|
29.
- Молодой человек! – сурово произнесла маленькая полненькая пожилая женщина, уперев руки в бока и грозно сверкая маленькими глазками-смородинками. – Я вам в двадцать пятый раз повторяю: в родильном отделении карантин. Ка-ран-тин! – громко, по слогам повторила она, продолжая сверлить Андрея взглядом. – Я вас не пропущу! – заметив, что тот снова хочет ей что-то возразить, она повысила голос. – Будь вы хоть президентом Российской Федерации, я вас не пущу! Ясно?
- Не пустите, значит? – прищурился Андрей.
- Нет! – отрубила она и, выбросив вперед руку с выставленным указательным пальцем, показала ему на дверь.
Андрей втянул носом воздух, развернулся на пятках и, бормоча себе под нос не6внятные то ли ругательства, то ли проклятья, пошел к выходу.
Медсестра с облегчением выдохнула, мгновенно обмякнув и даже уменьшившись в размерах, стянула с головы белый колпачок и вытерла им покрывшееся испариной лицо.
- Откуда только берутся эти папаши, - ворчала она, возвращаясь на пост, - и почему-то всегда в мою смену. Вывел-таки из себя, стервец!
Андрей вышел на крыльцо, поднял голову к небу и, сощурившись, посмотрел на нещадно палившее солнце. Дверь за его спиной мягко закрылась, он обернулся и с ненавистью посмотрел на нее. Полномасштабное наступление пехоты было остановлено танковой атакой противника, но ничего, в бой еще не вступали ракетные войска и кавалерия.
Андрей сбежал с крыльца по ступенькам, стягивая с себя на ходу легкую летнюю куртку, и подошел к поджидавшим его в полном составе родителям.
- Не пропустили! – выпалил он.
- Этого следовало ожидать, - пожал плечами Валерий Сергеевич.
- Андрюшенька, - коснулась его руки Елена Александровна, - я же тебе сразу сказала, у них карантин, они никого не пускают.
- Но Елена Александровна…
- Андрей, все, успокойся! – одернула его мать. – Правила для всех одинаковы. Зачем было так кричать, я не понимаю. Мы тебя даже отсюда слышали.
- Возьми себя в руки, в конце концов, - добавил Павел Олегович.
В кармане Андрея завибрировал телефон, он достал трубку и ответил на вызов.
- Хорошая моя! Катюш! Никак не могу к тебе пробиться. – Андрей сделал несколько шагов к больничной ограде. – Да все я понимаю, но…, - он слушал спокойный чуть хрипловатый голос жены, произносящий правильные и разумные слова, но эти слова отказывались доходить до его сознания. Он слушал ее и хмуро разглядывал носки своих туфель. Катя, поняв, что у ее мужа случилась трагедия вселенского масштаба и что все ее увещевания пропадают втуне, осеклась, а потом просто сказала, что очень любит его. Он нехотя улыбнулся, ответил, что тоже ее любит, отнял трубку от уха и спрятал телефон обратно в карман. Он повернулся к небольшому двухэтажному зданию из светло-серого камня, в котором располагалось родильное отделение небольшой районной больницы, и горько усмехнулся.
Опять все пошло наперекосяк! Памятуя о том, сколько раз в его жизни все шло не по правилам, Андрей решил, что в жизни его дочери все будет так, как положено. Они с Катей заранее выбрали роддом, договорились с врачами, обсудили все мелочи, но их ребенок разрушил все планы.
За неделю до назначенного врачами срока малышка решила, что настал ее черед появиться на свет. Был разгар рабочего дня, когда Катя поняла, что начались схватки. Андрей с Малиновским уехали с самого утра в подмосковный цех «Зималетто», ни до одного их них ей дозвониться не удалось. Зорькин тоже был недоступен: он уехал в банк на чрезвычайно ответственное заседание и отключил телефон. Своему отцу Катя даже не пыталась позвонить: ее родители еще накануне уехали в гости к родителям Андрея на очередной сеанс налаживания родственных отношений. В итоге Катерине пришлось вызывать «скорую», которая привезла ее в дежурившую в тот день больницу. Она была последней, кого приняли в родильное отделение, потому что через два часа в больнице объявили карантин.
Перед тем, как ее повезли в родовую, Катя, измученная болезненными схватками, успела написать несколько полных гнева и обиды SMS-ок лучшему другу и любимому мужу, чем одного вогнала в ступор, а второго чуть не довела до инфаркта. Здоровая, крепкая и невероятно голосистая девочка родилась в два часа ночи, а уже на следующее утро ее отец вместе с бабушками и дедушками топтались у дверей отделения.
Андрей безумно хотел увидеть свою жену и новорожденную дочку, он считал это своим первостепенным долгом после того, как накануне он оставил Катю одну, ведь он и предположить не мог, чем это обернется.
Катина мама подошла к зятю и ласково посмотрела на него.
- Андрюш, ты не переживай, все будет хорошо.
- Елена Александровна, как вы думаете, может быть, мне удастся договориться о переводе Кати в другой роддом, в тот, где мы изначально рожать собирались?
Она покачала головой.
- В этом нет никакого смысла. Роды прошли хорошо, ребенок здоров, а это означает, что нашу Катюшу через три-четыре дня выпишут. К тому же чем тебе эта больница не нравится? У Катеньки двухместная палата, светлая, просторная. А зелени сколько вокруг!
- Елена Александровна верно говорит, - присоединилась Маргарита Рудольфовна, - вещи для Катерины мы передал. Что мы еще можем сделать? Сынок, поехали с нами, отдохнешь. На тебе лица нет. Наверное, всю ночь не спал, - с тревогой произнесла она.
Насчет зелени Елена Александровна было однозначно права. Вся больничная территория была засажена деревьями, кустарниками, то тут, то там виднелись большие ухоженные клумбы с распустившимися июньскими цветами. Некоторые деревья росли так близко к зданию роддома, что их ветки касались его стен и окон.
- Мама, вы действительно ничего сделать не можете, - протянул Андрей, доставая телефон и набирая Катин номер, - а вот я могу.
Андрей приложил трубку к уху, уже через секунду вызываемый им откликнулся.
- Катя, ты в какой палате лежишь?.. В какой? Ты можешь в окно выглянуть? – он стал всматриваться в окна второго этажа. Когда его взгляд остановился на маленькой фигурке, энергично машущей ему рукой, в самом последнем окне правого крыла, его губы невольно растянулись в улыбке. – Вижу.
Он сбросил вызов и стал крутить телефон в руку, внимательно разглядывая высокое ветвистое дерево, растущее прямо под окнами палаты его жены. Андрей повернулся к тестю.
- Валерий Сергеевич, подержите мою куртку, - попросил он, - и телефон тоже. Я ненадолго, сейчас вернусь.
- Андрей, что ты задумал? – забеспокоилась Маргарита, наблюдая, как ее сын отдает вслед за курткой и телефоном снятые с запястья часы и очки.
- Мам, успокойся, всего второй этаж, - улыбнулся он и пошел к облюбованному дереву.
- Паша! – вскричала Марго. – Скажи ему хотя бы ты!
- Андрей! – Жданов-младший обернулся, услышав голос отца. – Начни со второй ветки. Она повыше, но кажется более крепкой.
Андрей рассмеялся, потряс в воздухе сжатым кулаком и продолжил прерванный путь.
- Паша, как ты можешь! – схватилась за сердце его мать. – А если он упадет?
- Ну что вы, Маргарита Рудольфовна, - примирительно произнес Валерий Сергеевич, - ему же не впервой.
- Что вы имеете в виду? – она округлила глаза.
- Свадьбу, - включилась в разговор Елена Александровна. – Вы разве не знаете, как выкуп проходил? Андрей не захотел проходить задания, что ему девочки приготовили, и полез в Катюшину комнату по пожарной лестницу.
- А какой у вас этаж? – пролепетала Маргарита.
- Третий.
Госпожа Жданова обмякла, но ее поддержала крепкая рука мужа.
- Андрей нам ничего не говорил, - с любопытством произнес Павел Олегович.
- Я вам сейчас все расскажу, - с азартом начал Валерий Сергеевич.
Тем временем Андрей подошел к дереву и начал карабкаться наверх. Задача оказалась не такой простой, какой показалась на первый взгляд. Опыт лазанья по деревьям, полученный в далеком босоногом детстве, уже забылся, и заросшие дорожки в спортивный и тренажерный залы начали давать о себе знать. Андрей подтянулся на очередной ветке, оперся на сук и перевел дух. Он стоял как раз напротив нужного окна. Андрей сделал глубокий вдох и, крепко держась за толстую сочную ветку, стал продвигаться к стене. Почувствовав, что сук под его ногами начинает прогибаться, он решил не рисковать и остановился, потом протянул руку и постучал в окно. Через несколько мгновений он увидел за стеклом испуганно-изумленное лицо Кати, она быстро повернула ручку и распахнула створку.
- Андрей! Ты с ума сошел! – воскликнула она. – Зачем ты залез на эту яблоню?
- Разве это яблоня?
- Не знаю, - продолжала недоуменно смотреть на него она, - какая разница… Нет, ты точно сумасшедший, - прошептала она. Испуганное выражение покидало ее взгляд, сменяясь теплотой. Андрей внимательно вглядывался в без единого следа косметики лицо Кати: немного бледная, осунувшаяся, с огромными медовыми глазами.
- Кать, - улыбнулся он, поудобнее хватаясь рукой за ветку, - я просто очень хотел увидеть тебя, вернее вас. Покажи мне ее.
Катя кивнула, отошла от окна к кровати и вынула из стоящей рядом люльки маленький сверток. Она осторожно взяла его на руки и поднесла к раскрытому окну.
- Только тихо, прошу тебя, - зашептала Катерина, - она спит.
Андрей, не мигая, смотрел на сморщенное чуть красноватое личико младенца.
- Такая крошечная… - протянул он.
Катя улыбнулась.
- Это ненадолго.
Андрей молча смотрел на маленький беспомощный комочек и пытался осознать, что это и есть его дочь. Налетел порыв ветра, и Катя поспешила положить девочку обратно в кроватку.
- Потом и налюбуешься, и наслушаешься, - тихо произнесла она, возвращаясь к висящему за окном мужу, - у нее голос… - Катя закатила глаза, - на посту охраны слышно, как она кричит. Сразу видно, вся в тебя.
Андрей очнулся от раздумий и посмотрел на уставшее, но посветлевшее лицо жены.
- Катя, я…
Она покачала головой.
- Андрюш, не надо ничего говорить. Я же понимаю, она только вчера родилась, ты еще понять ничего не успел, но…
- Катя, Катюш, остановись, - мягко перебил он ее. – Глупая, я всего лишь хотел сказать тебе «спасибо».
Катя беззвучно рассмеялась, протянула руку и коснулась его ладони.
…
Почти месяц Малиновский уговаривал, упрашивал, убеждал Медведеву найти себе новую квартиру.
- Тебе в твоей квартире хорошо одной, для ребенка она не подходит. Гулять вам негде, поликлиника на другом конце района. А лифт? Разве в вашем доме есть лифт? Это вертикальный самодвижущийся гроб! Ни одна уважающая себя коляска в него не войдет.
Используя эти и другие аргументы, ему удалось заставить Женю поддаться на его уговоры, и стоило ей сказать «да», как выяснилось, что он уже нашел для нее потрясающий вариант. Новая квартира, как и прежняя, была однокомнатной, но на этом сходство заканчивалось. Она располагалось на третьем этаже, в ней была большая кухня, просторная комната, и дом, в котором она находилась, стоял всего в одном квартале от дома Малиновского. Правда о последнем факте Женя узнала только в день переезда.
Был обычный июньский воскресный вечер. Грузчики, подняв в квартиру последние вещи, ушли, удалилась хозяйка, получив плату за три месяца вперед, Роман, сославшись на некое неотложное дело, исчез, но уже через час вернулся, всучив Жене пакет спелой черешни.
- У тебя новоселье. Это нужно отметить, - резонно заметил он.
Через полчаса, махнув рукой на не распакованные коробки, они, обложившись подушками, устроились на длинном широком подоконнике, поставив между собой тарелки со свежевымытой черешней. Створки окна были распахнуты, в комнату врывался теплый летний ветер, принося с собой запах цветущих яблонь. Они сидели напротив друг друга, болтая обо всем и ни о чем, попутно соревнуясь в меткости. В нескольких метрах от дома росли березы. В ближайшей березе, как раз на уровне окна новой Женькиной квартиры, располагалось небольшое дупло, и они по очереди пытались попасть в это дупло черешневыми косточками. Роман выигрывал.
Он в очередной раз положил на подушечку указательного пальца косточку, вытянул вперед руку, прицелился, и ногтем большого пальца отправил косточку прямехонько в цель.
- Оу! – воскликнул он, победоносно вскидывая руки. – Шесть-четыре!
- Это пока, - возразила Женя и с тревогой посмотрела вниз на улицу. – Слушай, если кто-нибудь заметит, чем мы здесь с тобой занимаемся, меня быстро выставят за дверь.
- Найдем новую, - пожал он плечами. – Или предлагаешь закончить?
- Еще чего! – фыркнула она. – Играем до десяти очков.
- Надеешься меня обставить? – прищурился Роман.
- И не без оснований, - улыбнулась она, убирая назад, рассыпанные по плечам кудри. – Кстати, - вдруг вспомнила Женя, - мне в пятницу врач звонила, сказала, что перенесла прием со среды на понедельник. Жаль, я тоже хотела завтра в роддом поехать, Катю встретить.
- Зачем? Там и без нас будет столпотворение. Бабушки, дедушки, Женсовет в полном составе. А насчет приема ты почему раньше мне ничего не сказала?
Женя не сразу ответила на вопрос. Она долго целилась косточкой в березу, но промахнулась.
- Вот черт, что у меня с глазомером? – задала она риторический вопрос. – Рома, не нужно меня сразу в заговоре подозревать. Я забыла, но сказала же. А если бы и не сказала? – продолжала она рассуждать, зачерпывая из тарелки горсть черешен. – Один раз я могу и одна съездить.
- Не можешь, - машинально возразил он, прицелился, выстрелил, косточка плавно взлетела, пронеслась по воздуху и влетела в дупло. – Да! Да! Да! Семь-четыре.
Евгения не стала спорить. У нее сегодня было прекрасное настроение, и ругаться с Ромкой она совсем не хотела. Она отвернулась от окна и оглядела комнату, выглядевшую так, будто она совсем недавно пала жертвой мародеров. Роман заметил ее тоскливый взгляд.
- Жень, я завтра к тебе после работы зайду и помогу вещи разобрать, - мужественно вызвался он. Но она махнула рукой.
- Ерунда. Самое необходимое я достала, а остальное подождет. Знаешь, что меня удивляет? Как Андрей с Катей так быстро имя ребенку нашли. Не спорили совсем.
- Лучше бы подольше поискали, - проворчал Малиновский, закидывая в рот черешенку.
- Анастасия Андреевна Жданова. Или просто Ася.
- Что это за имя такое? Аська? – начал возмущаться Малиновский. – Я по «аське» с друзьями и знакомыми переписываюсь. Правильно, что она решили в крестные Кольку с Алисой позвать. Я лучше дождусь, когда Андрюха родит другого ребенка с более благозвучным именем.
Женя смеялась, слушая его.
- А мне нравится это имя. Ты послушай, как звучит нежно, - и она произнесла с придыханием, - Ася, Асенька. Будут воспитывать настоящую Тургеневскую девушку.
- А Тургенев здесь каким боком?
- Если бы ты читал, то понял бы.
- Не надо, - помахал Роман в воздухе указательным пальцем, - я читал Тургенева. И про Муму, и про Герасима. Я, между прочим, тоже с высшим образованием.
Женя снова зашлась смехом и чуть не подавилась черешенкой.
- Рома, мне нельзя столько смеяться, - она помахала на себя рукой, успокаиваясь, взяла косточку, прицелилась и стрельнула ею в березу. Косточка аккуратно опустилась в дупло. – Ура! Я попала! – захлопала она в ладоши. – Семь-пять!
- Еще не вечер, - хмыкнул он, выстрелил своей косточкой, но та отскочила от ствола и полетела вниз.
- А если бы у тебя была дочь, как бы ты ее назвал? – поинтересовалась Женя.
- Что значит если бы? Моя дочь родится через два месяца.
- Малиновский, ты опять! – вскинулась она. – Сколько можно говорить, у меня будет мальчик.
- Дочь!
- Сын!
- Дочь!
- Сын!
Они буравили друг другу взглядом, никто не хотел отводить глаза, но Женя моргнула первой. Врачи так и не смогли определить пол их будущего ребенка, но им, казалось, это было и не нужно, каждый был уверен в своей правоте.
- Дочь, – опять повторил Роман. – Зеленоглазая рыжая девчушка, которая будет с радостью бежать мне навстречу и расстраиваться, когда я буду уходить, в отличие от своей матери.
- Малиновский, - в голосе Жени зазвучали рычащие нотки, - я тебя сейчас покусаю!
Роман расплылся в улыбке.
- Милая, давай в другой раз, а еще лучше дождемся полнолуния.
Женя сжала губы, чтобы не рассмеяться. Как можно было на него злиться! Она взяла лежащую под рукой маленькую подушку и кинула в него. Он увернулся, подушка ударилась о стену и шмякнулась на пол.
- Ах, вот ты как! – картинно вознегодовал Роман и бросил в нее скомканную бумажную салфетку. Та ответила еще одной подушкой. Вслед за подушками и салфетками в ход пошли ягоды черешни. Они дурачились до тех пор, пока не кончились боеприпасы. Раскрасневшаяся Женька первая запросила пощады.
- Мир! Все, мир!
- У тебя в волосах перышко застряло, - заметил Малиновский, наклонился вперед и запустил пальцы в ее кудряшки. Она отвернулась от него, чтобы не видеть так близко его сосредоточенного взгляда, плотно сжатых губ, не чувствовать его тихого теплого дыхания.
- Осторожно, - попросила она, - выдернешь мне половину волос.
Роман высвободил запутавшееся перышко и вернулся на свой край подоконника. Он тоже успел почувствовать неловкость, возникавшую всегда, когда он переступал невидимую проведенную Женей черту. Он положил перышко на раскрытую ладонь, подул, перышко сорвалось и медленно полетело вниз. Они вдвоем, не отрываясь, следили за его полетом.
- Женя, - нарушил молчание Роман, - давай заключим пари. Нет, не пари даже, а соглашение о разграничении полномочий.
- Ты о чем? – покосилась она на него.
- Давай так: если родится мальчик – имя выбираешь ты, если девочка – то я. Договорились?
Она удивленно вскинула брови.
- Подумай, - продолжал Роман, - ты уверена, что там, - он взглядом указал на ее живот, - мальчик. Значит, ты ничем не рискуешь, - и он торжественно протянул ей руку.
- И ты не будешь спорить? – недоверчиво спросила она, косясь на его руку. – Даже если я назову его Прокопом?
- Хоть Акакием, - улыбнулся он.
Она крепко пожала его руку.
- Согласна, - хитро улыбнулась она, - но учти, ты сам это предложил.
Солнце клонилось к закату, на улицу начали опускаться сумерки.
Роман спрыгнул с подоконника, подобрал разбросанные подушки и бросил их на кровать.
- Пора идти, уже поздно, - начал он собираться домой, похлопал ладонями по карманам брюк и нахмурился. – Ты не видела мои ключи?
- Ты их в прихожей, на полке оставил, - ответила Женя, слезла с подоконника и пошла проводить его.
- Кстати, ты знаешь, что твоя Лапатина осенью замуж собирается? – спросил он, остановившись у входной двери. – Не исключено, что она после этого рожать соберется. Кто в таком случае возглавит отдел продаж?
- Раньше, чем через год, она вряд ли уйдет в декретный отпуск, а к тому времени я уже вернусь на работу.
- Не понял! – пристально посмотрел на Евгению Роман. – С какой стати? И куда ты собираешься ребенка девать?
- Рома, - нахмурилась она, - если бы все зависело только от меня, я бы сидела дома все положенные мне три года, как говориться от звонка до звонка, но есть обстоятельства, которые мне неподвластны.
- Вразуми меня, пожалуйста. Что же это за обстоятельства?
Женя переступила с ноги на ногу, скрестила руки на груди и посмотрела на него исподлобья.
- У меня есть сбережения, но их не хватит на то, чтобы три года платить за съемную квартиру, кормить, одевать и воспитывать ребенка. Мне придется выйти на работу раньше. Мне самой не нравится этот выход, но другого я не вижу. Найду няню, придумаю что-нибудь.
Малиновский слушал ее и багровел.
- Медведева! – закричал он, сжимая руки в кулаки. – Ты слышишь, что ты несешь! Какие сбережения, какие няни! Я на что? Или ты думаешь, что я не в состоянии обеспечить тебя и дочку?
- Рома, - запротестовала она, - ты можешь делать ему любые подарки, но я в состоянии сама себя содержать. Я никогда ни от кого не зависела и зависеть не хочу!
- Сколько можно! – продолжал кричать он. Роман отступил на шаг назад, уперся спиной в дверь и со всей силы ударил кулаком по стене. – Сколько ты еще будешь издеваться надо мной! Женя, скажи, тебе доставляет удовольствие меня унижать?
- Рома, послушай… - она попыталась остановить эту вспышку ярости, но он ее не слушал. Он редко выходил из себя, и почти никогда не позволял себе повышать на нее голос. Ей было немного страшно и неуютно.
- Нет, это ты меня послушай! – перебил он ее. – Кому и что ты пытаешься доказать? Что ты святая, а я ничтожество! Так? Да? Хочешь строить из себя сильную и независимую женщину? Пожалуйста! Делай, что хочешь! Я умываю руки!
Роман развернулся на сто восемьдесят градусов, отпер замок, распахнул дверь и вышел на лестничную площадку. Он хотел было захлопнуть за собой дверь, но остановился, оглянулся и посмотрел на непривычно тихую Женю.
- Впрочем, я для себя ничего менять не собираюсь. Ты можешь поступать так, как тебе угодно, но завтра я, как и обещал, заеду за тобой и мы поедем к врачу. Все! Спокойной ночи! – последнюю фразу он произнес нарочито саркастическим тоном. Малиновский оттолкнулся от двери и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице. Эмоции захлестывали его. Женя поморщилась, услышав, как далеко внизу хлопнула подъездная дверь. Она потянула на себя входную дверь, заперла ее и медленно опустилась на подставку для обуви.
Ей вдруг стало нестерпимо себя жаль, и захотелось бежать без оглядки из этой квартиры. Она поежилась, словно от холода.
…
От Женькиного дома до дома Малиновского можно было дойти за пять минут, но Роман полчаса ходил по району, пытаясь успокоиться. Придя домой, он долго не мог найти себе места, а потом долго ворочался в кровати, пытаясь уснуть. Когда сон, наконец, сморил его, раздался резкий звонок. Малиновский по привычке швырнул подушку в тумбочку, на которой стоял будильник, но звон не прекращался. Он сел на кровати, тряхнул головой и понял, что надрывается не будильник, а его сотовый телефон.
- Алло, - выдохнул он в трубку. На том конце электронного сигнала кто-то кашлянул, и он услышал голос Евгении.
- Рома, прости, что разбудила. Я позвонила сказать, что не надо за мной завтра утром заезжать.
- Женя, - полусонным голосом произнес он, - я уже говорил тебе и могу повторить опять, твои слова на мое желание быть отцом повлиять не способны.
- Я не об этом. Я имела в виду, что тебе на мою квартиру приезжать не надо, я сейчас вызову такси и в гостиницу поеду.
Роман почувствовал, что снова начинает злиться, и его сон сняло, как рукой.
- Медведева, квартира тебе, чем не угодила? Тем, что я ее нашел?
- Рома, не в этом дело! – воскликнула она и замолчала. Через несколько секунд она продолжила вполголоса. – Я не могу в ней находиться. Мне страшно.
- Что?
- Страшно мне! – выпалила она. – Теперь понятно? Все, пока.
- Стой! Ты серьезно? Это не твоя очередная шутка?
- Из нас двоих на шутках ты специализируешься, - съязвила она.
Малиновский сполз с кровати и стал искать упавший на пол будильник.
- Женька, не надо никуда ехать. Я сейчас к тебе приду.
- Куда ты пойдешь среди ночи! Два часа!
- Если быть совсем точным, то пятнадцать минут третьего, - сказал он, глядя на поднятый им будильник. – Перепалку прекращаем. Я буду у тебя через десять минут.
…
Роман пришел, правда не через десять минут, как обещал, а через пятнадцать. Он не казался разозленным или возмущенным, скорее походил на человека, которого из-за пустяков отвлекли от невероятно важных дел.
Впустив Малиновского в квартиру, Женя прошла в комнату и села в кресло, поджав под себя ноги так, как ей позволял слегка выпирающий живот. Глядя на будущую маму со стороны, было сложно поверить, что она находиться на седьмом месяце беременности, особенно помня каким колобком выглядела последнее время Катя. Роман подошел к Жене, присел на корточки перед ее креслом и ласково и немного снисходительно улыбнулся, как улыбаются детям.
- Рассказывай, чего ты испугалась?
- Ничего, - нахохлилась Женя. Роман посмотрел на нее: когда-то он сравнивал ее с игривым львенком, потом с пугливой ланью, иногда она напоминала ему выпустившую когти кошку, но сейчас более всего походила на испуганного совенка.
- Горе ты мое рыжее, - вздохнул он. – Ну, что здесь страшного? Четыре стены, кровать, кресло, стол и комод. Здесь даже шкафа нет, где бы мог поселиться бабайка. Медведева, ты же говорила, что ничего не боишься?
- Малиновский, не надо со мной говорить, как с ребенком, - поморщилась она, выбираясь из кресла. – Иди домой. Зря я тебе позвонила, надо было просто собраться и уехать в гостиницу.
- Глупости не говори, - сказал он, подходя к ней. – Тебе в этой квартире жить. Ты еще не привыкла, вот и все. Сейчас ты ляжешь в постель, закроешь глазки и уснешь, а когда проснешься утром, тебе все твои ночные страхи покажутся сущей ерундой.
Она затравлено посмотрела на него, наклонилась к уху и зашептала.
- Ром, я правда не могу. Я не знаю почему, но стоит мне закрыть глаза, начинают шорохи мерещиться, чьи-то шаги. Я параноик?
Он покачал головой, взял ее за руку и повел к кровати.
- Ты беременная женщина. Тебе все можно, что хочется: и гудрон есть, и с инопланетянами общаться. Ложись, - велел он, стаскивая с постели одеяло.
Женя не стала спорить и улеглась по центру, уткнувшись носом в подушку. Рома укрыл ее одеялом, аккуратно подоткнул его со всех сторон и лег рядом с ней, обняв рукой.
- Так не страшно? – прошептал он.
- Нет, - тихо ответила она.
Малиновский два раза щелкнул пальцами, и свет в квартире погас.
- Тебе не холодно? – спросила Женя. – У меня еще одно одеяло есть. В нижнем ящике комода.
- Не надо, - ответил он, крепче прижимая ее к себе и кладя голову на ее подушку. – Ты спи.
Живая тишина окутала их. Из раскрытого окна доносился шелест перебираемых ветром листьев, несмелый, будто сонный, щебет птиц. Вероятно, эти звуки и напугали Женю, подумал Роман. Несколько последних лет она жила на десятом этаже. Вряд ли до ее окон могли долетать какие-либо звуки. Ничего, она привыкнет. Девушка лежала тихо, и Роман решил, что она уже уснула. Завтра он расскажет ей об источниках так напугавших ее шорохов, она посмеется над собой, отпустит в его адрес какую-нибудь колкость и перестанет звонить ему по ночам. К сожалению. Но сейчас мысль о том, что именно ему она позвонила среди ночи, что именно в нем она ищет поддержки, грела его сильнее, чем батареи центрального отопления зимой. Уже засыпая, Рома почувствовал, что она вздрагивает под его рукой. Он открыл глаза и недоуменно подумал: «Замерзла?». Июньская ночь была свежей, но теплой, Женя была укрыта одеялом, ей не могло быть холодно. Внезапная догадка пронзила его. Он приподнялся, опираясь на локоть.
- Женя, ты плачешь?
Она перевернулась на спину и посмотрела на него снизу вверх. В рассеянном звездном свете он видел мокрые дорожки слез на ее щеках.
- Что не так? – непонимающе спросил он.
- Ты выиграл, - чуть слышно произнесла она, обвила руками его шею, приподнялась и прижалась губами к его губам. Слегка растерявшись, Роман не сразу ответил на ее поцелуй, но через мгновенье завладел ее губами, перехватывая инициативу.
Она откинулась на подушку, восстанавливая сбившееся дыхание, слезы продолжала струиться из глаз. Рома обхватил руками ее лицо, поворачивая его к себе.
- Женя, что происходит? К какому празднику этот подарок? И эти слезы?
- Я же сказала, ты выиграл, - хрипло произнесла она, глядя в его глаза. – Ты заполнил собой всю мою жизнь. Мы вместе работаем, ходим в рестораны, на выставки, презентации, в кино, театр или куда-нибудь еще, смотря, на что хватит твоей фантазии. Если я хочу провести вечер дома, ты снова рядом. Я уже не помню, как это, жить без тебя. Теперь я даже уснуть без тебя не могу. Что ты сделал со мной, Рома? И зачем?
- Я много раз отвечал тебе на этот вопрос, но ты не хочешь ни слушать, ни слышать.
- Ты выиграл, - сказала она обреченно, закрывая глаза.
- Женя, посмотри на меня! – воскликнул он в сердцах. Она открыла глаза. – Выиграл-проиграл. Я уже давно не играю с тобой в игры. Как ты не можешь этого понять? Мне не победа нужна. Мне ты нужна. Целиком: твое тело, твоя душа, твоя солнечная улыбка, твои сияющие глаза, твой несносный характер. Нужна, и когда обнимаешь меня, и когда доводишь до белого каления. Вся.
Она сглотнула подкативший к горлу комок и обрушила барьеры.
- Тогда бери меня. Всю. Целиком.
Малиновскому не нужно было повторять два раза. Его рука скользнула по ее телу, ее пальцы вонзились в его волосы. Одеяло было отброшено в сторону за ненадобностью: им и так было жарко. Его требовательные пальцы на ее раскаленной коже, ее нежные губы на его шее и тихие бессвязные слова: «… Ромка… Женька…».
_________________
- О, не клянись луною, в месяц раз меняющейся! Это путь к изменам. (с)
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
ludmimilochka не знаю как кому а мне очень понравилась то как мальчики быстро сконцентрировались проанализировали и решили эту задачу МОЛОДЦЫ это очень по взрослому ведь раньше это был бы недельный запой и битье головой о стену выросли они у Вас причем все трое Вы большая умница!!!!!!!!!!!!!
Спасибо, ludmimilochka, за такого мужественного и повзрослевшего Колю. 
Надо же! У нас банальный антирадар в машину и то купить сложнее.
Есть в кого!