***
Катя не могла дождаться, когда же закончатся бесконечные праздничные дни. Но вот отшумели Святки, и Александр Юрьевич, наконец-то, сказал ей, что завтра берет ее на фабрику. Катерина жаждала уже приступить к работе, в том числе и по той причине, что хотела отвлечься от тревожащих ее мыслей о Воропаеве. Больше всего ее заботило, как вести себя с Александром Юрьевичем, когда он заговорит о чем-то, с работой не связанным. Обижать его холодностью и тем паче грубостью Кате совсем не хотелось, но и цепляться за их отношения, привязывать Воропаева к себе и еще больше привязываться к нему она тоже считала неправильным. Все пыталась она придумать, как же сделать их общение более холодным, спокойным и ровным, да только ничего путного не приходило в голову. Но тут ударили лютые морозы, и Александр Юрьевич заявил Кате, что с поездками на фабрику ей придется повременить. Катерина даже спорить не стала – все разрешилось наилучшим для нее образом. Она по-прежнему очень редко видела Александра Юрьевича – он днями и вечерами пропадал то на фабрике, то по своим таинственным делам. Встречались они сейчас, только когда Катя передавала ему готовые документы и брала новую работу; но и эти редкие минуты общения она безжалостно старалась сократить. Катя говорила с Александром Юрьевичем только о работе; когда же разговор начинал перетекать в другое русло, она тотчас же старалась его свернуть, и уходила под предлогом того, что не хочет мешать Воропаеву и отвлекать его от дел.
Поначалу Александр Юрьевич, по самую маковку погруженный в свои дела и заботы, и не замечал перемен в Катином поведении; но потом понял, что с ней происходит неладное. Однажды, когда Катя отдала ему сделанную работу, и хотела было уйти, Воропаев задержал ее. - Катя, что с вами? – прямо спросил он. - Все в порядке, Александр Юрьевич, - ответила она, избегая, тем не менее, смотреть ему в глаза. – Могу ли я идти? - Катя, ну что же вы, - Воропаев совершенно не понимал, что происходит. – Что случилось, расскажите мне. - Ничего. Ровным счетом ничего! - Почему же вы избегаете меня? Не спорьте, я вижу, что это так. Катя довольно долго молчала, собираясь с мыслями. - Я много думала о наших с вами отношениях, и поняла, что вела себя опрометчиво, - наконец, сказала она. – Александр Юрьевич, мы ведь, в сущности, чужие друг другу люди; пройдет меньше года, и я покину ваш дом навсегда… - тут она запнулась, и какое-то время не могла продолжить свою речь. Александр Юрьевич был сильно уязвлен. - Чужие? Вот как? – проговорил он, хмурясь. – Признаться, не ожидал услышать от вас такие слова. - Да поймите же, что так будет только лучше! – воскликнула Катя. - Кому лучше? – резко спросил Александр Юрьевич. Он начинал уже не на шутку сердиться. - Для всех будет лучше, - упрямо сказала Катя. Александру Юрьевичу было знакомо уже это непреклонное, суровое выражение лица. Он понимал, что Катя вбила себе в голову какую-то идею и не желает расставаться с ней; и раздражение его было так велико, что ни малейшего желания уговаривать Катерину он не испытывал. - Я совсем не понимаю вас, - только и сказал он. – Если я вас чем-то невольно обидел, так скажите об этом прямо. Сам я никакой вины за собой не знаю. - О, вы ни в чем, ни в чем передо мной не виноваты! Простите мне мое косноязычие, я постараюсь все объяснить. Выслушайте меня, прошу. Александр Юрьевич коротко кивнул. - Наша дружба очень мне дорога, - начала Катя, мучительно подбирая слова. – Но все же, думается мне, что дружба эта стала слишком тесной… нет-нет, понимаю, о чем вы подумали сейчас! – торопливо добавила она. – Ни разу мы не вышли из границ благопристойности, нам обоим не в чем себя упрекнуть. Но что будет дальше? Совсем скоро вы перестанете быть моим опекуном; я не сочту для себя возможным и дальше пользоваться вашим покровительством. Вы, может быть, совсем скоро женитесь, и вам будет совсем не до меня, так что самым естественным образом пути наши разойдутся… - Скоро женюсь? – перебил ее Воропаев. – Катя, похоже, вы знаете о моей жизни куда больше, чем я сам! - Но ведь когда-нибудь это случится, - Катя серьезно посмотрела на него. – И нам нужно об этом помнить, Александр Юрьевич, чтобы было не так тяжело при неизбежном и скором расставании. - Катя, Катя, что вы такое говорите! – Воропаев хмурился, досадуя на ее упрямство. – Я вовсе не хочу расставаться с вами! - Ничего не поделать, - тихо сказала она, поникнув головой. – И мне не хочется терять нашу дружбу, но… - Да послушайте же меня! – Воропаев сжал ее руку. Катенька так и застыла вся. Широко раскрыв глаза, смотрела она на Александра Юрьевича, словно завороженная. - Послушайте, - повторил он, неожиданно взволнованный ее близостью. – То, что вы сейчас сказали… это вздор. Не нужно нам расставаться, я не хочу этого, потому что вы… потому что… - тут Александр Юрьевич потерял мысль, засмотревшись на Катю. Она была бледна и недвижима, словно мраморная статуя, и только глаза оставались живыми на ее лице – огромные, темные, бездонные. - Катя… - проговорил он. – Вы очень мне дороги, поверьте… Катенька… Воропаев привлек ее ближе к себе, сам не отдавая себе отчет в том, что делает. Катины пальцы дрогнули в его руке. - Александр Юрьевич… - выдохнула она.
Он приник к ее губам долгим поцелуем.
|
|