|
16
После гудящего демонстрационного зала кабинет президента «Найс Коллекшн» был тих и уютен. Андрей осмотрелся: пожалуй, темновато и оттого мрачно, он бы так работать не смог. Но ощущение обособленности от мира присутствует…
Горелов плеснул в два стакана виски, приглашающе обернулся к Андрею, но тот мотнул головой: не хочу. Горелов пожал плечами и со стаканом в руке уселся в кожаное кресло у своего стола. Кивнул на второе; Андрей, немного поколебавшись, последовал его примеру.
- Как странно устроена жизнь, - задумчиво усмехнулся Горелов, отпивая из стакана. – Нет, я тебя не виню… Забавно просто. Ты спишь с женщиной, хочешь на ней жениться и иметь от неё детей. Ты собираешься пройти с ней весь путь и умереть в один день. – Он снова усмехнулся и поднял глаза на Андрея. – А потом сбываешь с рук и забываешь, как будто её и не было… Кто ты после этого? Сказочный принц, сбросивший какую-то не очень честную шкурку? Или просто человек…
- Дима, - оборвал его Андрей. – У меня нет времени на философию. И со своей совестью я сам разберусь. Я просто хочу узнать, что произошло у тебя с Левановской, почему она уволилась. Имею право, ведь это я порекомендовал её… И рассчитываю на откровенность, потому что, как я понял, мы оба заинтересованы в положительном исходе. Тебе эта женщина небезразлична, мне тоже, хоть и по разным причинам… К делу.
Горелов снова сделал глоток и, наклонив голову, задумался с застывшей полуулыбкой на лице. Знакомая печать, подумал Андрей. А в полумраке эта горечь воспоминаний кажется ещё значительней…
- Да нечего рассказывать, Андрей, - сказал наконец Горелов, вертя в пальцах стакан. – Она ушла от тебя, потому что была тебе не нужна, а от меня, потому что не был нужен я…
- У вас что-то было?
- Было… Если бы ты знал, чего мне это стоило. Она же почти два года ни на кого смотреть не хотела, у нас её монашкой прозвали в рифму к имени… А потом отчаянно как-то, стремительно, весело со мной сошлась, я почти поверил, что раны, так сказать, затянулись. И опомниться не успел, как влюбился по уши… Но, как только она поняла, что это серьёзно, что Вера вот-вот всё узнает, и не от кого-нибудь, а от меня, тут же сбежала замуж. За первого попавшегося, экспедитора из моей же конторы, знаешь, такого, из вечных студентов и с наполеоновскими планами…
Андрей поднял брови.
- Не понял… Она вышла замуж, только чтобы отказать тебе? Но почему?
Горелов усмехнулся.
- Она считала, что если выйдет за меня, то это будет расценено, как из-за корысти. Ею расценено… Без любви – значит, за деньги, вот что она сказала, Андрей. Как ты думаешь, приятно такое услышать?
- Лучше без любви и без денег…
- Именно. А ты говоришь – не надо философии… Не получается…
- Но у него вроде дела пошли?..
- Вроде, - язвительно повторил Горелов. – Так бывает, тебе ли рассказывать, это же как в казино в первый раз пойти. Фартить начинает, голова кружится… А этот юнец ещё и всегда большим самомнением отличался, вот и переоценил свои силы. Уже сколько времени с хлеба на воду перебиваются, машину продала… - Горелов осёкся, и Андрею показалось, что он хочет что-то добавить, но Дмитрий промолчал.
- Откуда ты всё это знаешь? – спросил Андрей.
- Я про неё всё знаю. – Горелов устало посмотрел на него. – Пытался помочь, с нужными людьми разговаривал, даже его опять устроить к себе предлагал, - не хочет. И от своего отца ничего принимать не хочет. Говорит, «Юра сам всего добьётся, я в него верю». А у самой глаза больные… Она умная, всегда всё раньше всех понимала.
- Не понимаю. – Андрей в раздражении легонько стукнул по ручке кресла. – Что между вами произошло, если она отказывается…
- Да ничего, говорю же, честная она! И себя во всём винит… Перед тобой виновата, передо мной виновата… Перед Юрой своим, видимо, тоже виновата…
- Значит, и от меня помощь не примет, - убеждённо, больше самому себе, проговорил Андрей.
- Не знаю. Учитывая диаметральность ситуации… Женское сердце – странная вещь.
Они помолчали. Андрей отказывался верить, что чувство Наташи живо. Не может этого быть. Он так обидел её, да и не успели они врасти друг в друга по-настоящему… Он вдруг почувствовал, как лоб покрывает испарина. Не бывает? Но ведь УЖЕ было. Есть. И только… и только маленькое «но»: они с Катей любили друг друга. Оба. Несмотря ни на что… Но может ли любовь так долго жить в одностороннем порядке? Или взаимность, надежда, бессознательное ощущение, что где-то живёт человек, насквозь пропитанный тобой, как ты им, - обязательное условие?..
- Решай сам, - сказал Горелов. – Я мог бы посоветовать тебе сделать это по-тихому, но, ты же знаешь, такие вещи рано или поздно открываются, поэтому и сам не стал играть в эти игры. Так будет ещё хуже. Поговори с ней. Просто поговори, узнай настроение, мысли. Может, я вообще всё это придумал. После этой истории я всерьёз начал сомневаться в том, что хоть что-нибудь понимаю. Как ослеп…
- А Вера? – неожиданно спросил Андрей. – Как она отнеслась к этой истории?
Губы Горелова вытянулись в узкую прямую линию, глаза стали холодными и пустыми. Андрей поразился. Он же должен жалеть её, чувствовать себя виноватым… Но нет, ничего подобного. Вот что бывает, когда «жертвуешь»… И себя измучаешь, и виновника своей честности, – мало не покажется… Андрей вдруг понял: для Горелова было бы лучше уйти от жены. Если к Наташке не получилось, то в никуда, в ноль, быть одному. И так было бы честнее…
- Она мстит мне, - равнодушно сказал Горелов. – Отыгрывается за то время.
- В смысле... – Андрей многозначительно наклонил голову.
- Нет-нет, ну что ты. Разве она сможет. Она же святая. – Горелов усмехнулся уже зло. – Знаешь, я иногда даже хочу, чтобы она изменила. Занялась собой, завела каких-то друзей, появились бы интересы… Но нет, она же глаз с меня не спускает. Даже из дома вместе со мной выходит, хоть бутики только в десять-одиннадцать открываются, а больше-то ей и ехать некуда. Сидит рядом в машине и забивает мне мозги всякой чушью, всё равно чем, только чтобы я о своём не думал… А я еду и всё равно думаю. Знаю теперь, что такое раздвоение личности. Реально…
Бедная Вера. Да ведь она просто боится, до безумия, до спазмов, неужели он, осёл, не понимает… «Мстит»… Да, Дмитрий… Крепко же тебя прибило… И почему всё так? Почему не все нити в этом гигантском клубке можно связать воедино? Как бы всем было лучше, если б Наташа к нему что-то почувствовала… Сразу на четверых несчастных в мире стало бы меньше. И Вера, глядишь, «занялась бы собой»…
Он вышел от Горелова совершенно разбитый. Подошёл к Кате, увлечённо разговаривавшей с Верой, тронул её за локоть:
- Пойдём домой…
Она обернулась с улыбкой, но, увидев его лицо, встревожилась, и он поспешно произнёс:
- Да ничего, устал просто. Прощайся, и пойдём. Извините меня, Вера…
По дороге домой он рассказал ей о разговоре с Гореловым. Катя долго молчала.
- Дурацкая какая-то ситуация, - сказал Андрей. – Кто я ей, чтобы решать её проблемы. Навязываться только… А с другой стороны…
- А с другой стороны быть людьми никогда не плохо, - тихо сказала Катя. Слова Светы о Наташином здоровье не выходили у неё из головы. Кто он ей… Связь с ним подкосила Наташу, и она упала. Теперь пытается подняться, но удар оказался слишком сильным… Но ни из-за Наташи, ни из-за самого Андрея ему нельзя об этом знать. Катя боялась, что Горелов расскажет, но, видно, и он понимает. Кому будет легче, если ещё одним мучающим себя человеком станет больше… И Наташа хорошо понимала это, раз так не хотела, чтобы он узнал…
- Ты встретишься с ней?
- Да, - ответил он и, не выдержав, поморщился.
Она погладила его по плечу. Он на мгновение накрыл её руку своей, сжал и снова опустил свою руку на руль.
- Ты уже что-нибудь придумал? Ты возьмёшь её в «Зималетто»?
Он повернулся к ней, и глаза удивлённо-насмешливо сверкнули.
- Кать, ты требуешь от меня слишком многого. И тебе нравится мучиться…
- Мне?..
Она отвернулась, чувствуя, как краска заливает лицо. Как хорошо, что в машине темно, только бы до светофора подольше было…
- Ну, тебе же не всё равно, я вижу. Да и не может быть всё равно. И я ещё не знаю, что скажу Локтевой, когда увижу… Так что предлагаю покончить с этим как можно скорее и забыть. Знаешь, я тоже испытываю от этого мало удовольствия. Так что о «Зималетто» не может быть и речи…
- Я просто так спросила, - призналась она. – Правда… Я не могу до конца объяснить… Я подумала – если ты устроишь её в компанию, я должна быть готова к этому.
- Страхуешься, - кивнул он, выворачивая руль. – Бежишь впереди неприятностей… Но ты должна быть уверена: никаких неприятностей не может быть. Иначе во мне рядом с тобой просто нет никакого смысла…
Сноп света фар встречной машины осветил его лицо, и Катя улыбнулась. Как он спокоен, серьёзен. Он словно задачу себе поставил и решает её… Вот завтра, например: другой бы на его месте уцепился за любую возможность избежать тяжёлого общения с тестем, стал бы уговаривать её остаться дома, поехать в другой раз, отдохнуть и всё такое... Но ведь тогда теряется «смысл». Ему во что бы то ни стало надо победить папино сопротивление, доказать ему и всем остальным, что их любовь – законная, правая, правильная…
Ну, а вечеринки все эти?.. Если б разговор с Гореловым не выбил его из колеи, отбыл бы всё положенное и ей бы не дал поблажки. Она пытается забиться в уголок – тут же находит и, беря за руку, ведёт за собой. Представляет знакомым, клиентам, поставщикам, но это ещё не самое страшное, самое страшное – журналистам… Да-да, и им, она долго не могла поверить, когда Андрей сказал, что им придётся дать интервью, и это не обсуждается… Но, как ни странно, всё прошло щадяще, с гораздо меньшими затратами, чем она предполагала. То ли журналистка была «правильная», то ли Андрей провёл блестящую, как всегда, подготовительную работу…
А потом он познакомил её с хозяевами вечера – одним из учредителей и директором «Найс Коллекшн» Дмитрием Гореловым и его женой Верой. Доброй, с грустными глазами женщиной. Она была старше мужа, детей у неё не было, но нерастраченную свою любовь она и на мужа не могла перенести – он не позволял, Катя ещё тогда почувствовала…
Войдя в квартиру, не раздеваясь, не разуваясь, она присела на длинную тумбу, стоявшую у них в прихожей. Откинувшись на стену, долгим, серьёзным взглядом посмотрела на Андрея. Он удивлённо улыбнулся.
- Что?
- Как я люблю наш дом. Как я люблю – тебя…
- Ну, наконец-то… Осознала…
Его улыбка уже была до ушей.
- И даже эту коробку… Представляешь? – Катя кивнула на широкую плоскую упаковку от плазменного телевизора, до сих пор не выброшенную и занимавшую внушительную часть прихожей.
- Это уже слишком… Может, ты всё-таки потихоньку выпила?..
И, протянув руку, он вдруг резко поднял её и сгрёб в охапку.
- Люблю тебя… Люблю, люблю… - прошептал, зарываясь лицом в её волосы. – Как нам повезло. Мы счастливые, Кать, мы очень счастливые… Мы нужны друг другу… Горелов, Вера… Наташа – живые мертвецы… Любовь – жестокая штука… Я когда-то пытался объяснить это Наташке, но она всё равно летела на огонь…
- Не надо, Андрей, прошу тебя, - прошептала Катя. – Не надо…
- Я дурак, - с раскаянием протянул он. – Прости меня… Обещаю, всё это скоро закончится. Ты будешь просто счастливой женщиной, с тремя детьми и любящим мужем…
- Тремя? Почему тремя?
- Не знаю… Хорошее число… Тебе не нравится? Можно увеличить…
**
На этот раз дети были особенно шумными. Кроме Алёши и Полины, в маленькой комнатушке на Авдеенко расположились ещё две одноклассницы Полины, а также маленький внук знакомой Елены Александровны из соседнего дома – женщина попросила присмотреть за ним несколько часов. Но не прошло ещё и часа, а у взрослых обитателей дома уже болела голова. На лице Андрея отражалась просто-таки физическая боль. Но он мужественно терпел, ведь поставить отметку в графе «Ещё один шаг к Валерию Сергеичу» было уже делом чести…
Но сперва всё шло, как обычно. Пушкарёв только невежливо буркнул что-то на предложение Андрея помочь выбить ковёр и унёс его во двор сам. Андрею ничего не оставалось, как наблюдать из окна за тем, как старый человек пытается только с помощью тщедушного Зорькина вычистить ковёр. Когда Катя вошла на кухню, с удивлением увидела на мамином лице, обращённом к Андрею, что-то вроде сочувствия. Даже маме не нравилось выражение скорби, с которым зять взирал на её неподдающегося мужа.
- Ничего, ничего, - утешала она его. – Коленька тоже сильный, мужчины, справятся…
На лице Андрея мелькало презрение, он отходил от окна и тяжело опускался на заранее подставленный для него стул.
- Скоро обедать будем, - говорила мама и ставила на стол огромную, дымящуюся из-под крышки супницу.
- Елена Александровна, обещайте мне, что позвоните по этому телефону. – И перед тещёй ложилась на стол визитная карточка давнего знакомого Андрея, директора фирмы бытовых услуг. Химчистка с доставкой, мытьё окон… Пушкарёва не отказывалась, с интересом разглядывала карточку, и та наконец тонула в недрах кармана её халата. Андрей и Катя провожали картонку в последний путь тоскливыми взорами.
Потом был обед. Пушкарёв выпил, размягчился. Так и раньше бывало, Катя не спешила радоваться. В потускневших серых глазах появился блеск, они всё чаще обращали взгляд на Андрея, и Катя привычно тоскливо напряглась, ожидая всплеска папиной откровенной прямоты. Но раздался звонок в дверь, и на кухне вместе с Томой Зорькиной появилась гитара. Незаметно для всех ушло напряжение, создалось ощущение праздника… Пела Тамара великолепно. Голос у неё был несильный, но проникновенный и какой-то очень честный. От этой искренности хотелось плакать. Все, даже Андрей, обычно выглядевший и чувствовавший себя в этой компании чужим, слушали, словно завороженные. А после одной из песен они с Андреем долго целовались в тёмном коридоре и всё не могли оторваться друг от друга.
А потом Зорькины неожиданно пригласили их к себе. На лицо Андрея тут же легла тень, но Катя, предупреждая его отказ, сказала, что ей хотелось бы пойти. Впервые после перемен в своей жизни она была счастлива в родительском доме, и ей хотелось продлить это иллюзорное ощущение… Андрей пожал плечами: хорошо. Она видела, что он слегка раздражён её нежеланием ехать домой, но, в конце концов, не он ли говорил, что они не должны быть отрезаны от мира?.. Разницы она ещё не понимала.
Когда они вышли в сырые сумерки, у неё зазвонил телефон. Она взглянула: Миша.
- Катя, я на минуту. Я завтра приезжаю в Москву, на несколько дней. Могу забрать Алёшу на всё это время… Что скажешь?
- Ну, я не знаю, сейчас соображу… В принципе, можно учебники привезти, а с уроками ты поможешь?.. У него английский во вторник… А отвозить и забирать?.. А ещё бассейн – завтра и в среду?..
- Смогу. Я в четверг уезжаю и до четверга свободен. «Окно» образовалось, в Питере для сделки с Антоновым всё готово, деньги перечислил, ждём поставки…
Он и не заметил, как увлёкся и по привычке стал подробно рассказывать ей о делах. Она слушала его внимательно, но напряжённо, сама не забывая ни на секунду. Да и лицо идущего рядом Андрея, не спускавшего с неё тяжёлого взгляда, не дало бы этого сделать…
- Хорошо, Миша, давай созвонимся завтра. Если успеешь забрать из гимназии, то и в бассейн отвезёшь. Договорились?
- Он где-то поблизости? – усмехнулся Борщёв, и она не узнала его голоса – вспомнив обо всём, он тут же стал другим… И сомнения не было, что он спрашивает не об Алёше.
- Это неважно… Ты согласен?
- Ну, я же сказал – конечно…
Не зная, как реагировать на этот потемневший, ставший равнодушным и язвительным голос, она поспешила отключиться. Вопросительно-тревожно посмотрела на Андрея, но он ничего не сказал, только усмехнулся и успокаивающе обнял её за плечи, входя в подъезд за Зорькиными. Но она знала, что он - ждёт...
- Миша завтра заберёт Алёшку, - тихо сказала она, когда он помогал ей снять плащ, а Зорькины завозились, раздевая детей.
- В каком смысле – заберёт? – Руки Андрея напряглись.
- На несколько дней. У него свободные дни, до четверга. Проведёт их в Москве.
Он пристально смотрел на неё, но вскоре лицо расслабилось.
- Завтра? Когда?
- Сказал, что постарается успеть в гимназию…
- Андрей, а камин дорого стоит сделать? – поинтересовалась Тамара, выставляя на стол из холодильника нарезку и салаты в маленьких салатницах.
- Камин?.. - Застигнутый врасплох, Андрей ответил не сразу, но вежливость не позволяла отмахнуться от вопроса. – Если хочешь, я посмотрю, где-то остались записи… Но я же за комплект услуг расплачивался, там, может, и нет
в отдельности…
- Вот счастливые люди, - улыбнулась Тамара, взглянув на своего взъерошенного мужа, уже десять минут тщетно пытавшегося открыть консервы. – Если б я сделала себе камин (мечта!), на всю жизнь, наверное, цену бы запомнила…
Андрей промолчал. Разговоры о деньгах он воспринимал как какую-то ловушку, погибал от неловкости и старался уйти от участия. Умная Тамара всё поняла и с извиняющейся улыбкой посмотрела на Катю. Та улыбнулась в ответ: ничего страшного. Люди кругом разные, и друзья у них разные. Надо привыкать. Друзья… Если б у Андрея были друзья.
Они сидели, тихо разговаривали за кухонным столом; Зорькин рассказывал сложную и нудную эпопею своего общения с налоговыми органами. В последнее время он ни о чём другом говорить не мог, и все покорно внимали, ожидая скорейшего окончания саги века. Уставшие за день дети тоже притихли в своей комнате.
- Что-то детей не слышно, - сказала Тамара. – Пойду посмотрю…
- Я с тобой, - приподнялась Катя.
- Не надо, сиди…
Но через пять минут Тамара заглянула и всё-таки позвала Катю в коридор. Та вышла и прикрыла за собой дверь.
- Катя, у меня кровотечение. Только тихо… не паникуй… Надо сказать Андрею и Коле и вызвать скорую… И Полину… - Тамара начала задыхаться; расширившимся от ужаса глазами Катя смотрела на неё. – Не удивляйся… Беременность – вещь заразная, только у меня срок меньше, восемь недель всего… Кать… Мне неудобно, но попроси Елену Александровну присмотреть за Полиной… Анастасия только завтра с дачи вернётся, а Колька может в больнице задержаться…
- Тамара, я возьму Полину к себе, - очнувшись, быстро заговорила Катя. – Ты только не волнуйся, ты… пойдём в комнату, сядешь. А я сейчас скажу Коле…
Так быстро, насколько это было возможно с теряющей силы Тамарой, она отвела её в большую комнату, усадила в кресло и понеслась на кухню. Мужчины повернулись к ней одновременно. Через минуту Андрей звонил в скорую, Коля собирал вещи…
- Андрюша, Полина поедет с нами, - сказала Катя, убирая посуду со стола.
- Хорошо, - ровно ответил он, убирая в карман сотовый. Лицо его было непроницаемым, с лёгкой примесью досады – обычное выражение, когда касалось Зорькиных. И даже происшедшее не изменило его. Ну, почему, почему он не любит их? Чуть ли не единственные люди, по-доброму отнёсшиеся к ним…
- Кровотечение небольшое, можете не волноваться, - сказала прибывшая врач. – Всё будет хорошо.
- Беременность удастся сохранить? – тихо, чтобы не слышала девочка, руки которой она не выпускала, спросила Катя.
- Ну, кто ж вам сейчас скажет. Рано об этом говорить. Но сделают всё возможное…
Скорая увезла Тамару, с ней вместе уехал и перепуганный Зорькин. В такие моменты отчётливо понимаешь, нужен ты человеку или нет, но только лучше бы таких моментов не было… И всё же в том уголке души, который отдан был только мужу, Тамара была сейчас, наверное, счастлива.
Двое взрослых и двое детей растерянно постояли, глядя вслед тревожной машине. Катя с беспокойством посмотрела на Полину; она не плакала, но была растеряна и подавлена. Катя обняла её и повела к машине.
Дети скоро пришли в себя и, обрадованные неожиданным приключением, благодаря которому будут ночевать вместе, возобновили на заднем сиденье машины какую-то тихую игру, поглощавшую их до этого. Катя с Андреем почти не разговаривали, чтобы не волновать детей. Катю саму так напугало происшедшее, что каждое слово давалось с трудом. Андрей был сосредоточен на дороге и погружён в свои мысли.
За весь вечер выражение его лица изменилось только однажды – в первую минуту, когда пришла беда. Потом он делал всё, что необходимо, открывал дверь, проводил врачей от лифта, нёс вещи за Колей, заботливо поддерживающим жену, - но лицо неизменно оставалось непроницаемым. Что же гнетёт его?.. Было такое чувство, что люди, сразу и полностью доверившиеся их выбору, раздражали его, что заводила и вдохновляла лишь борьба, на преодоление. Но Катя знала, что это не так, что он не меньше неё хочет мира… Может, всё дело было в том, что Коля с Тамарой – не «его люди»? Никого, кроме матери, действительно близкого у него не было. Некому было сказать «Андрей, не заморачивайся. Ты всё делаешь правильно» или просто «Поздравляю, дружище»… И то, что всё это шло от людей, поддержка которых не трогала, раздражало его. Ему хотелось участвовать, самому теплеть от искренней радости, но он этого не мог, а радости за неё, конечно, было недостаточно.
Дома Катя сразу же поднялась наверх, перестелила обе постели - в Алёшиной комнате и соседней и уже спускалась по лестнице, чтобы позвать детей, когда переодевшийся Андрей вышел из спальни:
- Просмотрю документы, надо проверить кое-что.
Они вместе вышли в гостиную, и Андрей направился в прихожую за портфелем. Катя услышала, как он чертыхнулся в темноте, и секундой позже раздался резкий окрик:
- Лёша!.. Ботинки!.. - И её сын, игравший в гостиной, удивлённо вскинул голову, но без лишних слов поспешил поправлять небрежно брошенную посреди прихожей обувь.
Это была давняя история, Андрею не нравилось, когда Катя сама ставила Алёшкины туфли или ботинки на место.
- Лёшка, ну ты ведь уже взрослый. Просто запомни, что надо это делать каждый раз, когда возвращаешься домой. Это же некрасиво, заставлять маму убирать за тобой, мужик ты или нет?..
Алёше очень хотелось быть мужиком, он кивал, соглашался, какое-то время с гордостью всё выполнял, а потом, конечно, забывал, и всё начиналось сначала.
- Чего доброго, он так скоро заставит его носки стирать, - возмущалась мама. Однажды, каким-то более деликатным образом донеся эту мысль до зятя, услышала в ответ ошеломляющее: «ЕленСанна, вообще-то я зарабатываю достаточно, чтобы ему не пришлось этого делать. Но даже если бы это было не так, то это - именно то, что мужчина должен научиться делать сам и в первую очередь!». Мама только руками развела. Пропал ребёнок. Чтобы Миша учил и заставлял сына стирать носки?..
…Но сейчас дело, конечно, было не в ботинках и вообще не в Алёше. Хотя бы потому, что Андрей, по-прежнему остерегавшийся излишней близости, никогда не был бы так резок из-за этого с мальчиком.
И он сам остался в прихожей, а через минуту Катя уже услышала Алёшин смешок. Когда они оба появились в комнате, она, избегая взгляда мужа, позвала Полину и встала с дивана, чтобы отвести детей наверх, но Андрей сказал мягко: «Сиди», бросил папку с документами на кресло и сам повёл детей по лестнице. Уставшие Алёша с Полиной беспрекословно подчинились. Катя с сомнением смотрела им вслед, но всё же села обратно.
Через некоторое время спустившись, Андрей даже не взглянул на папку и, заложив руки в карманы, подошёл к окну. Отодвинув занавеску, смотрел в тёмную сырую пустоту. Глухое раздражение, причины которого он и сам не понимал, уступало место растерянности и, как следствие, мрачности. А потом и чувству вины…
- Тамара в больнице, Коля в отчаянии, девочка осталась одна, - перечислил он. – А во мне – почти ни капли сочувствия и на Лёшке сорвался. Кать, я гад, да? – повернувшись, неожиданно спросил он.
Ничего не отвечая, она подошла к нему и прижалась к его плечу. Он обнял её, и так они и стояли, глядя в окно. «Похоже, это ты живёшь на острове, родной, - думала Катя. – Годы одиночества сделали своё дело, разрыв с Малиновским ожесточил, война стала лейтмотивом жизни». Выдержать противостояние, расположить к себе чужих людей, тоже ничего к ним не испытывая. А если сами идут навстречу – потерять к ним интерес и даже сопротивляться, потому что кажется, что вторгаются на твою территорию…
Она вздохнула и внимательным любящим взглядом посмотрела на него. Одно она знала точно: этот человек никогда не перестанет быть интересен ей. Наверное, она и не могла полюбить другого.
- Ты непредсказуемый, - вслух сказала она.
Он шутливо-испуганно взглянул на неё, наклонился и, лаская её шею, произнёс:
- Ну, в некоторых вещах я уже много лет предсказуем… Все, с кем я говорил о тебе, горячо подтвердили бы это…
«А это мысль, - прикрывая глаза, подумала она. – Только не об этом я буду их спрашивать…»
- Андрюш… а можно я пока спрошу – у тебя?
- Конечно… Хоть всю ночь…
- Нет, это серьёзно… Если бы ты сейчас увидел Романа Дмитрича… если бы была возможность помириться с ним… что бы ты делал?
Он выпрямился, задумчиво пригнул голову к её голове.
- Не знаю. Зато знаю, что было бы, если бы мы встретились не тогда, много лет назад, а сейчас.
- Что?
- Прошли бы мимо и не заметили друг друга.
Катя обдумывала его слова. Да, наверное, он прав, но в том-то и загвоздка, что это сослагательное наклонение. Ну, не вырубишь топором… Она почему-то всё больше уверялась в том, что Малиновский и сейчас был нужен ему, чтобы почувствовать нужным - себя. По-человечески, не как шефа, крупного партнёра или фигуранта очередного интервью…
И назавтра, связавшись со Светланой, она узнала телефон Малиновского. Она не знает, когда решится позвонить и решится ли вообще, но ей спокойней от того, что первый шаг уже сделан…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
) то для Жданова, чем он и должен быть: неотъемлемая часть Кати. Это одна из двух главных причин, почему он о нём отдельно не думает. Вторая - то, что он Алёшу не знает, тот - абстракция для него. И тоже не преступление, а просто существующее положение вещей. Особенно учитывая, что для некоторых отцов, свои дети, живя с ними рядом всю жизнь, не перестают быть в каком-то смысле абстракцией. Это очень хорошо заметно, когда отцы приходят на собрание.
А всего-то и надо было для разделения:
Простите, что на два дня пропала, но с реалом сейчас туго, на работе аврал, а просто отписываться не хочется. Принесла главу, чуть позже выложу. 
