|
- 5 -
Две недели спустя Настя лежала под абрикосовым деревом в саду на даче друзей и смотрела сквозь густую листву в небо. Сочетание нежно-зеленого и нежно-розового в купальнике придавали ее глазам оттенок бирюзы. Откуда-то со стороны озера слышался смех Павлуши. Андрей ушел с Сережей и Ирой на озеро и взял его с собой.
Они с Андреем приехали сюда на выходные, отдохнуть, порыбачить. Сергей - помощник в делах, заместитель. Исполняющий обязанности, когда требуется, и правая рука. Вне работы они видятся редко. Но иногда приятно приехать сюда, искупаться в пресной холодноватой воде озера, поболтать с Ириной - та не работает, как и Настя, но, как и Настя, своей незаметной поддержкой вместе с мужем «строит корабли».
Опять засмеялся Павлик, и, не замечая инстинктивной улыбки, в которой была доля страдания, Настя перевернулась на живот. По пледу, на котором она лежала, в нескольких сантиметрах от ее лица полз жучок. Она закрыла глаза.
Андрей любит Павлушу. Все утро он не выпускал его из рук, ему редко удается побыть с ним, так, чтобы не дергали, не торопили. Ей хочется иногда, чтобы он был только их с Пашей. И все-таки она испугалась в тот вечер, поняв, что на какое-то время он выпрыгнул из себя, из своего пространства. На презентации ему было скучно, тоскливо, потом и вовсе плевать… Глядя на его хмурое лицо еще до того, как они пришли в тот павильон, Настя почувствовала вдруг, что ничего не сможет сделать, если это настроение овладеет им. Нельзя вернуть человеку его желания, они могут только вернуться сами.
Услышав и увидев то, что она услышала и увидела во время фейерверка, Настя не была уверена, что его прежние желания вернутся. Она стояла на пороге павильона - и он словно почувствовал, что она смотрит на него, и обернулся… Он не колебался и сразу направился к ней; все отчетливей, все крупнее становились его фигура, его глаза, губы… Все было решено для него, все просто, - и все же она помедлила, прежде чем сказать себе еще один, очередной, раз: он возвращается…
Он подошел с непроницаемым лицом и взял ее за руку:
- Пойдем в машину, - и ударение сделал на слове «пойдем», и это была просьба, а не приказание. И рука его была мягкой; когда они подошли к машине, Настя ощутила поглаживание. Это могло быть дурным знаком - дурным для нее; но могло и не быть.
Она почувствовала, что ее молчание ему не нужно. Он хочет, чтобы она заговорила первая - потому что она не может этого не хотеть.
И она сделала так, как он хочет.
- Перед нашей свадьбой ты сказал: «Кира - невеста, но…» Дело не в ней. Так?
- Так.
Он посмотрел на часы.
- Я сказал Тадеушу, что мы не пойдем на прием. Ты не против?
И когда она ответила «нет», он произнес:
- Приедем в отель, поговорим, - и шевельнулся, словно хотел поднести ее руку к губам, но не решился. Так они и сидели, глядя прямо перед собой, отдельно друг от друга, рука в руке.
Не выпустил он ее руки, и выходя из машины. Они пришли в номер, он посадил ее перед собой и, не спуская с нее взгляда, все рассказал. Он не отвел глаза ни когда говорил о подставной фирме, ни об обмане Кати, ни о том, как понял, что это был не обман.
-…На самом деле мы были вместе долго, с той минуты, когда я взял ее на работу. Я чувствовал это, но не ценил. Я думал, у меня впереди уйма времени. Я так привык к игре, что мне и в голову не приходило, что можно говорить с самим собой серьезно. И по-другому получить ее я тогда не мог.
- Вы были… близки?
- Да. Два раза. Всего две ночи, но я больше не мог без нее. И она меня тоже любила… Но все было против нас. Всё и все, даже мы сами. Сначала опоздал я, потом она, потом, наверное, опять я. Ничего не получалось. Когда я попробовал вернуться, я особенно это понял. А здесь, наоборот, все было за меня. Здесь была ты, был Юрий Петрович, была фирма. Все это было настоящим, по-настоящему моим. И я ведь больше не относился к женщине, к жизни как к развлечению. Только безумец мог оттолкнуть тебя и все это. А сегодня… я понимал, что считать обманом ее признание в одиночестве подло, но ничего не мог сделать с собой. Увидел, как она смеется, такая свободная от всего, независимая, совсем не такая, какой показалась мне в Париже: приехала туда совсем одна, покорная, ждущая… Сказала мне, что несчастна… Я до сих пор не могу понять, что именно я испытал, увидев ее с Бавовским. Но все изменилось, все… Так было всегда, с ней у меня так было всегда. Все теряло значение, все, чем я дорожил.
- Получается, что она помогла тебе в жизни…
- Да. Она замечательный человек. Она самая лучшая, она… - И, хоть он замолкал, вся неизбывная любовь его выплескивалась из глаз.
- Неужели так и будет всегда? Вспышка за вспышкой? - то ли ему, то ли самой себе говорила Настя.
- Нет. Мы договорились… мы пообещали друг другу, что больше никогда не увидимся. Никогда, - и она увидела всполох в его глазах, всполох, который всегда означал: он принял решение. Он истово верил в то, что сказал.
- Почему?
…Она часто озадачивала людей здравой простотой, но Андрей знал ее и откликнулся сразу.
- Потому что я люблю свою семью. И это не просто слова. Я люблю Пашу и люблю тебя. Мы не переступим через это, ни я, ни она. Но это еще не все. Мы совсем не знаем друг о друге того, без чего нельзя: мы не знаем, какими мы были бы среди людей. Мы так и не успели узнать. А у меня уже есть это.
И Настя почти задала вопрос, рвущийся с языка, она уже почти спросила: «А если б я была одна?» И он уже почти ответил: «Даже если бы ты была одна». Но она удержала себя и не спросила - и он не ответил.
Она не хотела пытаться загнать его в угол.
Ветерок улегся, и листва дерева у нее над головой вновь наполнилась неподвижным зноем. В тишине опять раздался звонкий смех: Андрей, наверное, поднял Павлушу на плечи и, крепко держа за руки, наклоняет его назад. Да, он любит их обоих, ее - потому что она родила его ребенка - часть его самого. Это то, чего не было у него с Катей, что принадлежит только им двоим.
Она вспомнила о Кире, о том, как долго считала ее значительной, и зажмурилась. За эти годы Кира так часто появлялась в ее мыслях, что в каком-то смысле Настя даже привыкла к ней. Привыкла считать ее своей собственностью. На самом деле… на самом деле Кира была лишь одной из женщин, окружавших Андрея. Может, чуть ближе, чем другие, - из-за семьи и «Зималетто». И в какой-то момент он решил жениться, ведь когда-то он был влюблен в Киру и она не хуже, а лучше остальных. Возможно, и из-за данного Кире слова он долго боялся признаться себе в том, что полюбил Катю… А потом уже все полетело кувырком: сначала она сама отменила свадьбу, а потом они сделались чужими людьми и это стало очевидно. Оставалось только быть честными друг с другом.
- Что с ней теперь?
- Насколько я знаю - ничего, - сказал Андрей. - Она не замужем. Но это ведь ничего не значит, а подробнее мне интересоваться ее личной жизнью ни к чему.
И Настя видела, что глаза его совершенно пусты, и удивлялась, как она не видела этого раньше - на выставке в Краснодаре, например, когда Андрей стоял лицом к лицу с Кирой. Вот она, изменчивость правды, все зависит от того, под каким углом ты на нее смотришь. Стоит сместиться акцентам - и вот перед тобой не правда, а ложь, которая всегда и была ложью.
И она рада, что Андрей в ту ночь не сказал ей ни слова неправды…
А вчера они с Эльвирой пили кофе на набережной, и в кафе вошел все тот же Роман Дмитрич. Насте было неприятно видеть его, и от того, что он увидел когда-то в Андрее угрозу и считал его чужим, и от того, что так бесцеремонно и жестоко смеялся тогда на набережной над ней и над Катей с Андреем. Но он подсел к ним за столик, и ничего не оставалось, только вытерпеть эти десять минут.
- Вы, наверное, удивлены, что я все еще здесь? - спрашивал Малиновский. - Удивительное дело, Настенька: я выяснил, что жизнь здесь - это тоже жизнь, и ничем не хуже, чем в Москве. - Он улыбнулся в ответ на выражение ее лица. - Нет, не бойтесь, проситься в «Модный юг» я не буду. До этого еще не дошло. Но вот помочь хорошим людям - почему бы нет? Так что я еще задержусь ненадолго.
Настя переглянулась с Эльвирой, взяла свой стакан с соком, медленно отпила.
- Зачем вы мне это говорите?
Малиновский дурашливо оглянулся по сторонам.
- А я что, не сказал? Екатерина Валерьевна любезно согласилась мне помочь. Ну, не мне, а моим друзьям, небезызвестным вам братьям Северцевым. Вы ведь знакомы, да?
- Немного.
- …вот, и проблемы в их фирме тоже наверняка для вас не секрет. Они попросили московских специалистов, то есть госпожу Пушкареву и вашего покорного слугу, дать парочку антикризисных советов…
Настя улыбнулась.
- Я уверена, что с помощью ваших, Роман Дмитриевич, советов они справятся с кризисом в два счета.
- Иронизируете? Зря. Не забывайте, что вместе со мной попросили участвовать и Катю. А в ее профессиональной состоятельности вы, я надеюсь, не сомневаетесь?
Ей не нравился его тон, не нравился пристальный взгляд; это были тон и взгляд прирожденного манипулятора, который не сможет быть другим, если б и захотел. Но она знала, что сделает Андрей, расскажи она ему об этом разговоре. Этот нынешний Андрей, готовый защищать ее и Павлушу еще более, чем прежде.
И она ничего не сказала Андрею. Он не знал, что Катя ближе, чем он привыкал думать. Настя вспоминала, с какими жаром и нежностью они «договаривались» больше никогда не встречаться… Она не могла так же определенно, как Андрей, ручаться за то, что новых вспышек не будет. Она сомневалась…
Оказывается, она задремала. Сердце отчаянно забилось от неожиданности, когда на ее разгоряченное голое тело сначала плюхнулся кое-как вытертый после купания сын, а потом она почувствовала слева от себя близость Андрея. Он присел рядом с нею на плед. Настя слегка повернула голову и открыла глаза. Андрей был без футболки, в одних шортах; сидел, положив руки на поднятые колени, и жевал травинку.
- Ты спишь? - не двигаясь, негромко спросил он.
- Уже нет…
- Серега с Иркой сейчас подойдут, займемся шашлыком. Звонил Пилавский.
Настя приподнялась, голова еще немного кружилась. Собрала в охапку возившегося у ног Пашу, поцеловала. Андрей улыбался, глядя прямо перед собой. Она вспомнила: такую же улыбку она видела у него иногда, когда он смотрел на закат на террасе их дома.
- Что он сказал?
- Сказал, что отдает две секции «Модному югу» и «Зималетто» - каждой по одной. Они решили, что это глупый выбор, это как сравнивать два цвета - какой лучше. Мы нужны им поровну, и, так как секции рядом, это будет выглядеть как тандем. - Он легко вскочил на ноги, увидев приближающихся Сергея и Ирину, но, прежде чем подойти к ним, еще раз повернулся к ней. И с насмешливо-возбужденным блеском в глазах и такой же улыбкой заключил: - Вот бред, ну ты представляешь?..
***
Катер на большой скорости рассекал море, и пенящаяся вода вставала с обеих сторон стеной. Он уже был почти насквозь мокрый, но улыбался, только крепче сжимая руль. Притормозив в последнюю секунду у причала, повернулся к побелевшему Сергею:
- Ву-аля!
- Сумасшедший!
- А кто из нас не сумасшедший, Серег?
По влажному, скользкому причалу они дошли до набережной, выбрались на цивильную поверхность.
- Пошли, выпьем кофе, - Андрей кивнул на ближайшую вывеску.
Они вошли в довольно шумный зал, кафе внутри было просторней, чем казалось снаружи. Они здесь бывали часто.
Сидя у барной стойки, беседовали о том, что последние два дня составляло главную тему разговора - после того, как вопрос с парижским торговым центром отошел на второй план. Насчет центра все было решено, Сергей займется этим делом, будет вести дальнейшие переговоры, ездить в Париж и все такое. Андрей отодвинул этот вопрос в разряд дел, препорученных заместителю, тем более, что на прошлой неделе позвонил наконец представитель фирмы-производителя тканей, которую они давно «пасли». Год назад на какой-то мелкой региональной выставке Андрея неожиданно познакомили с директором большой московской фирмы, вошедшей в топ-лист за последние несколько лет. Директор был молод, но преисполнен важности, разговаривал высокомерно и обещал «рассмотреть». Андрей сунул ему в руку визитку, тот нехотя положил ее в карман. Андрей тихонько посмеивался: видал таких, ничего, подрастет, обтешется, научится видеть людей вокруг себя… В четверг звонок: исключительно вежливо менеджер приглашал Андрея или его представителя в Москву для разговора - и, если договорятся, отбора образцов. Прайс-лист и информацию по качеству обещали прислать по факсу… Андрей воспламенился сразу же. Старые поставщики все чаще навевали тоску: нет новых решений, яркой мысли, и, самое главное, похоже, неоткуда взяться. С последним партнером Никитский вообще отказался работать. А эта московская фирма, кроме своего производства, имеет еще связи с мировыми производителями и какую-то часть поставки сделает с большой скидкой. В общем, дорога одна - в Москву. Только вот Сергей поедет один, без Андрея.
- Не понимаю, почему ты не хочешь ехать, - говорил Сергей.
- За этот французский зигзаг много дел накопилось… Ты же знаешь, сколько всего придется разгребать.
- Ну, Битов есть, разгребет, если надо!
- Он тебе разгребет! После него разгребать придется.
- С каких это пор? Ты ж всегда хвалил его! И потом, ты уверен, что меня они станут слушать? Нет, я считаю, ты тоже должен ехать - чтобы наверняка.
Андрей положил руку ему на плечо.
- Я тебе доверяю…
Поняв, что Андрея не переубедить, Сергей недовольно пожал плечами. Очевидно, что это тоже какой-то «зигзаг». Раньше и вопроса такого бы не возникло.
Внезапно он увидел, что выражение лица Андрея изменилось. Он выпрямился и смотрел в сторону двери кафе, распахнутой, несмотря на работающий кондиционер. Сергей обернулся: Андрей, наверное, увидел кого-то на набережной.
- Подожди минутку, - сказал Андрей.
…Маленькая фигурка таяла, и ему пришлось идти быстро. По мере приближения он убеждался, что не обознался. Окликнул:
- Николай! - и тот обернулся, удивленно и, как всегда, немного вызывающе.
- А что это вы здесь делаете, Николай?
- Вы спрашиваете на правах хозяина, Андрей Павлович?
- Считайте так… Вы в Сочи опять?
- Да нет, это я так, наездом… мы в Адлере…
- Опять с семьей? Отдыхаете?
- Да нет, Андрей Палыч… Мы с Катей. Работаем. Помогаем одной фирме найти решение ее проблем.
- Какой фирме, Николай?
- Уже похоже на допрос… Кажется, фирма называется «Северцевы».
Андрей умолк. Вопрос о фирме он задал еще по инерции, но теперь приходило то, что означало сообщение Зорькина.
- Извините, Николай… Последний вопрос. Это надолго? Когда возвращаетесь в Москву?
В глазах Зорькина он увидел неприязнь. Ну конечно, он думает, что Андрей спрашивает из-за Кати. А он и спрашивает из-за Кати, только совсем не в том смысле, который приписывает его расспросам Зорькин.
- Вы неправильно поняли меня. Уверяю вас, вы ошибаетесь, вам нечего бояться… - Он не договорил, потому что увидел, что выражение глаз Коли смягчилось. Впервые Андрей видел у него такие глаза - Зорькин, кажется, жалеет его. Ну что ж, наверное, можно и пожалеть. Обижаться на него за это Андрей не станет.
- Мы пробудем здесь еще как минимум два дня, до среды, - сказал Зорькин. - Вы довольны?
- Доволен?.. - Он усмехнулся. - Спасибо, Коля. Извините еще раз. - Он повернулся, но, не сделав еще ни шага, обернулся вновь. И Николай обернулся, выжидающе приподняв бровь. Секунду поглядев на него, Андрей выставил руку успокаивающим жестом… Нельзя даже произносить ее имени. - Нет, ничего. Ничего, извините.
И, уже не оборачиваясь, он быстро пошел к кафе.
- Поехали в аэропорт, - сказал он удивленному Сергею и, не присаживаясь больше, вынул портмоне и положил деньги на стойку.
Столь резкая перемена в планах никак на них не повлияла, да по-другому и быть не могло. Рома Битов прекрасно справлялся со всеми делами в их отсутствие, и Андрей это знал так же хорошо, как Сергей. Андрею не очень нравилось, что ему приходится врать Сергею, но что поделаешь, если ему заказана дорога в Москву. И только зная, что там нет Кати, он может туда полететь.
Поездка была успешной, как и предрекал Сергей. Они договорились о поставке большой партии ткани с баснословной скидкой, да еще и съездили заодно в пару-тройку фирм поставщиков и покупателей. Всегда неплохо пообщаться с партнерами и клиентами лично, проявить заинтересованность; люди чувствуют, что они тебе не безразличны. Репутация «Модного юга» росла, известие о сотрудничестве с французскими продавцами мгновенно распространилась в деловых кругах. Все это на пользу, на пользу…
Андрей не рассказал Насте, о чем говорил Пилавский, сообщая ему эту добрую и странную весть. Пилавский выразил свое беспокойство, не прямо, конечно, но дав понять, что новые проявления его личных отношений с Катей нежелательны… Андрей же, напротив, ответил ему прямо: такого больше не повторится, Тадеуш и София могут спать спокойно. И говорит он это не потому, что ему хочется получить место в торговом центре, а потому что для него это вопрос гораздо более важный. Важнее, чем могло показаться Тадеушу, видевшему своими глазами, как легко Андрей забыл о жене из-за Кати. Тадеуш долго извинялся за вторжение в деликатную сферу… И рассыпался в комплиментах обеим фирмам.
Узнав о том, что он в Москве, отец приглашал его навестить «Зималетто». Андрей сказал ему, что набережная Шевченко, к сожалению, далеко от маршрутов, которые запланированы в этой поездке. И была это чистая правда.
Но от визита к матери он отказаться не мог, да и не хотел, потому что скучал по ней. Он заехал на рынок, купить ей свежих фруктов, и задержался немного дольше, чем планировал.
Он встретил Пушкаревых.
Да. Видимо, судьбе все-таки требовалось еще разок, напоследок, столкнуть его с теми, кто имел отношение к Кате. Сначала Зорькин, потом вот Елена Александровна и Валерий Сергеевич. Правда, они были не одни. С ними была та самая девочка в косичках, привлекшая его внимание на краснодарской трассе: дочка Зорькина. День был ветреный, и на пушистых легких волосах девочки лежал вязаный беретик. Она его все время поправляла и поощрительно глядела на Андрея, разрешая ему поинтересоваться… Эта девочка его трогала, и он поинтересовался без усилия.
- Тетя Катя подарила!! - с торжеством долго томившегося под спудом ответа выпалила девочка. Елена Александровна с любовью погладила ее зеленый берет.
- Да, Катюша привезла из Парижа, - с извиняющейся улыбкой сказала она. - Она всегда ей что-нибудь привозит.
Улыбка Елены Александровны не таила теней и задних мыслей, ее обладательница мудро создавала видимость поверхностного знакомства, чтобы ничем не отличаться от своего мужа. Муж ее, правда, в свое время тоже имел неприятное столкновение с Андреем, но надо было знать жизнелюбивый характер Пушкарева: он никогда не помнил ничего с истекшим сроком годности, исключение составляли лишь охотничьи и армейские истории…
Что касается его жены, Андрей сразу понял, что в последние события Катя маму не посвящала.
Валерий Сергеич же, чья жизнь была скудна на события, так ему обрадовался, что Андрей оказался в некотором тупике. Несмотря на все старания жены, старый полковник никак не желал прощаться со Ждановым. Сперва Андрей разделял ощущения Елены Александровны, потом сообразил, что сумки с мукой, капустой и прочими продуктами слишком тяжелы для того, чтобы их без риска для здоровья донесли до машины два пожилых человека… И он, без лишних слов и не желая слушать возражения, подхватил пакеты и пошел с Пушкаревыми к выходу с рынка.
Странно: внешне он был для этих людей чужим, но всегда испытывал инстинктивное желание стать ближе. Он входил к в их мир легко, естественно, что-то похожее он испытал, попав в дом Юрия Петровича и Насти. Но с ними его не связывали особые обстоятельства, как с Пушкаревыми: в разное время разные, но всегда потенциально отталкивающие - а на самом деле притягивающие…
Вот и эта чужая девочка - как родная им. Так уютно болтает без умолку, рассказывает, как любит ее тетя Катя: она повесила ей на шею золотой крестик, читает ей и играет с ней в самые интересные, сложные игры. Маме всегда некогда, а тетя Катя сама зовет, и девочка бежит к ней в соседний подъезд сломя голову. А еще они гуляют с собакой Зорькиных, в любую погоду, и даже когда лужи, потому что тетя Катя любит собаку так же сильно и беззаветно, как девочку. Учитывая то, что Катю вовсе нельзя назвать бездеятельной женщиной, сведения были любопытными… Она нуждалась в любви, готовилась…
Праздное любопытство, запоздалая боль. Речь шла о постороннем ему человеке. Человеке, которого нельзя больше ни жалеть, ни ревновать. Ни любить, ни винить… Даже помнить.
Но помнить нельзя - в идеале; у ее отца не заводилась машина (господи, не подталкивай и дальше время!), - и что, он должен был пройти мимо? Машина не желала заводиться, Андрей вспотел, закатал рукава рубашки и так же ворчливо, как Пушкарев, отпускал тому реплики. Потом они наконец разогнулись от капота, похожие, как две капли воды: встрепанные и замазанные маслом, и, неожиданно легко для своего возраста вскочив в машину, Пушкарев раз за разом включал зажигание, пока Андрей толкал машину. Потом они менялись местами, потому что обоим не нравилось, как другой выполняет свою задачу. Наконец под такое же ворчливое фырканье ожившего автомобиля Пушкарев уселся с Андреем рядом - на пассажирское сиденье. Несколько мгновений они смотрели друг на друга - и рассмеялись одновременно. Смеялись и девочка с Еленой Александровной. Естественно, поступило приглашение на обед… Андрей ведь уже за рулем в их машине, что еще надо? И несмотря на то, что с той минуты, когда Катя отшептала ему свои последние слова, внутри выросли бетонные предохраняющие стенки, сожаление, которое Андрей ощутил, его поразило. Еще одно бессмысленное открытие: ему не приходило в голову, что в отверженности их с Катей чувства виноваты только они сами. Окружающий мир не отвергал их, он играл с ними, испытывал на прочность - а они не выдержали испытания.
- Не могу, Валерий Сергеич. Извините. Если бы раньше… Обещал маме. Она ждет. Сами понимаете.
- Ну… мама - это святое, это - не обсуждается. - Пушкарев протянул ему руку. - Но все равно - вы же еще будете в Москве, телефон помните. Заходите, заезжайте. Мы всегда дома. Вот только эту егозу, - кивок на зорькинскую дочку, - в садик возим и из садика забираем. Пока Коли нет, а Юля на работе. Ну, и как сейчас, - на рынок. Но это ж не часто и не долго. Так что - милости просим…
Не хотел он выходить из этой машины. Там, на другом конце ее пути, этих троих ожидали борщ со сметаной, блинчики и дымящееся какао. Круглый стол, застеленный двумя скатертями - круглой и маленькой квадратной поверху. Старенький телевизор. Большие окна. Удивительно теплый дом, в котором, несмотря на кажущуюся обособленность, место есть для каждого. А где-то там, на другой стороне коридора, - Катина комната… Эта мысль заставила прийти в себя. Он пожал руку Пушкареву и наконец покинул его машину.
У мамы тоже было хорошо, хорошо по-другому. И, попивая из миниатюрной чашечки черный-черный кофе, Андрей вспоминал свою сегодняшнюю встречу. На стене столовой висел большой портрет Павлуши. Он сидел, низко склонившись над столом, и фотографу удалось сфокусировать в кадре только лицо. Карие глаза с лукавством глядели на отца и бабушку.
Андрею не было суждено до конца насладиться успокаивающей близостью Маргариты, с годами становящейся мягче, проще… Когда он чистил зубы в ванной своей бывшей комнаты в родительском доме, позвонила Настя. Желая сделать им сюрприз, без предупреждения прилетел Юрий Петрович; все было хорошо, они даже поужинали, но к ночи у отца разболелась голова, и Настя померила давление. Приехала скорая, но Леонов отказался ехать в клинику. Сейчас он «под уколами», уснул.
«Как хорошо, что она ничего не принимает слишком близко к сердцу», - подумал Андрей. Когда-то он назвал эту ее черту «умной душой»… За Настю, а значит, и за Пашу, можно не беспокоиться. И все же он велел Насте не нервничать и рано утром вылетел домой.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Да и нужен ли уже теперешний Жданов Катерине с его "нелёгким выбором"? Он ведь её своим "честно-честно" убил ничуть не слабее,чем когда то инструкцией. Мне почему то кажется,что Катька попытается на этот раз вычеркнуть Андрея из своей жизни навсегда. Посмотрим,что из этого всего получится. 
Андрей не меняется, сидит и ждет у моря погоды, и повторяет как мантру: Катю нельзя больше ни жалеть, ни ревновать, ни винить. Но женщины более самодостаточные сущетсва, хочется верить, что Катя найдет себя
Как он фирмой руководит с такой интуицией и мозгами? 
