НРКмания

Ой, дорогие вы мои читатели, столько у вас мыслей, что даже автор теряется в ответах на ваши мнения.
Нет, мне очень приятно, что моя история подает столько комментариев, причем разных, да есть такие, с которыми автор не согласен. Нет, он согласен однозначно с тем, что Жданов гад, изменил жене и т.п., но в отношении Калерии... Впрочем, попытаюсь объяснить. Теперь уже можно.
Дело в том, что я совершенно хотела показать ею что-то иное. Но вот разложу с вашего позволения комментарии по порядку и попытаюсь объяснить.
Я тоже плакала на том последнем моменте жизни Андрея. Как бы я его не любила, а к концу его жизни автор полюбил. И умертвлять не хотелось. Но как опишу ниже, другого исхода я не видела.
Понимаю, ты одна против тех, кто не принимает твою позицию. Но для тебя будет альтернатива с настоящей любовью Калерии и взаимностью Андрюши, да простит меня Катерина, но это все, что я могу для тебя сделать. Порадовать.
Как раз изначально мной задумывалось, что Калерия - этол та юная девочка с этими принципами и совестью, которую в ней развили родители. Ведь в тексте говорилось о том, что сначала учеба, работа, а потом уже личная жизнь. А у этой девочки все это сломалось в один момент из-за ее отчима, который вопреки ее желанию просто оставил свою фирму, не желая даже ввести в курс дел.
Совесть... Сложная вещь. Она ее мучила на протяжении всего отрывка истории, начиная с ночи, проведенной с Андреем, и кончая ее приходом в компанию перед уездом.
В Андрее она ищет поддержку. Ну к кому ей еще обратиться, если только не к нему перед тем, как сделает важный шаг - уедет на родину? Она, возможно, и хочет, чтобы ее остановили, но умом понимает, что ей нет в компании, но явно не хочет того, чтобы Андрей сразу развелся с Катериной и пулей улетел с ней. Заметьте, она ему сама не предлагает поехать вместе, это было добровольное решение Андрея. Калерии он нужен, просто как понимающий и заботливый мужчина, он просто ей дорог. Так же как и она для Андрея.
Вот тут бы я уже винила бы Андрея. Я не Жданоманка и по большому счету многих его поступков не оправдываю. Вспомните, какой сволочью он был у меня вначале? Настоящий поклонник Андрея таким его никогда не сделает. Калерия вовсе не пользуется его чувством вины, она плывет по течению, она зависима от окружающих. Все, что ей говорят - она делает. А Жданов, если бы сам захотел, то бросил бы Калерию и попытался вернуться к жене, не через свои прощения, а через поступки. Да, он словами говорит, что любит, а правильно сказали, что целуется с Калерией. Одно могу сказать, что жизнь Андрея с появлением этой девочки превратилась в сущий ад, и, увы, он так и не смог разобраться в себе.
Да, самого Андрюшу и посещали подобные мысли. Он чувствовал свою вину перед Катей, но, к сожалению, так и не приложил усилий, чтобы как-то попытаться ее исправить... Хотя, я вижу только два конца истории Кати/Андрея/Калерии. Один из них, который мне кажется реальным, осуществлен здесь.
Вот была ли у Калерии любовь к Андрею - этот вопрос остался открытым даже для самого автора. Простите, если повторяюсь, просто уже не помню, что здесь говорила, а что - нет. Любила ли она его, или это была лишь влюбленность, страсть или помутнение рассудка - сказать лично мне сложно. Я не могу потому что не учитывать тот факт ее отношений с Романом. При общении с Андреем девушка отодвинула их на дальний план, да и автор не делал на них второй уклон после разрыва. Потому что цель была показать всю красу Андрея и его поступков. Но могу однозначно сказать, что для Калерии те два дня, проведенных с Романом, не прошли бесследно.
Опять же повторюсь, что Калерия вовсе не желала отбивать Андрея, привлекать своей красотой и умом и тем более разрушать семью. Она понимала четко, еще на показе, что на чужом несчастье своего она не построит. Эта ночь получилась в результате не контроля ни желаний Андрея, ни Калерии.
Да, я уже и намекала об этом в этом кусочке, если вы заметили про вождение Романом машины, ну и словами о живом Андрее. А я вот не приняла канонной линии, я не знаю, что такое любить Катю и Андрея, наверное, из-за этого мне было сложно описывать тогда еще вначале их любовь до Калерии. Но и Андрей только сначала являлся по сюжету главным героем, но не для автора. И как вы понимаете, дальше уже будет развиваться не канонная линия.
Справедливость - это мой принцип. Терпеть не могу, когда ее избегают, обходят стороной. И после прочтения фика Розалии я тоже поняла, что поступила с Андреем правильно. Если бы он и жил с Калерией, он мучил бы и себя, и ее, и Катю...
Просто Катя еще поймет (это уже будет описано в следующей главе), что ее жизнь на гибели мужа не кончилась. Она будет жить сначала ради фирмы, а потом ради родителей. А вот были бы у нее с Андреем тот ребенок, который есть по сериалу, но не учитывался мной, еще бы не известно, как поступил бы Андрей. Я даже не могу выразить свои соображения по этому поводу, потому что даже не обдумывала такую альтернативу.
Но об этом я уже писала выше. Дорог для нее оказался наш Андрюша, но не до такой степени, чтобы по-настоящему любить, но и не так, чтобы плюнуть, не попрощавшись.
Нет, нет, все по-настоящему. И я хочу сказать, что ребенок сыграет очень важную роль в дальнейшей жизни Романа. Я могла бы обойтись без ее беременности, но на ней построена вот и жизнь даже Кати.

Еще раз большое спасибо за такие подробные отзывы! Но вот это мой небольшой ответ, собственно то, что я хотела показать, но не очень получилось. Вернее, не получилось совсем. У меня еще совсем нет опыта в реальной жизни, тем более я замахнулась на такое, что случилось с главными героями, теперь я поняла, что затронула слишком серьезную тему, которая изначально в плане не планировалась. Но при написании вдохновение приняло такой ракурс. В продолжении все, что будет происходить, полагаю, должно быть более привычным для осознавания.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Кристина, спасибо. Мы с тобой смотрим на мир с разной высоты прожитых лет. Я из того века, ты из этого. Но ценности человеческих отношений остаются в любое время. Понятия добра, зла , любви, ненависти, подлости, предательства... Они не подвластны времени, возрасту; мироощущениям.
Ты нас загнала в такую катавасию чувств и отношений, что мы все в этой катавасии не можем разобраться и четко сформулировать свои мысли и ощущения.

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Да уж, так получилось, что сама в шоке... Была немного несколько дней... Но надеюсь что в условной второй части фика все будет попроще.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Глава 21

Вот уже почти четыре года прошло спустя того рокового дня, спустя той страшной трагедии, когда не стало моего любимого, моего дорогого и единственного Андрюшеньки. Когда он уехал и больше не вернулся.
Я не знаю, как жила все эти годы без него, как просыпалась каждый день в нашей спальне со слезами на глазах и понимала, что его больше нет рядом со мной. Что его больше не будет. Никогда.
Никогда не будет наших совместных вечеров с клубничными коктейлями, никогда он мне больше не пожелает перед сном: "Спокойной ночи, любимая", а на утро не поцелует в носик, и я не увижу его больших карих глаз – таких любимых, таких особенных, таких родных и неповторимых. Никогда не зайдет ко мне в кабинет и не пригласит поехать на обед, а вечером не возьмет меня, уставшую, под руку с работы и не скажет, как он по мне соскучился.
Никогда. Это страшное слово "никогда". Оно равно тьме или даже медленной смерти. По крайней мере, для меня.
Я не знаю, как вообще живу еще, питаюсь, разговариваю, хожу по улицам и делаю уборку в квартире. Иногда мне кажется, что это все делает не я, а моя телесная оболочка. Потому что я умерла еще в тот день, когда мне позвонили и сообщили, что Андрюша погиб в автокатастрофе и мне, как жене, точнее теперь уже вдове, нужно в ближайшие дни приехать в отделение милиции.
Что я тогда почувствовала? Описать не могу ни словами, ни эмоциями. Просто тьма, черная тьма в одно мгновение перед моими глазами. Я плохо помню, как меня откачали в тот страшный день, но я до самого последнего верила, что Андрей жив. Что это просто ошибка. Кто-то набрал неправильный номер телефона и обладательницей этой страшной вести должна быть не я, кто-то иной. Но это был лишь самообман, самовнушение. А, возможно, и последствие после принимания лекарств. В первое время пила я их горстями, лишь бы только просуществовать очередной день без Андрюши, лишь бы держаться, но смысла не видела в совершаемых поступках.
Нет, я не хотела свести счеты с жизнью. Поначалу я еще понимала, что у меня есть мои дорогие папа и мама, и я им нужна, а они нужны мне. Ведь, если бы не их поддержка, не их моральная помощь, не знаю, чтобы тогда было со мной.
Я как-то пыталась жить, ходить на работу, что-то на ней делать, но все это с каждой неделей становилось все сложнее и сложнее.
А спустя несколько месяцев наступило время, когда мне стало наплевать на всех: на женсовет, на Колю, на родителей, на компанию, даже на саму себя. Я неделями не вставала с постели, сотрясаясь от судорожных рыданий, лежа в обнимку с фотокарточками Андрюши. Они каждый день сменяли друг друга, потому как мялись и теряли форму от моих бесконечных слез. Но от моих страданий мучения меньше не становились.
Без Андрея мир стал безразличным, бесцветным, однообразным. Уже приходя в компанию, я не видела смысла, ради чего, ради кого трудиться? Здравый человек ответит – ради денег. А мне деньги не нужны! Ими не воскресить! Ими прошлое не изменить. Я стала ненавидеть когда-то мою любимую работу, потому что ни сил, чтобы тянуть должность президента, ни желания уже не стало. Все погибло, все умерло вместе с ним, с моим Андреем.
"Зималетто" влезло в большие долги, от которых последовало добровольное увольнение персонала. Наш гениальный дизайнер Милко, уходя, оставил о себе большую память в виде скандала об ущемлении его трудовых способностей, так как платить прежнюю зарплату не позволяли средства, а новая метла мела совершенно по-иному. Можно сказать, не мела вообще. Зорькин нашел какого-то дизайнера, от которого в компании проблемы только увеличивались. "Зималетто" уже не выпускало тех шикарных нарядов, которыми славилось по всей загранице. Наши филиалы с каждым годом все уменьшались, так как не могли оправдать себя. Договоры с поставщиками также сводились к минимуму, они сами отказывались с нами сотрудничать, видя такое плачевное состояние компании. А если и ткани поступали, то не редко персонал жаловался на их брак. Это наступала такая же медленная гибель "Зималетто".
Кира Юрьевна тоже ушла, правда не так многословно, как Милко. Да, узнав о гибели любимого, она не тряслась в истерике и даже не особо рыдала. Всю свою коронную речь она высказала на поминках. Горько и тяжело она вытряхнула из себя все, что думает обо мне, все, что накопилось, наверное, – все, чего желала ее душа в тот день, я выслушала. Я понимала, человеку надо высказаться, ей надо вылить свою боль, свое горе, ведь она тоже любила Андрея. Она знала его гораздо дольше меня и прощала ему еще больше все его грешные дела. И я могу ее понять. Она жила надеждой на его возвращение к ней, а случилось... Случилось то, что случилось. Он ушел. Он ушел навсегда. От нас. Ото всех.
Я уж молчу о Виктории. Охотница за легкой наживой и богатенькими ухажерами покинула компанию буквально через пару месяцев после трагедии, только вынюхав всю ситуацию.
Я с горечью понимала, что в ближайшем будущем крах "Зималетто" обеспечен. Месяц, два, максимум полгода оно еще как-то протянет, но что будет дальше, известно только одному Богу.
Вот так, казалось, один день решил всю мою участь, обратив меня на верное одиночество. Наверное, потому что мы слишком любили друг друга, поэтому там, где-то на небесах, решили, что все, достаточно. А может все потому, что есть и моя вина. Я же попросила Калерию уговорить Андрея поехать вместе с ней. А, если бы не стала так безоговорочно полагать, что это принесет облегчения всем, то Андрей был бы жив. Наверное, Калерию я должна ненавидеть. Эта девушка перечеркнула всю мою жизнь, она увела за собой мою любовь, наше с Андреем счастье. Но я ее простила. Впрочем, так же, как и Андрюшу.
И только сейчас, когда его нет рядом, спустя это долгое время, я поняла одну очень важную вещь – это совершенно не важно, что он мне изменил с другой, что был со мной нечестен, проводил с ней выходные, целовал ее, думал о ней, что она смогла от него забеременеть. Я бы знала, что он где-то в Москве, пускай не рядышком со мной, но он жил: говорил, ходил, думал, общался. Жил той жизнью, которую дали ему родители. Которую я не смогла уберечь...
Когда человек уходит навсегда, он забирает с собой часть души тех, кто в нем нуждался. А Андрей забрал и меня... Мое сердце, мою душу. Туда, с собой, в неизведанный для меня мир.
Никто не знал, сколько я смогу еще так существовать, сколько продержится "Зималетто" и что будет со всеми нами в ближайшем будущем. Но Зорькин как-то упомянул, что за черной полосой обязательно следует белая. Этап какого-то просвета, новых надежд, сил, новых эмоций, ожидания чего-то такого, ради которого хочется жить в предвкушении завтрашнего дня. Только он не уточнил, через сколько времени наступит это просветление. Если оно вообще когда-нибудь наступит теперь в моей жизни...
Андрей – единственный для меня мужчина. И я буду его любить всегда. Таким, каким он был. Таким, каким он открылся для меня. Буду любить и хранить память. Не смотря ни на что.

* * *
Сегодня пятница. Конец рабочей недели, когда к вечеру в компании осталась лишь я и охрана. В последнее время я очень плохо спала по ночам и часто засиживалась допоздна в своем кабинете, пытаясь хоть как-то разобраться в накопившихся проблемах.
А сегодня я обнаружила, что, если бы не звонок от мамы с вопросом: "Спокойно ли я добралась до дома?", то так бы, наверное, и заночевала в собственном кабинете до завтрашней субботы. Потому как не заметила, что отключилась от всего потока информации, и мой мозг уже перестал ее воспринимать, требуя безоговорочного отдыха моему организму. И неудивительно, что я заснула за своим столом в обществе груды бумаг, потому как на часах было уже начало одиннадцатого вечера. Но домой идти я не торопилась. Квартира – то место, где каждый угол напоминал мне о муже. А работа хоть как-то отвлекала от трагичных мыслей.
Но на сегодня, пожалуй, достаточно. Пора ехать домой, все равно из меня работник уже просто нулевой. Я вообще не знаю, как не потеряла должность президента при таком раскладе, да с таким отношением. Да, с одной стороны я пустила все дела на авось, но с другой – все равно продолжала как-то вытягивать компанию из наступившего кризиса, которому была сама виной.
Я медленно ехала на своей машине по довольно пустой дороге, пытаясь сконцентрироваться только на вождении. Однако мои мысли летали в совершенно другом направлении. Меня дома никто не ждет, уже почти как четыре года никто, я предоставлена самой себе: своему горю, своим проблемам, быту и образу жизни. И теперь так будет всегда.
На несколько секунд я зажмурила глаза, но этого мне хватило вполне, чтобы бампером врезаться впереди меня ехавшую старенькую допотопную светлую "Волгу", выпущенную в годах 70-х прошлого века. Толчок был несильным, как я почувствовала. Однако его последствия могли быть совершенно иными. Кто знает, какого характера водитель. Мне бы очень повезло, если бы за рулем оказался какой-нибудь старый дядечка, который бы просто понимающе на меня посмотрел и не потребовал взамен никаких разборок с ГАИшниками. Вот этой волокиты мне совершенно не хотелось.
Я глубоко вздохнула, приготовясь к самым плохим последствиям, которые только могли бы быть, типа лишению прав или выплате крупной суммы денег, которую мне явно не собрать, и медленно вышла из машины, смотря под ноги на мокрый асфальт.
Водитель "Волги" вышел почти сразу, лишь только заглушив мотор.
– Вы извините ме...– машинально произнесла я и подняла голову. Увидев этого человека, я застыла на месте, как вкопанная, так и не закончив начатую фразу.
Он тоже не спешил что-либо мне говорить, а только немного растерянно смотрел на меня. Видно для него тоже стало неожиданностью встретить меня спустя столько времени. Но по его виду это едва ли было заметно.
– Здравствуйте... – последовала лишь небольшая пауза. – Екатерина Валерьевна...
Я думала, что больше никогда не увижу этого человека. Никогда в своей жизни. Даже не потому, что он обещал, нет, вернее сказать поклялся, что мы больше никогда не пересечемся; не потому, что после той трагедии он по своему желанию, да и, к слову сказать, другого выхода у него и не было, уволился из "Зималетто", а потому, что по его вине погиб мой Андрюша.
Передо мной стоял Роман Дмитриевич Малиновский.
Да... Сейчас я убедилась, насколько мир наш тесен. И насколько бывает непредсказуемой жизнь.
– Здравствуйте, – похоронным голосом ответила я. А что дальше говорить тому человеку, при виде которого все сердце разрывается на части от боли? Наверное, уже ничего. Потому как в свое время мы все уже сказали. Нужно заставить себя абстрагироваться от прошлых дней и решить сложившуюся проблему. – Извините меня за то, что нанесла урон вашей машине, – нужные слова в голову мне не приходили, поэтому пришлось нести первое, что пришло. – Я оплачу.
– Что вы, Екатерина Валерьевна? – участливо отозвался Роман. – Ничего не нужно. Да тут и царапины нет, – он слегка улыбнулся. – Это я сам не рассчитал расстояние. Так что называйте сумму.
Уж чего-чего, а денег с Малиновского я тем более не возьму. Ни под каким предлогом. Мне от этого человека ничего не нужно! И то, что мы с ним сейчас встретились, это чистая случайность.
– Не стоит. На моей машине тоже нет царапин. Так что можно считать, что мы и не сталкивались.
Все, что мне хотелось в данный момент, – это побыстрее закончить наш скромный диалог и не видеть своего вынужденного собеседника еще минимум столько же времени, а лучше – до конца своей жизни.
– Да, пожалуй, вы правы, Екатерина Валерьевна, – ответил мужчина, потупив взор на дорогу, ожидая от меня какого-то решения.
– И вам тоже спасибо за понимание. Что же, всего вам доброго, – пожелала я, стараясь не выдавать своего нежелания вести беседу, и быстро заняла водительское место. Роман же так и остался стоять на прежнем месте, возле своей "Волги", наедине со своими мыслями, глядя только на то, как я быстро покинула это незапланированное место встречи.

* * *
Я еще какое-то время не могла прийти в себя после того, что только сейчас произошло. Казалось бы, ничего особенного. Мои опасения насчет лишения прав и выплаты кругленькой суммы ГАИшникам не оправдались, чему я должна быть рада. Но душевное состояние было совершенно иным. Встретив Романа Дмитриевича, в моей голове будто ожили те страшные дни после смерти моего мужа.
На следующий день после того, как мне сообщили, что Андрей погиб, Коля отвез меня в отделение милиции по назначенному адресу. Именно тогда я и узнала, как все произошло на самом деле и что гибель Андрея не случайна.
Роман Дмитриевич рассказал следователю все с того момента, как его машина отъехала от здания "Зималетто". По пути в аэропорт не было ничего выдающегося, кроме одной несостыковки. Роман сказал, что Андрей находился на первом сиденье, рядом с ним, а я точно помню, что он садился рядом с Калерией, на заднее. Но не придала этому никакого значения, ведь Андрей мог и пересесть. Не столь это важный факт, чтобы о нем афишировать следователя.
Но все же в тот день для меня оставалось в секрете, почему Роман Дмитриевич находится в наручниках и следователь с ним ведет себя так, будто его считает виноватым в том, что произошло. Пока Малиновский не пришел к итогу своей речи: он признался, что значительно превысил скорость и не смог вовремя затормозить после того, как машина проехала мост. Им навстречу ехал грузовик. Поэтому, чтобы не повредить чужой транспорт, он вывернул руль так, что машина съехала с дороги и несколько раз перевернулась в воздухе и легла на крышу. Он первым и последним из всех не потерял сознание. А поняв, что только что произошло, уже заметил, как корпус иномарки покрыл легкий огонь, который усиливался с каждой минутой. Не подающую никаких признаков жизни Калерию он вытащил из машины первой. И тоже, к сожалению, последней. Только в больнице она пришла в сознание, но ничего толкового не могла произнести. Шок от пережитого дал свои плоды.
А Андрею помочь не хватило времени... Или желания... Или удачи... Везения... Судьбы... Я не знаю... И никогда не узнаю...
Мы хоронили даже не тело, словно он был не человеком, а какой-то вещью, которую сожгли и выбросили в мусорную яму. От взрыва машины остались только выжженные куски металла... Хотя нет. И они двое... Обвиняемый и адекватно признающий свою вину и полностью готовый ответить по закону Роман Дмитриевич и пострадавшее лицо, одновременно и свидетель, обреченная на не меньшее горе и проблемы, Калерия...
Он и ответил. Дальше покатились месяцы следственных действий, в ходе которых Малиновскому был назначен адвокат от лица "Зималетто", который вытянул у следователя разрешение, чтобы до суда Роман Дмитриевич не сидел в следственном изоляторе вместе с реальными уголовниками, а находился дома до предъявления приговора судьей. Впрочем, здесь сыграл не только профессионализм юриста, но и отличная характеристика бывшего вице-президента. Ведь он ранее никогда не привлекался к уголовной ответственности, не был судим, никогда не состоял на учете в милиции, даже не платил штрафы за вождение в нетрезвом состоянии, потому что их попросту не было. Одним словом Малиновский отделался на этом этапе лишь несколькими ссадинами и ушибами.
"А сегодня я первый раз за эти годы встретила его, виновного в твоем уходе, – лучшего друга, бывшего, вернее сказать, – Романа Дмитриевича, – пишу я сейчас эти строки на следующей странице дневника, который я вновь стала вести после смерти Андрея. На бумагу я могла вылить все крики своей души, будучи точно уверенной, что это навсегда останется моей личной тайной. Там, в своем дневнике, я иногда разговаривала с Андрюшей, а иногда просто описывала события минувших дней. – Он так же, как и я был крайне удивлен, что увидел меня на дороге. И ты, знаешь, он был настолько серьезен, краткословен и даже упустил момента, чтобы вставить какую-нибудь из своих коронных шуточек. Впрочем, мне совершенно на него все равно, просто бросилось в глаза. Ведь он был для нас всех совершенно иным. Но я рада только одному, что как внезапно мы встретились, так же быстро и мирно разошлись. С этим человеком у нас, к счастью, больше нет общих тем для разговора".

* * *
После встречи с Катериной у Ромы сами собой всколыхнулись события тех дней после гибели его лучшего друга. Несмотря на ту крупную ссору, Рома по-прежнему считал Андрея первым, возможно и единственным, лучшим другом, которому он мог говорить все, почти все. Однако у него оставалось то, чего он хранил лишь в себе, потому как в жизни Роман еще не встретил того человека, которому бы решился поведать все тайны своей души.
Он встретил ее, Катерину, ту женщину, которая не представляла своей жизни без Андрея, который по его, и только по его вине скончался на месте, не приходя в сознание.
Тогда, в тот момент, когда Рома понял, что Андрею уже не помочь, а они с Калерией худо-бедно, но остались в живых, остались по ту сторону смерти, именуемую жизнью, в душе что-то екнуло, что-то перевернулось, что-то замкнуло. Словно белое сменилось черным, как день сменяется ночью, тепло – холодом, зима – летом, так и у него жизнь сменилась тоже на жизнь. Там, сверху, ее уберегли. Правда зачем? На тот момент Роман думал, что для того, чтобы спасти Калерию и ее ребенка, если он, конечно, теперь родится. Но на жизнь совершенно иную. Рома пока не знал, какую именно, что нового в ней заключается, но сердце ему подсказывало, что жизнь, полную боли, в которой больше нет места всем его необдуманным, халатным поступкам, в которой больше никогда не будет его верного друга Андрея Жданова.
Почему именно через этот промежуток времени ему довелось увидеть Катерину снова? Ее совершенно отрешенный взгляд, убитый голос и все то же замаскированное приличие. Ведь дураку ясно, что она подумала в тот момент. Почему вдруг так неожиданно судьба подарила им встречу? Потому что он уволился из "Зималетто" и нашел подработку на другом конце Москвы? Так иного варианта в его случае и быть не могло. После того, как суд назначил условное наказание в виде трех лет лишения свободы с испытательным сроком на полгода с лишением права управлять транспортным средством на срок три года, то найти работу, куда его могут принять, даже учитывая такую положительную характеристику, два высших образования и диплом с отличием по второй его специальности: "Маркетинг и развитие бизнеса", совершенно не просто.
Так ответа Роман себе и не дал. Просто встреча. Просто случайность. Они больше никогда не увидятся, потому что между ними все уже сказано. Только боль от этого не уменьшается. Потому что после смерти отца, кроме Андрея, у Ромы никого и не осталось. Да, разумеется, были и остаются какие-то приятели, даже не товарищи, просто приятели, с которыми можно было сходить в прежние времена попить пиво, но все они и мизинца Андрея не стоили.
А теперь его не стало. Словно не стало частички души Романа с его уходом. И эта черная мгла, которая поселилась там, теперь жила вместе с Ромой на протяжении этого времени.
Он мог только догадываться, что чувствовала Катя, ведь чувство любви и потеря любимого – для Романа не изведаны. Впрочем, зачем ему строить какие-то предположения о том, что почувствовала его бывшая начальница? В "Зималетто" ему дороги нет. Как бы он и не любил компанию и свое место в ней.
Но они оба потеряли близкого им человека. И в обоих сердцах жили мучения, стыд, боль и вина за его уход. Для каждого из них ее доля была тоже своя.
А сегодня он встретил не просто свое прошлое, в котором действительно, что было вспомнить. В нем было много позитивных моментов, счастливых дней, но и печали хватало. Он посмотрел в глаза своей прошлой жизни, которая так разнилась с этой, его настоящей.

* * *
– Да, иду, иду! – сонным голосом бубнила я себе под нос, всовывая стопы в тапочки. Уже несколько секунд разрывалась птичка дверного звонка.
Посмотрев в глазок, я отворила дверь. На пороге стоял Зорькин с двумя большими сумками. Впрочем, это для него не мудрено. В последние пару лет он частенько заходил ко мне с блюдами от мамы, чтобы я окончательно не зачахла одна в квартире мужа.
– Ты еще дрыхнешь? Вот, соня! Войти то дашь?
– В отличие от тебя, друг, я вчера работала до самой ночи и хочу только одного – выспаться хотя бы в субботу, – сердито ответила я, хотя знала, что в последнее время со сном мы явно не в ладах.
– Значит, ты предлагаешь мне остаться на пороге и съесть все самому? – Коля окинул глазами свои сумки. – Ты, знаешь, а это хорошая идея! Тетя Лена тут такой вкусный супчик приготовила, пожалуй, я от твоей порции не откажусь. Только вот, что подумают соседи насчет того, как я буду бомжевать с тарелкой поджаристой картошечки у тебя на лестнице?
– Ты что решил поострить вместо Малиновского? А то у нас разрядить обстановку то не кому. Вот то все обрадуются, когда узнают, какой в тебе пропадал талант! – немного разозлилась я, хотя потом об этом пожалела. Все же друг. Знаю же, как лучше хочет. А нервы мои... Надеюсь, что Коля привык к тому, что он иногда сдают. Совсем.
– Кать, да ты что? Я же любя.
– Ладно, любящий ты наш. Заходи, раз пришел, – пустила я друга в гостиную, закрыв дверь.
Он снял пальто и обувь и быстро направился на кухню разбирать сумки. А я в свою очередь – в ванную комнату. Приводить себя в порядок.
– Да, Пушкарева, курочке негде клюнуть. Пора покупать второй холодильник, – с тоской произнес Зорькин, открыв его дверцу. Мышь там точно удавилась не далее, как с начала этой недели.
"Интересно, и чем она питается? Воздухом что ль?" – Зорькин пожал плечами и, не долго раздумывая, стал выкладывать продукты, принесенные от Елены Александровны, на пустые полки холодильника.
Я застала Колю с накладыванием по тарелкам колбасы, сыра, еще какой-то нарезки, а также одновременным открытием пачки сосисок. Но понимая, что аппетита с утра у меня нет точно, я попробовала остановить друга. Конечно, слабо еще надеялась, что меня он послушает. Но все же, попытаться можно.
– Коль, что ты делаешь? Зачем все это?
– Затем, Катя. Кормить тебя буду. Посмотри, одни глаза остались, – Коля даже не оторвался от пересчитывания сосисок, которые он клал в кастрюльку.
– Я не голодная. Коль, не надо, – ответила я, морщась при только одном виде пищи.
– Надо, Пушкарева! И не спорь! – четко ответил Зорькин. – Тебе сколько сосисок?
– Нисколько.
– Так, значит, три!
– Коля! – возразила я.
– Что, Коля? Я уже тридцать лет Коля! Ты ног таскать не будешь, если ни крошки в рот не возьмешь! – Зорькин поставил кастрюльку на плиту и зажег газ. – Ты когда последний раз ела? Только не говори мне, что вчера ужинала дома. Полки вон пустые, – Коля указал на холодильник.
"А действительно, когда я ела последний раз? – задумалась я. – Вчера на обед с женсоветом я не пошла, разве утром доела последнюю баночку йогурта и запила чаем с бутербродом. Пожалуй, и все".
– Ну ладно тебе, не дуйся. Мне правда есть не хочется, – я моментально сникла, представив только одно, как меня заставят съесть все, что приготовила и послала мне мама. Конечно, я очень люблю ее вкусности, что уж говорить, даже такой изысканный любитель ресторанной пищи Роман Дмитриевич и то оценил по достоинству мамины кулинарные способности.
Я села за стол и посмотрела на Колю, как он вертелся у плиты с этой одинокой кастрюлей. Улыбнулась, потому что выглядело немного забавно. И вспомнился Андрюша. Как он по вечерам любил приготовить какое-нибудь особенное блюдо и посидеть со мной за столом в романтической обстановке. При погашенном свете. При свечах.
Ах... Мое прошлое. Его не вернуть назад.
– Знаешь, аппетит приходит во время еды, – Коля вернулся за стол. – Пусть варится. У тебя плита какая-то странная. А это все знаешь почему? Потому что ты целыми сутками сидишь на работе. Так нельзя. Мозги тоже когда-то отдыхать должны.
– Коль, ну ты же прекрасно понимаешь, в какой ситуации сейчас находится "Зималетто". И я, к сожалению, в нем еще президент, если ты запамятовал, – напомнила я Коле свою должность, которая все же заставляла меня не бросить компанию на самотек. Хотя, куда уже хуже, если я своими руками довела ее до кризиса.
– Но это совсем не объясняет того факта, что ты должна лечь костьми и своим здоровьем, чтобы повышать работоспособность фирмы. Кать! Надо знать меру, – продолжать говорить Коля все в том же духе.
– Коля, если ты пришел говорить о работе, то, полагаю, я не составлю тебе собеседницу в этом деле.
– Хорошо. Тогда о чем поговорим?
– В среду четыре года, как нет Андрея, – мрачно начала я. – Вот думаю, собираться ли в компании или нет?
– А что у тебя есть другие варианты? – принял Коля нейтральную сторону.
– Не знаю. В "Зималетто" уж почти никого не осталось, домой приглашать тоже не очень хотелось бы. Все же Андрей очень любил нашу фирму и всех, кто там работал.
– Тогда в чем проблемы? Закажем в ресторане, плюс тетя Лена приготовит – выйдет не так уж и дорого.
– Я не об этом. Коль, я вчера Малиновского встретила.
– Эту сволочь? – вырвалось у Зорькина. – Где ж ты его подцепила?
– Коль, ну зачем ты так. Он же раскаялся, вину признал... – напомнила я другу в защиту Романа Дмитриевича. Хотя, зачем? Сама же ведь чувствую ровно такие же эмоции.
– Ха! – усмехнулся Коля. – Раскаялся! Тоже мне! Праведник нашелся! Я вообще не понимаю, как этому гаду дали условно! – возмутился мужчина.
К слову сказать, Николай на суде больше и громче всех обвинял Романа и припомнил ему все согрешения, которые касались моей персоны. Причем слушать было противно даже мне, казалось, давнее прошлое уже и не вспомнится, а тут... Могу представить, какого было самому Малиновскому это чувствовать на собственной коже. Даже такой тихий и неконфликтный Коля осмелился просить судью назначить ему самое высокое наказание, потому как считал, что наконец-то компания раз и навсегда избавится от этой ошибки природы, гордо именуемой человеком разумным.
– И что он хотел от тебя? – все с таким же презрением спросил Зорькин.
– Ничего. Я въехала в его машину. Случайно.
– В каком смысле? Ты же хорошо водишь.
– Задумалась.
– И? Малиновский содрал с тебя кругленькую сумму? – кажется, Коля вошел в раж.
– Ничего он с меня не содрал. У тебя сосиски кипят, – услышав бульканье воды, напомнила я Зорькину.
– А, да! – опомнился он, выбежав из-за стола. Быстро выключил газ и так же мигом занял свое прежнее место, напротив меня. – А что тогда требовал?
– Ничего не требовал. Мы мирно разошлись каждый по своим делам, – донесла я до Коли, что ничего аховского не произошло при нашей встрече.
– Ну и ладно. Тем лучше.
– Коль, я подумала, не хорошо это. Малиновский был лучшим другом Андрея, а мы ни разу за три года его на поминки не пригласили.
– Был, да сплыл! Друзья на то и есть, чтобы помогать в трудную минуту. А этот, друг лучший, как ты называешь, что он сделал? Ничего! Он даже не пытался помочь Андрею! – припомнил Николай слова Ромы на суде.
Малиновский выглядел в тот день совершено убитым и безразличным к миру, и даже не хотел что-либо пояснять суду. Нет, он не тревожился и не боялся за себя, за то, что его жизнь теперь явно обречена на серую замызганную камеру в какой-нибудь сибирской тюрьме, он уже знал, что если и сядет, Андрея этим не вернешь.
– Да я его не оправдываю. Я же о нас говорю. Мы все же могли хотя бы предложить, а там уж его решение.
– Кать, да ты о чем говоришь? Хочешь видеть этого уголовника на поминках собственного мужа? – округлил глаза Зорькин.
– Я хочу оставаться человеком. И прежде всего уважать мнение Андрея. Роман был для него не последним человеком, понимаешь? – постаралась я как-то донести истину до друга, хотя у меня явно получилось плохо.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь? – перешел рассудительный Зорькин к главной начинке. – То, что Андрей и Малиновский были друзьями, это я в приступе маразма не забуду. Но дальше то, какой из этого вывод?
– Его надо пригласить на поминки.
– Малиновского? – еще больше удивился Зорькин. А еще его поражало мое спокойствие, с коим все это произношу.
– Да. Романа Дмитриевича.
– Кать, ты что? Перегрелась? Ты с ума сошла? Приглашать уголовника! Катя, он виновен в смерти твоего мужа! И ты собираешься лицезреть его физиономию на поминках?
– Коля, надо оставаться людьми, не зависимо от отношения к человеку. Поминки не твои и не мои, слава Богу, а души Андрея. Я думаю, он был бы рад, если лучший друг все же придет почтить его память.
– До чего ваша женская логика извилистая и чересчур заумная! Пушкарева, вот ты сама себе ищешь проблемы на голову, будто у тебя их мало, честное слово.
– Ладно, Коля. Не заводись. Я даже его номер выкинула. Не домой же к нему ехать. А может он вообще свою квартиру продал, я же не знаю, – вдруг ни с того, ни с сего возникли у меня подобные мысли. Наверное, от того, что я знала уровень доходности этого человека. А учитывая потерю места вице-президента, с красивой жизнью ему явно, скорее всего пришлось завязать. Хотя, кто знает, может он нашел другое солидное место.
– Вот именно, не знаешь, и не вспоминай. Ты бы еще эту Калерию пригласила! Андрей же тоже к ней чувства имел.
– И пригласила бы! – ответила я со злости. – Только вряд ли она приедет из другой страны.
Калерия после суда сразу вернулась в Белоруссию и на этом наши пути разошлись. И надеюсь, что больше никогда и не сойдутся. Хотя, нам не дано знать, что будет даже завтра. Ведь я тоже совсем не ждала встречи с Романом Дмитриевичем, а оно вон как получилось.
– Хорошо, что хоть это ты понимаешь. Посидим в нашей компании, без посторонних и лишних лиц. Если хочешь, я всю организацию возьму на себя.
– Спасибо, Коль. Ты очень мне помогаешь. Что бы я без тебя делала?
Он лишь пожал плечами и вспомнил про сосиски. Все же поедать их гораздо лучше, чем вести светские темы про личность бывшего вице-президента.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Классно, Кристин!

Очень жалко Рому... Он растерялся когда случилась эта авария, такое может случится с каждым. Не известно, как бы себе повел каждый из нас. Когда случилось такое и ты единственный, кто не пострадал, с тобой не случилось ничего, а на заднем сидении твоей машины находятся без сознания два человека: твой лучший друг и беременная женщина.... Кого спасать и кому пытаться помочь? Ромка выбрал Калерию... Почему? Лично я для себе объясняю это шоком после аварии. Очень хорошо понимаю Ромино состояние на тот момент: страх, неизвестность... Что делать? Куда звонить? Кого звать на помощь? А возможно Рома действительно подумал, что Андрею уже не помочь....

Жду продолжения. Очень интересно, как сложилось жизнь Ромы после трагедии. Пока ты нарисовала картину пунктиром, но надеюсь, что в дальнейшем остановишься на этом более подробно.

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

А был ли Рома за рулем...?

Лолита, спасибо за такой большой отзыв!
Ну... Ромка, наверное, не ставил себе цель, кого именно сначала спасти... Да, это очень сложный вопрос: шок, растерянность, даже несмотря на то, что не потерял сознание. А почему Калерию - со стороны авторской позиции, ты, наверное, и сама догадаешься. Мне Жданов не нужен дальше живым. А со стороны сюжета... Так легла его рука...
То, что он подумал и было ли на это время - все узнается к концу фика.
Это скорее уже полная картина того дня трагедии. В дальнейшем, конечно, будет рассказана судьбы Ромки, потому что описывать дни, как жила Катя, судебный процесс - для меня слишком сложно. Да и хватило его уже с лихвой в нашем сюжете.
А почему он не должен там быть? Ведь по словам Кати так и сказано:

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Глава 22

Опять букет. Очередной дорогой букет. Вот уже который месяц, нет, даже больше, как из недели в неделю я получаю эти выброшенные деньги у себя в кабинете. Ну, действительно выброшенные! Потому что этот настойчивый мужчина или глухой, или тупой, или оба эти качества мимо него не прошли. Потому что он не понимает моих слов, которые весьма содержательно выносят мое отношение к такому подарку. Я, конечно, все понимаю, что это веселит женсовет, доставляет удовольствие тому, кто на него тратится, непременно радуются прибыли продавщицы, которые компонуют эти милые цветочки, но только не я. Потому я устала ему повторять по сто раз, что никаких отношений, кроме сугубо рабочих, с ним у меня быть не может. Никогда. Даже, если вдруг получится у него достать Луну с неба, я не оценю его великое рвение к растопке моего черствого сердца. Ну да, наверное, он так считает, какая я самолюбка или однолюбка, что все уголки моего сердца навеки будут заняты только Андреем и еще раз Андреем и ни кем больше. Не знаю, почему это так сложно запомнить? Так, если подводит память, пусть напишет на бумаге и приклеит на монитор своего компьютера и лицезреет эту фразу целый свой рабочий день. Вот была бы я счастлива, если бы он хотя бы приложил свои усилия к пониманию других людей. Но, увы, пока это только мои мечты.
Хотя, наверное, я слишком много хочу. Если и случится это его великое озарение после моих слов по поводу букета и своего отношения к нему, то вряд ли оно увенчается успехом, потому как мой лучший друг обязательно уговорит его в обратном. Вот за это я готова Колю порвать на куски, что он насильно пытается устроить мою личную жизнь. Что он, что родители. Будто сговорились! Честное слово! Они только и твердят, что мне просто до ужаса неприлично сидеть во вдовах, к тому же, когда карьера просто рухнет на глазах, так хоть замуж должна непременно выйти! Господи, да только сил моих нет всем объяснять одно и то же по двадцать пять раз, что сердцу не прикажешь. Да, если бы и возможно было приказать, я бы на это никогда не решилась! Каким бы ни был Виктор Юрьевич красивым, видным, умным и обаятельным мужчиной, больше, чем коллега он для меня не станет! Даже на самую дальнюю дружбу и то пусть не рассчитывает. Вот сама не верю, что говорю, но душа этого просит. Даже к Малиновскому я относилась в былые времена как-то серьезнее, считала его немного большим, чем коллегой, пускай не первым другом, но другом. Потому что он, в отличие от нынешнего вице-президента не докучал меня до такой степени хотениями.
Однако, что есть непременно положительного в этом человеке, так это то, что Виктор Юрьевич на самом деле не такой уж и тупой. Имеет два высших образования, по первой специальности он преподаватель педагогики, а по второй – маркетолог. Но отработав несколько лет в институте, он все же связал свою жизнь с экономической стороной дел и теперь не без участия Зорькина работает в "Зималетто" в качестве вице-президента. Если быть точнее, вместо Малиновского. Хотя, признаюсь, специалист он очень даже ничего, в каких-то вопросах даже справляется лучше, чем сам Роман Дмитриевич, который в мире модельного бизнеса находился около десяти лет, а Виктор Юрьевич показал свои таланты всего за два года, которые он у нас работает. На все сделки, которые у нас еще совершаются, он ездит вместе со мной, к слову сказать, по сугубо своему желанию. О такой прыти от бывшего вице-президента я даже и не мечтала. Все свои отчеты он приносит даже не в срок, а заранее, если они, к примеру, нужны на какое-нибудь совещание. А мои поручения выполняет с легкостью и быстротой, все время говоря при этом, что для такой женщины, как я, он готов работать круглые сутки. Да даже я ради себя и компании не готова на такие жертвы. Наверное, потому что потеряла в этом смысл. А у Виктора Юрьевича он был и остается. "Я работаю, Екатерина Валерьевна, ради вас и для вас", – как-то он мне сообщил.
У меня однажды даже возникла одна мысль повысить его до моей должности, все равно президент из меня уже никудышный, а у него есть и потенциал, и способности, и энергия, и желание вывести компанию из кризиса, в который я ее посадила. Однако, все решилось так же мгновенно, как и пришло мне на ум. Он отказался сам, мотивируя, что ему и в должности вице-президента отлично работается, а брать на себя пока такую ответственность он не готов. Я настаивать не стала. В конце концов, смена президента в сложный период – не самый лучший вариант. Поэтому эта тема нами была благополучно забыта. Ну, или по крайней мере отложена в дальний ящик. Что же, грех лишать "Зималетто" такого специалиста, но, в последнее время очень этого хочется сделать...
В последний год, я сильно ругаю себя сначала за тот день, когда Коля привел своего друга к нам в компанию, а потом – когда я согласилась взять его на работу. Знала бы, чем все это обернется, никогда бы не согласилась! Цветы к началу рабочего дня еще кажутся мне раем, а, вот, когда он буквально на днях признался в своих чувствах ко мне, а именно, что беззаветно любит меня и просто не мыслит жизни без Катерины Ждановой, то я готова была провалиться сквозь землю, точнее через пол ресторана, где все и произошло.
Случилось это в прошлый понедельник, когда я с дуру согласилась пойти вместе с ним пообедать. Виктор Юрьевич вообще каждый день ко мне заходит в кабинет и предлагает поехать с ним в какой-нибудь ресторан, и почти каждый раз слышит от меня одно и то же, только разными словами, которые весьма содержательно указывают ему на дверь. Не понимаю, как ему хватает терпения слушать их каждый раз, унижаться в какой-то мере передо мной, и в итоге уходить ни с чем? Долгое время для меня это оставалось загадкой. Хотелось посоветовать ему пойти в какой-нибудь клуб, жаль, не знала я таких солидных, которые посещал Роман Дмитриевич, а так бы отправила его с ним непременно посоветоваться, чтобы он там, наконец, нашел себе даму сердца и отстал от меня раз и навсегда. Но мое приличие не позволяло грубостей, мало ли еще как он это поймет.
А вчера я согласилась. В глубине души понадеялась, что сходив с ним пообедать, в ближайшую неделю он не будет докучать меня своим лишним присутствием в кабинете. Ах... Это моя женская наивность...
Мы заказали пару блюд: салат и горячее. На третье я обошлась стаканом сока. Но еда в горло не шла. Особенно, когда напротив тебя кто-то смотрит такими глазами, от которых хочется прикинуться стулом. Нет, я не испугалась, мне было по большей степени неловко, к тому же я почувствовала что-то неладное. Смотрел он на меня долго и упорно, разглядывал, наверное, каждую морщинку лица, чтобы не забыть до возвращения в кабинет. Дар речи у меня напрочь пропал.
После его признания, его откровений мы еще долго молчали. Говорить что-либо совершенно не хотелось, однако, я понимала, что мое молчание может быть истолковано мужчиной отнюдь не в мою пользу. Поэтому, когда молчать было уже просто неприлично, я спокойно ответила:
– Извините, Виктор Юрьевич, но не ждите от меня взаимности. Я люблю и буду любить моего покойного мужа. Всегда.
Вроде коротко. Вроде понятно. Всем. Нет, мне то уже понятно все давным-давно. Я то прекрасно даю себе отчет в своих чувствах. Нет, я все понимаю, что я тоже живой человек, который способен на чувства, к тому же женщина, которая хочет быть нужной кому-то, быть любимой. Но я не знаю, сколько должно пройти времени, а главное, что должно произойти в моей жизни, чтобы я открыла свою душу другому мужчине? Чтобы я открыла ему свои чувства и снова полюбила. Мне, кажется, что со мной это уже невозможно. Потому что всю свою любовь каждой клеточкой своего организма я отдала Андрюше. И больше никакого другого мужчину не хочу впускать в свое сердце.
Казалось бы шторм в лице вице-президента поутих. Потому что прошлую неделю от него не исходило столько энтузиазма в действиях. Даже с цветами желания дарить, наверное, тоже свелось к нулю. Но губу то я раскатала на свое спокойствие до сегодняшнего понедельника.
"Все! Надо с этим кончать! Раз и навсегда!"
Покинув кабинет, я предупредила Марию, что скоро вернусь, и пошла в сторону кабинета вице-президента с твердым намерением сообщить свою неземную радость, которую он доставил мне с самых десяти утра.
– Доброе утро, Виктор Юрьевич! – поприветствовала я вице-президента, после стука и вошла в кабинет. К слову сказать, он за все года здесь работы ни разу не опоздал. А, если и где-то задерживался, то обязательно меня предупреждал. Поэтому я точно знала, что к началу рабочего дня он всегда на месте. В отличие от Романа Дмитриевича. Почему-то во все то время, что он у нас работает, у меня закралась манера его с ним сравнивать. Волей не волей это получается. И по всем параметрам выходило, что Виктор Юрьевич довольно ответственный человек, который понимает смысл своего дела. Коля мне даже поведал такую вещь, что он до сих пор не женат, правда с любимой женщиной у него не сложилось. По каким причинам, естественно, меня не интересует. Поэтому вопрос личной жизни пусть остается известным для кого угодно, но не для меня. Также он уважает музеи, театры, – искусство одним словом, любит читать научную литературу, слушать хорошую музыку. В общем, для моих родителей он прекрасная кандидатура в мужья. И они не упускают возможности мне это напоминать, когда я по вечерам бываю у них на ужине. Правда последний раз я навещала родителей около месяца назад, и именно тогда мне пришлось выслушивать, какой же Виктор Юрьевич прекрасный человек.
– И вам доброго утра, Екатерина Валерьевна, – довольно радостно отозвался он, встав из-за стола.
– Садитесь. Не на суде, – строго сказала я, но видно последняя фраза явно оказалась лишней. Потому как меня наградили косым и совершенно непонятным взглядом, красноречиво выражающим: "Что я сделал не так?" – Виктор Юрьевич, мне казалось, мы с вами обо всем поговорили и все поняли. В частности друг для друга, – сказала я уже более сдержанно. – А я почему-то до сих пор в этом не уверенна. Не знаете, почему?
– Не знаю. Полагаю, вы мне хотите непременно сообщить ваши умозаключения, – ответил мужчина довольно спокойно, однако кое-какие нотки волнения все равно появились.
– Виктор Юрьевич, мой кабинет – не место для оранжереи и сбора ежедневных денег в виде ваших оказаний на меня знаков внимания! Я повторяю вам последний раз. Я люблю только одного человека – моего мужа. И всегда буду его любить. А, если еще раз я увижу в своем кабинете букет от вас, то вы будете первым, кого я уволю. И не посмотрю на ваш ум и великолепное умение соображать и запоминать такие простые вещи! Я ясно выразилась?
– Екатерина Валерьевна... – только успел пискнуть мужчина, все это время пытаясь свести концы с концами в реплике президента. Посему не сходилось вовсе.
– Ваш ответ предполагает либо "Да", либо "Нет"! – с упором настояла я, глядя ему в глаза. Личный контакт при таком вопросе очень важен.
– Да, – выдавил он, но очень хотелось все же раскрыть ответ. – Вполне.
– Прекрасно. Надеюсь, на этом больше наши недопонимания закончились! – я повернулась в сторону двери и быстро шагнула за порог.
Это я еще хорошо сдержалась. Хотелось первый раз в жизни наорать, чтобы уж точно дошло. Но разум мне этого не позволил. Скандалы не приводят к ожидаемому результату, но терпеть его ухаживания тоже больше нет сил. Поэтому свое слово я сдержу.

* * *
– Коль, привет! – Виктор Юрьевич свободно зашел в кабинет финансового директора. – Ты занят?
– Ну... Смотря чем. Но для тебя всегда найдется свободных пять минут, – Зорькин отвел взгляд от монитора в сторону друга, который расположился на диванчике возле стены.
– Боюсь пятью минутами не обойдется, – мрачно ответил он.
– Чего случилось? С Катькой опять повздорили? Или с женсоветом дорогу до конференц-зала не поделили, а Катя через свой кабинет тебя не пропустила? – усмехнулся Зорькин.
– Все тебе смешно, Зорькин! А мне только одни болячки достаются и упреки, – пожаловался мужчина.
– Ну что опять?
– Твоей подруге кто-то водрузил букет с утра, а она решила, что это я снова таким образом признаюсь в своих чувствах. Но я же, Коль, не совсем идиот. Она сказала, чтоб больше никаких букетов, я же понимаю.
– Узнаю Пушкареву, – печально отозвался Коля. Казалось, он вовсе не удивился рассказу Виктора. – Ничего друг, не печалься, – Зорькин вышел из-за стола, подошел к Виктору и присел рядом. – Вот увидишь, через несколько минут она будет просить у тебя прощения.
– За что? – удивился он. – То есть, я на нее и не злюсь и не обижаюсь. Я вообще не понимаю, как на это солнышко можно злиться, – произнес он в мечтаниях. – Когда любишь, можно простить все.
– Не был бы я на твоем месте столь уверен. Ты же свою Анну не простил, когда она тебе изменила.
– Потому что она добровольно выбрала его, его, а не меня! Не смог бы я ее удержать, да и не было в этом смысла...
– Вот. Катя еще одну измену точно не переживет.
– Еще одну? – округлил Виктор глаза. – Что значит еще одну? Ей изменял ее муж и поэтому она?.. – мужчина остановился, не договорив до конца, будучи уверенным, что Коля ему все поведает.
– Это очень печальная история, да и теперь не имеет никакого значения, – ушел Зорькин от темы, которая так заинтересовала его друга. – А про букет я с ней поговорю. Вот прямо сейчас. Ты со мной?
– Н-нет, – помедлил Виктор. – Полагаю Катерина не очень обрадуется, увидев меня снова.
– Ну, да, она такая... – сказал Коля самому себе и покинул кабинет, оставив Виктора Юрьевича в глубоких думах о Катерине и ее покойном муже.

* * *
– Привет, можно к тебе? – голова Николая заглянула ко мне в кабинет.
– Ты один? – с опаской поинтересовалась я. Потому как лицезреть помимо друга общество нового вице-президента я желанием не горела совсем.
– Один, конечно. А с кем я должен быть?
– Как бы тебе сказать так, чтобы не обидеть.
– Я все понял! – уверенно произнес Николай и вошел в кабинет. Причем сразу его взору придался подаренный мне букет. – А тебе совсем цветы не понравились?
– Представь себе. Коль, если ты пришел поговорить о своем друге, то в этом вопросе пусть тебе компанию составит кто-то угодно, но не я.
– Ну, и о нем тоже. А я, между прочим, выбирал твои любимые, хотел поднять тебе настроение с утра. А ты сразу на Витю бочку катить, ни в чем не разобравшись, – Коля говорил таким тоном, будто хотел, чтобы его друга минимум пожалели.
– Что значит ты выбирал? – насторожилась я. – А-а, вы теперь с Виктором Юрьевичем букеты мне вместе выбираете? Занятно.
– Да нет же, Катя! – Коля подошел к моему столу. – Этот букет лично от меня.
– От тебя? – еще больше удивилась я. Потому как я что-то не припомню, чтобы Зорькин когда-нибудь дарил мне цветы.
– Да, от меня. От твоего друга Коли Зорькина. А что ты на меня так смотришь? Я не имею права подарить лучшей, нет единственной подруге букет?
– Можешь, конечно, но... – замялась я, опустив голову. – Это столь неожиданно с твоей стороны.
– Все когда-то бывает в первый раз! – довольно заключил Коля. – А ты сразу давай Витю обвинять во всех смертных грехах. Он, между прочим, любит тебя и желает только добра.
– Все, довольно! У меня уже в печенках его любовь.
– Я понимаю, Кать, но все же...
– Коля! Не надо повторять по сто раз! Больше так никогда не делай!
– Как? – удивился Зорькин.
– Ты прекрасно понимаешь, как.
– Ну, хорошо, хорошо, признаю. Это была неудачная шутка, – Коля направился к двери, а затем обернулся в мою сторону. – Ты обедать пойдешь?
– Я только пришла из дома. Какой обед?
– Ну, я думал...
– Пойду! – прервала я. – С девочками из женсовета! – с напором произнесла я. "А вы со своим другом не вписываетесь в нашу компанию!" – хотела я добавить, но мои мысли остались, естественно, при мне.

* * *
После обеда я еще долго собиралась с мыслями, чтобы пойти к Виктору Юрьевичу и извиниться за свой грубый язык. Честно признаться, делать этого очень не хотелось, не потому что во мне играл эгоизм и самолюбие, а потому что попросту его не хотелось видеть лишний раз. Ну, не переваривал мой организм этого человека. И все тут. Да, деловые обеды с поставщиками, собрания в его обществе я заставляю себя терпеть и вроде как неплохо выходит, а во всем остальном, хоть убейте.
Помню один раз, когда Коля пригласил его к родителям в гости, и в этот же вечер пришла я... Думала, он во мне дырку просверлит. А сидеть за столом пришлось, уважение, приличие. Все пришлось соблюдать.
А тут я сама устроила себе преграду. Но я точно знала, что извиниться нужно, и совсем не стоит откладывать это в дальний ящик.
С Виктором Юрьевичем мы встретились в коридоре уже под конец рабочего дня. Он как раз шел узнать у меня, каков будет распорядок дня на среду, так как я еще перед выходными обещала всем сообщить, что же у нас планируется. Но как-то сегодня мы не собрались, поэтому оповестить всех я решила завтра. Виктора Юрьевича делать исключением я не стала.
– Виктор Юрьевич, я хотела извиниться перед вами за то, что накричала на вас, не разобравшись.
– Что вы, Катерина Валерьевна, я все понимаю. Ваше сердце должно быть занято другим, и вы испытываете к нему настоящие чувства, нежели ко мне.
– Занято. Глупостями вашего друга Николая, – легко ответила я. – В любом случае, спасибо за понимание.
– Коли? Причем здесь Коля? – мужчина удивился, пытаясь выстроить логическую цепочку.
– От него букет. Поэтому и причем. А вы что подумали? Впрочем, можете не отвечать. Всего доброго, до завтра, – я обошла вице-президента стороной и направилась к лифту.
– Подождите, Екатерина Валерьевна... – окликнул он меня.
– Да, – обернулась я и столкнулась глазами с его взглядом, обращенным только на меня.
"Ах... Какая же она красавица, – мысли мужчины так и потекли рекой, глядя на такую роскошь, подаренную судьбой. – Только очень печальная. Очень грустная и уставшая. Но это не изменяет ее внешности. Какие же у нее глаза... Такие выразительные, большие, такие добрые и светлые. Катерина... Катенька... Ее имя хочется мне называть вечно. А позволит мне она когда-нибудь назвать ее ласково Катюшей? Да, она сильная, она мудрая, она ответственная, и даже в такое тяжелое время она не падает духом! Она сама королева! Увы, только неприступная для меня..."
– Виктор Юрьевич, вы что-то хотели уточнить?
– Нет, нет. Если только смею проводить вас?.. – с надеждой спросил он.
– Не стоит. Вы обещали держать слово.
Мужчина сник. С каждым днем он худо-бедно осознавал, что чтобы он не делал, она не оценит его поступки. Сердцу не прикажешь. Даже сейчас она отказывается от простых провожаний, обедов вместе с ним, а удерживать те установочные рабочие отношения для Виктора становилось все тяжелее. Он понимал, что нужен ей. В работе. Но ни на что большее, рассчитывать ему не стоит. Но он продолжал надеяться. Надеяться на то, что когда-нибудь ей действительно нужна будет помощь. А рядом по случайности не окажется Коли, и вот тогда он обязательно будет с ней рядом. Он не оставит ее. Он сделает все, чтобы она поняла, как ее ценят, как женщину, как ее ждут и кто ее действительно любит, не по-дружески, а по-настоящему. Всем сердцем и всей душой.
А когда Виктор поднял голову и взглянул в сторону лифтов, Катерины уже не было. Он тяжело вздохнул и направился в сторону своего кабинета, чтобы забрать вещи и тоже поехать домой.

* * *
Как же хорошо, что есть то место, куда я могу записать свои мысли, выплакать свою душу, свои тревоги и переживания. Нет, мне не становится легче, когда я описываю в дневнике события минувших дней, но через чернила уходит мое напряжение. Поговорив с Андреем через бумагу, я могу жить дальше, спать эту ночь, пойти на работу и еще что-то на ней делать.
"Андрей, Андрюшенька... Мой родной и любимый... – почти каждую свою запись я начинаю с этого обращения. – Если бы ты только знал, как мне без тебя плохо. Как мне нужна твоя защита, твое твердое плечо от них от всех, от этого мира, в котором все, кому не лень желают мне счастья. Только они не понимают, что мое счастье, – это ты! Ты и только ты! Ни этот Виктор Юрьевич, ни Мишка из соседнего дома, ни Василий из универсама напротив, а ты, единственный на этом свете.
Как же я устала от работы, хочется все бросить и заснуть крепким сном, а проснуться и увидеть тебя и понять, наконец, что все мои мучения на этом закончились. И мы снова вместе. Ты рядом. Даже твой любимый друг Малиновский. Наверное, я и ему бы обрадовалась. Конечно, ведь он был частью нашей компании, нашей жизни, которой мы все жили раньше. А теперь на его месте Виктор Юрьевич, который влюблен в меня по уши и делает все, чтобы завоевать мое сердце. Что ж, наверное, это не в моих силах остановить его желания.
Сегодня чудно получилось с этим букетом. Я, конечно, понимаю, Колька как лучше хочет, пошутил немного, а я все восприняла близко к сердцу. Человека обидела. Я совсем перестала контролировать себя, думать логически, осознавать, что люди все же еще не лишились рассудка.
Я не знаю, Андрюш, сколько так продержусь. Если бы только знал, как я устала, устала без тебя жить. И видно никогда уже не научусь жить по-иному, а уж тем более кого-то любить, кому-то снова довериться, отдать свое сердце. Да я и не хочу. Я его уже отдала. Тебе. И иную, чужую душу, не собираюсь в него пускать".
Капелька слезы упала на печальные строки, вышедшие из-под чернила ручки. Пальцы автоматически закрыли толстый переплет дневника. Рука потянулась к настольной лампе и нащупала кнопку. Свет померк. Остались только воспоминания.
"Одиночество... Горькое одиночество. Если бы у нас был ребенок..."

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Интуиция подсказывает мне, что этот букет не от Коли, он просто прикрыл друга. Но и не от Виктора тоже.... Тогда от кого же? Неужели это тот, о ком я думаю? Но возникает вопрос, зачем ему посылать Кате цветы, учитывая все обстоятельства и историю их непростых отношений? Да и не виделись они столько лет...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Милый, конечно, и опять необычный, нестандартный ход твоих мыслей... А чего, букет от Ромочки... Романтично)) Я об этом не подумала, было бы классно, наверное, если так и было, но вот именно, после всего того, что было, Роме явно не до букетов. Нет, этот букет от Коли. Он не соврал.
P.S.: Ромка будет дарить букеты по иному.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Просто очень не хватало мне Ромы в этой проде.... Да и потом, Коля никогда не дарил Кате ничего. А так как, кроме Ромки, в рассказе больше мужчин не наблюдается, я и решила... Вот и весь нестандартный ход мыслей...

_________________
-Вика - просто красивая упаковка, разворачиваешь - внутри пусто.
-Где содержимое, Малиновский?!
-Содержимое у тебя в коморке сидит, правда, без красивой оболочки...

Глава 23

Дворники старенькой "Волги" маячили перед глазами Романа уже битые полтора часа. Все потому, что дождь лил, не переставая, уже с обеда, и, похоже, просвета к наступившему вечеру даже не предвидится, тем самым только ухудшая видимость на дороге. Но Рома не спешил, не гнал, не торопился. Его дома все равно никто не ждет, кроме вечного и всегда соглашающегося с ним телевизора.
Он думал о Катерине. Вернее, о той пятничной встрече с ней. Почему вдруг бывшего вице-президента столь взволновало это событие, что заставило размышлять о нем все эти дни? Он сам не мог дать ответа. Хотя вариант у него был. И довольно объяснимый. Потому что в этой женщине живет часть Андрея. Да что часть, больше. Он до сих пор жив в ее сердце. А ему, самому Роме, так трудно жить, зная, что лучшего друга не вернуть, с ним больше никогда не встретиться, никогда не разделить его задорного настроения.
С уходом Андрея жизнь Романа стала совершенно иной. В ней уже не стало того Ромки – весельчака, шутника с неиссякаемой энергией, жизнерадостного главы любой компании. Нет, все эти качества в нем и оставались, но они свелись к какому только можно минимуму. Потому как заметно уменьшились его похождения по барам в окружении длинноногих вешалок. Они появлялись только тогда, когда Ромке становилось совсем убого в этом осеревшем мире. А такое состояние посещало его не редко. Но это совсем не означало то, что модельки скрашивали его тяжелое душевное состояние. Вовсе нет. Они не расслабляли и не отвлекали, а иногда, смотря на них со стороны, Рома ловил себя на мысли, как он вообще раньше искал и находил в них счастье? Если это действительно можно было назвать счастьем. Да, посему выходит, что понимание о счастье у всех разное.
Красный свет светофора дал знак нажать на тормоза. Небольшая пауза дала Роме время оглядеться по сторонам. В частности сквозь переднее стекло и проливной дождь за ним его взору передалась остановка, под крышей которой скопилась большая толпа народу. Видно автобуса долго не было, поэтому под крышей уже не хватало места всем. А те, у которых были зонты, явно мешались друг другу.
Ромка тяжело вздохнул, жалея несчастных и уставших с работы мужчин и женщин, которые вынуждены дожидаться автобуса в столь "мокрых" условиях. Он их особо не разглядывал, просто одного человека среди них трудно было не заметить и не узнать. Серый плащ этой женщины уже давно вымок, превратившись в цвет мокрого асфальта, вместо зонта в одной руке у нее были две небольшие сумки, а другой она тщательно пыталась подать о себе знак, чтобы какой-нибудь водитель за хорошую сумму не пожалел места в своей машине и довез ее до конечного пункта.
В этой женщине Рома узнал Катерину... Первым и единственно верным, по его мнению, решением было стать тем самым водителем, который без всяких кругленьких сумм доставит ее в тепле, целости и сохранности до дома.
"Рома! Ты немного забыл, кем ты для нее являешься! Ты круглые сутки должен об этом помнить! О какой сохранности может идти речь, когда она знает, кто был за рулем в тот роковой для всех день. Она все равно не сядет в твою машину, даже, если ты проявишь свое проснувшееся благородие и подъедешь к тротуару и мило откроешь дверь своей колымаги. Потому что слишком живы те воспоминания, относящиеся к гибели Андрея. Да, они немного поутихли, но это естественно, что ее душа все равно болит".
Из мыслей Ромку вывел сигнал автомобиля сзади, твердо говорящий: "Ты там порядком не заснул?" Он быстро перевел свой взгляд с Катерины на светофор, который уже горел зеленым цветом, и включил правый поворотник.
"Мне кажется?.. Или я эту машину уже видела?.. – мгновенно возникли у меня вопросы с приближением "Волги" к тротуару. – Да, мало ли похожих. Почему обязательно видела? Какая разница, лишь бы довезла. Иначе, если я простою тут еще пять минут, то точно окоченею от холода и вымокну до нитки!"
Рома, как и планировал в эти несколько минут своих раздумий, остановил машину прямо напротив женщины, открыв ей переднюю дверь, особо не рассчитывая, что в его обществе согласятся продолжить свой путь.
– Садитесь, – сказал он как можно тише, чтобы не спугнуть одним своим видом Катерину.
Я же, в свою очередь, даже не посмотрела на столь любезного водителя, потому как была несказанно рада, что спустя пятнадцать минут кому-то все же понадобились деньги. Я быстро разместила сумки в ногах и сама юркнула на переднее сиденье, закрыв дверь. Сразу же ощутила тепло, которым был "пропитан" автомобиль и крышу над головой. Значит, лить на голову минимум полчаса уже не будет.
Но все то блаженство моментально сменилось некой прострацией и глубочайшим удивлением, когда, повернув голову в сторону водителя, я увидела в нем самого Романа Малиновского...
– Добрый вечер, Екатерина Валерьевна, – улыбнулся Рома, стараясь сделать это как можно более непринужденно.
– Роман Дмитриевич? Снова вы? – мое удивление постепенно отходило назад, давая путь некому объяснению, которое непременно желала услышать от своего теперешнего водителя.
– Не ожидали? Я и сам не полагал, что с вами встречусь.
– Да. Неожиданно получилось как-то, – выдала я какую-то банальную фразу, первую пришедшую на ум. Сюрприз, конечно, не самый приятный, но я уже села. Значит, ехать все же придется.
– Вы промокли, – скорее звучало как утверждение. Причем утверждение с сочувствием.
"Боится, что испорчу своим присутствием салон машины? – какая-то эгоистичная мысль посетила мою голову. – Зачем же тогда остановился? Его никто за язык не тянул".
– И, наверное, не в восторге от моей компании.
"Да, уж. Никогда не мечтала о личном водителе в лице Малиновского".
– Но, надеюсь, не будете против, если довезу вас, куда нужно?
– Не буду, раз так получилось.
Ах, все же вырвалось мое истинное внутреннее состояние по отношению к Роману. И, кажется, он это понял.
По пути к моему дому мы ехали в полной тишине. Даже у болтливого Малиновского и то слова не находились. Он вообще старался сосредоточиться только на вождении, понимая насколько неприятен своей спутнице на это короткое время.
Однако в этом гробовом молчании мне становилось мало уютно. Да еще скорость, с которой мы ехали, была просто черепашья, что несказанно складывалось не в мою пользу. В конце концов я списала все на совпадение под номером два, хотя надо бы признать, очень удачное совпадение. Потому как у меня появилась возможность сообщить Роману кое-что важное.
"А, может быть, Коля прав? И он совершенно не будет приятен никому из нашего коллектива в такой печальный день? Нет! Это неправильно так думать! Рома был лучшим другом Андрея. Надо отложить свое отношение к этому человеку хотя бы на завтрашний день!"
– Роман Дмитриевич... – повернулась я к нему лицом, когда мы остановились на очередном светофоре. – Завтра четыре года, как нет Андрея... Вы были для него лучшим другом... И... Не смотря на все, что произошло... – я тяжело вздохнула, потому как стоило мне только вспомнить тот страшный день, мне становилось не по себе. Да еще, когда на тебя так неожиданно понимающе смотрит пара зеленых глаз, в которых видишь действительно сочувствие и скорбь, то нужные слова резко куда-то деваются. – Я... То есть это будет правильным, если вы почтите его память вместе с нами...
Рома ничего не сказал вопреки моему ожиданию. Он сам был несколько удивлен, что его пригласили, что его хотят видеть.
– Вы уверенны, что это будет правильным?
– Вы считаете иначе? – задала я встречный вопрос. Ах, да, я, наверное, забыла, с кем разговариваю. Он может еще и помнит Андрея, но не до такой степени, чтобы скорбить о нем спустя столько времени.
– Я полагаю, вряд ли найдется среди коллектива тот, кто захочет меня видеть.
– Это не важно. Вас рад был бы видеть Андрей. Но впрочем, как желаете.
"Да, Катя, это было и правда глупо! Коля как всегда прав!"
Рома не ответил ничего. Хотя признаться, он был действительно рад такому приглашению, да еще в лице Кати. Той, которой он сделал так больно. Возможно, не встретившись бы сейчас, он ни за что бы не был осведомлен столь светлым приглашением.
– Андрей был для меня лучшим и единственным другом, которого сейчас очень не хватает. Я приду. Куда подъехать и во сколько?
– Мы собираемся в "Зималетто", в два часа, в конференц-зале.
""Зималетто"... Неужели мне представится возможность увидеть свое прошлое вновь? Жаль, что только при таком трагичном событии. Хотя... Вот оно, это прошлое в лице Катерины сейчас рядом со мной. И прошло три с половиной года после нашей последней встречи на суде, а она ни чуть не изменилась. Разве только внутренне стала иной. Жизнь заставила быть другой. И меня в том числе", – пробежали мысли в голове Романа.
Он снова взглянул на меня с таким пониманием, которого в его глазах увидеть я почему-то никак не ожидала. Что-то внутреннее мне твердило, что после совершенного им, у него и не осталось каких-то человеческих чувств. А сейчас я читала в его взгляде боль, раскаяние и какое-то бессилие по отношению к миру, огромное желание исправить то, что не подвластно человеку.
"Но, может быть, все это мне только кажется? – навел внутренний голос мерзкий вопрос. – Может мне просто хочется приписать этому человеку чувства понимания, сострадания, потому что мне плохо без Андрея? И я решила, что ему тоже плохо без него точно так же. А, может быть, и нет. Кто знает, что на сердце у этого человека".
– Роман Дмитриевич... – окликнула его я от неких раздумий. – Зеленый свет говорит.
– Извините, задумался, – ответил мужчина несколько рассеянно и нажал на педаль газа.
"Задумался... Интересно, о чем? Неужели о завтрашнем дне? Или о том, как и с кем провести сегодняшнюю ночь? В каком баре и с какой красоткой? А что он вообще чувствует спустя эти четыре года? Глаза говорят одно, а его душа? Она так же плачет? Ах, Катя, Катя! Ну, какое тебе дело, что думает и тем более чувствует Малиновский? Зачем тебе вообще о нем что-либо знать?"
Вопросов возникало много, а вот ответов на них дать оказалось намного сложнее. Потому что прошло время, достаточно большой срок, чтобы каждый из нас остался прежним, или кардинально изменил свои взгляды на мир.
К тому же между нами огромная стена, потому что я внутренне отвергаю этого человека. И пусть то, что чувствует Роман Дмитриевич, остается известным лишь для него.
– Ну, вот, мы и приехали, – сказал Рома, остановив машину напротив моего дома. На этом настояла я. Не хотела лишних глаз и слухов.
– Спасибо, что подвезли. Сколько я вам должна? – я потянулась рукой в сумочку, чтобы извлечь оттуда кошелек.
– Ничего, Катерина Валерьевна. Ничего не нужно.
– Но... Бензин, знаете, не воздух...
– Катенька... – позволил он себе назвать меня по-прежнему, как раньше. – Я не возьму с вас никаких денег.
"Проснулась вдруг совесть? – подумала я. – Странно все это. Или мне опять кажется".
– Спасибо еще раз, – с этими словами я открыла дверь и ступила ногой на мокрый асфальт и всем телом почувствовала, как снова на голову льет противный дождь. А мне еще идти до самого подъезда не пару шагов...
Взяв сумки из машины, я поставила их возле ног и захлопнула дверь.
– Разрешите, я помогу? – вдруг откуда-то сбоку услышала я голос Малиновского.
– Не надо! – резко ответила я, сурово посмотрев на него.
"Вот только от него мне помощи для полного счастья не хватало!"
– Но возьмите хотя бы зонт. Дождь все же на улице, – он протянул мне черный зонт, который, видимо, прятал за спиной. Однако явно увидев очередной протест в моих глазах и чуть открытый рот, он поспешил сообщить, что дома таких у него еще две штуки.
Он мок, стоя под дождем вместе со мной. Зачем? Не знаю. С чего вдруг такая щедрость? Вопрос еще стоит размышления.
– Боюсь, что не смогу вам его вернуть.
– Завтра вернете, если это так важно. Держите, – он даже при мне развернул его. Мне оставалось только взять зонт за ручку. Но идти на поводу у Малиновского мне совершенно не хотелось. Однако мокнуть под дождем – вдвойне. В итоге я сдалась, взяв зонт в руку.
– Катя! Ну, наконец-то! Жду тебя... – услышала я голос Зорькина, смело подошедшего к нам, словно вылетевшего чертенка из табакерки. Потому что откуда он появился, точнее сказать из какого угла, не могу даже предположить. – Ты?! – его глаза вылезли в район переносицы, когда он узнал в лице Малиновского моего собеседника. – Ты что здесь забыл, гад несчастный?
– Коля! – тут же одернула я друга. – Не надо.
– Добрый вечер, Николай Антонович, – в свою очередь поздоровался Роман. И, кажется, даже приготовился к тому, что ему хотят высказать.
– Вы посмотрите на него! Приличием заблестел! Ты свое приличие, Малиновский, выражай где угодно, но не здесь!
– Коля, перестань! – снова я попыталась остановить друга.
– Подвез твою подругу до дома, – Рома тем временем спокойно ответил на вопрос, заданный Николаем.
– Подвез, значит? Жданова ты тоже подвез! – Зорькин чуть повысил голос, но его манера злиться на кого-либо была слишком ничтожна. Все потому что Коля попросту не умел это делать. – Теперь под Катю копаешь? Знаешь что, Катерину я в обиду не дам!
– Коля, прекрати! Пойдем! – я схватила друга за рукав и попыталась сдвинуть с места, чтобы не делать больнее никому из нас и не создавать еще больших очагов для скандала.
– И не думай, Малиновский, что тебе все сойдет с рук! Запомни это!
Коля взял мои сумки с асфальта и развернулся в противоположную сторону. Мне, в руке с зонтом Романа Дмитриевича стало жутко стыдно за случившуюся сцену. Честно признаться, от Коли таких выпадов я не ожидала. Я, конечно, понимаю, что Малиновский для нас теперь враг номер один, но он тоже человек. И он умеет чувствовать, как и все.
Я взглянула на Романа виноватым взглядом, не думая, что-либо говорить в оправдание Коли и пошла следом за другом.
– Кать, я сейчас! – буркнул Николай и резко развернулся назад и почти бегом вернулся к еще не уехавшему Роману. – Знаешь что? – он пристально на него посмотрел.
– Не знаю, – Ромка пожал плечами. – Но полагаю, тебе не терпится мне что-то сказать.
– Шутишь все! Лучше бы ты там... В общем, оказался на месте своего дружка! Катька, сейчас хоть и не была бы счастлива, как раньше, но, по крайней мере, одной мерзкой душонкой на этом свете было бы меньше! Вот! – старался он произносить как можно громче и убедительнее, чтобы Роману сделать как можно больнее.
Вот о такой встрече Роман и полагал по отношению к себе, когда завтра появится в "Зималетто". Когда не только Зорькин, но еще десяток человек косо на него посмотрят, и, возможно, в силу приличия и не скажут вслух, что о нем думают, но про себя...
"Что ж, Ромка, ты сам виноват. И пощады искать не от кого", – с этими мыслями он сел в свою машину и поехал теперь дорогой к своему дому.

* * *
– Как тебе, Пушкарева? Я был убедителен? – спросил довольный Зорькин уже в квартире, располагаясь на кухне.
– Слишком! Так нельзя! – ответила я ему, разбирая попутно сумки с продуктами. Среди них в основном была нарезка к завтрашнему столу, ну и кое-что по мелочам для своего домашнего холодильника. – И где только ты таких слов набрался?
– Ну-у, знаешь, ради тебя я готов был даже...
– Вот не надо выставлять себя хуже, чем ты есть.
– Пушкарева, я, между прочим, тебя защищал! И вообще не понимаю, каким боком Малиновский оказался возле твоего дома? – Коля возмутился, поставив руки в бока.
– Он подвез меня из магазина.
– Вот так случайно, да? Случайно подвез, тоже мне, таксист, – буркнул он себе под нос. На лице у него читался явный протест всему произошедшему.
– Да, случайно! – я же в свою очередь пыталась убедить друга, что ничего сверхъестественного не произошло. Малиновский в конце концов не чудовище какое-нибудь, чтобы причинить мне столько боли, сколько полагает Зорькин.
– Сначала вы случайно встретились с ним на дороге, потом он случайно тебя подвез, что же будет дальше интересно? – Коля же явно не унимался и продолжал в своем стиле. – Я вот не могу понять, что этот гад от тебя хочет?
– Ничего он от меня хочет. С чего ты взял такую ерунду?
Я сложила пустые пакеты из-под продуктов и положила в шкаф.
– А с того, Пушкарева, что вы часто стали видеться, не находишь?
– Часто? Два раза ты считаешь часто?
– А тебе этого мало? Ты не находишь, что он появился на горизонте, когда "Зималетто" впало в кризис?
– "Зималетто" впало в кризис еще два года назад, так что твои находки подвергаются сомнению.
Я села за стол, предварительно включив в сеть чайник, надеясь, что за ужином к Коле придет аппетит, и он перестанет мучить меня своими дурацкими подозрениями.
– Ну, не скажи! Чего он тогда объявился только сейчас?
– Вот, если тебя так волнует этот вопрос, можешь ему завтра лично его задать.
– В каком смысле? – насторожился Николай. – Ты его пригласила в "Зималетто"?
– Да, я пригласила Романа на поминки, – четко ответила я другу, заранее зная, что получу в ответ. – Ради Андрея! Все, Коля! Закрыли эту тему!
– Ну, конечно, если ты считаешь свой поступок правильным, то... Без вопросов, – Коля лишь развел руками, потому как подискуссировать на тему бывшего вице-президента он еще мог долго.
– Да, завтра заедешь ко мне, продукты захватишь.
– А чего ты не на своей машине?
– Моя в ремонте. Ты забыл?
– Уже вспомнил.

* * *
После звонка директору нынешней своей компании, которому Рома сообщил, что берет отгул на завтра за свой счет, он допил остаток чая, если действительно тот порошок в пакетиках можно было назвать таковым. Ни вкуса, ни приятного запаха.
Вообще кругом один осадок. Особенно после сегодняшнего дня. Вроде не было в нем ничего выдающегося, кроме Катиной боли и отчаяния, выражавшегося в ее глазах. "Она выглядела такой уставшей, такой убитой, но старалась не показывать своих слабостей..."
Ромке в водовороте сегодняшних событий вспомнились слова Катерины в отделении милиции: "Скажи, скажи, что ты виноват, что ты каешься! Скажи, что хотел бы оказаться на его месте! Скажи! Ну что ты молчишь! Тебе легче станет!"
Тогда она первый раз так сильно на него кричала, нет, даже орала, позволив себе ударить своей маленькой ладошкой по его щеке. Но он стоял смирно, понимая, что все это заслужил. Ромка вспомнил ее лицо: из глаз ручьем катились слезы, судорожное рыдание сковывало ее всю, и она выплескивала из себя всю боль, понимая, что бессилие выше нее.
"А теперь она так спокойно пригласила меня на поминки... Время... Оно действительно лечит, действительно помогает. Интересно, а что она чувствовала сегодня, ехав со мной? Ромио, не будь глупцом! Понимаешь же прекрасно, не аромат алых роз! Малиновский, а с какой стати тебя волнует, что чувствуют другие? В частности Катерина? Как ты к ней относился? С пренебрежением, считал, что она не умеет чувствовать, с ней можно поступить, как с изношенной куклой, попользоваться и выбросить. Когда ты ее уважал? В последние полгода, если только. Но разве это много? Ты вовсе не страдал к ней каким-то понимаем. А сейчас тебе вдруг стал важен ее внутренний мир. Зачем? Может, потому что Андрей был тоже частью меня? Да, он был, несомненно. И в эти годы без него я отчетливо это понял. Может, потому что он погиб прямо на твоих глазах. И ты ничего не смог сделать, чтобы помочь ему.
И почему я говорю об этом столь спокойно: без шуток, без преувеличения, все как есть? Почему размышляю столь философскими вопросами? С какой стати решил покопаться в себе? Ты еще спросил бы у себя: "В чем смысл жизни?" А действительно, в чем был мой смысл жизни? В том, что я каждый день, из недели в неделю, из месяца в месяц приезжал в "Зималетто", правда в большинстве, ну или почти в большинстве случаев опаздывал в компанию, и погружался в работу, а вернее сказать, имитировал рабочую деятельность, слоняясь из кабинета в кабинет, болтая с Андреем о чем угодно, но только не о работе? В том, что прохлаждался с Калерией, лишь бы только не заниматься все той же работой? В том, чтобы проводить ночи с длинноногими красотками? В этом мой смысл жизни? Ведь иной я не видел. Меня вполне устраивало все, как в ней текло. Да, но это не смысл. В моих поступках нет ничего высокого, духовного. Нравственного еще скажи, Ромио! То же мне, нашелся, какой ценитель!
И почему был? Разве смысл куда-то делся? Куда-то исчез? Почему я понимаю смысл в прошедшем времени, ведь прошлая жизнь для меня закрыта, она закончилась. Есть другая, уже как четыре года другая, без Андрея, Кати, Киры, женсовета, без всего "Зималетто", без этих ночных клубов, моделек. Точнее без них в том количестве, которые они были в прошлом. Но жизнь то есть. Другое дело, устраивает ли она меня? Но это уже совершенно иной вопрос. А, если есть жизнь, значит, и в ней есть смысл. Какой? Прийти на работу, разложить документы, проверить финансовую и налоговую отчетность дать пару рекомендаций руководству, которое все равно тебя не послушает, а, если и выслушает, то пропустит мимо ушей, и все?.. В "Зималетто" такого пренебрежения к моим отчетам не было никогда. Катерина всегда тщательно изучала отчет моего отдела и действительно слушала меня, когда дело казалось нашей компании. А теперь... Кому я там нужен с уголовным прошлым. Пускай и с условным наказанием, и даже в качестве первого помощника. Правильно, Малиновский, никому! Ты даже за три с половиной года не завел друга, с которым мог бы поделиться своими планами на вечер. Нет больше таких людей, каким был Андрей!
И это вышесказанное можно считать смыслом? Какой же это смысл? Нет, он совсем не ищется. Его нет сейчас, или я не хочу его искать... Но все это не смысл... Наверное, он заключается в чем-то ином... Или ком-то ином... Может быть в людях, которые окружают тебя, или окружали... А ведь меня действительно окружали по-настоящему понимающие люди, которые готовы были прийти на помощь, выслушать тебя, поделиться своими проблемами. А что теперь меня окружает? Безликое общество компании с идиотским названием "ТуЛуЛу"? Похоже, что я его заслужил. А о "Зималетто" придется забыть.
Оказывается, это так сложно капаться в себе, в своих чувствах, отношении к другим людям".
– Так, Малиновский, – сказал Рома сам себе уже вслух. – Кончай заниматься тем, что тебе не свойственно, а именно мыслекопанием! Впрок это не пойдет!
"Хотя... Не свойственно было тогда, в прошлой жизни... А теперь дни и события требуют этого".
– Тем более завтра трудный день. Пора идти спать!
Ромка поставил чашку в раковину и побрел к дверям. По пути в спальню он резко изменил свою траекторию и вернулся на кухню. Нет, не потому что забыл выключить свет, а для того, чтобы не оставлять посуду грязной.
– Ну, вот! Теперь точно спать! – довольный проделанной работой, Рома повесил полотенце на крючок и направился в сторону спальни.
Там он поставил свои привычные будильнички на время, начиная с девяти утра с перерывом в десять минут. Это, пожалуй, одна из немногих привычек, которая осталась в ритме жизни Ромки с уходом Андрея. Не такая уж и плохая и довольно эффективная, чтобы ее бросить.
Немного помаявшись от своих мыслей, которые упорно лезли в его голову, в скором времени мужчина заснул.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Romashka, мне очень нравится, даже несмотря на текущие по щекам слезы. Роман меняется, взрослеет, и причина этому взрослению не сумашедшая любовь,как было в случае с Андреем, а огромное горе и бесконечное чувство вины. Спасибо!

Tatysia, Спасибо за отзыв.
Да, такова была задумка изменить его не, так сказать, по любовной линии, так как на этот параметр уже много было фиков. Но и любовь в нем тоже раскроет уснувшие качества его личности.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Мне обидно за Ромку. Авария это трагическое стечение обстоятельств. Сама Катя его заставила доставить Жданова в аэропорт и они опаздывали. Он виноват не больше, чем Катя. Да, это горе. Но столько лет презирать его, да еще всем коллективом-это несправедливо. Спасибо, Ромашка.

Вины Романа в смерти Жданова не вижу.
Есть понятие - его величество СЛУЧАЙ. Случай и судьба, я считаю всегда идут рядом.
А ненависть людей к Малиновскому, в данном случае необъективна. Эмоции, а они часто берут верх над логикой и разумом.

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Девочки, помните, где-то в тексте было обещание Женсовета вынести страшный приговор в адрес Калерии? Я со своими переездами что-то, где-то упустила?
Была месть Шурочки за Катю или нет?
Полистала странички, что-то ничего не нашла. Вроде бы читаю внимательно.
Сегодня приехала домой и сразу обнаружила .... столько глав!!!
Кристина, я уезжаю 14.10, мне нужна пища для ума!!!

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

Приятно автору и несколько неожиданно, что вы не так откровенно обвиняете Ромку в совершенном деянии, а даже наоборот защищаете.
Возможно, вы и правы. Катина вина в гибели Андрея частично тоже есть... Но она столь померкла на фоне этой аварии, тем более о том, что Катя попросила уехать Андрея самого вместе с Калерией коллектив не знал...
И с вами тоже могу согласиться. Но самое страшное - это муки совести, и стремление понять свою новую жизнь.
А это уже, наверное, мои заморочки. Посмотрев сериал, мне стало понятным, что Ромку мало там кто любил. Ну, разве только лучший друг и верная секретарша. Вот и захотелось сделать так, чтобы в фике его уважали.
Это была не столько месть, а сколько Шура предложила Кате новый план, чтобы она перед мужем разыграла свою любовь с Романом. А Катя отказалась, посчитав, что нельзя в корыстных целях использовать даже Романа, потому что он тоже человек и не железный. Но потом, когда Катя разговаривала с Ромой в кабинете, вошел Андрей и она прямо при нем сказала, что Рома согласился подвезти ее до дома. Таким образом почти согласившись выполнить план Шуры. Рома подыграл, потом подвез ее до дома, где рассказал по дороге, что Калерия беременна от Андрея. Вот, собственно, весь и план. На странице 9 все это описано.

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©

Да,да! Вспомнила! Спасибо!
Кристина, жду продолжения.

_________________

И создал бог женщину. Посмотрел, засмеялся и сказал: да, ладно, накрасится!

* * *
Светлая "Волга" Романа остановилась в нескольких метрах возле "Зималетто". Он не хотел занимать чье-то место на уличной парковке, так как понимал, что и для него здесь нет места. ...Если бы не Катерина.
Он подошел ко входу, остановившись на приличном расстоянии от стеклянной вертящейся двери и взглянул ввысь... На модный дом...
Вот именно здесь стоял его серебристый "БМВ"...
Именно около входа еще разговаривал с Андреем...
А еще из той стеклянной вертушки выбежала Катерина...
Последние моменты жизни Андрея снова ожили в душе Ромки. Он тяжело вздохнул, с горечью понимая, что прошлое не вернуть. А с тем, что случилось, надо смириться. Надо жить дальше.
На его глазах напротив "Зималетто" остановилась черная иномарка, из которой поспешно вышел молодой мужчина, лет тридцати пяти, и буквально бегом пронесся ко входу. Ромка никогда его раньше не видел, но особой значимости не придал. Новые сотрудники – это часть обыденной жизни. Тем более, когда у "Зималетто" такие потери.
Собравшись с силами, да и с мыслями тоже, он шагнул вперед. На пути его деликатно остановил все тот же и неизменный Потапкин Сергей Сергеевич.
– Молодой человек, а вы куда? Предъявите пропуск.
– Потапкин, ты что меня не узнал? – несколько удивленно поинтересовался Роман.
– А должен был? – в ответ мужчина только снял свои черные очки и внимательно всмотрелся в лицо Малиновского.
– Я настолько внешне изменился? – подмигнул ему Рома.
– Ну-у... Да... Молодой человек... Я вас не знаю! – твердо ответил Потапкин. – Так что либо пропуск, либо идите отсюда своей дорогой!
– Ты что память потерял? Или притворяешься? – проблеснул в словах мужчины когда-то прежний задор.
– На что вы намекаете? – Сергей Сергеевич нахмурил брови.
– Я не намекаю, а говорю прямо. Это я, Малиновский. Роман Дмитриевич. Такое ФИО тебе знакомо?
– Малиновский?! – Потапкин ошарашенно воскликнул. – Неужели?
– Ну тебе паспорт что ль показать? – Рома в свою очередь не менее удивленным взглядом посмотрел на охранника, подумав при этом: "И как меня можно забыть после того, что было?"
– Было бы неплохо, – с некой неуверенностью произнес Сергей.
– Ох... Серега... – вздохнул Роман и достал из внутреннего кармана пальто паспорт и подал в руки охраннику. – Верить людям надо.
"И тебе ли об этом говорить? Тебе, Рома, жизнь доверили, а ты что? Вот именно... Так что выполняй молча то, что тебя попросили".
– Действительно, Малиновский Роман Дмитриевич, 1977 года рождения... – прочитав нужную страницу паспорта, Потапкин взглянул на своего собеседника, который начал уже думать, что ему не суждено попасть на поминки лучшего друга. С таким то допросом. – Он самый... Все сходится...
– Конечно, он, – Рома улыбнулся. – Да ты не переживай. Долго омрачать своим присутствием компанию мне не придется.
– Роман Дмитриевич, в любом случае рад видеть вас снова! – Потапкин протянул руку.
"Ну, вот... Охрана будет первым и последним человеком, кто не выскажет мне в лицо, какая я тварь", – с грустью констатировал факт Рома и тоже протянул руку для рукопожатия.
– Сегодня у нас траурный день. Четыре года спустя смерти Андрея Павловича, – отозвался Потапкин. – Хорошим был человеком. Светлая ему память.
– Вот поэтому меня Катерина Валерьевна и пригласила. А ты меня очень некстати задерживаешь своим допросом.
– Ой, Роман Дмитриевич, извините, но вы же сами понимаете. Безопасность "Зималетто" превыше всего! – начал оправдываться охранник.
– Понимаю, Сергей Сергеевич, очень понимаю, – Рома похлопал Потапкина по плечу. – Паспорт то я могу забрать? – напомнил он, что не мешало все же вернуть удостоверение личности.
– Ах, да! – спохватился мужчина. – Держите. Не смею вас задерживать, – он протянул паспорт Роману. Тот же сразу убрал его на прежнее место.
– А... Екатерина Валерьевна уже там? – спросил Рома, правда не зная, что даст ему ответ на этот вопрос. Возможно, лишь сотую долю успокоения.
– Да, Катенька уже на месте. И Кира Юрьевна, и Виктор Юрьевич вот только что зашел перед вами.
– Виктор Юрьевич? – переспросил Рома и обернулся в сторону черной иномарки, припаркованной неподалеку. – А кто такой Виктор Юрьевич?
– Так новый вице-президент "Зималетто". Его Катерина взяла на работу вместо вас. Ой, извините... – Сергей Сергеевич прикрыл рот рукой, не ожидая от себя, что вылетит такой факт.
– Ничего. Это естественный ход вещей, – казалось, Рома вовсе не удивился, что ему нашли замену. "В конце концов должна же быть у президента какая-то помощь и правая рука, на которую можно опереться".
– Он у нас уже, как два года работает. Знаете, прекрасный специалист своего дела, ответственный, дисциплинированный, понимающий. Всегда вовремя приходит.
"Да уж... Полная моя противоположность", – лишь констатировал факт Роман, но никакой эмоции охранник на его лице не увидел: ни радости, ни печали, а просто пустота, и безразличие, чего Рома тщательно попытался скрыть сейчас. Ведь он знал, что его вообще не должно интересовать "Зималетто" ни коим образом: ни его жизнь, ни сотрудники, ни товар – ничего. Да только вот что-то не получилось закрыть свое прошлое и плюнуть с высокой колокольни. Проработав больше десяти лет в том обществе и компании, будучи не последним человеком, заставить себя забыть не так то просто. И не хочется этого делать.
– Я рад, что такие люди еще существуют в мире и работают в вашей компании. Ну, бывай, не буду отвлекать от прямых обязанностей, – улыбнулся Рома и направился к стеклянной двери.
Он даже не полагал, что вот так просто войдя в двери родной компании, ему станет настолько приятно и светло на душе. Он даже не думал, что простой лифт и стены вызывают столько светлых эмоций. Если бы он вошел сюда при несколько иных обстоятельствах...
Нет, Роман и в мыслях не держал, что его Катерина когда-нибудь вернет в "Зималетто", да и еще на бывшее место вице-президента, он знал, что этого никогда не будет. Это просто невозможно. Да он и сам не смог бы работать в том месте, где даже для каждой крысы в округе стал первым врагом.
Это прошлое... Тот роковой день... Страшные минуты... Они непреодолимы... Их не изменить. Ах... Если бы это было в Роминых силах...

* * *
– Ой, дамочки, вы только посмотрите! – воскликнула Амура с воодушевлением, когда ее взору представилась бежевая "Волга", которую в нашу современность уже не встретишь. Но, несмотря на то, что такие автомобили были роскошью 70-х, и сегодня их место заняли другие элитные иномарки, эта "Волга" еще могла дать фуру современным машинам, так как в ней были установлены довольно мощный по нашим временам двигатель и прочие элементы для успешного вождения. – Какая старикашка у нас нарисовалась!
– Не то слово! Похоже, кто-то ограбил киностудию "Мосфильм" не иначе! – поддержала подругу Мария.
– Да ладно вам, девочки, красивая машина, между прочим, раритет! Сейчас такая редкость! – Шура покосилась на подруг и стала рассматривать автомобиль, обходя его со всех сторон.
– Да уж, точно редкость. Тарахтелка еще та! – посмеялась Мария. – Интересно, она вообще ездит или ползает, как черепаха?
– Нет, дамы, меня больше волнует, кого принесло в наши края вот на этом убожестве! – отозвалась Амура.
– Красивая какая... Блестит... – продолжала восхищаться себе под нос Шура, проводя рукой по корпусу. – Фары какие круглые...
– Шур, да ты чего там увидела? Мисс железную леди что ль? – сквозь хохот спросила Мария.
– Да ну вас! Ничего вы не понимаете! – Шура только махнула рукой. – Между прочим, вот эта, как вы выразились тарахтелка, стоит в два раза дороже всяких "Ягуаров" и "Бентли" вместе взятых! А то и в три!
– Да ладно тебе, Шур, так уж и в три? – не поверила Амура. – Чего в ней такого ценного? Музыки там явно нет, с ветерком не прокатишься! Я в такую колымагу ни при каких миллионах не села бы!
– Между прочим, ретро-автомобили в наше время даже специально коллекционируют и реставрируют. И некоторые даже ездят по Москве, вот как этот, например, – объяснила Шура, но только ее подруги особо не придали значения ее словам.
– Шутишь? Коллекционировать вот это? – удивилась Мария. – Девочки, это даже не серьезно! От такой коллекции одни убытки.
– Вот, вот! Согласна! – поддержала Амура.
К женсовету незаметно подошел Потапкин.
– Девочки, о чем беседуем?
– Так вот, думаем, и все никак не поймем, кто это у нас такой несчастный приковылял вот на этой каракатице в наши края, – ответила Мария.
– Так я знаю, чья это машина.
– Чья?? – девочки спросили хором, желая поскорее узнать, а потом с удовольствием посмеяться, ну, а затем пожалеть того несчастного водителя, по их мнению. За исключением Шурочки.
– Романа Дмитриевича, – спокойно ответил Сергей Сергеевич. – Он приехал на поминки Андрея Павловича.
– Кого? – переспросила Амура, вытаращив глаза на Потапкина, поперхнувшись от чего-то непонятного, внезапно появившегося в горле. – Погодите, дамы, я не ослышалась?
Лицо Марии также изменилось с радостных эмоций на глубочайшее удивление, близкое к астралу, не иначе.
– Сергей Сергеевич, вы уверенны? – спросила она его. – Или вам померещилось тут при избытке выполнения своего шефства?
– Да ничего мне не померещилось! Я же говорю вам, на этой машине приехал Роман Дмитриевич Малиновский. На поминки Андрея Павловича. Я даже паспорт у него проверил. Все подлинно.
– Малиновский! Девочки! Ну надо же! Совсем остался нищим без нашего "Зималетто", – внезапно рассмеялась Мария, – чтоб ездить на такой развалюхе!
– Не то слово, Маш! – поддержала Амура. – Бедненький, наверное, пораспродал все ценности своей берлоги! И никому то стал не нужен! Ах, давайте же его пожалеем!
Но все эти слова звучали как упеки, в них не слышалось ни капли сочувствия, элементарного понимания. Чего отчетливо видела Шура и ей становилось противно, что ее подруги так отзываются о ее бывшем шефе.
Не смотря на его вину, она, пожалуй, осталась единственным человеком, которая не держала на него зла все это время, которая не считала его поступок совершенным из-за каких-либо корыстных целей. Она не считала его виновным в гибели Андрея, причем, даже не объясняя никому причин своих помыслов.
Вот и сейчас в ее душе вновь воцарилась боль и непонимание, с чего Роман заслуживает к себе такого отношения. Но, несмотря на все черствые отклики ее подруг, ее душа ликовала от радости, что сможет увидеть своего шефа спустя долгое время.
– Прекратите! Вы ничего не понимаете! – Шура отчетливо дала о себе знать. – Может быть, Роману Дмитриевичу нужна помощь, а вы?
– Ой, Шур, да ладно тебе, помощь, – Амура махнула рукой. – Тоже, скажешь. Сам виноват! И жизнь его наказала! Правильно, Маш?
– Вот именно! Я вообще не понимаю, как у него совести то хватило заявиться в такой день! Надо Катюше все рассказать, а то и так у нее нервы на пределе, да еще этого нелегкая принесла!
– Да не надо ничего говорить, – к громкому обсуждению личности Малиновского присоединился мужской голос Сергея Сергеевича. – Екатерина Валерьевна сама пригласила Романа Дмитриевича на поминки.
– Сама пригласила? – Амура вытаращила глаза на Потапкина. – Это как же так?
– Потому что у нашей Кати есть душа! – ответила с презрением Шура. – А у вас ее нет! Роман Дмитриевич был лучшим другом Андрея Палыча и имеет полное право присутствовать на поминках!
С этими словами Шура, не желая больше выслушивать грязь от подруг, быстро направилась ко входу. Пожав плечами в сторону Марии и Амуры Сергей Сергеевич тоже последовал к своему посту.
– Шур, ну чего ты сразу в штыки? – крикнула ей Амура. – Мы же понимаем... Ну...
– Шура, подожди! – попыталась остановить ее Маша, но та даже не обернулась. – Куда ты? А мы?
Похоже, ее подруги до конца не поняли, насколько обидели ее.
– Амурчик, ты видела, а?
– Видела, видела. Так что срочно применяем план по спасению Шуры! Скорей!
Амура взяла Машу за руку, и они бегом направились к стеклянным дверям, толкнув на своем крохотном пути пару ни в чем невинных посетителей.

* * *
– Роман Дмитриевич!! – воскликнула Шура от радости, только увидев своего бывшего шефа со спины в коридоре перед приемной президента.
Рома, не ожидая такого явного восторга к своей персоне, обернулся и сначала не поверил своим глазам, когда к нему на всех порах подлетела Шура, готовая просто обнять и чуть ли не расцеловать своего бывшего начальника.
– Шурочка, – улыбнулся он ей, не тая радости, – зачем же так кричать на весь коридор?
– Да и ладно! – махнула она рукой, горя от переполняющих эмоций. – Роман Дмитриевич! Даже не вертится, что мы встретились! Я так рада вас видеть! Не представляете, как! – не унимала Шура восторга, не сводя глаз с Малиновского.
– Почему же не представляю? Сейчас ты очень наглядно мне это демонстрируешь.
– Роман Дмитриевич, вы их не слушайте! Они несут всякий бред! Но это их дело, а ваша машина на самом деле великолепна!
– Спасибо, я ей передам, – улыбнулся Рома, вставив свой прежний задор. – А кому это им?
– Машке и Амуре! Они даже понимать не хотят и слышат только себя! – Шура взглянула в сторону лифта, опасаясь, как бы сейчас некстати они могут заявиться. Ромка же на нее смотрел, дивясь, с каких это пор Шура так отзывается о своих подругах. – Думают, что только они правы и все!
– Все же каждый человек имеет право на свое мнение, – сказал Рома нечто нейтральное, чтобы не обидеть свою собеседницу.
– Вот именно! К которому надо прислушиваться! Да ладно, ну их! Роман Дмитриевич, расскажите лучше о себе! – Шура снова затаила взгляд на бывшем шефе. – Как живете? Где устроились? Вообще как жизнь?
Так он и хотел ответить, что жизнь его круто изменилась, причем настолько, что временами просто ума не приложишь, как жить дальше; что смерть Андрея заставила его задуматься о многих вещах, о ценностях жизни, перевернуть старый ее лист и с трудом вжиться в белый, новый.
– Течет, бежит и струится, – Рома наклеил вынужденную улыбку перед Шурой, не желая раскрываться перед ней.
– Серьезно?
Рома кивнул пару раз для пущей убедительности. А вот о "Зималетто" он хотел бы знать правду.
– Так может вы к нам обратно, в "Зималетто" вернетесь? Было бы так замечательно!
– Шурочка, к сожалению, это невозможно, – эту фразу Рома сказал от души, без притворства, с сожалением.
– Почему? – удивилась она. – Лично мне противно быть секретаршей этого Лукшина! Другое дело выполнить поручение для вас, а не для этого всезнайки!
Рома искренне улыбнулся, вторично не ожидая такого отзыва о себе.
– Лукшин Виктор Юрьевич? – спросил Рома, догадываясь, о ком говорит Шура.
– Ну, да! Этот! – как-то брезгливо ответила она, даже не придав значение тому, откуда Рома знает имя и отчество нового вице-президента. – Только и слышу, что: "Шура, принеси это, Шура, принеси то! Шура, сделай это! Шура, сделай то!" Тьфу! Не хочу так! Надоело! – от воспоминаний своих серых обязанностей она скрестила руки на груди
– Но что ты, красавица моя, – Рома погладил Шуру по плечу. – Это же хорошо, когда тебя просят что-либо сделать. У "Зималетто" всегда дел с верхом. А новичку по-своему тяжело в новом коллективе, особенно в вашем женсовете.
– Эх... – вздохнула Шура. – Вы же ничего не знаете. "Зималетто" скоро вообще, наверное, развалится, так что это его дела и требования никому будут уже неинтересны.
– Что значит, развалится? – насторожился Роман. – В каком смысле? В компании проблемы?
– Еще какие, Роман Дмитриевич, – печально отозвалась Шура, надвинув свои стопы к банкетке возле стены приемной президента. – Вот, уже журналы купила, думаю, в какой области искать новую работу... – она присела на краешек. Рома быстро занял место рядом с ней, желая непременно узнать, в чем заключается суть всего произошедшего за эти года после его увольнения.
– Шура, что случилось в "Зималетто"? – уже серьезно спросил он.
Секретарша рассказала, конечно, не много, и далеко не все, так как о всех масштабах проблем знали только президент и финансовый директор, да и времени на диалог с Романом у них было совсем чуть-чуть. Помешали Амура с Машей, дико озирая милую сцену подруги с бывшим шефом. Но то, что Ромке успела поведать Шура, хватило ему в избытке, чтобы понять, насколько плохи дела компании. Наступивший кризис с каждым днем только усугубляет положение фирмы, и Роме было не трудно понять возможные причины такого спада. "Зималетто" по-прежнему оставалось для мужчины воспоминанием самых прекрасных моментов прошлой жизни и узнать, что компания скоро может превратиться в пустое место для него, конечно, стало большой и совсем не радостной новостью.
Их диалог прервала Катерина, когда обнаружила, что еще на месте нет Киры Юрьевны, так же приглашенной на поминки.
– Роман Дмитриевич, вы здесь. Думала, что вы уже не придете.
Рома сразу встал, желая что-то сказать в ответ, но не успел. Его выражение лица в миг изменилось, помрачнев еще больше. Наверное, при виде меня ему резко поплохело, а, может быть, и от того, что заметил Киру Юрьевну, которая вышла из лифта и сразу направилась к нашей компании.
– Малиновский?! – при только одном взгляде на Ромку, Воропаева нехорошо сузила глаза и резко повысила голос при следующем вопросе. – Ты?! Как ты посмел только явиться?
– Я пришел не к тебе. А к Андрею. Почтить память, – спокойно ответил он.
– Ты?! Почтить память? – ошарашено возникла Кира. – Что ты врешь! Да, как ты можешь нагло врать! Даже сейчас!
– Кира Юрьевна, успокойтесь, пожалуйста, – вмешалась я. – Не надо устраивать скандал.
– А кто здесь устраивает? Я просто пытаюсь понять, что ты забыл здесь, тем более сегодня? – Кира снова, угрожающе, обратилась к Роману.
– Я пригласила Романа Дмитриевича! – заступилась я. – И считаю мое решение не подлежащим обсуждению.
– Ты пригласила? – не поверила Кира своим ушам. – Как ты посмела?! Как у тебя мозги до такого снизошли, чтобы на поминках Андрея присутствовала эта мразь??!! – закричала она.
Шура в это время попыталась медленно раствориться где-то в просторах коридора и скрыться в конференц-зале, где собственно были и накрыты столы. Получилось у нее это довольно продуктивно.
– Перестаньте! Сейчас же! – снова ответила я Кире, не желая терпеть, как ее яд выходит наружу, обливая тем самым Романа. Не потерплю такого отзыва даже по отношению к нему, потому что он человек. И тоже не железный. А с душой и чувствами. – Мы собрались почтить память Андрея, и я не допущу, чтобы сегодняшний день превратился в выяснение отношений! Надо уважать чувства других людей!
– Других людей? Каких людей? Которые отняли жизнь моего любимого человека?! Катя! Как у вас все просто! Поражаюсь вами!
– Кира Юрьевна, я понимаю, как вам тяжело. Нам всем сейчас нелегко, но...
– Если он сейчас же не уберется из "Зималетто", я найду способ сама, как вышвырнуть этого мерзавца отсюда. Без всяких, Катерина, ваших сюсюканий! – огонек ярости сверкнул в глазах Воропаевой по отношению к Роме, что мне стало не по себе. Могу только догадываться, что в этот момент почувствовал сам Роман Дмитриевич... Да уж... Не позавидуешь его положению перед всеми нами.
Довольная всплеском своего яда, Воропаева удалилась в конференц-зал, а на меня постигло какое бессилие, будто я безвластна перед той, которую Андрей просто терпел, терпел ради компании. Его отношения к Кире как к бывшей невесте давно испарились. И она прекрасно об этом знала. А теперь я понимаю, что, выходит, вынуждена согласиться на ее условия.
Нет! У меня больше нет сил! Я просто умираю без Андрея, я слишком слаба, чтобы дать отпор. А, если и могу это сделать, то только в том случае, когда кто-нибудь осмелится меня вывести из равновесия. Типа Виктора Юрьевича с его букетами цветов.
Я в какое-то мгновение даже и забыла, что осталась в коридоре наедине с Малиновским. Он вел себя так тихо, будто его и не существовало, а если и находился, то очень удачно маскировался. Я осела на диван и закрыла лицо руками, так как чувствовала, что слез боли и обиды на саму себя не избежать.
"Она такая уставшая... Такая беззащитная сейчас и словно брошенная. Никому не нужная, – глядя на образовавшуюся картину, думал про себя Ромка, переключая свой взгляд на сидящую в двух шагах от него Катерину. – Я никогда ее такой не видел. Хотя нет, видел, конечно, после инструкции, – припомнил он один свой гадкий поступок. – Которую я написал. Господи, каким же надо было быть кретином, чтобы такое придумать и воплотить? Полным! Хорошо, Малиновский, что ты это понимаешь! Жаль, что только сейчас! И почему только сейчас? Почему не тогда, когда ты понял, что она все знает, знает содержание твоего мерзкого плана совращения невинной девочки? Не знаю... Наверное, потому что сейчас нет Андрея. Да, у меня нет другого ответа на свои вопросы. Да, Ромка, что с тобой творится, когда ты просто видишь Катю? Вот именно, ты начинаешь анализировать ее состояние, эмоции... Зачем тебе все это? Вот именно, не зачем! Только иначе что-то не получается! Я же не бездушный в конце концов!"
Рома первый раз в жизни после своих эмоциональных размышлений не знал, как поступить в ситуации, которая развернулась перед ним. Он и так понимал, как Катерине нелегко, а тут еще Кира свалилась, которая действительно права в том, что ему лучше уйти. Так будет легче. В какой-то степени даже ему самому.
А Катерине хотя бы спокойнее.
– Катенька, не плачьте, – заговорил он как можно ласковее, присев передо мной на корточки, пытаясь обратить не себя внимание. Я раскрыла лицо от своих ладоней и увидела взгляд мужчины, обращенный только на меня, а на его лице выражалось сочувствие. – Кира права. Мне лучше уйти.
– Но...
– Так будет лучше для всех. Катерина Валерьевна, я не обижаюсь, я все понимаю. Ведь, войдя в конференц-зал, не только Кира, но и многие из тех, кто пришел почтить память Андрея, ровно так же отзовутся обо мне вслух, не стесняясь сегодняшней даты. А я не хочу, чтобы такой день превратился в руганья. Андрей этого не заслужил.
– Да... Пожалуй, вы правы, – ответила я после паузы.
– В любом случае, спасибо, что дали возможность вспомнить и увидеть эти дорогие моей памяти коридоры компании, – сказал Роман с печалью в голосе, которая не укрылась от моего слуха.
"Действительно ли ему так важна эта память о прошлой жизни? – подумала я. – Или он сказал только для красного словца?"
Я пожала плечами и извинилась еще раз. Но по виду мужчины поняла, что он вовсе не обиделся, его понимающий взгляд все говорил за себя. Однако я все равно ловила себя на мысли, что он не во всех случаях может доносить правду. Был ли сегодняшний тем, в котором отражена истина?
Мы сказали друг другу "До свидания" прежде чем я скрылась за дверью конференц-зала, так как собравшиеся ждали только меня, точнее мою траурную речь, которую сначала, как президент, потом, как вдова, должна сегодня произнести.
Роме было в радость задержаться здесь, в холле, еще на несколько минут. А проехаться в, казалось, таком родном и забытом лифте тоже не менее приятно. Только все это лучше забыть и навсегда стереть из памяти, так как больше сюда дороги уже не будет. Даже со временем.
– Уже уходите, Роман Дмитриевич? Покидаете нас так скоро? – при появлении Ромки из вертящейся стеклянной двери спросил Потапкин.
– Да. Так получилось, – ответил он скромно.
– Тогда мы будем ждать вас снова.
– Лучше не надо.
– Почему же?
Роман вздохнул, но ничего не ответил. Слишком прискорбно было сейчас на его душе, чтобы кому-то отвечать только ради утоления любопытства.
На свое прощание он пожал руку Потапкину и, не оглядываясь, вернулся к машине.
Уезжать не хотелось. Воспоминания о состоянии Катерины вонзились в его душу намного прочнее, чем он ожидал и предполагал. Нет, он вообще не предполагал, что будет думать о чувствах Катерины. А тут как-то само собой вышло.
"Ей плохо, – снова мысли Ромки перешли к состоянию президента. – Она совершенно одна тянет на своих хрупких плечах эту компанию. Даже нет, ее остатки. Она изо всех сил пытается вывести ее из кризиса, и ей совсем не кому помочь. Ты уверен? А этот Виктор Юрьевич, о ком поведала Шура, который влюблен в Катю? Разве он не надежное лицо? Вроде со слов Шурочки очень даже. А Зорькин? Он же верный Катин друг, проверенный в горе и радости, наверняка не оставил свою подругу в беде и сейчас готов во все оружия броситься на ее спасение.
А может быть Катерине не это все нужно? Ответственный вице-президент с любящим сердцем и верный друг – это, конечно, хорошо, очень даже! У тебя, Малина, и таких-то нет. Но она любила Андрея. Которого нет. Вот опять все сходится к нему. Но ты то, бабник заядлый, старина Малиновский, как ты можешь что-то говорить о любви? Ты вообще не знаешь, что это такое! Любить для тебя лишь слово, состоящее из шести букв и не более. Смысла ты не понимал и не поймешь, потому что тебе это не дано!
И сейчас, заметь, она плакала, потому что ты опять мешаешь ей жить! Из-за тебя Кира устроила все эти разборки! Малиновский, и какого черта ты остановился на светофоре и подвез ее до дома? Нет! Здесь я сделал все правильно! Зачем ты согласился приехать в "Зималетто"? Вот зачем ты испытывал судьбу? Ты же прекрасно понимал, как о тебе отзовутся другие! После того, что ты сделал, другого исхода для тебя просто не может существовать даже в проекте!
А как же Катерина? Ой, прекрати задавать себе тупых вопросов! Ты же прекрасно знаешь ее приличие! Она тебе русским языком сказала, по какой причине тебя пригласила! Так что эта причина не входит совсем в то, о чем думают по отношению к тебе другие".
Мысли Романа доводили его до того, что, чем больше в них он задавал вопросов, тем меньше на них он мог дать себе ответов. Все для него было пока не слишком понятно, немного неестественным казались некоторые его фразы, но он хотел их произносить в своей голове, в своих мыслях, хотел и считал не таким уж и постыдным задумываться о чувствах других. Ну, да, просто не привычно. Все, что в первый раз случается, чудно.
"Хотя, нет, Ромка! Почему же в первый? Вспомни, что ты сделал, когда давал показания в милиции? И ради кого ты дал именно такие показания! Все, Малиновский! Забудь, зачеркни, сотри из памяти и никогда не вспоминай о том, что было! Это было! И Андрея не вернуть! То, что ты сделал – уже сделано! Ты прекрасно знаешь, кто виновен! Правильно! Роман Дмитриевич Малиновский! Чего тебя тогда не устраивает?"
Роман потер глаза и встряхнул головой, чтобы выбросить из головы все, что надумалось за эти несколько минут в своей собственной машине, и сосредоточиться на вождении в одно место, где он точно знал – там его никто не прогонит...

_________________
"Женщины – удивительные существа... Чем больше они страдают, тем больше они любят". ©