|
***
Александр Юрьевич был до крайности уязвлен Катиным отказом; и все же он ни за что на свете не дал бы понять ей или кому-то другому, что чувства его задеты. Он обращался с Катей ровно и доброжелательно, но все же пропасть меж ними росла; Катя избегала Воропаева, при разговоре не смотрела ему в глаза, и видно было, что ей тяжело находиться в его обществе. Прежней их доверительной дружбе пришел бесповоротный конец. Пожалуй, что это печалило Александра Юрьевича сильнее всего остального. В мыслях он корил себя за глупость и самонадеянность, за то, что принял дружеское расположение к себе за нечто большее и разрушил то хорошее, что было меж ними.
Он перебирал воспоминания, словно бусины в четках, пытаясь понять, где ошибся; и все же готов был поклясться и сейчас, что нежность во взгляде Кати ему не привиделась.
«Быть может, я поторопился и испугал ее?» - подумал Воропаев. – «Катя привыкла, что я для нее только друг, и теперь ей тяжело подпустить меня сразу на несколько шагов ближе, увидеть в новом качестве? Возможно, стоит набраться терпения, и со временем она откроет мне свое сердце?»
Эта мысль была не так уж приятна для него: Александр Юрьевич ценил себя высоко, и гордость препятствовала ему искать расположения девушки, которая его отвергла столь недвусмысленным образом. В сердцах он дал сам себе зарок, что более ни словом, ни взглядом не намекнет ей о своих чувствах, дабы не ставить Катю и себя в неловкое и унизительное положение. Остальное, как он думал, было лишь вопросом времени. «Все проходит, пройдет и эта любовь», - говорил он себе.
Возможно, все и получилось бы так; да только покамест у него не получалось выкорчевать это чувство из своего сердца. Александр Юрьевич отдавал себе отчет в том, что, видя Катю каждый день, он не скоро еще сможет предать забвению любовь к ней. Думал он даже уехать на несколько месяцев, благо, что повод был, но сейчас Воропаев никак не мог оставить Христину одну. К великой досаде и гневу Александра Юрьевича, подле нее вновь объявился один недостойный человек, коему Христина Юрьевна прекрасно знала цену, и все же почему-то не могла прогнать от себя. Этим человеком был отставной штабс-капитан по фамилии Иволгин, запойный игрок и пьяница, развратник самого гнусного толка; однако же, несмотря на то, что разгульный образ жизни уже оставил неизгладимую печать на его лице, Иволгин обладал таинственной властью над женщинами - при том, что обращался он с ними ужасно. Природа сей власти была за гранью понимания Александра Юрьевича. Иволгин вызывал у него странные, противоречивые чувства: с одной стороны, лютое отвращение – до желания раздавить, растоптать, уничтожить; с другой же стороны, некий исследовательский интерес, с каким зоолог изучает змею или другую опасную и ядовитую тварь.
Боясь, как бы этот человек снова не начал преследовать Христину, Воропаев нанял людей, чтобы они следили за домом сестры и даже близко не подпускали Иволгина. Агафья, служанка Христины, также была предупреждена, и ей отныне было запрещено разговаривать с посторонними и передавать Христине записки от неизвестных лиц. Меры предосторожности, как казалось Воропаеву, были достаточные; и все же тревога не отпускала его. Он готов был даже предложить Иволгину денег – только бы тот убрался подальше, но понимал, что штабс-капитан, получив деньги однажды, не преминет воспользоваться возможностью легкой поживы и начнет его шантажировать. Этот способ никак не подходил.
Такие заботы занимали сейчас весь его ум, и даже скорая премьера его пьесы уже не так сильно волновала Воропаева. Было ему теперь и не до любовных терзаний, и все же… все же очень хотелось Александру Юрьевичу поделиться с Катей и сомнениями своими, и тревогами, и планами; однако это желание он пусть с трудом, но сдерживал.
Катя между тем заметила, что Воропаев сделался особенно бледен, мрачен и неразговорчив, и поначалу решила, что все из-за нее.
После признания Александра Юрьевича она была сама не своя; часто плакала украдкой, тосковала и мучилась, и все же была совершенно уверена, что поступила правильно. Воропаев не производил впечатления смертельно раненого ее отказом; но Катя уже достаточно хорошо узнала его, и понимала, что он будет всячески скрывать от нее и боль свою, и обиду. Она, как могла, старалась реже попадаться ему на глаза, рассудив, что так будет лучше для них обоих; Александр Юрьевич принял это как должное. Катерина надеялась, что со временем мучительная неловкость меж ними сгладится, и что Воропаев не станет держать на нее зла за ее отказ. Также очень ее тревожило, не обидится ли на нее Христина Юрьевна - Катя успела к ней очень привязаться. Однако Христина, казалось, и не подозревала о том, что произошло между братом и воспитанницей его; более того, казалось, что это ее теперь не слишком интересует. Христина Юрьевна сделалась чрезвычайно рассеянной, легко могла потерять нить посреди разговора, устремив взгляд куда-то вдаль. При всем этом Катя ощущала в ней сильное внутренне волнение, которое порой прорывалось в нервных всплесках руками, порывистых движениях, звенящем на высокой ноте голосе – и тут же гасло. Видно было, что ей становится хуже с каждым днем. Однако на робкие Катины расспросы Христина Юрьевна только улыбалась и отвечала, что с ней все в порядке.
Пересилив себя, Катя поделилась своими опасениями с Александром Юрьевичем, и он, внимательно и серьезно выслушав ее, сказал, что знает о проблеме, и чтобы Катя не тревожилась – он позаботится о сестре. Катерина поняла, что более он ничего не расскажет. Этот разговор оставил у нее горькое чувство: пусть Александр Юрьевич разговаривал с ней чрезвычайно мягко и вежливо, он ясно дал ей понять, что дело это семейное, и чужим людям в него вмешиваться не след.
Менее всего Катя хотела бы навязывать свое общество. Она даже думала прекратить визиты в дом на Мясницком, но спустя две недели получила записку от Христины Юрьевны; та сетовала, что Катя совсем забыла к ней дорогу, и приглашала в гости. По правде сказать, Катю очень обрадовало это приглашение.
Христина тоже была ей очень рада, но Катя с тревогой заметила, что она еще больше осунулась и побледнела с их последней встречи. Разговор их шел не без труда, но потом Христина Юрьевна немного оживилась, глаза ее заблестели, она принялась шутить и стала почти что прежней.
Примерно с полчаса спустя раздался звон колокольчика на входной двери, и Агаша отправилась открывать. Ждали Александра Юрьевича, который должен был вскоре к ним присоединиться, но тут в прихожей раздался какой-то странный шум, и даже как будто звуки борьбы. Катя услышала Агашу и отвечавший ей мужской голос. Христина Юрьевна побелела как полотно.
- Ах, это он! – вскрикнула она.
Дверь рывком отворилась, и в комнату быстрым шагом вошел незнакомый Кате мужчина. Следом за ним бежала возмущенная и растрепанная Агафья, посылая проклятия незваному гостю.
Это был высокий мужчина лет эдак сорока, крепкого сложения, начавший уже грузнеть. Одет он был в штатское платье, но осанка выдавала в нем бывшего военного. Его нельзя было назвать хоть сколь-нибудь привлекательным, напротив, широкое скуластое лицо его было отменно некрасиво, однако, пронизывающий взгляд и властная манера обхождения, без сомнения, действовали на многих дам гипнотически.
- Наконец-то я нашел Вас! – произнес мужчина, устремив взор на Христину Юрьевну. На Агафью и на Катю он не обращал ни малейшего внимания. – Вы долго прятались от меня, Christine, но вы же знали, что это бесполезно, ma chérie, n'est ce pas?
Христина Юрьевна, побледнев еще больше, пролепетала что-то еле слышное.
- Ну что же это такое деется! – причитала Агафья. – Разбой средь бела дня! Христина Юрьевна, позвать городового?
- Нет-нет, ступай, Агаша, - Христина слабо махнула рукой. – Ступай, все хорошо.
Агафья вытаращилась на нее, но вынуждена была подчиниться, и удалилась, что-то неодобрительно бормоча себе под нос.
Катя чувствовала себя на редкость неуютно. Она не понимала, что происходит, кто этот человек, но сразу ощутила к нему безотчетную и сильную неприязнь.
- Оставьте нас, - коротко приказал неизвестный, переведя взгляд на Катю. И не подумав исполнить это требование, Катерина повернулась к Христине Юрьевне и взглянула на нее вопросительно.
- Не нужно распоряжаться в моем доме, Серж, - проговорила та, выпрямив спину. – Вы ведете себя неподобающе.
- Вот как, - мужчина усмехнулся. – Тогда не соблаговолите ли приказать вашей служанке, чтобы она убралась к черту? Мне надобно с вами поговорить.
- Катя моя подруга, а не служанка. И нам не о чем с вами говорить, Серж, все кончено! – возвысив голос, Христина Юрьевна привстала с кресла.
- Ничего не кончено, - процедил он и, бесцеремонно схватив Христину Юрьевну за плечи, заставил ее сесть. – Все будет кончено, когда я позволю.
- Что вы делаете? – вскрикнула Катя в возмущении.
- Мадемуазель, мне кажется, вам пора домой, - заявил неизвестный.
- Никуда я не пойду! – Катя мрачно глянула на него исподлобья. Этот человек внушал ей сильнейший страх, однако ни за что на свете она не выказала бы этого чувства пред ним.
- Ну что же, не хотите послушаться добром, придется…
- Довольно! – задыхаясь, вскрикнула Христина Юрьевна. – Вы хотели поговорить со мной? Хорошо, я готова вас выслушать, но обещайте, что Вы потом уйдете!
Глаза его сверкнули.
- Обещаю, - без колебаний ответил мужчина. Катя почему-то ни капельки ему не поверила.
Христина Юрьевна повернулась к ней.
- Катенька, я бесконечно извиняюсь, но мне действительно придется поговорить с этим господином.
- Вы хотите, чтобы я ушла? – прошептала Катя. - Я не оставлю вас! Христина Юрьевна, этот человек, он ужасен…
- Он ничего мне не сделает, уверяю вас. Мы просто поговорим, и он уйдет.
- Нет-нет, я не верю ему!
- Милая, все в порядке, - твердо сказала ей Христина Юрьевна. – Этот разговор всего на несколько минут. Мне неловко вас просить об этом, Катенька, но могли бы вы оставить нас ненадолго и подождать в зимнем саду?
- Оставить вас наедине?
- Бедное дитя, вы заботитесь о моей репутации? - усмехнулась Христина. – Глупо, и давно уже поздно.
- Я… - Катя опустила голову. - Хорошо, я буду там, - сказала она. - Но если что-то произойдет, умоляю, позовите меня!
- Всенепременнейше, - уверила ее Христина Юрьевна. Она улыбалась, и все же Катя видела, что улыбка эта неестественная, деланная, а в глазах у нее прячется страх. Ей и самой было страшно; в этом человеке было что-то такое, отчего у нее внутри все цепенело. Оставить сейчас Христину Юрьевну казалось Кате предательством, но что же делать, если она сама о том попросила?
Незнакомец начал проявлять уже признаки нетерпения, и Катя нехотя вышла в соседнюю комнату, которая служила Христине Юрьевне зимним садом. Закрыв за собой дверь, она некоторое время стояла неподвижно, чутко прислушиваясь к тому, что происходило в гостиной. Говорили тихо и Катя, поколебавшись, осторожно приоткрыла дверь на маленькую щелку.
… того, что вы сделали мне? – говорила Христина Юрьевна.
- Мне не следовало так поступать, - признал незнакомец. – Но Christine, мне было так тяжело! Долги, череда неудач, и вместо поддержки от вас – одни упреки. Да, я был несдержан, но вы меня вынудили! Если бы вы были ко мне нежнее, если бы вы и в самом деле любили меня…
- Если бы? Я любила вас, о, как я вас любила! И вы смеете утверждать…
- Почему же вы скрылись от меня и столь долго не давали о себе знать?
- Боже мой, это какой-то абсурд! Вы говорите так, как будто не вы оставили меня ради другой, забрав при этом мои драгоценности и сбережения. Или мне напомнить, что вы говорили мне, как называли? Как подняли на меня руку?
- И я бесконечно сожалею об этом!
- Оставьте меня! – воскликнула она. – Я не хочу вас больше видеть!
- Неправда, хочешь, – он заговорил низким голосом, придвинувшись к Христине ближе. – Ты ведь скучаешь по мне, я знаю, я чувствую это.
- Нет, нет, - слабым голосом повторяла она.
- Бежать и прятаться бесполезно, милая. Ты моя, – он сжал ее плечо. – Да ты и сама это понимаешь. Зачем ты сопротивляешься, Christine, ты же хочешь быть со мной, ты ведь помнишь, как нам было хорошо вместе…
- Нет! – голос ее окреп. – Уходите, Серж, я достаточно услышала и не собираюсь продолжать этот разговор. Все кончено!
- Ну уж нет, моя милая, - он схватил ее за руку и рывком притянул к себе. – Никуда я тебя не отпущу.
- Прекрати! – Христина Юрьевна пыталась вырваться, но сил ее не хватало, чтобы освободиться. – Мне больно, Серж!
Катя смотрела на эту безобразную сцену, не в силах пошевелиться. Она хотела закричать, кинуться на помощь, но ноги ее словно приросли к месту, а из горла вырывалось лишь слабое, еле слышное сипение.
Бог знает, чем бы это все кончилось, если бы не подоспел Александр Юрьевич. Появление его было не сразу замечено, и это дало Воропаеву преимущество; к тому же гнев утроил его силы. Он отшвырнул негодяя от Христины и сделал это, как показалось Кате, с удивительной легкостью. Незнакомец налетел на стол и не сразу смог восстановить равновесие, это дало возможность Александру Юрьевичу нанести следующий удар, и противник его рухнул на пол.
Христина Юрьевна громко вскрикнула, и крик этот словно вырвал Катю из оцепенения. Она стрелой вылетела из своего убежища и стала рядом с Христиной Юрьевной.
Незнакомец с трудом поднялся; лицо его было мертвенно-бледным, из рассеченной губы сочилась кровь.
- Снова вы, - процедил он, с ненавистью глядя на Александра Юрьевича. – Но в этот раз вы так легко не отделаетесь.
- Серж, прошу тебя! – пронзительно крикнула Христина.
Незнакомец перевел на нее взгляд, потом посмотрел на Катю, снова на Воропаева. Очевидно, он счел, что свидетелей слишком много.
- Что же, я уйду, - сказал он, обращаясь к Воропаеву. – Но не думайте, что я забуду о том, что случилось. Вы нанесли мне оскорбление, которое смывается только кровью, и я желаю сатисфакции.
Александр Юрьевич и бровью не повел.
- Весьма эффектно, господин Иволгин, но никакой дуэли не будет, - ответил он. – Я не собираюсь подставляться под пулю ради бредовых предрассудков. Что до вас, то ваша забота о чести выглядит откровенно смешно – у вас ее отродясь не водилось.
- Да вы просто трус! – Иволгин усмехнулся с откровенным презрением.
- И я, конечно, должен ринуться доказывать, что я не трус? Мне плевать, что вы обо мне думаете. Ну же, вы уйдете сами или мне позвать швейцара, чтобы он спустил вас с лестницы?
Лицо Иволгина исказилось в ужасающей гримасе, он прорычал нечто нечленораздельное.
- И не вздумайте даже близко подходить к этому дому, - продолжил Воропаев. – У меня хватит и средств, и связей, чтобы усложнить вашу жизнь, и без того нелегкую.
Иволгин сжал руки в кулаки.
- Богом клянусь, вы горько пожалеете о сегодняшнем дне, - сдавленным голосом проговорил он и вышел прочь.
Когда дверь за ним закрылась, на несколько мгновений наступила полнейшая тишина. Нарушила ее Христина Юрьевна.
- Боже мой, боже мой, - проговорила она, покачивая головой. – Какой нелепый, пошлый фарс, как это все глупо! – она начала смеяться, и все никак не могла остановиться; смех ее перешел в судорожные рыдания. Александр Юрьевич бросился к сестре, обнял и помог усесться на диван.
- Агафья! – рявкнул он. – Куда ты пропала?
Появилась испуганная Агафья, Александр Юрьевич тут же отправил ее за настойкой лауданума. Христина Юрьевна всхлипывала все тише, прижавшись к нему; Воропаев нежно обнимал ее и гладил по голове.
Катя задрожала всем телом.
«И меня мог бы он так обнять», - подумала она. – «Если бы я сказала «да», если бы я могла сказать...»
Александр Юрьевич, почувствовав ее взгляд, поднял голову и приложил палец к губам. Катерина кивнула.
После того, как Христина Юрьевна приняла свое лекарство, Воропаев на руках отнес ее в постель и оставался при ней, покудова она не успокоилась. Катя ждала его в зимнем саду.
Александр Юрьевич заглянул к ней через полчаса.
- Простите, Катя, что вам пришлось перенести такое, - со смущенным видом сказал он. – Это моя вина, я не должен был…
- Нет-нет, вы проявили себя самым лучшим образом! – воскликнула Катя. – Если бы не вы, если бы вы сейчас не приехали...
- Боже мой, Катя, вы плачете?
- Нет, нет, - Катя отрицательно качала головой, но слезы и в самом деле заструились из глаз ее. – Как хорошо, как прекрасно, что вы приехали, Александр Юрьевич!
- Этот негодяй оскорбил вас?
- О нет! – в испуге уверила его Катя. – Он ничего мне не сделал, но он мог бы причинить зло Христине Юрьевне, если бы вы его не остановили.
- Катя…
- Как же счастлива Христина Юрьевна, что вы у нее есть, - прошептала она. – Что вы заботитесь о ней…
Сердце его бешено забилось.
- Катя, если бы вы только позволили мне! - взволнованно проговорил Александр Юрьевич, сделав шаг к ней навстречу. – Если бы вы позволили, клянусь, что всю мою жизнь я заботился бы о вас, любил бы вас, я…
Он привлек Катю к себе; она не сопротивлялась, и Александр Юрьевич обнял ее, коснулся губами виска.
- Катенька, - шепнул он.
- Нет, - вскрикнула Катя, вырываясь из его объятий. – Нет, не надо, прошу вас!
Александр Юрьевич тотчас же выпустил ее.
- Простите меня, - Катя тяжело дышала. – Я не могу, я не буду, поймите!
- Это вы меня простите, - сказал Александр Юрьевич. Лицо его было спокойно, и только пятна румянца на щеках выдавали волнение. – Я повел себя неподобающе. Просто на миг мне показалось… мне показалось, - резко закончил он. – Идемте, Катя, пора ехать домой.
|
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
. 
Спасибо за интересный отзыв, пока что воздержусь от комментариев, не буду ни подтверждать, ни опровергать, ибо зачем нам спойлеры? Нам спойлеры не нужны. 
И, бог даст, будет дописан. Надеюсь, что не через два года, а намного раньше 
Простите, тоже без комментариев. 
Все узнаете со временем! 
