***
Наступило веселое время Святок. Дом наводнили гости, чему Катенька была совсем не рада; к тому же Ольга Ивановна, не оставившая еще надежды выдать ее замуж, настояла, чтобы и Катя присутствовала на каждом вечере. Среди многочисленных гостей была и Ульяна Сергеевна Виноградова, которая давненько не появлялась у Воропаевых. Поговаривали про нее разное; злые языки утверждали, что она влюбилась в какого-то мальчишку, своего дальнего родственника, и держит его при себе неотлучно; а ежели мальчик хотя бы глянет в сторону другой женщины, то Ульяна Сергеевна его за то жестоко отругает, а иной раз и прибьет. Разумеется, все это было вздором; но с Виноградовой и впрямь часто видели прехорошенького юношу, на вид не больше осьмнадцати лет. Александр Юрьевич разговаривал с Виноградовой спокойно и ровно, и не искал ее общества, что не ускользнуло от внимательного взгляда Кати. В иное время это ее бы обрадовало; но теперь только служило подтверждением тому, что сердцем Александра Юрьевича прочно завладела другая женщина, и думать об этом было невыносимо, хоть она и знала, предвидела, что когда-нибудь так случится. Никогда Катя не мечтала о том, чтобы быть Александру Юрьевичу кем-то большим, чем другом; но порой посещали ее наивные мысли: как было бы хорошо, если бы они с Воропаевым всю жизнь вот так дружили, и разговаривали обо всем на свете, и Катя заботилась бы о нем, как если бы он был ее старшим братом. Но они не состояли даже в самом дальнем родстве, а всякие иные отношения были невозможны. И сколько бы ни ругала она себя, сколько бы ни убеждала, что все к лучшему и надо смириться, легче не становилось.
В те дни Александр Юрьевич был удивительно добр ко всем, что даже несколько пугало. Часто он запирался в кабинете, не пуская даже Катю, и выходил оттуда нескоро, бледный, с пальцами, перемазанными чернилами. Несомненно, он вел с кем-то переписку, и Катерина прекрасно понимала, кому были адресованы эти письма. Поговорить наедине им все никак не удавалось – то ездили они в гости, то принимали гостей, а все свободное время Воропаев проводил в кабинете. Снова и снова Катя говорила себе, что так только лучше, и нужно отвыкать от каждодневных задушевных бесед; но все равно было ей очень тяжело, и одиночество, прежде не тяготившее ее, ощущалось теперь болезненно и остро. Теперь с особенной жадностью накинулась Катя на книги, но истории жизни выдуманных людей не могли уже увлечь ее с той же силой, что и раньше. Часто теряла она нить повествования, и мысли ее возвращались все время к одному и тому же человеку.
Все же состоялся у них один разговор – впрочем, очень недолгий. Зайдя как-то раз в библиотеку за новой книгой, Катя чуть не столкнулась в дверях с Воропаевым, и тот искренне ей обрадовался. - Как хорошо, что я вас именно сейчас встретил, - улыбаясь, заметил он. - Это добрый знак. - Вы куда-то едете? – спросила Катя, заметив, что Воропаев одет в костюм для визитов. - Да, придется. Впрочем, выглядел Александр Юрьевич вполне довольным, и непохоже было, что эта поездка ему в тягость. - Скоро завершу я одно дело, - сказал он. - Простите, что пока ни о чем не рассказываю вам, но обещаю, Катя, вы будете первой, кто обо всем узнает. Катя опустила голову. Она поняла, на что намекает Александр Юрьевич. - Благодарю вас, - принужденно улыбнувшись, произнесла она. - Мы с вами редко общались в последнее время; надо бы это исправить, - продолжал Воропаев. - Я думаю, не стоит, - каждое слово давалось Кате с огромным трудом. - Что вы имеете в виду? - Я бы не хотела отвлекать вас… от более важных дел. - Ну, право слово, Катя, что за глупости! - Вовсе нет, - упрямо сказала она. – Я ведь понимаю, что совсем иные мысли владеют вами сейчас. - Скоро все будет по-прежнему, обещаю вам. - И Ульяна Сергеевна… - вырвалось у нее. - Да при чем здесь Ульяна Сергеевна? – удивился он. - Ни при чем, и не в ней вовсе дело! – воскликнула Катя - А в ком или в чем? Ну же, Катя, расскажите, что вас тревожит, - ласково сказал Александр Юрьевич. – Все так хорошо было меж нами, и вот опять вы на что-то сердитесь. Катя опустила голову. - Простите меня, - глухо сказала она. – Я просто неважно себя чувствую. - Уж не заболели ли вы, мой друг, - встревожился он. – У вас глаза блестят, и лицо раскраснелось. Не успела Катя охнуть, как он коснулся ладонью ее лба. - Нет, лоб не горячий. Катенька, боясь пошевелиться, смотрела на него безмолвно и пристально. Александр Юрьевич вдруг смутился и убрал руку. - Позвольте мне уйти, - тихо попросила Катя. - Да… да, конечно, - Александр Юрьевич откашлялся. – Вам нужно отдохнуть. Не вызвать ли доктора? - О, не беспокойтесь, прошу! Я уверена, что недомогание мое быстро пройдет.
Ей и впрямь сделалось нехорошо. Сердце билось так, словно готово было выскочить из груди, лицо горело как в лихорадке. Но когда Катя ушла к себе, стало ей полегче, а на следующий день недуг ее как рукой сняло, так что вечером пришлось спускаться к гостям.
Катя выбрала для себя укромный уголок, надеясь, что никто ее здесь не найдет; но, к большому ее сожалению, место рядом облюбовала стайка шумных девиц. Барышни, не обращая на Катю никакого внимания, хихикали, сплетничали о каких-то незнакомых ей людях и обсуждали всех мужчин, находящихся в зале. Катенька уже подумывала перебраться в другое место, но тут в болтовне девиц проскочило имя Александра Юрьевича, и она поневоле начала прислушиваться. Барышни дружно осудили Воропаева и нашли множество изъянов в его внешности: глаза у него слишком черны, нос – слишком велик, и сам он весь слишком худ и бледен, к тому же еще и рыжий. От наружности Александра Юрьевича перешли к его характеру; по мнению девиц, Воропаев был ужасно злой, грубый и скучный, и совершенно не умел вести себя с дамами. Всласть посудачив о нем, сплетницы единодушно решили, что «несчастной будет та женщина, которая выйдет за него замуж».
Слушать этот вздор было уже невыносимо; но тут заметила она, что мимо девиц прошел на заплетающихся ногах совершенно малиновый от смущения Зорькин. Увидев Катю, он бросился к ней, словно узрев свое спасение от страшной опасности. - Слава богу, я вас нашел! – воскликнул он с облегчением. – Я уж думал, не увижу здесь ни одного знакомого лица. - Садитесь рядом, - велела ему Катерина. – Что с вами приключилось? Девицы рядом с ними поначалу навострили уши, но потом, как видно, не сочли их заслуживающими внимания и переключились на других гостей; а вскоре их, по счастью, стали приглашать танцевать, и компания сплетниц распалась. Коленька, запинаясь, рассказал, что он осмелился пригласить на танец невозможную красавицу в голубом платье, но был поднят на смех ее окружением, а сама девушка даже на него не взглянула. Катя нахмурилась. Она поняла, о ком говорил Коля – о Наденьке Шуваловой, признанной красавице и наследнице огромного состояния. Конечно, она не обратила бы внимания на невзрачного и явно небогатого молодого человека. - Ну, что же вы, Коля, - попеняла она ему. – Разве сами не понимаете, что эта девушка вами не заинтересуется? Будьте вы благоразумны и не выставляйте себя на посмешище. - Вы правы, - уныло ответил Зорькин. – Я действительно смешон, но как же вы не понимаете, Катя! Она… она как прекрасная фея, сотканная из горнего эфира. - Оо? – только и произнесла Катя, донельзя удивленная столь внезапно открывшейся ей романтичностью Коленьки. - Вы совсем другая, Катя, вам, верно, никогда не приходилось мечтать о чем-то невообразимо далеком, прекрасном, совершенном. Эта девушка, она… словно воплощение самых волшебных фантазий, – со страданием в голосе сказал Коля. – Я прекрасно понимаю, что никогда ее не добьюсь, но прекрасную эту мечту никому у меня не отнять. - Коля, но ведь эта девушка не мечта и не символ, - хмурясь, проговорила Катенька. – Она живой человек. А вам совсем неважно, умна ли она, добра ли она? О чем она думает, о чем она мечтает? - Вы не понимаете, - упрямо ответил Зорькин. - Вы ошибаетесь, Коля; когда-то и мне были не чужды подобные фантазии, да только все это пустое. Если бы вы только посмотрели вокруг себя, уверена я, что вскоре нашли бы чудесную девушку, которая оценила бы и ум ваш, и душу, и могла бы составить ваше счастье. - Удовольствоваться синицей в руке? – с горькой улыбкой спросил Коля. - Зачем же вы так, Николай Антонович. Разве жена или муж – ценный трофей, что непременно нужно себе отхватить побогаче да пороскошнее? Разве не важнее родство душ, сходство мыслей, уважение? По выражению лица Коли было видно, что он находит слова ее невыносимо скучными, но из вежливости не может о том сказать. - Все это прекрасно и правильно, то, о чем вы говорите, - наконец произнес он. – Да только этого мало, чтобы полюбить. Нас всех влечет красота, что толку это отрицать? Лицо Кати омрачило легкое облачко грусти. - Не всегда, уверяю вас, - только и ответила она.
Александр Юрьевич в присутствие посторонних людей никогда не выделял Катю, дабы не делать ее и себя объектом злых пересудов. Однако он часто искал ее глазами в толпе гостей, проверяя, все ли в порядке с ней. По обыкновению Катя тихо сидела в углу, не участвовала в разговорах и никогда не танцевала. Нелюдимое ее поведение способствовало тому, что у Кати не было ни подруг, ни поклонников, так что одиночество ее обычно никто не нарушал. Бывало, впрочем, так, что Ольга Ивановна или Маргарита Рудольфовна приводили к ней какого-нибудь несчастного юношу, и с хитрой улыбкой просили занять скучающую девицу; вот только Катя не проявляла никакого интереса к беседе, а молодой человек норовил улизнуть при первой возможности к более приветливым барышням. Александру Юрьевичу было и смешно, и досадно это наблюдать. Катя в такие моменты казалась ему закованной в невидимые доспехи – словно средневековый рыцарь, готовый к смертному бою с врагом; черты лица ее застывали, движения делались резкими и неловкими. Однако сейчас он видел, что Катя разговаривает со своим собеседником без тени смущения и очень непринужденно. Рядом с ней сидел не кто иной, как Николай Антонович Зорькин, и Катя то улыбалась ему, то начинала, хмурясь, что-то серьезно втолковывать; оба, казалось, были весьма увлечены беседой. Тут Александр Юрьевич задумался. Прежде он не рассматривал Зорькина как возможного претендента на Катину руку, но сейчас ему показалось, что они вполне могли бы составить пару. Николай часто и охотно общался с Катей, и уж конечно разглядел, что она совсем недурна собой; ведь Катерина, когда чувствует себя свободно и расположена к собеседнику, может быть и прехорошенькой. Вспомнился ему вдруг их последний разговор наедине, и Александр Юрьевич с необыкновенной ясностью увидел перед собой ее лицо, и потемневшие глаза, которые смотрели на него столь пристально и серьезно, и как беззвучный вздох разомкнул ее губы. В то мгновение Катя показалась ему почти что красавицей. Неясное томление овладело его душой. Катя, как видно, почувствовав на себе его взгляд, обернулась. Воропаев не опустил глаза и продолжал смотреть на нее; краска залила ее лицо, попыталась она сурово нахмуриться, но вышло неубедительно, и Катенька в смятении отвернулась. «Нет, Зорькин ей решительно не подходит», - подумал Александр Юрьевич.
|
|