Продаа
11.
Учеба в гимназии затянула Катеньку в омут с первого дня, все казалось безумно новым и интересным и кружило голову. Она внимательно слушала учителей со своей последней парты, старательно все записывала и выполняла пока не слишком сложные для нее задания. Класс ее почти не замечал, так как на уроках она себя никак не проявляла, никому не мешала и просто наблюдала за всеми. Аленка сидела с ней, тоже показывала рвение к учебе, но больше горела желанием влиться в коллектив. Другими новичками оказались коренастый парень Антон с безразличным взглядом и худенькая девчушка с огромным количеством браслетов на левой руке, которую тут же приняли за свою. Антон тоже без проблем влился в основную массу класса, и из общей толпы его выделяли только белые кроссовки, которые он носил с серым полосатым костюмом. Звездами же и всеобщими авторитетами были уже хорошо знакомый белобрысый парень Алешка Стеклов, с крючковатым носом – Даня Крыжановский, и их подружки: худая и высокая – Анька, любительница бус – Полина, и темненькая – Катина тезка, но только ее все звали Кэтти.
Эта компания числилась в фаворитах у Татьяны Алексеевны, так как на первом же уроке, рассказывая о русской литературе начала девятнадцатого века, она задавала невзначай им вопросы, будто бы они были ее коллегами, и самое поразительное – они отвечали. Только Кэтти иногда медлила, но потом бойко бросалась в рассуждения о влиянии политики на духовность населения. Еще в первую неделю учебы внимания удостоилась и Алена – Татьяна Алексеевна попросила ее зачитать отрывок текста из учебника про литературные кружки того периода.
Грузный пожилой мужчина с бородой и в очках с толстыми линзами, Порфирий Иванович, учитель математики, которого Катя тут же записала в несомненные авторитеты и боги, никого из класса не выделял, смотрел на всех как на ряд простых чисел и рассказывал о премудростях алгебры и начала анализа, а на уроках геометрии - о леммах и недоказуемых теоремах.
После занятий Катерина обязательно шла на почту и отправляла родителям телеграмму, родители тоже телеграфировали в ответ и засыпали ее вопросами насчет погоды, самой гимназии, Петербурга, и чем Катенька питается. Она отправляла в основном односложные сообщения, что все хорошо, а вечерами садилась писать длинное письмо, где она успокаивала переживающих родителей и утверждала, что все до невозможности превосходно. Другого она писать не могла, иначе бы ее тут же забрали домой, а этого допустить было нельзя, так как Катерина не хотела возвращаться в старую школу и уже мечтала о поступлении в какой-нибудь столичный вуз, а трудности, связанные с дорогой в гимназию, странной Алевтиной, пропитанием и отношениями в классе не казались ей чем-то страшным. На многое она просто не обращала внимания, так как было некогда, а голова была уже забита учебой и светлыми мечтами о будущем.
Мать спрашивала Катеньку про тетю Алевтину, дочь отвечала, что тетка добрая и хорошая и во всем ей помогает, а подробности она изложит в письме. Елена Александровна рапортовала, что пришлет для доброй и милой тетушки несколько банок малинового варенья, и надеется, что они не разобьются в пути.
На самом деле Алевтина больше бы обрадовалась настоечке, которую Катина мама делала превосходной, но прислать не догадывалась. Катя часто видела женщину с ее любимым хрустальным графином и папиросами. В такие вечера Алевтина что-то гундосила и к Кате не заглядывала, и девушка, запивая чаем надоевшие бутерброды, делала домашние задания, которых становилось все больше и больше, а звуки, доносящиеся с кухни или комнаты хозяйки, очень даже раздражали. В выходные тетка устроила Катерине первый скандал за плохо вычищенную ржавую ванну.
- Вы в деревне понятия не имеете, что такое ванна, вы же в бане-е раз в месяц моетесь, - негодовала Алевтина. – Чистящий порошок-то смывать надо тщательно! – и она бросилась в ванную показывать Кате как смывать порошок тем жалким подобием воды рыжего цвета, которое текло в этот день из крана. Пушкарева, нервно отирая руки о юбку, смотрела как женщина негодующе разбрызгивает рыжую воду по ванной.
-Ишь ты, паршивка! Еще и душ испортила, без тебя-то он исправно работал. Убирайся отсюда, - Алевтина направила душ прямо Кате в глаза, но она успела отвернуться и выбежать из ванной.
Девушка захватила термос, учебник по химии и булку хлеба и предпочла расположиться на качелях во дворе. Мысли были заняты не буйной теткой, а химией, с которой у Катеньки возникли проблемы, так как в ее старой школе учительница не уделяла этому предмету никакого внимания.
Что Алевтина успокоится, Катя была уверена, так как виноватой себя не чувствовала, а ее папа тоже часто негодовал без причины, а потом затихал.
Разбираясь в реакциях с органическими соединениями, гимназистка заметила, как к подъезду подкатила серебристая десятка и из нее вышел директор с какими-то пакетами в руках. Следовало бы к нему подойти, но химия сейчас была куда важней реальной жизни.
Спустя десять-пятнадцать минут Виталий Аркадьевич уже выходил из подъезда, без пакетов.
-Екатерина! – окликнул он Катю. –Подойди-ка сюда.
Девушка нехотя слезла с качелей и пошла к нему.
-Что ты тут делаешь?
-Химию учу.
-Молодец! Ты это, на Алевтинку не обижайся, у нее так бывает. У тебя как дела? Учиться не сложно?
-Нет, все хорошо, спасибо.
-Как красавица моя там?
-Понимаете, мы с ней не очень общаемся, - замешкалась Катя.
-Я понимаю, вы разные, но ей очень трудно, и она в новом классе одна, как и ты.
Катя удивленно посмотрела на Виталия Аркадьевича.
-Видишь ли, в вашем классе учатся в основном дети очень богатых и влиятельных в Петербурге родителей, а вы с Аленой, как две белые вороны. Вас хоть не обижают?
-Нет, - смело ответила Катя, а Виталий Аркадьевич покачал головой.
-Помоги моей племяннице с учебой, - мужчина наклонился и теперь напряженно смотрел прямо Пушкаревой в глаза, а она пыталась отвести взгляд, - не зря же я тебя взял. Скоро у вас контрольные по алгебре, я думаю, ты справишься.
Катя кивнула и уставилась на носки своих туфель.
-У меня у самого отпрысков нет, Алена мне, как родная, да и все гимназисты, - Виталий Аркадьевич развернулся и пошел к машине.
-До свидания, Виталий Аркадьевич! - прокричала Катя. – Я Вас не подведу!
12.
Когда Пушкарева вернулась в квартиру, Алевтина, разнаряженная в цветастую кофту с рюшами и юбку из блестящей ткани с вышитой бисером на уровне колена розой, раскладывала на столе палки копченой колбасы, пакеты с печеньем и банки с рыбными консервами. Около пепельницы лежали две новые пачки папирос и упаковка красных капсул.
-Екатерина, угоститься хочешь? - тетка указала рукой на великолепие на столе.
-Спасибо, я не голодна, - Катя поспешила во свою комнату, хотя отказываться от вкусно пахнущей копченой колбасы было ошибкой, потому что сама она себе такую роскошь позволить не могла, так как денежные запасы, хранящиеся в запрятанном в чемодане бюстгальтере со специальным кармашком, таяли на глазах. Многочисленные поездки на метро и автобусах, пусть и по льготе, тетради и дорогущий циркуль для геометрии и черчения, молоко, хлеб, колбаса, а иногда булочки и творожные сырки, школьные обеды, служившие единственным полноценным приемом пищи, новые кроссовки, купленные с рук на рынке, вместо порвавшихся на первом же занятии физкультуре старых – Катя не успевала вести счет деньгам, а писать об их нехватке стеснялась родителям, так как те итак дали по ее меркам внушительную сумму, которая словно испарялась. Но до конца месяца, когда мама обещала прислать средства, на еду должно было точно хватить, а остальное вроде уже все было.
Учиться становилось все трудней и трудней, заваливали контрольными и самостоятельными по всем предметам сразу, Алена на уроках буквально спала в Катиной тетради, за что доставалось почему-то Кате. Большая часть класса дружно переписывали контрольные после уроков, а Катерина с Аленой чаще пропадали в библиотеке, так как вечерние песни Алевтины очень мешали мыслительному процессу, да и соседке нужно было помогать, а та в гости звать не спешила, объясняя это тем, что стесняется дяди Виталика. Алена умудрялась списывать все на четверки и избегала традиционных послеурочных переписываний. С ней в классе потихоньку начинали общаться, как никак директорская племянница, да и она усвоила уроки - перестала ярко краситься дешевой косметикой, прикупила себе модные одежонки и теперь не выглядела такой уж деревней, хотя выражение лица и поведение ее часто выдавало, но на это никто не обращал внимания, поскольку, что такое «недеревня» по состоянию души и тела, никто не знал и не задумывался. Над Катенькой, наоборот, стали больше подшучивать и глумиться, потому что поняли, что она на самом деле умная, но безобидная и не остра на словечко, и поводов поиздеваться была уйма, начиная от одежды и заканчивая маниакальным рвением к учебе.
Только Кэтти никогда над ней не шутила, но смеялась всегда вместе со всеми и была на стороне класса. Правда на уроках английского и французского она садилась вместе с Катей и даже ей иногда подсказывала, а Алена попала в слабую группу по иностранным языкам, и по этому предмету ей приходилось тяжелее всего. Пушкаревой же приходилось очень туго по химии и литературе, и если химию она на самом деле недопонимала из-за недостатка базовых знаний, то с литературой была другая проблема- ее невзлюбила Татьяна Алексеевна вероятней всего из-за того, что Катенька в отличие от других учеников никогда не торчала около ее стола на переменах и после уроков и не обсуждала жизнь класса, а к занятиям относилась очень серьезно и всегда отвечала четко и по делу, а когда учительница пыталась вывести ее на отдаленные от произведения рассуждения, она отвечала:
«Татьяна Алексеевна, - отчего та вздрагивала, будто не привыкла слышать свое имя и отчество, - я опираюсь всегда на слова автора или персонажей, а додумывать то, чего нет, - я не могу».
Внеурочных мероприятий, организованных классным руководителем, как в старой Катенькиной школе, в первый месяц учебы у них не было. Из всей внеучебной деятельности были только поздравления и подарки с днем рождения, на которые приходилось сдавать деньги.
К концу сентября Катя заметила, что юбки стали на ней сильно болтаться, скорее всего оттого, что она решила сберечь часть и без этого недостающих денег на черный день, а еще стала пропускать завтраки, состоявшие из бутерброда, потому что с утра невозможно хотелось спать, и уже две недели одолевал насморк из-за сырой погоды, а выходить нужно было раньше, так как желающих попасть в автобус, едущий до станции метро, увеличилось. В центр города Катенька так и не съездила, хотя уже внимательно изучила карту метро и знала, как туда добраться, но все равно боялась.
Алене похоже тоже было не до культурной жизни и развлечений, она сутками, как и ее одноклассница, училась, а напроситься с кем-то на прогулку или еще хуже – на дискотеку, еще страшилась, из-за боязни оказаться «деревней».
В предпоследний день сентября, когда солнце решило порадовать петербуржцев, в гимназии отключили свет и учеников отпустили по домам после двух уроков. Катенька чуть ли не бежала к выходу, так как сегодня она ожидала деньги от родителей.
-Катюха, куда так спешишь? - остановила ее Алена.
- Мне до дома очень-очень надо! –Катя не любила называть квартиру Алевтины домом, но не знала, как назвать это по-другому.
-Ну тебя! Поехали в центр! Ты ж там явно еще не была?
-Нет! Только мне правда домой надо!
-Зачем?
-Переодеться и родителям позвонить, - соврала Катя. Нет, родителям она и правда звонила. Аж целых два раза только с телефона-автомата, находящегося на почте, когда ее отец телеграфировал ей, что он в связном штабе части и можно поговорить. А врать Катенька еще научилась с шестого класса, когда пожилая учительница литературы объясняла детям, что ложь во спасение, это вовсе не ложь, и все благородные герои так поступают. Обмануть же с корыстной целью Пушкарева никогда бы не смогла.
-Давай тогда встретимся на синей ветке метро? Часа в два? Ты успеешь? Можно сразу в центре на Невском.
-Конечно! – воскликнула Катя и стремглав бросилась к остановке.
К подъезду она подходила с широченной улыбкой на лице, сжимая в кармане пальто заветный конверт.
В квартире оказались гости-это были те два мужика со скамейки, они сидели на кухне с Алевтиной, ели бутерброды и запивали их мутной жидкостью. На всю квартиру воняло дымом.
-Что-то ты сегодня рано и такая счастливая, не иначе большой куш сорвала! – крикнула ей с кухни тетка.
-Я не насовсем! - ответила Катя, и не выпуская руку из кармана, прямо в пальто умчалась в комнату.
-Э-э, куда в верхней одежде!
-Ну вот, с нами не поздоровалась, – расстроились мужики.
Катенька в спешке достала свой тайный бюстгальтер и принялась перекладывать в кармашек деньги, как в комнату заглянула Алевтина:
- На свидание что ли собираешься? Да в этом тебя ни один нормальный парень не захочет! - она ткнула недокуренной папиросой в Катенькино бельишко. – Помни, час икс- восемь часов после полудни, после этого я становлюсь оборотнем! – и хохоча Алевтина ушла на кухню.
«Лучше его надеть, - сообразила Катя, - только сначала нужно покрепче запереть дверь».