|
* * *
Родители меня встретили с широкими улыбками на лице, все же не так часто после нашей свадьбы с Андреем я их стала навещать. Однако при виде меня в таком состоянии их радость тут же сменилась на тревогу, так как ничего ясного из моих уст они точно не услышали.
– Катя, дочка, что случилось? – обеспокоенно спросила меня мама. Далее такой же вопрос последовал и от папы.
Слезы меня душили, а горло, словно сжимала безжалостная рука, не давая лишний раз вдохнуть, не то, чтобы что-то объяснять.
– Тетя Лена, успокоительное несите скорее! – все, что я услышала от Зорькина до того, как мы вошли в мою комнату. Держа меня за плечи, он довел меня до кровати и усадил на середину. А затем присел рядом.
– Давай, раздевайся и ложись. Тебе надо успокоиться и поспать, – Коля начал снимать с меня пиджак, но я мало поддавалась его действиям.
– Я не хочу спать, – еле прошептала я.
– Пушкарева, не капризничай! Надо. Давай раздевайся скорее.
Вошла мама с пузырьком валерианы, стаканом воды и ложкой.
– Катенька, на, выпей, дорогая моя, – мама накапала лекарства в ложку и подала ее мне. Дрожащей рукой я взяла ее и, поднеся ко рту, заглотнула горькой жидкости. – Запей, доченька моя, – мама протянула мне стакан, но я отказалась. Пусть мне будет щипать во рту, в душе гораздо сильнее жгло огнем.
– Оставьте меня одну, пожалуйста, – слабо попросила я.
– Тетя Лена, пойдемте. Я вам все на кухне расскажу, – сказал Николай, встав с дивана.
Мама немного замешкалась, она не хотела покидать меня, полагая, что мне нужна ее поддержка и помощь. Да, конечно, нужна, но не сейчас. Сейчас я хотела побыть в одиночестве и не думать ни о чем, а лучше всего забыть все слова любимого Андрюши, заснуть крепким сном и проснуться с пониманием того, что все у нас хорошо, что рядом он, такой заботливый и любящий муж. Но, увы, теперь это уже невозможно...
* * *
К обеду в компании уже ни для кого не оставалось в тайне, что Андрей с Романом в серьезном разговоре не нашли компромисс и разошлись, как в море корабли, по разным кабинетам "Зималетто". Причем конфликт их был настолько серьезен, что женсовет сам даже удивился такому необычному поведению Ромы. Впрочем, его причина лежала тоже на поверхности: Калерия. В этом женсовет даже не сомневался. С ее приходом в "Зималетто" жизнь всего персонала круто изменилась.
А к концу рабочего дня всех стало известно о личной ссоре Андрея и Катерины. Впрочем, и о ее причинах женсовет не строил догадок.
Калерия сегодня окончательно стала звеном неприязни для всех, тем человеком, которого стали ненавидеть. И она это с горечью понимала. Вернувшись в гостиницу, она приняла для себя решение: вернуться в родную страну с тем понимаем, что хуже уже некуда. Жить в таком аде, который наступил для нее, она не сможет, а совесть ее замучает. Она уже грызла ее со всех сторон, а что же будет дальше? Как она сможет работать и тем более быть партнером "Зималетто" после случившегося?..
* * *
Мне казалось, что я не переживу эту ночь от своих собственных мыслей. Мне казалось, что я начинаю медленно умирать только от одного начинания понимать, что в какой-то момент стала ненужной Андрею.
"Он разлюбил меня... Почему? Как? Когда его чувства ко мне ослабли? – пыталась я понять, посильнее закутавшись в одеяло. – С приездом этой Калерии? Но почему она? Что она такого сделала, что Андрей, мой Андрюшенька, смог отдаться ей? Чем она сумела вскружить ему голову? Потому она женщина, молодая, умная, красивая... А я кто? Кто я теперь для него? Одураченная на все "Зималетто" его предательством Катька Пушкарева? Что же произошло в те недели моего отсутствия? Андрей, Андрюшенька... Мой родной и любимый... Мой единственный..."
Мне так стало гадко и противно осознавать эту жестокую реальность. И сейчас я была врагом самой себе. Я не желала понимать до конца, что со мной снова поступили так подло, так низко и это совершил родной муж, которому я доверилась и полюбила всем своим сердцем.
Слезы снова покатились ручьем из моих глаз, сопровождаясь бурными всхлипами. Горечь боли, отчаяния и потери любимого...
"Ты уже его потеряла, когда уехав, ничего ему не сказав..."
* * *
"Андрей признался, что разглядел во мне истинную красоту. Как это странно. Ведь я даже не считала себя хоть чуточку привлекательной, а он сказал, что я красивая. Он удивительный. Он первый мужчина, который смог разглядеть во мне то, что никому и никогда не удавалось – мою душу. И самое удивительное – я поверила ему. Потому что он был таким искренним, а я не смогла быть такой же искренней, не смогла признаться ему, что люблю с первой же секунды, как только увидела его. Хотя теперь это не важно, потому что, потому что он тоже любит меня и никогда не предаст. Андрей, он настоящий и никогда не сможет меня обидеть. Я это чувствую.
Я так ценю все, что он делает, все, что он дает мне со своей любовью. Я готова сделать все для него, все, что он пожелает, все, на что хватит моих сил и моей любви к нему", – цитатой прошлись в голове Андрея строки из Катиного дневника.
Он сидел на своей кровати перед маленьким столиком и уже залпом глотал несчитанную стопку виски, ругая себя последними словами, которыми только мог, что так поступил со своей женой. Со своей Катюшей, которая была уверенна в нем больше, чем в самой себе. Он ненавидел себя за то, что уже ни в его силах что-либо исправить. Он понимал, нет, даже знал: такую измену Катя ему не простит. Никогда. Он сам себя не простит за то, что так поступил.
Он нагло поддался своим слабостям, которые давно в нем умерли, эта тяга к молодым девицам свойственна Малиновскому, но не ему, женившемуся человеку, который уже сделал свой выбор.
Он уже не имеет права на что-либо рассчитывать. Он сам все разрушил. Разрушил то счастье, то к себе доверие и ту любовь, искреннюю и чистую, которая жила в их душах.
* * *
Ранним утром меня навестил Николай. Уж не знаю, уходил ли он к себе домой или так всю ночь провел на кухне, на раскладушке, но зашел он ко мне довольно рано. Еще не было восьми. В это время я обычно встаю на работу. Чувствовала я себя, как и вчера, так же паршиво. Слезы я, наверное, все выплакала этой ночью, поэтому теперь лишь ощущала только тяжелые веки над глазами.
– Ну, Пушкарева, ты как? Поспала хоть немного?
– Коль, а ты что здесь делаешь такую рань? – тихо произнесла я, поднимаясь с постели.
– Как чего? Пришел узнать, как ты себя чувствуешь. По твоему виду, ты даже не спала, – Зорькин окинул меня взглядом с ног до головы и присел на стул рядом с моим рабочим столом.
– Ты полагаешь, я могу спать после всего этого? – я медленно подошла к зеркалу.
"Господи, какой ужас!" – пришла я в недоумение от своего отражения. Лицо бледное, глаза опухшие, на щеках остатки смазанной туши.
– Кать, я, конечно, все понимаю, но...
– Не надо, Коля! – повернулась я к нему лицом. – Прошу тебя, не надо.
– Ну и что теперь ты собираешься делать?
Я глубоко вздохнула, а передо мной тут же встало лицо Андрея. Слезы моментально набухли в моих глазах, и я медленно осела на пол, прислонившись спиной к дверке шкафа.
– Так, так, только не начинай разводить сырость, слышишь? – Коля тут же оказался напротив меня, взяв меня за руку. – Этот гад не стоит твоих слез!
– Не смей его так называть! – закричала я. – Ты не понимаешь, как я его люблю!
– А как его называть, Кать, после того, как он с тобой поступил? Как? Говорить, какой он милый и хороший?
– Это я виновата... – хрипло произнесла я. – Я виновата в том, что уехала, не сказав ему ничего. Только я.
– Причем здесь ты и эта Калерия? Пушкарева, вот ты точно ни при чем. Да и потом, Андрей же и так все знает, а все равно продолжал скрывать от тебя.
– Нет, не знает. Я не сказала ему. Не успела. Господи, я не смогу без него жить... – я всхлипнула и закрыла лицо руками.
– Ну, давай, иди и еще прости его! Вот будет замечательно! Он тебе рога наставляет, а ты давай прощай его по сто первому разу!
– Коля! Замолчи! Ты не понимаешь, что ты говоришь!
– А что я говорю, Пушкарева? Или тебе напомнить, как ты вот здесь так же лила слезы после того, как узнала, что он, как робот, делает каждый свой шаг по этой чертовой инструкции Малиновского. Или ты забыла ее содержание? А ты вспомни, как однажды ночевала на собственном столе по его милости! Как он забыл про тебя и укатил с очередной моделькой! Он тебя за женщину даже не считал.
– Это все в прошлом! – еле выдавила я. – Андрей не такой! Он изменился! Он другой! Он любит меня! Или любил...
– Знаешь, Кать, любящие мужья не изменяют женам.
Мы с Колей услышали звонок в дверь. Я насторожилась. Почему то сразу мое сердце подсказало мне, кто мог находиться за дверью...
– Кого это еще принесло такую рань? – спросил у себя Валерий Сергеевич, по пути к входной двери. Он посмотрел в глазок.
– И как у тебя только наглости хватает сюда заявляться! – сказал он не очень громко, так, что Андрей, скорее всего, этого не услышал. – Мерзавец!
Он вернулся на кухню, однако звонок продолжал поступать в квартиру.
– Валера, а ты чего здесь? Не слышишь, звонят нам? – спросила Елена Александровна, подошедшая на кухню.
– Этого подлеца я в свою квартиру не впущу! – повысил свой бас Валерий Сергеевич. – И больше не позволю трепать нервы моей дочери!
– Валера, но это неприлично держать человека за дверью.
– Лен, а это прилично изменять моей дочери с какой-то проходимкой?! Все, я сказал не открою и это не обсуждается! А не уйдет – милицию вызову! В обезьяннике с ним быстро разберутся!
На повышенный тон родителей и, конечно же, на настойчивый звонок из комнаты вышла я и сразу же направилась на кухню.
– Мам, пап, я открою. Это Андрей. Он не уйдет, если... – я остановилась. А что "если..." я, впрочем, и не очень понимала. Говорить сама с ним я не желала, видеть – тем более, а уж о прощении – речи не шло. Глупо скрывать, что я до конца все еще не желала осознавать тот поступок любимого Андрюши. Но увиденное и услышанное из памяти не сотрешь...
– Нет, дочь! Не уйдет, вызову милицию! – настоял папа.
– Не надо, пап, никакой милиции. Пожалуйста. Я открою. Побудь здесь, – я медленно направилась в коридор.
Перед тем, как открыть дверь, я еще несколько потянула время. Зачем? Не знаю... Просто так требовало мое сердце. Я почему-то была уверенна, что Андрей не уйдет. Если он что-то решил, то непременно осуществит, даже, если остальные против его желаний.
Повернув ключ в замке, я освободила дверь от замка и распахнула ее. Действительно, мое чувство не подвело. Стоял Андрей. Выглядел он тоже не важно. Переживал, наверное... Или бурная ночь выдалась с Калерией... Хотя, какое это теперь с некоторых пор имеет для меня значение, раз я для него никто? Мне теперь надо научиться о нем не думать, не переживать. Не думать... Не переживать... Господи, а возможно ли это? Для меня – нет. Потому что я люблю его каждой клеточкой своего организма...
– Катя, пожалуйста, давай поговорим. Это очень важно.
– Ты уже все сказал. Уходи. И не приходи сюда больше.
Если бы он знал, с каким трудом далось мне произнести эти слова. В адрес любимого мужчины... Я держалась до последнего, чтобы не проронить слезу. Я обхватила ручку двери и хотела было ее закрыть, но Андрей не дал.
– Кать, я прошу тебя. Нам очень нужно поговорить, – настаивал Андрей. – Наедине.
– Андрей, уходи, я очень тебя прошу.
– Катя, но неужели ты так теперь сможешь жить? Кать, но мы же любим друг друга, Катенька, я...
– Пусть тебя больше не волнует моя жизнь. Уходи!
– Нет, Кать. Я не уйду, пока мы с тобой не поговорим! – Андрей вошел на порог квартиры, где мгновением позже поймал на себе суровый взгляд сначала моего папы, а затем и Зорькина.
– Послушай, Жданов, моя дочь не нуждается в твоей подлой лжи и грязных оправданиях на этот раз! – грозно начал отец. – Поэтому, даю тебе шанс уйти из моего дома по-хорошему, пока я тебя сам не вышвырнул, как пробку! Убирайся и чтобы ноги около моей дочери твоей не было!
– Валерий Сергеевич, я попрошу вас не вмешиваться в наши с Катей отношения, – сказал Андрей. – Мы с ней разберемся сами без вашего участия.
– Ах, сами! Да как ты посмел обмануть мою дочь? – закричал папа. – Кто тебе дал право изменить ей с этой девкой? Мерзавец! Подлец! Пошел вон! Заруби себе на носу: завтра же моя дочь подает на развод! И я лично проконтролирую этот процесс!
– Папа! Что ты говоришь? – вступилась я, услышав из его уст про развод. Хоть как мне не было бы больно, но на него я не решусь никогда.
– А тебя здесь никто не спрашивает! Такой муж тебе не нужен! – папа перевез взгляд на Андрея, который виновно смотрел лишь только на меня и думал, насколько же Валерий Сергеевич прав. Какой же он идиот, что так поступил с его Катенькой, которая так ему дорога. – Любовь! Свадьба! Мерзавец! И бабник! Больше ты никто! Плевка на тебя жалко!
– Папа, папа, я прошу тебя, успокойся, – подошла я к отцу, пытаясь хоть как-то усмирить его пыл. – Иди на кухню, я сама во всем разберусь. Пожалуйста!
Папа серьезно посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на Андрея и развернулся в сторону кухни.
– Кать, если что зови. Мы с ним быстро разберемся, – произнес Николай, так же покидая коридор следом за папой.
Как только они скрылись из моего видения, я тут же подошла к Андрею и собралась с последними силами, которые у меня еще остались после вчерашнего с ним разговора.
– Андрей, уходи! Уходи, иначе всем будет только хуже.
– Кать, но я люблю тебя...
– Я не хочу это слышать! Если ты меня хоть чуточку уважаешь, пожалуйста, уходи, – я указала на выход. – Андрей, пожалуйста.
Андрей опустил голову в пол, приняв свое поражение и снизив напор. Катя права – он все уже сказал. Он уже все сделал. Он убил их любовь и обратной дороги нет. И даже никакое время не залечит теперь их раны...
Как только за мужем закрылась дверь, я тут же рванула в свою комнату и закрылась от горького и темного мира всего, снова давая себе волю выплакать наружу всю боль, которая с каждой минутой, с каждым часом скапливалась в моем сердце.
Андрей еще долго стоял возле дома любимой жены, ощущая холодный ветер рабочей среды. Он машинально взглянул на небо, на котором сгустились темные тучи, а в воздухе пахло дождем. Что теперь будет дальше? С ним. С ней. С Калерией. Ее ребенком. С компанией. С "Адель". С Малиновским. Он завернул воротник своего пиджака к шее и стукнул кулаком по лавочке, стоящей возле него. Вот и наступил тот момент, когда он стал никому не нужен, когда он сам сделал так, что от него отвернулись все.
Катя, если и будет работать на одном этаже с ним, то вряд ли лишний раз захочет просто так зайти к нему в кабинет.
Сможет ли Калерия теперь спокойно прийти на работу, после всего случившегося? Ей нужен теперь покой, а не мотание нерв, которого от женсовета просто не избежать.
Какой разлад его ждет теперь во всем "Зималетто". Пожалуй, каждый, кому не лень, будут обсуждать его измену и поливать грязью. И окажутся правы.
Провалился и тот договор, на который он был согласен с фирмой "Адель". Что ждет Калерию при таком раскладе?
Он даже успел поругаться и с лучшим другом. Пускай его вина в этом минимальная, но теперь уже поздно обращаться к прошлому, его не изменить, не исправить, пора начать думать, как жить дальше. Ведь Рома для него стал тем человеком, который понимал и поддерживал его всегда, с самого начала его карьерного пути. А теперь и между ними огромная стена непонимания.
* * *
На работу я приехала с опозданием в два часа. Это время я потратила на то, чтобы хоть немного прийти в себя, собраться и доехать. За руль сесть я не смогла по тем соображениям, что боялась в таком состоянии врезаться в кого-нибудь и не дай Бог покалечить чью-то жизнь. Если для меня наступила черная полоса длинною в вечность, не значит, что из-за меня должны страдать другие.
Долго ли я смогу продержаться в состоянии мнимого спокойствия, знает только Бог, потому как внутри у меня все горело болью, мукой и тоской, которая теперь закутала меня в свои сети. Я понимала, что при только одном виде Андрея, смогу не сдержать себя, невзначай расплакаться, а этого делать мне теперь категорически нельзя.
Мимо Марии я пролетела, словно стрела, не желая ей что-либо объяснять. А я точно знаю, что у нее набралась масса вопросов, на которые она жаждет узнать ответы.
Но долго скрывать нашу размолвку с мужем я не смогу. "Зималетто" и так уже об Андрее с Калерией слухи распустило, что ж будет, когда узнают, что они подтвердятся?
"Господи, за что мне все это? – задала я себе вопрос, присев на диван. – Андрей... Где же он сейчас? В "Зималетто"? У себя дома? Или с Калерией где-нибудь сейчас прекрасно проводит время? Я не смогу так жить! Жить, понимая, что больше не стала тебе нужна, мой дорогой Андрюшенька. А, может быть, между тобой и Калерией был лишь только этот поцелуй и ничего более серьезного, о чем я смела подумать? И я только себя накрутила зря? А поцелуй... Да, Бог с ним! Скольких ты женщин целовал до меня, и я же терпела, я же ждала, я же простила! И сейчас я готова простить тебя за то увиденное в кабинете, лишь бы ты был со мною рядом. Мой Андрюша, мой любимый Андрюшенька..."
Однако мой внутренний голос совершенно разнился с мыслями разума. Я чувствовала, да и, впрочем, знала и хорошо понимала, как с каждой секундой Андрей отдаляется от меня, как холодно произносит эти слова любви, которые, наверняка, уже ничего для него не значат. А честен ли в них он по отношению ко мне? Он так долго мне лгал. И как мне теперь ему верить? Смогу ли я? Хочу ли? Должна ли это делать? Ведь теперь они предназначены не для меня...
"Господи, и где же мне взять столько мудрости, чтобы понять, а что твориться на душе у любимого человека?"
И чем я больше пыталась разобраться в наших теперешних отношениях, тем только больше изводила себя, поэтому попробовала заняться работой, чтобы хоть какое-то время не думать об Андрее. Тем более в эту пятницу, двадцать шестого сентября, у нас совет директоров, а это, значит, работы перед ним непочатый край.
Работа... Где каждый мой шаг связан с Андреем. Я не смогу, я не выдержу видеть его муки, мои мучения, когда мы будем встречаться с каким-нибудь директором банка или поставщиком, решать вместе какие-то вопросы, появляться на людях...
Я слишком его люблю, чтобы снова повторить то, через что уже прошла...
* * *
– Мария, зайди ко мне, – через пару часов я передала по телефону просьбу своей секретарше. Она тут же явилась ко мне, готовая к исполнению моих приказов. – Мария, вот этот документ передай Андрею Павловичу, – я протянула ей несколько листов отчетности за прошедший месяц.
Мария скупо стояла возле моего стола и все никак не решалась взять документ в руки.
– Мария, в чем проблемы?
– Кать, ну... Это... Я то, конечно, передам, – замешкалась Тропинкина, – но, мы же тоже видим, что что-то произошло...
– Маша, ничего не произошло, – отрезала я, опустив голову в бумаги, лежащие передо мной на столе, – отнеси, пожалуйста, Андрею Павловичу.
– Кать... Но мы же твои подруги, мы переживаем за тебя и за Андрея Павловича, – продолжала трепетать Мария. – За вас!
Здесь неожиданно приоткрыла дверь сначала Амура, а за ней в кабинете и появилась Шура. Они во все свои прекрасные очи уставились на меня, всем видом показывая свое волнение за мою персону и желание узнать, наконец, всю правду.
– Нет больше нас, – ответила прискорбно я. – Теперь есть отдельно Андрей Павлович, отдельно Екатерина Валерьевна.
– Как??
"Да все равно все узнается... Чего уж скрывать..."
Далее начался долгий мой монолог, подкрепленный моими слезами и рыданием.
Девочки просто стеной встали в мою защиту, одновременно жалея и осуждая Андрея, как только могли. Естественно они, как и Зорькин, припомнили мне все: начиная от инструкции и кончая его приглашенной Надеждой Ткачук на предпоследнем показе коллекции.
А я ему все простила. Потому что считала, что для нашей любви все испытания закончились. Потому что ее уже ничто не разрушит.
Но, увы, от горькой правды теперь бежать бессмысленно...
Но долгие обсуждения всей личности моего мужа были прерваны его собственным появлением у меня в кабинете.
– Катя, нам надо поговорить, – войдя, сказал спокойно Андрей. – Наедине.
Я промолчала. Девочки тоже. Они только укоризненно смотрели на моего мужа, и могу лишь только представить, что думали о нем.
– Пожалуйста, – попросил он, стоя все там же, у дверей.
– Катюш, ты, если что, нас зови, ладно? – обернулась в мою сторону Маша.
– Девочки, выйдите, пожалуйста, – ответила я, указывая на дверь.
Хоть и говорить с Андреем я не горела желанием, но понимала, что этого разговора нам не избежать. Нужно было что-то решать, решать относительно не только нашей с ним жизни, но и компании. Либо я, либо Калерия... Хотя, о чем здесь говорить? Он уже выбрал свое.
Как только женсовет покинул мой кабинет, Андрей тут же прихлопнул за ними дверь, приказав им разойтись по своим местам. Однако они естественно проигнорировали то, что их попросили сделать и остались внимательно подслушивать откровения Андрея Павловича.
– Андрей, если ты пришел каяться передо мной, то...
– Кать, подожди, – перебил он меня, подходя к моему столу. Я машинально встала, чтобы удобнее было разговаривать. Но к Андрею подходить не намеревалась, – я прошу тебя просто меня выслушать и постараться понять. Не перебивай меня, пожалуйста.
Я кивнула ему, дав понять, что согласна на его условия.
"Только бы мне сейчас стерпеть все, что он сейчас будет говорить... Я должна!"
– Катенька, я знаю, что сделал тебе очень больно... Я... Честно, не знаю, как так все получилось. Понимаешь, это Малиновский настоял ее вообще оставить у нас, я был изначально против, но это уже не важно. Я не мог признаться тебе во всем раньше, Кать... Я понимал, что ты будешь чувствовать...
"Господи, неужели тебе небезразличны мои чувства?" – спросила я у самой себя, глядя мужу в глаза. Однако он старался лишний раз не дарить мне свой взгляд, он смотрел куда-то в сторону, стыдясь, наверное.
Через конференц-зал подошла к двери президента Калерия и уже собралась было постучать, но четко услышала слова Андрея. И решила немного повременить, понимая, что этот разговор явно не для ее ушей.
– Если ты думаешь, что Калерия виновата, то нет, это я, это все я. Я не смог, впрочем, это тоже не важно. Важно другое. Катенька, подойди ко мне. Пожалуйста.
"Зачем?" – возникло у меня в голове. Но давать ответ на вопрос я не стала, времени на раздумье не было столько, сколько нужно было бы мне. И я медленно вышла из-за рабочего стола и подошла к мужу, оставаясь на расстоянии пары шагов от него.
На этот раз он внимательно вгляделся в мое лицо и через мгновение опустился передо мной на колени со словами:
– Я люблю только тебя, Катенька, – он остановился, а у меня на глазах набухли слезы от услышанного откровения. – Это правда. Это чистая правда. Прости меня, если когда-нибудь сможешь...
Он не предпринимал каких-либо попыток дотронуться до меня, чему, к слову сказать, я была благодарна. Наверное, понимал, что его когда-то ласковые прикосновения не станут для меня теперь приятными.
– Андрей, извини, – не опуская головы, произнесла я, – но, наверное, у нас разные понимания о любви, – выдавила из себя я, хотя месяц назад думала совершенно иначе, отойдя на шаг назад.
– Я не люблю ее, и никогда не полюблю. Она мне не нужна. Кать, это моя самая страшная ошибка в жизни и я знаю, что мне нет за это прощения, но... Я люблю тебя больше всего на свете... Я не смогу без тебя жить, Катенька, я не смогу...
Я лишь усилием воли заставила себя отвести взгляд от любимого человека, потому как несколько минут назад все же не сдержалась. Я давно выросла из того возраста, чтобы не отличить какую-нибудь детскую ложь от истины, но сейчас Андрюша не врал. Я это прочитала на его лице, полном раскаяния и настоящей душевной боли. Таким измученным он не выглядел еще никогда за все наши года знакомства и жизни. Но оба понимали, что нам с каждой минутой становится только тяжелее.
Между нами повисла гробовая тишина. Пожалуй, слышны были лишь какие-то незаметные шорохи женсовета за дверью и шум ветра за окном. Каждый из нас думал о своем, каждый собирался с мыслями, даже Калерия, которая только что непроизвольно узнала отношение к ней вице-президента.
– Мы оба понимаем, Андрей, что так больше не может продолжаться, – первой я нарушила наше с мужем молчание. – Нам придется расстаться.
– Кать, это я оставался у нее в гостинице, я! Она даже не была в нашей квартире! – спохватился Андрей.
– Нет, не надо! – отрезала я. – Мне не зачем знать такие подробности. Пожалуйста, встань.
Андрей медленно и молча поднялся с коленей и принял вертикальное положение, с волнением ожидая моих слов.
– Андрей, я, наверное, не та женщина, с кем тебе нужно связать свою жизнь. Я ошиблась снова в своих чувствах к тебе, к себе...
– Нет, Катюша, это не так, это неправда!
– Правда! – одинокая слеза покатилась по моей щеке. – Я верила тебе, я любила тебя и люблю, но... Я ведь уехала ради нас, ради нашего будущего. Но видно мы оба виноваты в том, что нам не нужно больше видеться.
– Нет, твоей нет вины!
– Андрей, пожалуйста, мне очень больно сейчас... Не надо больше, не надо. Послезавтра совет директоров. Я прошу вас с Калерией Анатольевной на нем присутствовать, так как будут подняты вопросы дальнейшей жизни нашей компании.
– Хорошо, – принял Андрей. – Мы будем на нем.
– Тогда я сегодня вечером заберу свои вещи, – тихо произнесла я, вытирая со щеки слезу.
– Катенька, я прошу тебя, не надо, – взмолился Андрей, подойдя ко мне почти вплотную. – Я не выгоняю тебя.
– Надо, Андрей Павлович, надо, – вот и снова я перешла на "вы". Как это казалось таким забытым, а теперь пришлось вспомнить и произнести.
Как больно понимать, что тебя предали, как невыносимо даже мыслить о каком-то прощении после такого поступка любимого человека и где мне взять силы, чтобы принять его таким, прежним, всеми известным ценителем молоденьких красоток, Андреем Ждановым?
"Я не хочу его принимать таким! Не-е-т!!" – пронеслось вихрем у меня в голове.
– Извините, Андрей Павлович, но у меня еще очень много дел.
Жданов понял сразу, что его попросили удалиться из кабинета. Однако сердцем он желал иного, в отличие от разума. Остаться здесь, рядом со своей родной Катенькой и попытаться взять на себя всю ее боль, чтобы мучился только он, потому что эта женщина не заслуживает тех мук и страданий, которые он устроил.
Андрей тяжело вздохнул, пытаясь хоть как-то потянуть время. Но в глубинке своей души знал, что это ничего не изменит.
Он медленно подошел к двери и обернулся, снова взглянув на меня, а затем резко распахнул дверь. Девочки быстро разбежались в разные стороны, чтобы на них не продумали, что они подслушивали. Наверное, Андрей и хотел было что-то добавить, что-то сказать, но видно, слов так и не нашел, поэтому не долго раздумывая, шагнул за порог, а затем аккуратно прикрыл за собой дверь.
* * *
Экстренный сбор женсовета в общественном туалете состоялся через несколько минут после услышанного разговора Екатерины Валерьевны и Андрея Павловича. Девочки были ошеломлены такими новостями до предела и теперь искали выход между собой, как помочь их подруге в такой непростой для нее сложившейся ситуации.
Их милые сплетни снаружи так же мило и совершенно беззаботно подслушивала Виктория, чтобы донести все самое свежее своей подруге Кире.
– Слушайте, дамы, – начала Мария, – но я просто в шоке от поступка Андрея Палыча! Он же так любит Катю и такое совершить...
– Вот именно! Если бы любил, не изменил бы с этой Калерией заморской! – сказала Амура. – Бедная наша, Катенька, что теперь она чувствует? Можно только представить...
– Да уж, я точно не ожидала такого от Жданова! – подхватила подруг Шура. – Это надо же быть таким гадом! Такой сволочью, чтобы переспать с этой! У-х-х!! У меня слов не хватает!
"Жданов переспал с Калерией?! – удивилась в мыслях Клочкова, подпирая дверь туалета. – Ни фига себе!"
– Да-а... А Катя же для него все, а он чем ей отплатил! Ну, Жданов!! – продолжала Шура.
– Так, девочки, надо что-то делать! Что толку мы будем вот так поливать грязью шефа, мы должны Катеньке нашей помочь! – выдвинула правильное решение Мария. – Мы должны ее поддержать, утешить в такую минуту.
– Умная, да? Она заперлась у себя в кабинете и никого видеть не хочет! Мы все это видели, – произнесла Амура. – Как мы ее утешим? Дверь ломать будем?
– Ради такого дела и двери не жалко! – ответила Мария.
– А, может быть, нам с Андреем Павловичем самим поговорить? – выдвинула версию Шура. – А?
– И что ты ему скажешь? – спросила в тон Амура.
– Ну как что? Что скажу... – замялась Шура, изумленно глядя на подруг. – Скажу, чтобы он... Он... – Шура снова остановилась, так как ничего умного в голову ей не пришло.
– Вот именно! Жданов свое уже сказал, и нам добавить нечего, – с печалью с голосе произнесла Амура.
Женсовет снова поник. Видимо, идеи кончились.
– А! А давайте Малиновского попросим... – вдруг опомнилась Мария. – Хотя нет! Они с Андреем не в ладах.
– Я знаю, что делать! – сказала Амура. – Мы должны заставить эту пиявку Калерию отстать раз и навсегда от Андрея Палыча и от нашей Катеньки! Чтобы уезжала обратно в свою Белоруссию и забыла наше "Зималетто" на веки вечные!
– Точно! Отличная идея! – обрадовалась Маша. – Амурчик, ты гений!
– А с чего вы решили, что она возьмет и сразу побежит покупать билеты? Нет, дамы, тут нужен более эффективный метод, да такой, чтобы Жданов сам мучился, как наша Катюша, – пришла к выводу Шура.
– И какой же? – в два голоса спросили девочки.
– Не знаю, – вздохнула Шура. – Дайте подумать.
Шура присела на банкетку рядом с подругами и стала усердно про себя размышлять. Девочки тоже о чем-то думали, переглядываясь между собой, однако ничего такого, чтобы могло помочь их подруге, как на зло, в голову не приходило.
– Я придумала!! – через минут пять закричала Шура, что остальные даже вздрогнули от неожиданности.
– Что? Что? Ну, говори скорее! – заверещали они.
Шура быстро встала, выглянула за дверь, дабы убедиться, что их никто не подслушивает. Клочковой повезло. Она успела слинять. А затем вернулась на прежнее место, чтобы посвятить подруг в недра своего плана.
– Дамы, я знаю, как сделать так, чтобы Жданову было так же больно, как нашей Кате сейчас!
Девочки замерли в предвкушении коварного замысла подруги.
_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Что они сделают с Лерой?? 
