охтыж йожык! еле прорвалась на форум) всех спасибо, всех с праздниками, всех с весной и в целом!
10. - Да я принц, мазохист, так что же, - напевал Жданов, выталкивая Малиновского из кабинета, - пусть меня так зовут вельможи, - он аккуратно закрыл обе двери на ключ изнутри, - как они от меня далеки, далекииии! Катенька! Он вломился в каморку, как пьяный медведь, большой, неповоротливый от волнения, выдернул Катюшу из-за стола и крепко-накрепко прижал к себе. Пока не пришла с разборками Кира. Пока не позвонил частный детектив Вайсбеккер. Пока не сообщил очередные плохие новости нейрохирург со сломанными руками Иванов. Он не видел свою Катеньку вечность – целых три дня, и сейчас чувствовал себя подобно Ивану-царевичу, который прошел огонь, воду и медные трубы, победил Змея-Горыныча, Кощея Бессмертного и бабу Ягу в придачу, достал меч-кладенец, молодильные яблоки и живую воду. Пусть всего на один день, но он вернул себе нежную, смеющуюся в его объятиях Катюшу, и от предвкушения грядущего вечера судорогой сводило желудок. - Катенька, – целовал он её короткими, жадными поцелуями, – ты же проведешь это вечер со мной, правда? Кать! Я так страшно соскучился… – Андрей, – она смущалась и розовела, расцветала в его руках, глаза блестели, сердце торопливо билось прямо в его грудь. Наконец-то она не сопротивлялась, и не было яда на её губах. И все равно эта ласка была отравленной. Ненастоящей. Придуманной. Всего лишь иллюзией того, что его, Жданова, любят. - Каааать! В дверь стучали, все телефоны звонили, а Жданов все никак не мог отпустить Катю. – Мне нужно поговорить с Кирой, – зашептал он быстро. – Тебе придется держать оборону. Слушай, может мне нанять какую-нибудь танцорку из кабаре и представить своей новой любовью, как думаешь, Кать?.. Тихо! Не смей опускать глаз. Я тебя вовсе не стыжусь, слышишь… я переживаю за тебя, Кать. Она все еще подрагивала от его неистовства, но плечи уже распрямлялись, а на лице появлялся отпечаток Забайкальского военного округа. - Если ты говоришь правду, – твердо сказала Катя, – то не будешь больше врать Кире.
Хорошо сказать – не врать Кире. Жданов сидел в своей машине, барабаня пальцами по папке с Катиными медицинскими документами. Показать Кире результаты томографии? Объяснить ситуацию? Но за Кирой стоит Клочкова, а за Клочковой женсовет, а за женсоветом все «Зималетто» в целом. Согласно ждановским прогнозам, новость станет общедоступной уже к вечеру. И меньше всего на свете ему хотелось, чтобы Катю сопровождали любопытно-жалостливые взгляды. - Черт бы побрал эту Пушкареву, – пробормотал Жданов, любуясь в зеркале свой кривой усмешкой. Чего он не ожидал – так этого, что его загонит в угол нежная и любящая Катенька, а не равнодушная, сердитая Катя. – Вилка, – снова заговорил сам с собой Жданов и уронил голову на руль. Если он не признается Кире, что у него роман не с кем-нибудь, а конкретно с Пушкаревой, то Катюша решит, что он её стыдится, и поэтому прячет. Если признается – то отправит Катину аневризму под шкальный огонь Кириных истерик. Что лучше? Опасность кровоизлияния в мозг или усугубленный комплекс неполноценности? Ответ был очевидным, и он ни в коем случае не устраивал Жданова. – Катерина, – сказал он резко, почти зло, набрав номер. – Пообещай мне одну вещь. – Да, Андрей Палыч, – медленно ответила она, не ожидая такой резкой перемены от бурных проявлений чувств до холодного начальственного тона. – Ты не будешь нервничать, что бы Кира Юрьевна тебе не сказала или сделала. Ты станешь железной Пушкаревой, без комплекса вины или еще каких-нибудь дурацких чувств. Он и сам понимал, что требовал от неё почти невозможного, иррационально, слепо шел за новым, недавно открывшемся в нем пониманием, что лучше для самой Кати, верой в непоколебимость Катиной силы воли, которую убедительно доказала ему вчерашняя и позавчерашняя Катерина, единая во многих лицах, единственная женщина на свете. – Но, Андрей… – Никаких «но, Андрей Павлович,» – рявкнул Жданов, – только «да, Андрей», всегда говори мне только «да». Поклянись мне чем-нибудь… – Держусь за красное, – быстро ляпнула она и сама же первой фыркнула.
– Жданов, ты дурак, – Малиновский достал из шкафчика бутылку виски и щедро плеснул себе в стакан, – идиот и придурок! Послезавтра – показ. Через три дня – совет директоров. Ты не мог потерпеть? Зачем тебе нужно было бросать Киру именно сейчас? Роман залпом, как водку, махнул виски, налил еще и катнул по гладкой столешнице стакан Жданову. – Да не буду я пить, – рассердился Жданов, – мне еще с Катей вечером встречаться. Малиновский посмотрел на Жданова длинным, непонятным взглядом и влил в себя еще алкоголя, на этот раз прямо из горлышка. – И что? Ты так и сказал: «Я люблю Пушкареву»?! – Угу. – А Кира? – Сначала смеялась, потом начала плакать. – Понятно, – покивал Малиновский, – она решила, что ты спятил. И, знаешь что, я с ней совершенно согласен! Ты спятил, Жданов! – Угу.
– Андрей Павлович, – Катя выглянула из каморки, едва Жданов вошел в свой кабинет, – вам все звонят, говорят, ваш сотовый не доступен. И еще Юлиана ждет вас в конференц-зале, нужно последний пробежаться по сценарию… – А все звонят – это?.. – Ваша мама, – принялась перечислять Катя, – из банка звонили, но с ними я сама поговорила… Александр Воропаев звонил, сказал, что будет в «Зималетто» через час, и чтобы вы не вздумали прятаться… А! Еще какой-то Иванов звонил, просил срочно с ним связаться. Но я не знаю, кто это. Еще звонил Вайсбеккер. Он… эм… – Говорите, – подбодрил её Жданов. – Алекс – Юстасу, – прочитала Катя по бумажке, – орел выпал из гнезда. Повторяю, орел выпал из гнезда. Тэчэка. Привет Трубецкой. – Дурдом, – резюмировал Жданов. – Это как раз самое понятное, – улыбнулась Катя, – это значит, что Кира Юрьевна собирается вечером сама за вами следить, Трубецкая же! Жена декабриста, про неё еще Некрасов поэму написал… С орлом тоже все понятно… – Да? – удивился Жданов. – Андрей Павлович, – Катя неуверенно опустила глаза, – а где вы были вчера вечером? Жданов вздохнул. Что любопытно – Катя помнила про Вайсбеккера, про совет, про банк, про тысячи мелочей и нюансов. Но она напрочь забыла, как Жданов танцевал с ней вчера, как целовал её, как открывал перед ней душу. Или она притворяется? – На квартире, – сказал Жданов грустно, – на нашей с тобой… Прятался от Киры. Она вскинула засиявший взгляд, улыбнулась улыбкой, осветившей её лицо. Не притворяется. Жданов решил оставить на потом размышления о причудах Катиной психики, как оставлял на потом все, что не помещалось в «сейчас». Сейчас было важно только одно. – Жданов, – сказал он в трубку. – Пляшите, товарищ Жданов, – весело ответил ему доктор Иванов, – Петров все же решился оперировать вашу спящую принцессу Тут-помню-тут-не-помню. – Какой Петров? – уточнил Жданов, целуя ожидавшую его в конференц-зале Юлиану. – Юноша из Африки, вы его сами ко мне привели… Мы сейчас потренируемся на обезьянках… шучу, Андрюша, шучу! На манекенах специальных медицинских потренируемся… У нас же, в Бурденко, и потренируемся… Решили в Москве оперировать. Через недели две можно будет назначать операцию. Продержитесь, боец Жданов, еще две недели? – Подождите… – Жданов обессиленно сел, едва не выронив телефон из рук. – Он же отказался! Сказал, что тут нужен волшебник! Господи, Юрий Сергеевич, вы уверены? Он же молодой совсем, а если он не то отрежет? Может, мы лучше подождем, пока вы… Да не дам я вашему недоучке свою Катю! – Да ты успокойся, Андрюш, – проворковал доктор Иванов, и Жданов вдруг подумал о том, как нейрохирург набирает номер телефона, если руки у него в гипсе, – любая операция – это риск, а уж в вашем случае и говорить нечего! Но и ждать опасно, Андрюш, сам понимаешь! Давай так: ты завтра днем приезжай на Тверскую-Ямскую, и мы спокойно обо всем поговорим, покажем тебе план операции, все объясним, все разъясним…
– Андрюша, тебе плохо? – голос Юлианы раздавался словно из ватного кокона. – Андрей, да ты белый совсем!
_________________ Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость. (с)
|