|
19.
Он похудел – это было заметно по одежде. Он стал воздушнее, легче – этому способствует постоянное витание в облаках, пропавший аппетит и очистительный внутренний огонь, который сжигал, как сухую траву, все мелочные, приземленные мысли, превращал в невесомый летучий прах угольные залежи старых привычек, впечатлений, ненужных связей. Он чувствовал себя реактором четвертого энергоблока за пять минут до взрыва – его мощность росла, а система охлаждения была отключена.
Он периодически ловил себя на том, что видит по-новому окружающее: собственную студию, знакомых, вид из окна и постеры на стенах в своей квартире. Он тренировался в два раза больше, чем раньше. Надежды повернуть время вспять не было, но... И так было легче плыть до следующей встречи.
В понедельник весь день маялся выбором времени, когда ей лучше позвонить. А если она сейчас на лекции? А если она сейчас занята чем-то еще? Родители рядом? Трезвые аргументы отправленной в ссылку логики «неудобно – не возьмет трубку, а потом перезвонит сама» до ЦУПа не доходили. И тут пришла в голову мысль поискать ее в мессенджерах. Странно: ни в Вайбере, ни в Ватсапе, ни в Телеграмме такой контакт не обнаруживался. Он же видел, что она переписывалась с их помощью в телефоне? Значит, у нее есть два номера, один из которых – для своих, другой – для чужих. Пользуется советами Зойкиного папы?
Когда долго выбираешь, всегда получается неудачно: она говорила с ним, торопясь, без уже привычных шуток, только сказав, что придет непосредственно к началу спектакля, что нет, подхватывать ее нигде не нужно, ей удобно приехать на Электрозаводскую на метро, а там до Дворца на Яузе рукой подать.
Он уже около четверти часа поднимался и спускался по ступенькам около театрально-концертного зала, колонны и портик которого воспевали вовсе не сталинский ампир, а гений великого Андреа Палладио, который и подарил миру эту идею: параллельные линии колонн, объединенные сверху гармоничным треугольником. Она пришла минута в минуту, взлетев к нему по ступенькам и тут же удивив схожестью мыслей:
– Практически вилла Ротонда, – указала рукой на здание дворца. – Здравствуйте!
Легкое замешательство все же возникло – просто, без какого-либо тактильного контакта здороваются совсем чужие люди. А кто они друг другу?
– Я предложил труппе провести спектакль под Виченцей, но оказалось, что в Италии нет нужного песка для той пустыни, в которой происходит действие. А везти его с собой – нужен самолет «Руслан». Здравствуйте, Даня.
«Шутник-с вы, батенька! – Не называй его батенькой, а то заплачет».
– Ну откуда в Италии мята? – она улыбалась, но смотрела как-то иначе. Внимательнее?
Принял из ее рук пальто и не смог сразу развернуться спиной, чтобы пойти сдать одежду в гардероб. Глаза еще не утолили жажду, тем более что девушка смогла и в этот раз поразить его.
Платье из мягкой шерстяной ткани, почти однотонное – плотно переплетенные серые и лиловые нити давали удивительно сдержанный и в то же время насыщенный цвет, – было сшито точно по фигуре. Широкий овальный вырез был изнутри отделан узким кружевом черного цвета, плотным и рельефным, благодаря чему кружево смотрелось утонченно, стильно, а не пошло, как иногда теперь бывает: словно выбившееся нижнее белье. Ее плечи и грудь как будто были в благородном резном обрамлении, контрастировавшим с цветом кожи. Очень свободный рукав, спадающий чуть ниже локтя и заканчивающийся так идущим ей узким манжетом, был декорирован вертикальным разрезом, украшенным по краю все тем же черным кружевом, схваченым в одном месте маленькой темной стеклянной бусиной. Ткань ласково обхватывала ее грудь, тонкую талию, книзу спадала в пышную, насколько позволяли свойства шерсти, юбку чуть ниже колен, из-под которой едва-едва, намеком выглядывало то же самое кружево. И на шее – тонкий черный круглый шнурок с каким-то стеклянным украшением бордового цвета.
Возвращаясь с номерком, Роман, не отрывающий взгляда от девушки, отметил, что она нашла баланс между завитыми распущенными волосами и открытым лицом. Волосы, расчесанные на косой пробор, прихвачены с двух сторон чуть дальше висков какими-то совсем незаметными заколками. Лицо свободно от волос, и локоны, открывающие уши, спадают к плечам, но совсем не мешают. И мерцают, мерцают глубоким каштановым огнем.
– Вам очень идет ваш наряд. И прическа!
«Выдайте ему темные очки! Он ее сожжет глазами!»
– Я люблю это платье. Оно удобное, легкое, теплое, – она виртуозно принимала комплименты.
«Слышал?»
– Ваше украшение из стекла? Не пойму, что это?
«Верно, не приближайся слишком. Сойдешь с орбиты – сгоришь в плотных слоях атмосферы».
– Это стеклянный гранат, я его в Армении купила. Мы как-то летом путешествовали на автомобиле по этой стране. От городка к городку, от одного горного монастыря к другому. Это было одно из самых чудесных путешествий. – Ее голос потеплел. – Брат увидел эту подвеску и говорит: смотри, вымя стеклянное. Я ему: сам ты вымя! Теперь, когда одеваю, он всегда надо мной потешается.
Они проходили мимо прилавка с театральными сувенирами, открытками, печатной продукцией. Малиновский увидел книгу – очень красивое издание, шикарно оформленное, но довольно большое по формату, на обложке которого иллюстрация к «Маленькому принцу».
– Даня, давайте посмотрим?
Они остановились, стали рассматривать книгу. Она была хороша: плотная бумага, отличные иллюстрации, «Маленький принц» и еще несколько произведений автора, причем на двух языках, его биография, фотографии, относящиеся к жизни Экзюпери, отдельно выделенные высказывания французского летчика на страницах с соответствующими им картинками современных художников.
– Вам она нравится, Даня?
«Меньше, меньше энтузиазма, Рома!»
Данка молчала, хотя только что, когда они перелистывали одну страницу за другой, по ее комментариям было ясно: нравится. Он понял, что девушка угадала сценарий того, что произойдет сразу после высказывания ею своего мнения. Ее пальчики ласково скользнули по обложке, когда она закрыла книгу.
– Мало ли кому что нравится, – опустила глаза, чуть пожала плечами. – Не всегда можно получить желаемое. Пожалуйста, Роман, – она умоляюще: «Только не уговаривайте!» – посмотрела на него, взяла за руку и потащила от прилавка к лестнице.
Он был разочарован и очарован одновременно. С таким выражением, с таким чувством эти глаза еще никогда не смотрели на него. И это было так доверительно сказано: «Пожалуйста, Роман!» – без продолжения, без объяснения – им двоим все понятно без слов, что может быть прекраснее? И ее рука, держащая кончики его пальцев, и это «не всегда можно получить желаемое», словно эхо его собственных страданий, создавали ощущение интимного единения.
Между лестничными пролетами висело большое зеркало. Фигуры девушки и мужчины медленно вырастали в видимом, но несуществующем пространстве, как в фильмах, когда персонажи появляются из-за горизонта. И вот уже их парный парадный портрет отражен бескомпромиссным стеклом во всей красе.
«Хватит мужества взглянуть? – В хоккей играют настоящие мужчины».
Сев на свои места, они тут же, как по команде, выложили на бархатный бортик свои телефоны. Она молчала. Ему было трудно не смотреть на нее постоянно, не отрываясь…
«Мужчина любит глазами! – Особенно, когда ничем другим не дозволяется».
…но в возникшей между ними тишине это было слишком откровенно.
– Даня, а вы часто семьей путешествуете на машине?
«Хочет еще и ушами. – А чем не хочет?»
– Почти всегда. И если есть возможность избежать полета, – мама боится летать, – то мы избегаем его. Спроси меня, что такое настоящий счастливый отпуск, каникулы, и тут же встанет картинка: папа за рулем, мама рядом с ним с путеводителем или распечатками в руках – она тщательно готовится к путешествию, – и мы с братом сзади. У нас с собой флешка с любимой музыкой, маленький ноут или планшет, чтобы смотреть фильмы, жевательный мармелад и чупа-чупсы, пледы, чтобы мы могли вздремнуть. Мама никогда не спит в машине, говорит, что не хочет оставлять папу одного за рулем, не хочет, чтобы ему было одиноко. Если мы должны проехать за день большой участок пути – больше тысячи километров, – то на каком-то отрезке она может его сменить, но тогда он должен непременно уйти на заднее сидение и спать, чтобы не комментировать и не нервировать маму, а я сажусь к ней, это тоже приятно. У нас даже традиция есть – если едем через Белоруссию в Европу, то это мамина часть маршрута: там через всю страну отличная трасса, все прямо и прямо.
Она говорила, он смотрел, слушал, представлял. Где-то живет счастье, рецепт которого так и остался для него тайной. Более того, все чаще его посещала мысль, что он не знает про жизнь слишком многого, что самое главное прошло мимо него.
Она открыла свою сумочку и стала там что-то искать. Его взгляд упал на ее телефон: совладать с соблазном было невозможно, тем более что культурные слои, превратившие сидящего внутри его существа мальчишку в более-менее солидного мужчину, от постоянных нервных потрясений последних недель осыпались, обнажив его авантюрно-хулиганскую суть.
Он взял в руки свой телефон и набрал ее номер. Телефон девушки завибрировал, но бархат слегка сгладил этот первый сигнал, потому она не сразу среагировала. Роман лишь отчасти разглядел картинку и успел услышать только начало мелодии: Данка вздрогнула и как-то слишком резко схватила свой гаджет, быстро сбросила вызов и посмотрела на спутника тревожно-вопросительно.
– Я только хотел сказать: не забудьте выключить ваше мобильное устройство перед началом спектакля… Актеры могут заслушаться вашим рингтоном и забудут текст.
– Да, вы правы. – Она касалась экрана подушечкой пальца со свойственной для молодежи точностью, небрежностью и легкостью движений, на которые, видимо, и рассчитывали создатели этих устройств – телефон сомлел и отключился. – Хотите конфету? – протянула ему коробочку с леденцами, в ее взгляде еще остался след неловкости, смущения.
Почему она так среагировала? Музыку он не узнал, хотя она показалась ему смутно знакомой, что-то похожее на лютню? Что-то несовременное, нерезкое и чем-то по настроению перекликающееся с ее позывными на его мобильном устройстве. Гитара? Опять созвучие? А картинка, картинка, картинка… Вспомнил! Потом надо будет проверить, но если он прав…
«– Вы пришли за моим сердцем, и я сойду с ума, да? – Было бы очень некрасиво с моей стороны сводить с ума столь юную мадемуазель. Она тогда не сможет делать уроки».
Свет погас, спектакль начался. Малиновский был бесконечно благодарен пригласившему его человеку не только за удачный повод встретиться с ней: их места были в ложах, она сидела чуть впереди, поэтому смотреть на сцену и на нее нужно было в одном направлении, а она этого не видела. И пусть в наступившей тьме он мог держаться взглядом только за крохотную родинку на ее виске, ушко, прикрытое завитками волос с поблескивающей во мраке сережкой, или тонуть в темных струях ее блестящих локонов, едва доплывая до надежного берега ее плеч и рук, ему было достаточно того, что он видит, чтобы чувствовать себя… чтобы вообще не чувствовать себя, а только ее присутствие рядом.
Наблюдая за ней, он понял, что она не так поглощена спектаклем, как, например, в прошлый раз: не было ощущения, что она вся там, на сцене, что она ничего не видит и не слышит кроме того, что говорит ей со сцены этот известный актер, что играют для нее музыканты. Оказалось, что спектакль идет без антракта, потому он закончился довольно рано. Это давало возможность – по сложившейся традиции! – пригласить девушку на ужин.
Пока он придумывал, как бы это сделать, аплодисменты смолкли, и она обернулась к нему.
– Как вам спектакль?
«Кто-то весь урок играл в морской бой? – Смотрел под партой заграничный журнал. Не мод».
– Трудно сказать, – честно признался Малиновский, пожав плечами.
– Вы же не расстроитесь, если я скажу, что мне совсем не понравилось?
– Нет, конечно. Просто на ужин у меня будет фреш из корня цикуты. Знаете, у него такой приятный морковный запах…
– Удивительно неудачная постановка, на мой взгляд. Если бы они посадили Хабенского на стул и дали ему в руки книгу, если бы он ее просто читал, а Башмет чуть поодаль от него тихо играл на скрипке, причем совсем не то, что играл оркестр, а Моцарта, например, или Вивальди, это было бы значительно ближе к моему ощущению произведения, чем все то, что сегодня нам показали. Я не ожидала такого разочарования. Все самые главные мысли Экзюпери были либо переиначены, либо вообще отсутствовали. Все так сумбурно, нечетко, не цельно. Вы согласны, или я чего-то не поняла?
– Я вас ужасно потрясу, если скажу, что совсем плохо помню произведение? У меня от него с детства осталось смутное ощущение какой-то странной сказки для взрослых или написанной очень по-взрослому книги для детей. И я, конечно, не помню ни мыслей автора, ни цитат, кроме той, что всем известна, про ответственность за тех, кого приручил.
– Правда? Как жаль. На мой взгляд, это – программное произведение. Вещь, обращающаяся не к человеку, который может быть взрослым или ребенком, а к его душе – не имеющей возраста.
Они спустились в фойе и проходили мимо того самого книжного прилавка, когда она произносила последнюю фразу.
Вдруг девушка остановилась, как ей было свойственно, резко повернулась к спутнику.
– Вы можете кое-что сделать для меня?
«Она знает, что может вить из тебя веревки. – Он ждет, чтобы она перешла от теории к практике».
– Нужно позвонить в дверь училке по алгебре и убежать?
– Я подарю вам эту книгу, – она подошла к прилавку. – А вы ее прочитаете. И потом мы поговорим.
«Потом поговорим» – это заклинание? – Это предложение, от которого он не сможет отказаться».
– Почему я не могу купить ее вам и тут же взять на время, чтобы почитать? К тому же, мне очень неловко принять от вас, подрабатывающей студентки, столь ценный подарок. А для меня, вы же понимаете, это ерунда.
Она чуть растерялась сначала, а потом сверкнула черным пламенем глаз:
– Значит, не можете? – это было скорее утверждение, чем вопрос. Утверждение, констатирующее крайне прискорбный и очень печальный факт.
«Практическое занятие. Опыт намбе ван. Плетение веревки для сушки белья».
– Даня, – ее нападение оказалось неожиданным. – Это какой-то глупый спор. Если вы так хотите…
– Хочу.
«Опыт намбе ту. Плетение альпинистской веревки».
– Хорошо. Мне будет приятно иметь у себя такую книгу. Но вы же позволите мне отблагодарить вас за этот подарок? Что-то сделать для вас, в чем-то помочь?
«Ход конем? – Причем троянским».
– Отлично! – эта искренняя девочка даже не пыталась скрыть ликования и глобального удовлетворения от удачно проведенной операции. – Прошу вас, – улыбается коварная, вручая ему пакет. – И я знаю, в чем вы можете мне помочь!
_________________
Не пытайся переделывать других - бесперспективное и глупое занятие! Лепи себя - и ты не пожалеешь о потраченном времени! (я так думаю)
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
) 
Думаешь, любовь живет так долго?
С такими отношениями и 20 лет ничего не сделали - сентиментальные чувства. 
Думаю, всей глубины того, что он ощущает, Данка в силу возраста и представить себе не могла... "случайно" распечатав два экземпляра.