Глава 7
Ночь третья
– «Сегодня ровно четыре месяца с того страшного дня. Помнишь, каким ты был тогда? Помнишь, о чем думал?.. Каким же ты был самоуверенным идиотом, Жданов», – корил себя Андрей. Он уже несколько часов сидел один в своей комнате и «разговаривал» сам с собой, перебирая в памяти все, что произошло с ним с самого начала его неудавшегося президентства…
С утра в доме было тревожно. Никто напрямую ни о чем не говорил но по напряженному молчанию по быстрым и красноречивым взглядам, которые они бросали друг на друга, чувствовалось – все они думают об одном и том же. Андрею сегодня было как никогда тяжело. К чувству огромной вины примешивалось еще и глубокое сочувствие к состраданию Катиных родителей. Он очень хорошо понимал, как непросто им дается их видимое спокойствие, и как это мучительно трудно, когда не остается ничего, кроме как ждать и надеяться. Вечером навестить Пушкаревых приехал Николай Зорькин. Катя рано заснула и Елена Александровна позвала всех ужинать. Разговор за столом не клеился, все будто сговорившись, сосредоточились на содержимом тарелок, и Андрей, не выдержав этого «тихого» напряжения, вдруг резко встал и заявил: – Катя скоро придет в себя. – Когда? – выдохнула Елена Александровна, прижимая руки к взволнованно забившемуся сердцу. – Андрей, откуда ты это знаешь? – насторожился Валерий Сергеевич. Николай промолчал, – ни сказал, ни слова. Он только смотрел на него исподлобья, машинально сжимая в руке столовый нож и видно было, как у него желваки ходят на скулах. – Ниоткуда… Я просто знаю. Андрей извинился и ушел к себе.
…Вспоминая, с чего началось его «знакомство» с Зорькиным Андрей сам себя не понимал – как мог он подозревать этого простодушного и честного парня в коммерческих махинациях? Как мог сомневаться в нем? Почему не поверил Кате, когда она так искренне защищала своего друга? Если бы он познакомился с Николаем, захотел узнать его поближе, он сразу бы понял, что ему можно доверять во всем, как во всем ему доверяла Катя. И не было бы тогда мерзкого плана соблазнения, инструкции, и не случилась бы с Катей непоправимая беда… Только что теперь гадать было, не было. Прошлого не изменить. – «Хорошо, что удалось уговорить отца взять Николаю на работу, – думал Андрей, сидя в темноте у раскрытого окна своей комнаты. – С таким финдиректором «Зималетто» никакие проблемы не страшны. Этот Зорькин классный парень, а уж мозги у него… такие еще поискать… Эх, еще бы нам с Катюшей подключиться – все вместе мы бы горы свернули», – посетовал он, и его мысли привычно переключились на воспоминания о Кате. Их первая встреча. Забавная девичья головка в круглых очечках, просунувшаяся в дверь и храбро заявившая: – «Здравствуйте, я Екатерина Пушкарева». Андрей попытался припомнить, что он почувствовал, увидев Катю в первый раз, не подумал, а именно почувствовал. Недоумение?.. Отвращение? Нет, конечно же, нет. Удивление?.. Пожалуй. А еще? – «Это было восхищение. Да, точно – восхищение», – вспоминал он. С первой же встречи Катя поразила его не только своими очевидными способностями, но и сильным мужественным характером. Он сразу заметил, как ей страшно, этой смешной трогательной девочке, и как она изо всех сил старается выглядеть независимой, гордой, взрослой. Андрей неожиданно понял, что уже тогда, в первую их встречу, ему захотелось поддержать ее. Он вспомнил, как смотрел на тонкие запястья, на маленькие руки, нервно теребившие ремешок нелепой сумочки и как ему захотелось взять Катю за руку и сказать: – «Не бойся, все будет хорошо. Я никому не дам тебя в обиду». – «Бедный ты мой воробушек, как же так случилось, что именно я, сам нанес тебе страшную и жестокую обиду?».
Андрей не бросался словами и не подавал неоправданных надежд родителям Кати, когда сказал, что она скоро придет в себя. Он действительно был уверен, что Катя скоро поправиться, и ждал этого события каждый день. С того незабываемого утра в лесу он стал замечать перемены в Катином состоянии. Иногда она выглядела так, словно только что очнулась от сна. В такие мгновения Андрей чувствовал, что его любимая осознает себя, воспринимает окружающий мир... Потом правда все исчезало, взгляд ее снова затуманивался, и она опять погружалась в свое отрешенное состояние. Когда это случилось в первый раз, Андрей замер и тихо позвал ее по имени. Ему показалось, что Катя еле заметно вздрогнула и даже слегка повернула голову в его сторону, но видение тотчас исчезло, и опять глухая непробиваемая стена ее несознания разделила их. С некоторых пор такие моменты стали повторяться, и Андрей понял, почувствовал сердцем – Катя скоро вернется к ним.
– «Помнишь, как ты сомневался в своей любви? Там, на полу твоего кабинета, остались все твои сомнения. В тот самый миг ты понял, как ты любишь ее, как дорога она тебе, понял, что нет для тебя жизни без нее… Только было уже поздно... Господи, ну почему, почему, что бы понять себя, мне нужно было потерять ее?!» Андрей продолжал неподвижно сидеть в темноте. Свет включать не хотелось. Чернильная пустота, окружавшая его со всех сторон, черные, громоздившиеся на таком же черном безлунном небосводе облака за окном, как нельзя лучше соответствовали его мрачному подавленному настроению. Он подводил итог всей своей жизни и отчаянно пытался найти выход из, как ему казалось, совершенно безнадежного положения. – «Ну, вот и пришло твое время, Жданов. День, когда Катя проснется, будет и самым счастливым и самым страшным днем твоей жизни. Что тогда будет с тобой? Она не простит. Такое… не прощают. И куда ты? Кому ты будешь нужен?» Андрей вспомнил, как где-то через месяц после переезда сюда в этот загородный дом, осваивая с Валерием Сергеевичем сложное сантехническое оборудование, заработались они до вечера в подвале, как похвалил его Пушкарев за умелые действия и естественно, будто так и должно быть, сказал: – «Ну, что, сынок, хватит на сегодня? Пойдем. Мать давно ужинать звала». Услышав эти простые слова, он ничего не смог ответить Пушкареву, только кивнул, не поднимая головы. – «Родные мои, как же я без вас? Ведь нет у меня никого дороже вас». Андрей вскочил и в панике заметался по комнате. – «А, может быть, Катя меня простит? Простит… Ну, конечно же, простит... Я ей все объясню, и она мне поверит… Обязательно поверит. Да, и ее родители меня поддержат, ведь мы все это время были вместе…» Он вдруг резко остановился, словно наткнулся в темноте на какое-то непреодолимое препятствие. – «Не надейся, Жданов. Пушкаревы ничего не знают. Они думают, что эта беда случилось с Катей от переутомления, а когда узнают правду… Рассказать им сейчас? Покаяться?.. Нет. Сейчас нельзя, неизвестно как они отреагируют. Могут ведь и прогнать, разлучить с Катей, а этого допустить нельзя. Я должен быть рядом с ней, я чувствую, что нужен ей сейчас как никогда… Значит, буду молчать и будь, что будет. Придет в себя Катя, тогда и буду просить прощения и у нее и у них. Может быть, пожалеют?»
Пожалеют. Услужливая память преподнесла Андрею еще одно недавнее и горькое воспоминание. Его посещение «Зималетто» по просьбе отца. Катя тогда еще лежала в больнице, он был занят приготовлениями к ее переезду в их с Пушкаревыми новый общий дом, но отказать отцу не смог, тот просил помочь разобраться с бумагами. Они до вечера просидели над документами, и когда он собрался уходить, радуясь, что удалось избежать разговоров с женсоветом, что не встретил Киру, то в коридоре столкнулся с Ольгой Вячеславовной. Они не виделись с ней с того самого дня когда Катя заболела. Андрей очень любил эту строгую женщину. Он знал ее всю свою сознательную жизнь. Помнил, как первый раз попал в швейный цех. Именно она, Ольга, привела его туда. Еще совсем молоденькая, держала она его мальчишку за руку и показывала машины, за которыми сидели улыбающиеся тети и весело на него смотрели, а ему было и сладко от этих взглядов, и очень интересно, и страшно от обилия людей и машин, и он все теснее прижимался к тете Оле, боясь даже на секунду выпустить ее руку. – Здравствуйте, Ольга Вячеславна. – Здравствуй, Андрей, – махнула она головой и позвала его за собой, – пойдем. Он не спросил куда, зачем, просто молча пошел за ней, холодея от недоброго предчувствия. Ольга привела его в мастерскую Милко. Постояла несколько мгновений, не оборачиваясь, потом подошла к шкафу, достала из него знакомый пакет и так же, не глядя, протянула ему. – Возьми. Это твое. Я не хотела, чтобы кто-то увидел что здесь, – она показала на пакет рукой, – находится. Забирай и уходи. – Ольга Вячеславна, выслушайте меня… Все не так как Вы думаете, все совсем не так, – сбиваясь и путаясь, попытался он объясниться. – Я люблю Катю. Я жить без нее не могу. Я… Ольга резко развернулась. Ее глаза полыхали недобрым огнем, и столько в них было боли, гнева и разочарования, что он не выдержал, замолчал и опустил голову. – Как ты мог! Нет, как вы смогли сотворить такое злодейство?! Да, ты любишь ее Андрей, любишь. Я поняла это. Только что же это за любовь, если ты так безжалостно, так цинично расправился с любимым человеком? Какой же ты, Андрей… Что для тебя люди? Пустое место, инструмент для достижения своей цели? Ты и мать с отцом готов использовать ради того чтобы быть первым, чтоб победить в борьбе с Воропаевым? – Простите меня, Ольга Вячеславна… Умоляю, простите…. – Никогда я тебя не прощу. Нет этому прощения! Понимаешь? НЕТ!!! Забирай свой пакет и уходи. – «Этому нет прощения», – повторил про себя Андрей.
|