|
19
Наташа скучающе перелистывала меню. За несколько дней она успела выучить его наизусть. Логотип Зималетто на глянцевых листках сиял возвращением в прошлое, а ещё больше - тем, что вернуться никуда нельзя.
Глядя невидящими глазами на строчки с названиями блюд, Наташа невесело размышляла о том, чего добилась, чего хочет добиться (если хочет) и не идёт ли это вразрез с тем, к чему она так стремилась: с работой здесь, в этом здании с синими стёклами, когда-то гревшими, теперь чужими и насмешливыми.
Нет, Андрей не был насмешлив с ней. И груб не был, и скован, ну может, только поначалу немного. А потом… просто забыл о ней. Они общались, иногда даже подолгу разговаривали – в мастерской, а однажды и у него в кабинете, и были там только вдвоём. Но ни в чём – ни в глазах, ни в голосе, ни в выражении лица, не находила она хоть какого-нибудь признака того, что он помнит, кто она. Кто для него и кто сама по себе…
Свет, струящийся из огромного окна во всю стену, заслонила чья-то тень. Кира улыбалась, стоя над ней. Наташа тоже вяло улыбнулась.
- Долго ждёшь? – усаживаясь, спросила Кира.
- Да нет… Но здесь официанты не торопятся.
- Это правда. – Кира, всё ещё улыбаясь, взглянула на неё. – А что случилось? Что так невесело?
- Чему радоваться. – Наташа устало посмотрела на официанта, наконец подходящего к столику.
…- Только мне минеральной без газа! – напомнила ещё раз Кира, когда официант уже отходил, приняв заказ. Молодой парень улыбнулся, кивнул и, игриво взмахнув блокнотом, отошёл от столика.
- Хороший мальчик, - сказала Кира, глядя ему вслед. Наташа проследила за её взглядом и снова посмотрела на неё. Сколько ей? Тридцать четыре? Тридцать пять? Как она живёт без любви? Совсем одна?.. Она, Наташа, бы так не смогла. За Юрку она вышла не только потому, что боялась преследования Горелова, который совсем потерял голову. Она боялась одиночества. Боялась голосов, которые будут будить её по ночам, оглушать её.
- Ну, как вообще? Как Милко? – отпивая воду из стакана, спросила Кира. У неё чуть-чуть дрожали руки.
- Хорошо. Ты же знаешь, мы всегда находили общий язык.
- И не только с ним… - В глазах Киры что-то мелькнуло. – А Андрей?
Но Наташа почти не отреагировала. Так же вяло посмотрела на неё.
- Тоже хорошо.
- В смысле? Вы поговорили?
- О чём?
Кира покачала головой.
- Я думала, вы наконец выясните отношения. Вы ведь тогда почти не поговорили.
- Какие отношения, Кир? Нет никаких отношений.
- Нет, но были.
- А он помнит об этом?
Кира внимательно посмотрела на неё.
- Вот как… - задумчиво сказала она. – А я почему-то считала, что ему небезразлично…
- Может, и так, только он относится к этому, как к чему-то, случившемуся не с ним, - грустно ответила Наташа. – И знаешь… я боюсь, что своим приходом сделала хуже. До этого он помнил меня другой. Он хотя бы чувствовал себя виноватым… – Она усмехнулась. – Видишь, до чего я дошла. Помнишь, как я жалела его… я не хотела, чтобы он думал, что виноват. Как всё изменилось…
- Конечно, изменилось. Теперь он всё время на глазах, и любая на твоём месте испытала бы обиду и чувство несправедливости. – Пришла очередь Киры горько усмехаться. – И ты ведь совсем не знаешь её, почти не видела. А я видела и знала. И тоже испытывала… Почему она? Что он в ней нашёл? Чем я хуже?.. Ну, и так далее. Обычный набор женщины, которой предпочли другую… Но ничего не изменится, так будет всегда. Это я тоже тебе тогда говорила…
- Я всё понимаю. И понимаю, что не должна ничего этого испытывать, что это низко и недостойно. Но иначе не могу. Как вспомню, как она стояла там, на крыльце, вцепившись в перила, и дышала, как выброшенная на берег рыба… Из-за него, благодаря ему… Если бы кто-нибудь специально захотел раздавить меня, у него бы так не получилось.
Кира немного побледнела.
- И что ты сделала?
- А что я могла сделать? Дождалась, пока она уйдёт, и сама пошла в машину. Светка увезла меня от посторонних глаз подальше…
- Теперь я понимаю, почему ты здесь, - сказала Кира. – А я удивлялась. Не ожидала от тебя.
- Я сама от себя не ожидала, - тихо сказала Наташа.
Они помолчали. Официант принёс заказ, они ели, перебрасываясь незначительными фразами. Чувство связанности одним человеком, мыслями о нём, не оставляло обеих. Но если одна уже махнула рукой на свою, только собственную жизнь, то вторая пыталась вернуть себя. В ней началась борьба, тихонько зашевелилось то, забытое. Ощущение собственного «я», уверенность, что есть и другая жизнь, другие отношения… И если она смогла противостоять его живому чувству, то мёртвому тем более сможет. Гоняться за призраком – то ещё удовольствие… Нет уж, пусть это будет уделом Киры Воропаевой.
Она выпрямилась и, вытирая салфеткой руку, посмотрела в окно. А если сделать нетривиальный ход? Не уйти, а посмотреть действительности в глаза? Ну, вот как есть – он просто начальник, она помощница дизайнера? Зималетто - не монстр, не злая крепость, заточившая её в себе и обязательно несущая неприятности. Отличная, зарекомендовавшая себя, крупная компания. Первый сертификат на международной выставке, намечающаяся номинация престижной премии… Ну же, смелей, Левановская. Вспомни, что бабушка всегда говорила… И при воспоминании о человеке, единственном, быть может, по-настоящему любившем её, на глаза навернулись слёзы.
Кира уловила перемену в ней, и ей это не очень понравилось. Наташа поняла это по появившемуся холодку. А чего она ожидала? Что она будет бороться – за него? Кире, видимо, очень не хватало игры, адреналина… Она искала это в алкоголе, но играть с живыми людьми – совсем другое.
Почувствовав отчуждение, Наташа замкнулась. Она не хочет. Она не даст себя в это втянуть. Она и так еле простила этой женщине тот толчок, последний шаг…
- Кира, оставим это, - сказала она. – Всё в прошлом, а мы живём здесь и сейчас…
- Да-да, - рассеянно кивнула та, думая о чём-то другом. – Здесь и сейчас…
В оставшиеся до конца рабочего дня часы Наташа, как назло (или к лучшему?), много видела Андрея. После обеда была назначена репетиция, первый проход; многие модели ещё даже не были сшиты, но Милко не терпелось попробовать. Андрей решил присутствовать, а Милко за последние годы разучился противостоять ему, это Наташа уже поняла. Она старалась смотреть на Андрея не больше и не заинтересованней, чем на других, ей даже казалось, что удаётся. А потом ему позвонили, она видела, как заостряются черты его лица, как взгляд уходит вглубь.
- Во сколько? В пять? Он не сказал зачем? Я приеду. Я приеду!.. – повысил он голос и, отключившись, постоял минуту, приходя в себя. Потом обернулся и, бросив Милко: «Мне нужно уехать, удачи», вышёл. Кира, сидевшая здесь же, в демзале, смотрела ему вслед. Потом перехватила Наташин взгляд, и та опустила глаза.
За ней заехал муж. Они не виделись несколько дней; по телефону она сказала ему о переменах в своей жизни. Он не знал о той истории ничего. Убедившись, что она довольна, обрадовался сам. По дороге домой много шутил, рассказывал о поездке, и его длинная чёлка то и дело падала на глаза. Тогда он машинально поправлял её, смущённо улыбаясь. Наташа смотрела на него и думала о том, что больше не пойдёт в клинику. Она ничего больше не будет делать, потому что «так надо» - ни избавляться от детей, ни иметь их. Она останется с Юрой и попытается захотеть. Захотеть его и ребёнка от него. И это будет её, только её жизнь. И работа у Милко будет только работой у Милко – тем, чем считает её Юра, единственный близкий ей сейчас человек, в глазах которого она всегда видит саму себя. Теперь она попробует дорожить этим…
На перекрёстке она увидела Андрея. Он сидел в своей машине и нетерпеливо поглядывал на светофор. Загорелся жёлтый, и он рванул с места. Он молодец, он перестал дожидаться зелёного, чтобы принимать решения. Наташа улыбнулась и повернулась к мужу лицом.
**
Миша сидел, наклонившись над Алёшей, и что-то вполголоса говорил ему. Катя жадно всматривалась, но не могла рассмотреть сына, слышала только тихий смех. Она поспешно подошла к столику. Миша выпрямился и поднял к ней лицо. Оно было усталым, потемневшим, но, как только он её увидел, просветлело, и Катя поняла: он рад, что она пришла одна.
Улыбаясь и стараясь не показывать волнения, она сняла плащ, повесила его на спинку стула и, крепко поцеловав Алёшу, присела напротив бывшего мужа и сына. На четвёртом, свободном стуле стояла большая сумка с вещами. Алёша загадочно улыбался и словно невзначай положил ладонь на лежавшую здесь же, на столике, яркую книжку. Катя пригляделась: географический атлас.
- Тебе нравится?
- Ооочень… Это почти такой же, как ты покупала, но не такой… Здесь ещё и луна, и звёзды…
- Хорошо. – Она улыбнулась ещё светлей. – Ну, а в гимназии что?..
Теперь Миша хмуро поглядывал на неё. Она поняла, что при Алёше говорить о том, ради чего он позвал её, нельзя, но продолжала болтать с сыном. Она не принадлежала к числу тех родителей, которые спешат избавиться от детей, как только те, как им кажется, начинают мешать их личному пространству. Есть данность – Алёша здесь, и приходится считаться с этим. Но взгляд её время от времени притягивался к Мише, и она чувствовала его нетерпеливое волнение.
- Что-то случилось? – не выдержала она.
- Да. У меня неприятности.
В какой-то момент он посмотрел куда-то поверх её плеча, и Катя оглянулась: выискивая их взглядом, у входа в ресторан стояла Алина. Увидев, быстро подошла к столику.
- Здравствуй, Катя.
- Здравствуй…
Катя не была удивлена, но появилось неприятное ощущение, обычное в последнее время в обществе Алины.
- Мы сходим с Алёшей в «Мармеладофф». Ты в последний раз забыл у нас кое-что, - обратилась Алина к мальчику.
- Знаю. Шапку, - ответил Алёша. Алина улыбнулась.
- Да. Пойдём?
Алёша нерешительно посмотрел на Катю, а та – на сидящего с опущенной головой, безучастно рассматривающего свои руки Мишу.
- Иди, сынок. Мы скоро заберём тебя, - мягко сказала она, не уточняя, кто это – «мы». Но Миша всё же поднял голову.
Алина с Алёшкой ушли, а они всё ещё молчали.
- Какая шапка? В красную полоску? - спросила Катя.
- Да... В машине тепло, и заметили только дома. - Миша снова помолчал. - Я уже пригласил тебя, а потом подумал и попросил Алину побыть с Алёшей. Ты же не против?
- Нет, ты же видишь. Скажи, что случилось.
- Антонова арестовали… задержали.
- А товар?
- Тоже.
Катя провела ладонью по лбу, на котором выступила испарина. Кондиционеров в этом ресторане по-прежнему нет.
- Ты уже сделал что-нибудь? Звонил? Выяснял?
- А что я могу? В этом РОВД у меня знакомых нет. Сижу и жду, когда его дружки позвонят. Пока они ещё на свободе…
- Миша… - Досада, жалость, боль за него перемешались в ней. – Я же оставляла тебе телефон юриста, ты не помнишь? Это хороший юрист, специализируется именно по таким делам…
Наморщив лоб, он смотрел на неё. Она вздохнула. Не помнит. Раньше всё помнила она сама.
- Поищи его карточку, она должна быть где-то в столе. У меня тоже есть, но не с собой. Я приеду домой и позвоню тебе.
Он ничего не ответил. Она видела: он не удовлетворён, что-то гложет его.
- Это ещё не всё?
- Нет, - решившись, сказал он. - Я хочу, чтобы ты помогла мне. Ты должна всё посчитать. Любе я не могу сейчас всё доверить, ты же понимаешь…
Не веря, она откинулась на спинку стула.
- Ты так и не позвонил Ирине Семёновне?..
Он недовольно дёрнул головой.
- Нет. Мне было некогда. Да и всё хорошо шло, Люба со всем справлялась! – Он почти с вызовом, капризным, беспомощным, посмотрел на неё.
Катя покачала головой, хоть и не хотела ещё больше его расстраивать. Но она действительно была поражена. Отличный экономист, готовый в любую минуту принять бухгалтерию всех трёх питерских заведений, до сих пор не у дел! И теперь, когда случилась беда, некому, кроме неё, сделать баланс, просчитать убытки, расходы!..
- Ты должен позвонить Ирине Семёновне, – твёрдо сказала она. – Ты знаешь – я не могу больше заниматься
ресторанами.
- Но ты должна!..
- Ты ведёшь себя, как ребёнок…
В волнении они заметили Андрея, только когда он уже почти подошёл к столику. Миша поднял голову и осёкся на полуслове. По лицу поползла уже знакомая улыбочка. Катя повернулась и некоторое время смотрела мужу в глаза. Андрей всё понял, отодвинул стул, на котором прежде сидел Алёша, и сел на некотором расстоянии от столика, выжидающе глядя на Мишу.
- Так кто кому должен, Михаил? Продолжайте… – спокойно сказал он.
- Я лишился управляющего не по своей вине, - так же спокойно сказал Миша, глядя на Катю. – И ты знаешь это…
- Но что ты предлагаешь? – тихо спросила она. – Я не могу всю жизнь заниматься твоими делами…
- Да, не можешь. Как выяснилось. Только я здесь ни при чём…
- Ты же знаешь, что у меня не было выбора…
- «И мы не в силах ничего изменить»? – прищурился Миша. – Слыхали, знаем… Вот интересно, Андрей Павлович, послушайте одну историю. – И впервые он повернулся и открыто посмотрел на Андрея. – Женщина любит одного человека, и у них всё хорошо… Потом приходит другой, и она начинает его тоже любить – только уже другой любовью… Эта женщина очень богата, у неё много любви… для каждого разная… И главное – у неё «нет выбора». А потом начинается самое интересное. Если случается так (ну, допустим, всякое же бывает), что этому человеку тоже приходится разрушать чью-то жизнь, то у него уже есть выбор: поступить так же по-скотски, как поступили с ним, или спасти хоть одного несчастного, которого как-то «не так» любили. Вот такой круговорот любви в природе и эпидемия разрушения… А я бы разрушил, ох, как разрушил бы… - В запальчивости он взял со столика стакан с вином (Катя только сейчас заметила его) и торопливо выпил. Ждановы переглянулись. – Вы понимаете? – промокая салфеткой губы, продолжил Миша. – Что бы вы выбрали, Андрей Павлович, а?
- Не знаю, - ровно и холодно ответил Андрей.
- И я, - сокрушённо подхватил Миша. – И я не знаю!.. Вот что происходит… Вы меня такого удовольствия лишаете… Ведь я теперь знаю, каково – быть в этой шкуре…
Катя с Андреем снова посмотрели друг на друга. Это бессвязное признание имело какой-то смысл, он что-то пытался донести до них. Даже не до них – до себя. Выбор… Разрушение…
- Давай мы отвезём тебя? – нерешительно предложила Катя.
Миша удивлённо вскинул помутневшие глаза.
- Куда? В ваш «дворец на высоком берегу, среди рощ, полных кедров и ланей»?.. А у вас там и для меня комнатка найдётся?..
Катя поднялась – неловко, зацепив стул. Руки не слушались, она еле натянула плащ. Андрей поспешно встал, помог ей и подхватил со стула сумку с Алёшиными вещами.
- Я приеду домой и позвоню тебе, - сказала она Мише. - Не отключай сотовый.
Подперев рукой подбородок, Миша молча смотрел на неё. Она помедлила ещё немного и, так ничего и не сказав, взяла Андрея под руку и пошла к выходу. У двери Андрей обернулся. Миша сидел, высоко подняв голову и пытаясь вылить в рот последние капли из стакана.
**
…- Как ты думаешь, о чём он говорил?
- Да понятно о чём. Завёлся у него кто-то… Замужем наверняка…
Катя остановилась. Они уже почти подошли к «Мармеладову», чтобы забрать Алёшу.
- Почему ты так думаешь? – тревожно спросила она.
Андрей тоже остановился.
- А ты не поняла? Какую ещё «шкуру» он мог иметь в виду? Только свою собственную…
Катя ничего не ответила, задумалась и медленно пошла рядом с ним.
- Я поняла, - прошептала она, останавливаясь у входа в ресторан и опять поворачиваясь к мужу. – Алина… - В широко раскрытых её глазах, гладких, как зеркало, плескалась догадка.
Андрей кивнул.
- Ну, вот и кандидатура нашлась…
Ей стало неприятно.
- Андрей… он несчастный человек. И несчастен по моей вине. Не добивай его…
Он сцепил зубы и промолчал. Он по-прежнему считает Мишу виноватым в своей многолетней потере. И она ничего не сможет с этим сделать… И лучше прямо сейчас сказать, чтобы потом не было хуже…
- Я помогу ему, - осторожно сказала она. – Ты же не будешь против? Это такая ерунда, я столько раз это делала…
- Нет. Катя, нет, - отрывисто сказал он и взялся за тяжёлую ручку двери.
- Андрей…
- Нет…
Он открыл дверь и спокойно ждал, когда он пройдёт внутрь. Потом вошёл в ресторан сам и взял её руку в свою. Впервые он был в «альма-матер» своих страданий, в самом гнезде. На лице возникла внешне рассеянная, но на самом деле сдержанная, собранная улыбка – это опять был бой, в которых он чувствовал себя как рыба в воде. С Мишей же пока удавалось с переменным успехом…
Они забрали Алёшу и приехали домой. Катя помогла сыну сделать уроки, разложила его вещи, слушая восторженные рассказы о бассейне и немного странные, выбивавшиеся из общего тона, – о мальчике из гимназии, том самом, отец которого нагрубил Андрею. Эти упоминания показались Кате едкими и необычно для Алёши язвительными. Но пока она решила не заострять на этом внимание, понаблюдать ещё, прежде чем делать какие-то выводы.
В спальне она подошла к Андрею, развязывавшему галстук, и прижалась к нему. Он обнял её, бросив галстук на кровать.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь, - мягко проговорил он, ладонью обхватывая её голову. – Но это невозможно. Пусть ищет другого специалиста. Я не верю, что это можешь сделать только ты.
Катя чуть заметно покачала головой.
- Не только я, - сказала, и губы были по-прежнему у его груди. – У меня была… была одна знакомая, замечательный экономист. Но он не обратился к ней, и сейчас нужно долго входить в курс дела. Ты представь, это же большой объём работы, предприятие не такое уж незначительное… А делать надо быстро, сходу… Мне это ничего не стоит, а она просидит несколько дней и всё равно может ошибиться…
Андрей погладил её по волосам.
- Ерунда. Бизнес – не игрушка, соломку не подстелешь. И риск всегда есть. Если он этого не понимает, то…
Она глубоко вдохнула и чуть отстранилась от него. Выражение её лица было мягким, но решительным. Самое опасное, что может быть…
- Андрюш… мы должны ему помочь.
Слово «мы» заставило его вопросительно, вызывающе поднять подбородок.
- Ведь Наташе мы помогли… мы, не только ты… И сейчас ты мог бы, ты должен…
- Я ему ничего не должен, - отрывисто сказал он и заложил руки в карманы. – А он был должен, но отдал. Мы в расчёте, а ты предлагаешь няньчиться с ним теперь до смерти, уподобляешь его Лёшке, возишься с ним, как с маленьким… И при чём здесь Наташа? – Он раздражённо повёл шеей. – Я в упор её не вижу… Работает хорошо, и замечательно…
Он не замечал, как угасало её лицо, и в конце концов она опустила голову.
- Кать, что с тобой? – тише спросил он. – Несколько дней ты как будто что-то скрываешь? Ты ещё, может, ревнуешь меня?
И, шагнув к ней, он взял её за подбородок и поднял к себе её лицо.
- Эй… Катюнь… ну… ты что… с ума сошла?..
Она попыталась улыбнуться.
- Не обращай внимания… Это гормоны, наверное…
- Какие гормоны? Что ты выдумала вообще?
- Я думаю о том, что она в Зималетто, рядом с тобой. Могу целый день не вспоминать, а потом вспомню, и…
Он покачал головой, подняв брови.
- Ты – чудо… Сначала чуть ли не силой заставляешь меня ей помочь, а потом мучаешься, что она рядом… Ты думаешь, это проблема? Ведь были и посложнее у нас с тобой… Я завтра же её уволю, вот и всё. Почему ты раньше не сказала?..
В её глазах появился испуг. Теперь они не были похожи на зеркало, и ничего, кроме испуга, он не мог рассмотреть, но и этого было достаточно. И, прежде чем она заговорила, он понял, что сейчас она встанет на защиту…
- Ты этого не сделаешь. Ты же просто так сказал? Не делай того, о чём потом пожалеешь, я прошу тебя…
- Ну всё, всё, успокойся. Просто так сказал. Не сделаю. Успокойся…
Он не понимал: как можно ревновать? Ей?.. Его?.. И, честно говоря, он был рад, что она так восприняла эти слова об увольнении. Наташа пришлась очень даже к месту, Милко будто на крыльях порхал. И коллекции будет от неё польза… Но и не оставляла тревога за эту странную ревность. Кате нельзя волноваться, да ещё и по таким пустякам… И Миша этот ещё нарисовался со своими проблемами, не понимает разве, в каком она положении?.. Да, пожалуй, не понимает. То есть понимает, но ему доставило бы удовольствие уязвить её – именно в этом положении.
Только сейчас Андрей осознал, что Миша видел сегодня Катю такой же, какой он сам когда-то видел её. С чужим светом в душе. У неё ведь кожа светится, и он знает отчего… А он уже почти и забыл о том давнем утре на тротуаре у «Орфеума». Надо же, бывает и так. Он-то думал уже, что намертво впечаталось…
- Кать, но, в конце концов, Наташа хороший работник и она нужна Зималетто. А Борщёв этот… ну, взрослый же мужик. И ты не имеешь к нему больше никакого отношения…
- А люди не могут оцениваться только по степени пользы, которую приносят, - сказала Катя каким-то пустым голосом и отошла от него.
…Уступить? Согласиться? Вообще, это нормально – то, что она часто заставляет его менять мнение не просто внешне, потому что он её бережёт, - но и на самом деле чувствуя это? Неужели во многом твёрдых убеждений у него нет, многое сообразуется только с ней, с её представлениями – о людях, добре и зле?.. Получается так... Он был обеднён, неполон. Потому и рассыпАлся так легко при мысли о ней. Он ждал, чтобы она его дополнила, заполнила пустоты, придала смысл…
Ещё он вспомнил Мишино запрокинутое лицо, а перед этим – его слова. В самом деле, что он чувствует? Как живёт теперь, когда лишился смысла?..
- Он пришлёт тебе материалы на мэйл, - утвердительно сказал он. И возражений уже слушать не будет.
А их и не было бы. Её лицо просияло. Зеркало…
- Я сейчас позвоню и скажу, чтобы прислал. И Ирине Семёновне позвоню, скажу, чтобы была готова…
Несколько дней она сидела над балансом. Однажды, выверяя часть, касающуюся оборудования ресторанов, пришлось позвонить директору «Макси-груп», в которую сейчас входила фирма «Севен-груп» с Германом Полянским во главе, - Эдуарду Мокрицкому… Случайно в разговоре выяснилось, что и Роман Малиновский работает в этой большой разветвлённой структуре. Эдуард порекомендовал обратиться к нему за разъяснениями, Малиновский сейчас как раз занимался Северо-западным регионом…
«Это судьба», - Катя рассеянно улыбалась, глядя в монитор, заполняя последнюю таблицу. Недостающие цифры она добавит завтра – после разговора с Романом Дмитричем…
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Почувствовал, что так надо, что так будет правильно... Иначе почему почувствовал, почему так поступил?
