мультик вообще-то, но мне кажется, что она была разочарована, когда он проявил благородство.
- Ну вот! Подумай об этом! И попробуй узнать все же хоть что-то конкретное об этой загадочной девушке.
- Мне кажется, как только я нарушу правила игры, она сразу исчезнет. А главные правила – не спрашивай, не уточняй, не выясняй и не веди себя, как старый похотливый козел. Я не хочу все испортить.
- Что – все?
- Это правильный вопрос, Ген. Все, что есть. Она - самое главное, что у меня есть. Я дышу ею, я живу только мыслями о ней. Если я не слышал ее голос или не ощущал ее присутствия, день прожит зря. Что же я буду делать, когда она...
Лежащий рядом с говорившим телефон чуть дернулся, засветился и запел. Малиновский подхватил его рукой и, стремительно выскочив из-за стола, ушел разговаривать туда, где не так громыхала музыка.
Вернулся к Геннадию другой человек: только что пожизненную каторгу ему заменили штрафом в размере двух минимальных окладов.
- Ты узнал, что 4 мая 1925 года Земля налетит на небесную ось и все твои проблемы решатся сами собой? А потому пока можно жить в свое удовольствие?
Малиновский молчал, поблескивая зеленоватыми искорками глаз.
- Ромк, ну ты чего? То мрачнее тучи, то светишься, как северное сияние? Изумрудными всполохами...
- Они в субботу приедут ко мне в Гришкино. И останутся до воскресенья.
- Кто?
- Данка, Зоя и Сима.
- Зачем?
- На фотосессию с лошадьми. У меня там конеферма рядом, я договорился.
- Твоя идея?
- Ну, Зоя озвучила, что давно хотела устроить такую фотосъемку, а я подсуетился.
- Суетливый какой! А зачем ехать на фотосессию с ночевкой?
- Во-первых, далеко, во-вторых, они еще хотели научиться играть в преф. А это небыстро. Я предложил им кров, подружки проявили энтузиазм.
- Твоя идея про преферанс?
- Сима сказала, что давно мечтала, а я сообразил.
- Сообразительный!!! – Гена начал раздражаться. – А Данка какое выразила желание?
- Никакого! В этом и был риск, я боялся, что она не поедет.
- Риск знаешь в чем? Три только-только достигших совершеннолетия девицы едут в твой дом с ночевкой! К тебе, взрослому мужику!
- Да я их пальцем не трону!
- Это ты знаешь! А как это выглядит со стороны? А если их родные узнают, куда они поехали и к кому? Ты хоть чуть-чуть соображаешь, что делаешь? Отец твоей ненаглядной Данки приедет и набьет тебе морду! Это в лучшем случае, а в худшем отряд ОМОНа под командованием чьего там папы – девочки Зои? - высадится на крышу твоего замка Синей бороды, чтобы эвакуировать заложниц, а тебя скрутят и отдадут в стерильные резиновые лапы папы девочки Симы, который по счастливому стечению обстоятельств окажется хирургом-урологом!
- Ты прав. Абсолютно, совершенно. Самое трезвое решение – все это отменить. Придумать что-нибудь другое. Более разумное. Разрабатывая новый план, нужно будет вычислить все риски, написать на бумажке в одной колонке доводы «за», в другой – «против». Посмотреть прогноз погоды на месяц вперед, индексы котировок валют, сдать анализы, написать завещание.
Уже к концу этой речи, сначала было поверивший в искренность Романа Гена, опустил голову и вздохнул.
- Ты сошел с ума.
- Неужели ты думаешь, что я упущу возможность видеть ее все выходные? Принять ее в своем доме? Порадоваться тому, что она спит под моей крышей? Встретить ее утром у себя в гостиной? Поближе познакомиться с ней, видя, как она общается с подругами? Услышать что-то новое про нее от них? Я буду как раз сумасшедшим, если упущу этот шанс! И все из-за чего? Из-за каких-то нелепых страхов, что меня могут избить? Да плевать! Выкарабкаюсь. Зато у меня будет воспоминание…
Гена качал головой.
- А если я смогу устроить ей маленький праздник, если смогу ее порадовать, развеселить, доставить ей удовольствие – это будет счастье.
- Давно стал перекидываться?
- В каком смысле?
- Как оборотень: из эгоиста в альтруисты?
Роман засмеялся.
- Эх, Генка! Простых вещей не понимаешь, а еще мудрых бардов слушаешь! Это же и есть самый натуральный эгоизм, высшей пробы, как бриллиант чистейшей воды: если ей будет хорошо, мне будет в сто раз хорошее. Это же элементарно!
- Я тебе умный вещь скажу, но только ты не обижайся: когда мне будет приятно, я так довезу, что тебе тоже будет приятно.
- Вот именно! Можешь же, когда хочешь.
- Я боюсь, что это все плохо для тебя кончится.
Малиновский тут же помрачнел. Потом сказал весомо и спокойно:
- Кончится. Конечно, это кончится для меня. И будет плохо. Ты прав.
Бряцание и скрежет электроинструментов, которые в этом заведении назывались музыкой, временно смолкли. Может быть, поэтому Геннадию, размышляющему над тем, что сказал его друг, сама собой вспомнилась мелодия, написанная к фильму о том самом чуде его тезкой, и слова Волшебника: «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец».
Малиновского же окружала полнейшая тишина. Он еще не распознал музыкальную тему, которая набирала силу вместе с его нетерпением в ожидании выходных.
_________________ Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
|