Дорогие читатели, спасибо за ваши отзывы, за дискуссию, за то, что ждете и не бросаете читать, несмотря на редкие проды
***
Спустя два дня, в субботу, экипаж Воропаева остановился перед трехэтажным доходным домом на Мясницкой. Александр Юрьевич посмотрел на Катю, сидевшую напротив него.
- Помните, о чем я вам говорил? – сказал он. – Христина ждет нас; думаю, она будет рада вас увидеть. Она вами всегда интересовалась, и, представьте, принимала вашу сторону еще в ту пору, когда мы с вами враждовали. И все же… ей стало лучше после поездки в Петербург, но, как меня предупреждали, сильные эмоции, пусть даже и приятные, могут усугубить ее состояние. Поэтому не обижайтесь, если нам придется уехать раньше времени и постарайтесь вести себя, как обычно. Я подам вам знак.
- Я поняла, - Катя кивнула с серьезным видом.
- Вот и прекрасно.
Воропаев помог ей выйти из экипажа, и они направились к дому.
Нужная им квартира находилась на третьем этаже. Дверь открыла высокая крепкая женщина немолодых уже лет. Лицо у нее было суровое, а взгляд довольно угрюмый; впрочем, с Александром Юрьевичем она поздоровалась приветливо и, приняв у них верхнюю одежду, проводила в комнату.
- Сашенька! – хозяйка привстала с дивана, улыбаясь. Щеки ее слабо порозовели. Потом она перевела взгляд на Катерину и улыбнулась ей не менее искренне, но чуть смущенно. – Катя…
Катенька ответила ей бледной улыбкой. Она чувствовала себя виноватой и за то, что проговорилась Александру Юрьевичу, и за свои подозрения.
Завязалась беседа, поначалу только между Христиной Юрьевной и Воропаевым; Катя первое время дичилась и отмалчивалась, но Христине пусть не сразу, но удалось и ее разговорить. Когда речь зашла о книгах, Катя оживилась, а уж когда Христина Юрьевна упомянула г-на Тригорина, не смогла промолчать.
Так они премило беседовали, но через час примерно Катя заметила, что лицо Христины побледнело, и во время разговора она иной раз утомленно прикрывает глаза; это заметил и Александр Юрьевич и объявил о том, что пора собираться домой. Христина Юрьевна слабо запротестовала, но Воропаев настоял на своем. Также он вызвал горничную и велел ей принести лекарство.
- Приходите еще навестить меня, Катенька, если будет желание, - сказала ей на прощание Христина Юрьевна. Потом обняла Александра Юрьевича и что-то шепнула ему на ухо, от чего Воропаев слегка нахмурился и укоризненно взглянул на нее.
- Христиша, ну опять ты…- начал он.
-Шшшш! Молчок! – Христина Юрьевна погрозила ему пальцем. – Я права, а ты глупый, раз не понимаешь.
В экипаже Воропаев поглядывал на Катю, и словно бы хотел что-то сказать или о чем-то спросить, но все не начинал разговор. Катенька поняла, в чем дело.
- Христина Юрьевна очень хорошая, - сказала она. - И с ней интересно было говорить.
Александр Юрьевич видимо обрадовался.
- Вы ей тоже понравились, - сказал он с улыбкою. – И приглашение Христины было искренним, от души.
- Я приму его, если вы не возражаете, - ответила Катя.
- Отчего же я должен возражать? Напротив, я очень рад. Катя, и снова попрошу держать все в тайне, особенно от маменьки.
- Я обещала, Александр Юрьевич, и слово сдержу.
- Хорошо, - сказал он и замолчал.
Катя покусала нижнюю губу и решилась.
- Извините меня, я была не права, подозревая вас и Христину Юрьевну, - проговорила она быстро.
Александр Юрьевич вскинул на нее глаза.
- Значит ли это, что вы готовы поверить мне снова и простить… мою оплошность? – спросил он осторожно.
Катенька заколебалась.
- Если вы никогда больше… не позволите себе подобного… - с трудом вымолвила она.
- О, клянусь вам! – воскликнул Александр Юрьевич.
- В таком случае, я прощаю вас, и не будем больше говорить об этом, - сказала Катя, избегая смотреть ему в глаза.
Александр Юрьевич, как видно, буквально восприняв ее слова, за оставшуюся дорогу не произнес ни слова. Катя тоже молчала, погрузившись в свои мысли и вспоминая невеселую историю, которую поведал ей Воропаев два дня назад в библиотеке.
«Вы, вероятно, слышали, что отец был женат дважды, - так начал он свой рассказ. - Первая жена его умерла родами, остался ребенок – девочка. Христина».
Тут Катя встрепенулась и взглянула на него изумленно. Воропаев, заметив это, усмехнулся.
«Вы все поняли правильно. Да, Христина моя сводная сестра. Но позвольте мне рассказать дальше.
Не припомню, чтобы отец хоть раз вспоминал свою первую супругу, но, вероятно, любил ее, потому что второй раз женился, когда дочери его было уже лет восемь. Вскоре родился я. Знаете, Катя, я был на редкость хилым и слабым ребенком, постоянно чем-то болел, так что все думали, что я не жилец на белом свете. Но, как видите, я выжил, в отличие от двух моих братьев. Я отчего-то всегда был уверен, что это Христина меня спасла. Первое, что я помню в своей жизни – не лицо матери или отца, а ее лицо, склонившееся над моей кроватью. Она часами со мной возилась, тормошила, придумывала какие-то игры, рассказывала сказки, которые сама же сочиняла. Я ее обожал, боготворил, я был на все готов ради нее.
Маменьке все это не нравилось. Она не слишком любила Христишу – нет, не притесняла ее, как злая мачеха из сказки. Но Христина всегда была пылкой, своевольной, непокорной, делала только то, что ей хотелось, силой от нее ничего нельзя было добиться, а маменька не выносила, когда ей перечили. Ссоры происходили очень часто и по самым пустяковым причинам. Отец не принимал чью-то сторону, но никогда не наказывал Христину и во всем ей потакал, о чем впоследствии горько пожалел.
Христине уже шел осьмнадцатый год; отец поговаривал о ее замужестве. Был и жених на примете – из хорошей семьи, да и сам человек достойный; вот только Христиша и слышать не хотела о свадьбе. Тогда и вышла у них с отцом первая серьезная размолвка. Он думал, что Христина в кого-то влюблена и все пытался узнать, кто является предметом ее мечтаний. В действительности же все обстояло совсем не так. У Христины была заветная мечта, о которой знал только я, и по своему малолетству даже не пытался отговорить сестру от ее исполнения. Христина с самого детства страстно хотела играть в театре. О, все задатки у нее были – она очень талантлива. Но для девушки из богатой семьи, привыкшей к исполнению всех своих прихотей и желаний, такая жизнь совсем не подходила. Актеры, в сущности, нищие и почти бесправные люди, многие из них были еще недавно крепостными; общество полно предрассудков по отношению к ним, труд их не ценится по достоинству. Но что я мог тогда об этом знать? Мне было десять лет, мечта сестры казалась мне удивительной, прекрасной, и я ни за что бы не открыл никому ее тайну. Впрочем, она никого бы не послушала, даже если бы наверняка знала, что ее ждет.
Вы, верно, догадываетесь, что было дальше. Отец твердо вознамерился выдать Христину замуж. Жениху было на тот момент тридцать пять лет, Христина считала его стариком, скучным, холодным, черствым человеком, твердила, что лучше в монастырь, лучше утопиться, чем идти за него замуж. Отец прежде всегда ей уступал, но в этом деле решил настоять на своем во что бы то ни стало. Возражения Христины он считал блажью, капризами, и уверен был, что брак ее избавит от глупых ребяческих фантазий. Христина решилась на побег, и ей удалось осуществить задуманное.
Отец был в ярости. Он объявил, что у него больше нет дочери, приказал нам всем не сметь даже поминать ее имя. Дабы избежать скандала или хотя бы отсрочить распространение слухов, сказано было, что Христина уехала в гости к дальней родственнице, но вечно скрывать истинное положение дел было невозможно. Прошел слух, что Христина бежала с каким-то авантюристом, люди судачили об этом довольно долго. Отец не подавал виду, что эти сплетни его хоть сколько-нибудь волнуют, но был, конечно, расстроен. Впрочем, все было бы куда хуже, если бы узнали, что дочь Воропаева подалась в актрисы; вот это был бы позор несмываемый. Но о том так никто и не узнал. Христина, как я потом узнал, уехала в Петербург, сменила имя. Я ничего не слышал о ней больше года.
И вот однажды, когда я был на прогулке с гувернером, меня кликнул знакомый голос. Я обернулся, не веря своим ушам, и Христина, плача и смеясь, заключила меня в объятия. Гувернер был подкуплен ею и молчал о наших встречах – впрочем, тогда еще совсем нечастых. Я засыпал ее вопросами, она неохотно отвечала.
Ее мечта сбылась - она попала в один из немногочисленных частных театров, ее заметили, ее выделяли из прочих. Тогда она о многом мне не рассказывала, и я был совершенно уверен, что сестра счастлива, что у нее все хорошо.
Ее действительно заметили очень высокопоставленные люди. Вскоре ей предложили перейти в Императорские театры, и от этого предложения совершенно нельзя было отказаться. Так Христина попала в кабалу. Актеры встретили ее настороженно, даже враждебно; не было тайной, что ей оказывается покровительство «сверху». Зависть, интриги – все это долго сопровождало Христину. Но хуже всего было то, что она не могла играть то, что ей хотелось бы. Ее ставили в какие-то глупейшие пиески, пусть и на первые роли, всего и нужно было, что томно вздыхать, закатывать глаза и изображать неземную любовь. Получить другую роль было невозможно, на все просьбы и мольбы следовал один ответ – роль не соответствует вашему амплуа.
Я не хотел бы всего рассказывать. Ей многое пришлось перенести – смерть ребенка, расставание с человеком, которого она очень любила. Пять лет назад у нее случился нервный срыв, она надолго слегла. Узнав о том, я уехал в Петербург и был возле Христины неотлучно. Она была очень плоха; сейчас все с ней намного, намного лучше, я и надеяться не мог, что так выйдет. Я показывал ее лучшим врачам, долго никто не мог ей помочь, и только совсем недавно наступило улучшение. О возвращении в театр нельзя и думать, ей вредно любое сильное волнение; и все же я знаю, что Христина хочет вернуться туда, несмотря на все, что с ней случилось…
Теперь вы знаете, Катя, кто такая Христина, знаете о наших с ней отношениях. Мы не любовники, и все же я очень ее люблю. Она человек редкой душевной чистоты, и что бы вы ни думали о профессии ее…»
- О, я вовсе ничего такого не думаю! – воскликнула Катя, перебивая его. И тихо добавила: - И я вам верю.
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
, чувствую в вас родственную душу 
, буду с вами....
Милый Афффтар, читать ваше творение это такое непередаваемое удовольствие, что не хватает слов для того, чтобы выразить всю читательскую благодарность...
