|
2
Да, он любил ее давно. С того самого дня, как увидел на ступеньках отеля, когда она с участницами конкурса ожидала микроавтобус. Она была такая славная, такая беспомощная и бесстрашная. Он сразу понял, что ей неуютно здесь, она случайно сюда попала и больше всего мечтает попасть в свое место - только своего места у нее с некоторых пор нет.
Ни ей, ни себе он не мог признаться в том, что она понравилась ему, понравилась вся - как девушка, как женщина. Не мог признаться, потому что и она не поверила бы ему, и он сам себе не верил. После того дня, когда его предали, весь мир казался ему оборотнем, и он казался оборотнем самому себе. И он просто сказал себе, что встретил ту, с которой произошло то же самое.
Это было главное: их единство, один характер ранения. И как тянутся к людям со схожим диагнозом, он потянулся к ней.
Как он боялся, что она откажет ему! Как до последнего дня не верил и уже почти отчаялся! Ее согласие почему-то стало очень важно для него, ничто до этого не было так важно. Он не знал, что будет делать, если вернется домой один; невыносимо стало жить в этом доме и в этом городе; самый вид из окна был невыносим. Линди не докучала ему, но он знал: она надеется, и сознание этого робкого, покорного, ничего не требующего ожидания отравляло каждую минуту, пока он дышал. Если бы попытка самоубийства была удачной, не пришлось бы всего этого терпеть, иногда с горечью думал он. Но, увы, он был уже слишком благоразумен, чтобы ее повторить.
Близость с Катей, человеческая близость, могла стать выходом. Чувствовать, знать, что она рядом, что она не уйдет, будет ждать, когда он уезжает, и провожать по утрам - все это могло стать выходом. И когда эта реальность уже принадлежала ему, не было для него большей радости, чем видеть ее фигурку в окне, ее лицо, оживляющееся от того, что он вернулся. Он был сдержан и почти ничего не позволял себе - даже ответной радости не позволял. Он обещал ей, а он деловой человек и всегда свято соблюдает условия соглашения.
К тому времени, когда он был женат уже почти год, выдержка истончилась и он все чаще это замечал… Неприятности в бизнесе ускорили дело, ему все труднее стало скрывать свои чувства. До того иногда хотелось обнять Катю и крепко прижать к себе, что под видом покупки газеты или обещания заглянуть к Лэттери, соседу, Дэмиан уходил из дома - и возвращался уже другим, улыбался своей обычной улыбкой и, сославшись на усталость, шел спать. Жить в одном доме с любимой женщиной и не иметь возможности ей об этом сказать оказалось не таким простым, как ему думалось вначале. Да он и не сознавал тогда, что влюблен. Нянчил свое горе, нянчился с самим собой, вместо того, чтобы взять ее и отдать себя - по-настоящему. Да ведь и «настоящее» столько лет он считал чем-то грязным и отравленным…
Трудно было поверить в это, глядя в чистые и теплые, как нагретый солнцем лесной ручей, Катины глаза. Он давно и не верил.
Счастье… Он все же испытал его. Когда она не вырвала руку, а села к нему на колени и ответила на его поцелуй. Как мы глупы, думал Дэмиан, впервые весь, без остатка, отдаваясь любви, не боясь ее - и чувствуя, что и Катя не боится… Лицо Линди, юной Линди-обманщицы, которую он любил, потрескалось и стало рассыпаться, как старый холст из-за долгого отсутствия реставрации, - а настоящее, нынешнее ее лицо давно уже оставалось в тени.
Было ли так же с Катей? Помнила ли она того, другого, так же ясно и горячо, как когда-то, или Дэмиан заставил ее забыть? Никогда он не задал бы ей подобных вопросов. Привезти женщину на другой конец земли и истязать ее допросом о прошлом - быть может, кто-то и развлекается подобным образом, но это точно не для него. А что для него, что он может? Он может говорить ей «люблю». Целовать ее. Дарить ей подарки и цветы, сажать на колени, как ребенка, ласкать и баловать, и каплю за каплей вливать в нее жизнь. Его самого всю жизнь считали ребенком, не понимая, что он обретет опору, только если станет опорой сам. Сделает жизнь женщины надежной, благополучной, такой, чтобы она забыла обо всех своих горестях.
И, возможно, тогда она забудет и о том, другом.
Он не знал, что Катя виделась с «тем, другим», как раз в третью годовщину их брака. Неслучайная встреча на одном из Карибских островов, куда она вылетела в отпуск чуть раньше Дэмиана… Дела в фирме шли прекрасно, и они решили отметить годовщину свадьбы только вдвоем. Дэмиан должен был прилететь и приехать в отель ближе к ночи, и Катя ждала его, сидя на дальнем конце прохладной затененной террасы, у самого берега, наслаждаясь праздностью, отдаленностью от работы, но еще не совсем выбросив из головы ближние дела, законченные перед самым отъездом. Повернув голову, в полутьме зала ресторана в открытую дверь она увидела двоих мужчин, одним из которых был знакомый ей служащий отеля, а второй… Чуть прищурившись, чувствуя тошноту, она не сводила с него глаз. Это было... это было настолько лишним для нее, удовлетворенной, безмятежной, для мягкого благополучия ее жизни, до сих пор еще окрашенного в яркие, захватывающие тона, новизна которых не стиралась, - что организм сопротивлялся, стремясь избавиться, сбросить внезапный балласт. Запретная черта, граница зоны комфорта, секунда перед падением в черную дыру. Постепенно она почувствовала, как ураган, схлестнувший сотни горячих струй внутри, успокаивается, не оставив следа. Однако, остаточные явления… Она покачала головой, и в этот момент глаза их встретились. Андрей Жданов стоял все еще по ту сторону двери, и его встретил взгляд спокойной, исполненной достоинства женщины, чуть отрешенный, чуть насмешливый взгляд.
Он сразу направился к ней, и на свету выглядел уже немного по-другому - не тем призраком, которого навсегда запомнило ее воображение и воспроизвело, когда он стоял в тени, - а таким, каким был сейчас: уже не очень молодым не слишком блестящим, но все же по-прежнему резко отличающимся от других. Наверное, он останется таким и в старости. Только ей этого не узнать - зато узнает та, что заменила Киру. Где-то с полгода назад Юлиана говорила… он опять собирался жениться. Однако на пальце у него так и не было кольца. Катя с отвращением к самой себе поняла, что взгляд ее скользнул на его руки, и поспешно отвернулась…
- Боишься? - услышала она голос над своей головой и медленно подняла глаза.
- Нет, - ответила и провела пальцем над губой, чтобы стереть соленые капли. Узкая терраса-стрела уходила от ресторана довольно далеко к берегу, и брызги от излишне расторопных волн долетали до нее.
Кате не надо было делать над собой усилие: она действительно не боялась его. Особенного такого самоуверенного.
- Здравствуй, Катя, - неуловимым, стремительным движением, как в канувшие времена, он приставил стул ближе к столику и уселся.
- Я вас, кажется, не приглашала…
- Ничего, это не займет больше пяти минут. Пять лет - может… Но я не стал ждать, пока пройдет пять лет. Ты ждешь кого-то?
Не отвечая, сквозь ресницы холодно она глядела на него.
- Я знаю, кого ты ждешь, - сказал он. - Я все знаю, Катя. Знаю, что ты не любишь его, знаю, что брак - фиктивный.
Смертельная бледность разлилась по ее лицу, и от холодного спокойствия ничего не осталось. Да, он знал, как заставить ее бояться. Он, можно сказать, на этом собаку съел.
Она неловко отодвинула столик, чтобы встать, но он быстро наклонился и прижал ладонью стул около ее бедра, чтобы она не могла его сдвинуть.
- Прости меня… но я должен все это сказать. Не забывай: я ведь знаю, что ты несчастлива.
Волна возмущения, искреннего возмущения лишила ее способности говорить, но и придала мужества. Забрав свою руку, она вновь придвинулась к столику и устроилась на стуле. Он улыбнулся, и улыбка его была теплой, одобряющей.
- Андрей Павлович… - Она тоже слегка улыбнулась, а его улыбка слетела с лица. Она и сама не ожидала, что произнесет его имя с акцентом. - Я сейчас скажу и уйду. И вы больше никогда - никогда - не заговорите со мной. Я вышла замуж фиктивно, чтобы уехать из Москвы. Но я полюбила своего мужа, а он полюбил меня. Мы счастливы. Я прошу вас запомнить это: я - счастлива…
Его напряженное лицо тоже побледнело, но он еще пытался сохранить невозмутимость.
- Я тоже тебе кое-что скажу… Прошло три года, а я все еще люблю тебя. И буду любить всегда, где бы и с кем бы ты ни была. И я хочу, чтобы ты знала, что в моей жизни есть только один смысл: это ты, Катя. И еще… Кать, я… - И тут он взглянул прямо в ее глаза - и словно опомнился. И стал еще бледней, только это была уже какая-то другая бледность. Как будто он испугался… за нее? Как будто он в последнюю минуту передумал, а хотел сказать то, что может причинить ей много боли.
Катя инстинктивно обернулась. В одну сторону, в другую. Дэмиан. Дэмиан. Она хотела кричать. Она готова была закричать, сделать что угодно, только бы вернуться в ласковое тепло своей жизни.
И тогда Андрей вернул ей ее жизнь: встал и ушел с этой террасы. И больше она не видела его - ни в гостинице, ни на пляже. В тот вечер, едва придя в себя, она быстро поднялась наверх и позвонила Юлиане. Она должна была удостовериться в том, что еще два с половиной года назад «Ника-мода» была ликвидирована за ненадобностью, что «Зималетто» (произносимые эти названия звучали очень странно для нее) прочно стоит на ногах. Юлиана подтвердила все это, но добавила то, от чего у Кати подкосились колени.
- Ты спрашиваешь, потому что Андрей искал тебя? Он был тут у меня недавно. Говорил о любви к тебе. Я как раз раздумывала, звонить тебе или нет.
- Я догадалась. Он знает про нас с Дэмианом… про то, как все начиналось.
- Катя, нет… - Голос Юлианы звучал потрясенно. - Он ничего об этом не говорил! И я ему ничего не говорила! Я сказала, что ты вышла замуж по любви…
- Ну, а он знает правду. И если вы ничего не говорили ему, то… нет, не может быть, чтобы Коля. Юлиана, мне опять страшно. Ему что-то нужно от меня.
- Ну, что ему от тебя может быть нужно? Не бойся. Ты не одна. В крайнем случае, расскажем все Дэмиану. Он вышвырнет его вон.
Мысль о том, что Дэмиан может узнать, что в ее жизни опять появлялся Он, приводила Катю в паническое исступление. Да, она порочная, и вид Андрея все еще вызывает у ее сердца приступ и в каком-то своем уголке сердце хранит ему бессмысленную, унизительную верность, но ее любимый человек ничего не должен об этом знать. Никогда она не сделает ему больно. Настрадался он вполне за свою не очень долгую жизнь… И она умрет сама, но не заставит его страдать.
Зорькин клялся и божился, что ничего Жданову не говорил. Да Жданов в этот раз и не был у него. «Только тогда, помнишь, давным-давно, хотел узнать твой адрес…» Да, она помнила. И долго еще плохо спала по ночам, прислушиваясь к звукам за окном. Они с Дэмианом тогда уже проводили ночи вместе, это было началом того чудесного, что сейчас цвело.
А Жданов нашел ее на Карибских островах… Он на Луне ее найдет… Это безумие какое-то. Он дьявол, а не человек. Дьявол в обличье ангела, посланный, чтобы мучить ее. Его последние слова… можно ли верить его словам? «Я больше не побеспокою тебя…»
***
Все закончилось ничем. Он еще раз пробежал по кругу, на котором было знакомо все, до последнего деревца, до лепестка придорожного цветка.
Когда-то давно в первый раз… Когда он был растоптан и даже хотел убить себя, а потом набрал воздуха в легкие, поднялся, поддерживаемый Кириной рукой, и казалось, что он выздоравливает. Он не понимал, что только мысль о возвращении Кати питает его, дает, как ни странно, возможность помнить не только о ней, волноваться не только о ней, жить какими-то заботами, думать об отце, суде, доверенностях, «Зималетто» и своем месте в ней. Но вот вместо Кати из Египта пришли какие-то факсы и обнаружилось, что она не вернется, - и он подскользнулся опять, и упал, и как будто очнулся от какого-то стерильного, неестественного сна - и одна мысль о том, что придется поехать к Кире, уже вызывала у него содрогание. На совещаниях он сидел вялый, и такая апатия владела им, что во время голосования за Воропаева казалось - только по рассеянности он сам не поднял руки. Теперь ему было все равно, что делать, где работать, - если Катя вышла замуж и не вернется, то и ему незачем возвращаться куда бы то ни было. Так прошло несколько месяцев, он сидел в своем подвале, писал научные труды по модернизации производства - научные, потому что применить их на практике ему никто бы не дал. Но постепенно, понемногу начал приходить в себя. Если Катя есть где-то на этой земле, если она ходит по ней, дышит, говорит, значит, еще не все потеряно. Значит, она еще может вернуться - это слово стало для него заклинанием, молитвой, соломинкой, за которую он мог ухватиться, чтобы вновь «забыть» о ней. Обрести какой-то смысл, волю к жизни. И он перестал быть сухим с Кирой и даже пару раз съездил к ней домой - впрочем, как выяснилось, только за тем, чтобы убедиться: все кончено. Это последнее их полупримирение оказалось совсем коротким, потому что вскоре в «Зималетто» вновь произошли грандиозные перемены, Воропаев ушел из фирмы (не без участия проявившего смекалку и кураж Андрея), и Андрей вновь очутился наверху. На посту президента. Методом исключения главой компании снова стал он… Конечно, ему хотелось победить в героической борьбе, а не от безысходности, но, в конце концов, важен результат, которого он достигнет (а он достигнет) со временем. Итак, он опять руководил; отсматривал множество претендентов на должность финансового директора: им стала незаметная женщина одних с ним лет, совершенно заурядная, но прекрасная исполнительница. Нечего было и думать о том, что она предложит какие-то особенные идеи и решения, но его собственные хватала на лету и действовала безупречно в рамках предложенного. Со временем она проявила к нему и другой интерес, и он не отверг его, тем более что Кира, застав как-то своего воздыхателя Никиту Минаева в обществе другой женщины, приступила к штурму новой вершины, навсегда, кажется, тьфу-тьфу, оставив непокоренную.
Конечно, ничего у него с Ленкой не получилось: он еще не окреп, не набрал силу. К тому же через год-полтора снова вернулась тоска, он просыпался среди ночи от снов, в которых Катя мучилась, страдала и даже погибала. Он понял, что хочет знать, как она живет. Подробно. От Зорькина и раньше помощи было как от козла молока, отделывался лаконичными фразами о вселенской гармонии… Тогда Андрей предпринял сложный маневр в отношении секретарши Виноградовой, которая, он знал, поддерживает с Катей связь, - в результате маневра удалось заполучить не только сведения о Катином муже, но и адрес. И он затеял новую сложную комбинацию, потребовавшую два месяца, но наградившую за терпеливую подготовку важной, крайне важной и необходимой для «Зималетто» поездкой в Нью-Йорк… В Нью-Йорке он даже не заехал в забронированный отель, перекантовался между рейсами в аэропорту и светлым апрельским вечером прилетел в Филадельфию. Здесь уж остановился в отеле, с тем, чтобы утром… что? что?.. да к чему врать, он уверен был, что заберет ее. Подъезжая к Катиному дому на такси, как-то вскользь и неторжественно увидел Катю, в растерянности стоявшую у почтового ящика, не решавшуюся, видимо, подойти к ожидавшей ее машине: ночью шел ливень, и дорогу развезло - на улице меняли асфальт, и она напоминала сейчас обычную деревенскую улицу где-нибудь в Липкинском районе Тульской области… Катя была в какой-то клетчатой рубашонке и светлой вельветовой юбке, и все это так шло ей, что, несмотря на распущенные до плеч волосы без челки и то, что на ней не было очков, Андрей сразу увидел ее, ее, ту, которую помнил. А из машины вышел, вероятно, ОН: с театральной, или скорее рекламной модельной внешностью - мускулы под пиджаком, стрижка, словно только что от стилиста, позже Андрей убедится: ко всему этому прилагались еще и неестественно яркие голубые глаза… Норрис вышел и без нетерпения и раздражения, но и без улыбки, словно то, что он собирался предпринять, было слишком важно, слишком серьезно, - прямо по грязи подошел к Кате, поднял ее на руки (точно в каком-то кино) и, донеся до машины, спрятал в ней. Андрей смотрел на все это внимательно (он не помнил, как велел таксисту остановиться, и в открытое окно машины ветка мокрой акации время от времени похлестывала его по лицу), стараясь ничего не пропустить (может, это и вправду было кино?), потом, когда ТА машина скрылась из виду, велел везти его в отель и в отеле сидел, как когда-то на совещаниях, тупым, апатичным взглядом глядя на свое отражение в лакированной дверце шкафа.
А потом поднялся опять…
Он поехал в офис к партнерам и снова заставил себя делать что-то, и даже что-то почувствовал - потому что, хоть и понял в который раз, что она не «вернется», зато знал, что у нее все хорошо.
Он приехал в Москву, и видеть Лену после свежего разрыва было неловко, но первый шаг когда-то помогла ему сделать она, и он был ей за это благодарен. Он уже шел по верному пути, и когда еще через несколько месяцев обнаружил себя в крепких отношениях с сотрудницей лондонского офиса «Зималетто», красавицей Ксюшей Беловой, почти не удивился. Да, он зависим и болен, но если правильно, по схеме, принимать лекарства, болезни можно не замечать. Он осознал все это и после нескольких дней раздумий решился… Купил кольцо и преподнес его Ксюше. Она заплакала, а он стоял и чувствовал, как кровь приливает к очень неплохому, качественному имплантанту, заменяющему его сердце.
А потом в Лондоне проходила выставка тканей и фурнитуры, и он познакомился с делегацией из Штатов, в составе которой была Шелли Норрис… Нет, он не думал, что Шелли имеет отношение к Кате, эта фамилия просто притягивала его, и он сделал так, чтобы познакомиться с Шелли и остальными сотрудниками химзавода из Филадельфии, приехавшими на выставку. Он ничем не выдал своего потрясения, когда выяснилось, что Шелли - ближайшая родственница Кати, - и теперь уж никакая сила не могла бы его от Шелли оттащить. К счастью, Ксюша была занята на выставке и не замечала его пристального интереса к американской делегации. Бессмысленного, если подумать, интереса, но Андрей - не думал, время от времени просто выводя Шелли на золовку и слыша Катино имя. Через несколько дней он понял, что все же мог бы кое-что узнать… Его все еще интересовали обстоятельства этого скоропалительного брака, хоть в общем-то сразу ясно было, что Катя разлюбила его, что он все разрушил. И все же... Но он не стал необдуманно расспрашивать Шелли, он приглядывался, и наконец, сообразив и сопоставив кое-что, назначил жертву: хорошенькую, но простоватую и всегда грустную Линди Уорсон. Рискуя будущей женитьбой, пригласил ее в ресторан и путем сложных манипуляций выяснил, что брак в марте 2006-го был фиктивным. Незадолго до этой поездки на выставку Шелли пожалела Линди и выболтала за бокалом вина… Строго прибавив при этом, что теперь это уже не имеет значения, потому что у Кати с Дэмианом все хорошо и они муж и жена не только по паспорту. Но Линди-то знает, что этого не может быть, что это одно притворство…
Андрей смотрел в чистые, но в чем-то всегда мертвые глаза Линди и решился. Отбросив все свои шпионские штучки, сказал ей все о себе и Кате. И она ответила ему тем же: муж Кати Дэмиан любит ее, Линди, из-за нее он хотел покончить с собой и из-за нее устроил этот цирк со своей женитьбой. Но она его не винит, о нет… Она все еще ждет и будет ждать, пока дышит.
Задумчивым, тихим возвратился Андрей в отель. Походил таким несколько дней, а потом взял - и вернул слово Ксюше. Она опять плакала, только уже зло, ударила его по лицу и в ярости швырнула в него кольцо.
- Подари своим шлюхам, они будут счастливы. Даже если только напрокат и потом заберешь обратно.
Он все стерпел, съездил к ее отцу - и там тоже все стерпел, а Белов, между прочим, тоже был в ярости и грозил разорвать в клочья его репутацию. Пришлось объясняться и со своим отцом… Но деловая репутация его уже несколько лет была безупречна, и отцу пришлось отделить мух от котлет и привести своего лондонского коллегу в чувство. В общем, долго еще он разбирался с последствиями, прежде чем снова почувствовал, что свободен, что - один. Что это означало? Теперь только одно: все, кто любит друг друга, должны соединиться. Много лет потрачено впустую, в глупой борьбе с самими собой. Линди страдает и стареет, Дэмиан лжет себе, Катя живет с нелюбимым, а он… он проводит свою жизнь в поисках женщины, которая, быть может, заставит забыть. Этот Норрис хотя бы был честен и если и надел на палец кольцо, то только формально. А то, что на руках до машины донес… ну, он же ей не чужой, да и всегда нужно оставаться джентльменом. И брату и его семье удобней лгать, что брак ничем не отличается от других браков. Линди ошибаться не могла. Могут ли женщины в таких вещах ошибаться?
И в очередной раз, надеясь, что этот раз станет последним, Андрей начал маневр. Первым делом он пошел к Юлиане и все ей рассказал. О том, как влюбился в Катю, и о прожитых без Кати годах. Юлиана произнесла лишь слово: безнадежно. Катя смотрит на него другими глазами, и ничто на свете не заставит ее посмотреть иначе. Андрей не просил ее о помощи, он просто хотел, чтобы она была подготовлена, когда Катя заговорит о нем. Это было не исключено: она, конечно, испытает потрясение. Даже если больше не любит его.
Не любит его… Все сбылось, она так и сказала, когда он нашел ее в этом маленьком элитном отеле на Карибах: «я полюбила и счастлива». И еще сказала, что Норрис тоже любит ее. И Андрей не сумел, не смог сказать ей то, что говорила ему Линди, сказать правду. Он взглянул в ее глаза, полные боли, которую причинял ей он, - и надежды на скорое избавление - приезд мужа. И эту надежду он разрушить не смог. Если она не будет верить еще и «мужу», к которому, по-видимому, привыкла, - как она будет жить?..
Он чувствовал себя подонком и слишком не мудрым, слишком приземленным, чтобы безболезненно решить вопрос: если человек думает, что счастлив, - счастлив ли он? К тому же он больше не был уверен, что Катя счастлива «фиктивно». Ведь он тогда дождался утра и, стараясь не попадаться на глаза, видел их вдвоем и рассмотрел поближе Дэмиана. Андрей сразу понял, что они спят вместе, и довольно долгое время. Такие вещи невозможно скрыть. И в те несколько минут на террасе, когда Катя еще не видела его, у нее были такие мягкие, лучистые глаза…
После Карибов Андрей был у матери с отцом. Мать была поглощена одним из своих общественных дел и лишь недоуменно наморщила лоб в ответ на его слова о Кате. Отца он почти не видел. И, войдя в свою московскую квартиру, он устало бросил сумку на полу в прихожей и, сняв лишь пиджак, в одежде рухнул на кровать; лежал, заложив руки за голову и прислушиваясь к шепоту ветра за черным звездным окном, и размышлял о том, стоит ли и дальше тянуть эту резину, - ясно ведь, что и до его естественной кончины никто в его любовь не поверит. Да и не нужна эта любовь никому. Всем он надоел, всем мешает.
В этот час на залитый солнцем двор двухэтажного дома в Филадельфии въехала машина. За рулем сидела Линди Уорсон. Андрей забыл о ней. Забыл - а ему ли было не помнить? - что иногда маленького толчка достаточно, чтобы нарушить самое кроткое, казавшееся бесконечным, терпение. Для Линди таким толчком стали встреча и разговор с ним.
В последнее время в жизни Линди появился смысл. Она вернулась из Лондона похорошевшей и даже смеющейся, а смеха ее никто вот уже лет десять толком не слышал. Родные с надеждой отмечали эту перемену и ходили по дому на цыпочках, боясь спугнуть.
Линди честно выжидала, когда Андрей предпримет что-то. Но Норрисы успешно отдохнули на островах и успешно вернулись; Линди поняла, что попытка Андрея вернуть Катю увенчалась неудачей.
И тогда она решила поговорить с Катей сама.
Дэмиан вернулся не очень поздно, раньше, чем обычно. Полчаса он наблюдал за автоматическими движениями Кати, накрывавшей на стол, за ее взглядом, который она отводила, когда ее глаза встречались с его глазами.
- Детка… - произнес он наконец. - Иди сюда.
Она подошла с опущенной головой. За подбородок он поднял ее лицо.
- Что стряслось?
Она долго смотрела в его глаза и ничего не отвечала. Он думал только о том, как сильно любит ее.
- Приезжала Линди, - тихо сказала Катя. - Она сказала, что ты любишь ее, что ты женился назло ей и себе.
Его лицо вытянулось - на какую-то секунду всерьез, но вскоре это выражение стало шутливым.
- Ну и что? Мы ведь с тобой тоже долго думали так.
Катя не улыбалась.
- Она говорила… убедительно. Она говорила… словом, она рассказала мне все. А когда я сказала ей, что теперь мы любим друг друга, она ответила, что ты притворяешься.
Он вздохнул преувеличенно, но по лицу все же пробежала тень - неудовольствия. Катя внимательно и тревожно следила за ним.
- ОК. Значит, сегодня мне в последний раз придется все это вспомнить… Или тебя обидело, что я не обременял тебя подробностями?
- Нет… вовсе нет. Я видела, как тяжело тебе об этом говорить, и никогда не стала бы расспрашивать.
Он кивнул, подумав: «совсем, как я», - и, решив, что уже можно, поцеловал ее. И она чуть-чуть покраснела, как всегда, когда он целовал ее неожиданно. А она утверждала, что он всегда целует ее неожиданно.
- Так что же тогда? - уже за столом спросил Дэмиан, понимая, что этот разговор должен быть исчерпан до конца, потому что он не встречал женщины деликатнее и честнее. - Что тебя так огорчило в ее словах?.. - Он покачал головой. - Однако я удивлен, что она решилась на это. Столько лет молчать…
Теперь Катя, напротив, побледнела, но он не обратил на это внимания. Он думал о том, что ему все же придется съездить к Линди, - а ведь он уже считал, что все позади.
- Эта история… - заговорила его жена. - Оказывается, тот парень преследовал ее и угрожал тебя убить. Он был из «неблагополучной семьи», как выражается наша… российская милиция. И у него тоже был пистолет… И Линди была вынуждена лгать ему, потому что боялась за тебя. А еще - и мне страшно говорить об этом, Дэмиан, - она постоянно боялась, что он набросится на нее, и поэтому так хотела, чтобы между вами все поскорее произошло. Как ты мог не поверить ей? Ведь все это, от первого до последнего слова, - правда. И парня этого вскоре посадили в тюрьму. А потом он вышел и не пробыл на свободе и недели, как его убили в пьяной драке в гетто. Она любила и любит только тебя.
- И?.. - поощряя ее и беря нож и вилку, спросил он.
Не выдержав, Катя неуверенно улыбнулась.
- Ты ведешь себя так, словно все это не имеет никакого значения. А ведь я здесь только благодаря этому.
Он протянул ей наполненный бокал с вином и высоко поднял свой, но лицо его было серьезно.
- Ты права. Давай выпьем за эту историю. Может быть, я и верю теперь, но даже если бы можно было все вернуть, я поступил бы так же. Она говорила так искренне, что я и теперь не поверил бы ей. Почему так сложно? Почему она не рассказала все мне, а смеялась и откровенничала с ним на такие темы, что я скорей бы дал отрезать себе язык, чем заговорил с посторонним? Тебе не кажется, что ей нравилась эта игра и она заигралась в нее?.. Но это уже не важно… Я никогда не давал ей ни малейшей надежды на то, что у нас есть будущее. Я и любил-то не ее саму, а ту, какой она была когда-то… Но из-за нее я узнал женщину, которая заставила меня поверить в мое будущее, - и я благодарен ей. Давай выпьем за эту историю - и за тебя. За то, что мы любим друг друга.
…Тяжело дыша, она откинулась на подушку. Дэмиан набросил на ее обнаженное тело простыню и, промакнув осторожно пот, сбросил на пол. Положил руку ей на грудь. Катя повернула к нему влажное лицо.
- Ты должен мне кое-что пообещать.
- Что угодно, дорогая…
- Не говори с Линди. Не езди к ней. Я же знаю тебя, ты, хоть и шутишь, чувствуешь вину. Но это ничего не даст, а может, и даст - надежду… Я попыталась ее убедить, что у нас все хорошо, но ты же знаешь, в таких вещах нельзя ничего гарантировать. Очень часто самое лучшее - ничего не предпринимать. Ничего не предпринимать - это тоже действие, и иногда очень сильное.
Он провел ладонью по ее шее, подбородку, щеке. Она откликнулась всем телом, и, чувствуя, как их обоих вновь захлестывает желание, и наклоняясь губами к ее груди, он сказал:
- Хорошо. Если ты так хочешь, детка…
…Она солгала ему. Она солгала ему. Когда схлынула страсть, к Кате вновь вернулись страх за мужа и стыд - из-за того, что она не сказала ему истинной причины.
Она не хотела, чтобы Дэмиан виделся с Линди, потому что все еще, как живой, слышала ее голос: «Этот Андрей очень любит тебя. По-настоящему любит. Иначе он бы сказал тебе то, что узнал от меня. А он пожалел тебя. Он хочет, чтобы ты была счастлива…»
Последний раз редактировалось natally 07 фев 2012, 17:01, всего редактировалось 1 раз.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Тык шта ты там не расслабляйся и берись за перо 
Ведь слово "конец" сразу смазывает желание "обсудить поступок....", но как же хочется ВСЁ и сразу прочитать! 
Вобщем ждём! 
)
И как еще я могу относиться к человеку, залечившему ее раны и побудившему поверить в себя и в любовь. Андрей таким бальзамом быть для нее только хотел, но получалось - наоборот. 
