|
Глава 4.
Андрей был уверен, что Павел обязательно предложит ему роль в своем новом фильме, ждал, что вот-вот раздастся звонок, и его пригласят хотя бы на пробы, но никто не звонил, и его никуда не приглашали, и тогда он решил сам поговорить с Павлом.
- Ты пришел узнать, почему я нарушил данное когда-то слово, и почему в моем новом проекте для тебя не нашлось работы? - напрямую спросил его режиссер. - Я отвечу, прости, но отвечу так, как могу, как считаю нужным. Когда десять лет назад мы впервые встретились на съемочной площадке, меня удивило не то, что мы с тобой однофамильцы, оба Ждановы, меня удивила, да что там, просто потрясла, твоя игра, твой талант, твой дар, Андрей. Когда я смотрел на тебя, на Катю и видел как вы, перевоплощаясь, становитесь другими людьми, как, проникая в суть, в плоть и кровь своих героев вы не играете, а словно проживаете их жизни, я понимал - на моих глазах совершается чудо рождения настоящих актеров. Наконец-то, думал я, на смену бездарным чванливым наследникам знаменитых фамилий, заполонившим наши кино и телеэкраны, на смену пустоголовым продажным красоткам, приходят умные, талантливые, достойные молодые люди. Я гордился вами, я мечтал о новых фильмах, и я был искренним, Андрей, когда говорил, что вы с Катей мои актеры, и обещал, что если когда-нибудь буду снимать, вы всегда будете рядом со мной.
Они встречались с Павлом на его даче в Кратове. День был изумительным, из тех, что редко случаются осенью в Подмосковье, теплым, тихим и каким-то светло-прозрачным. Только что закончившийся дождь напоил воздух давно забытой в городе свежестью, солнечный свет, пробиваясь сквозь рассеивающиеся облака, покрыл изумрудным блеском омытые дождевой водой листья. Природа располагала к умиротворению и согласию и совсем не соответствовала крайне напряженному разговору сидевших напротив друг друга мужчин. Павел резко встал, подошел к краю веранды и, обхватив перила руками, повернулся к Андрею спиной.
- «А тебе, Паша, тоже нелегко дается этот разговор», - подумал Андрей, глядя на худую ссутулившуюся спину своего старшего тезки. Сам он все то время, пока Павел говорил, сидел неподвижно в кресле, мертвой хваткой вцепившись в его поручни, и неотрывно смотрел на падающие с крыши, разбивающиеся о доски и взлетающие вверх маленькими фонтанчиками капли воды. Каждый раз, когда капля, пересекала полоску солнечного света, она на мгновение превращалась в сверкающий и переливающийся всеми цветами радуги драгоценный камень, но только на одно мгновение, а потом, падая, она разбивалась и растекалась по полу маленькой мутной лужицей.
- Для меня мои фильмы, Андрей, как дети, я иду к ним годами, я вынашиваю их и в муках произвожу на свет, как женщина вынашивает и рожает ребенка, и я хочу, чтобы мои дети, мои картины приносили людям радость, веру в добро, в справедливость, чтобы они помогали им жить. И от актеров я хочу только одного – веры. Веры в меня, в наше общее дело, в благородную миссию искусства, которому мы служим, и я не могу доверять человеку, для которого быть актером, это всего лишь ремесло, способ добиться успеха, заработать деньги. Ты растерял, Андрей, все, чем так щедро был одарен. Да, тебе нельзя отказать в мастерстве, в умении лицедействовать, но все твои герои, образы, которые ты создавал, как картины Шилова, мазок к мазку, волосок к волоску, только мертвые они, души в них нет. Кому-то такая живопись, возможно, нравится, но не мне. Я больше не вижу в тебе того, что так удивляло и восхищало меня, и поэтому ты мне неинтересен.
Павел повернулся и теперь смотрел ему прямо в глаза.
- Мы не поймем друг друга, Андрей.
- Если все так серьезно и я так давно и безнадежно бездарен, зачем же шесть лет назад ты позвал меня во второй раз? Из жалости? Или я тогда еще был слегка живой?
- Нет, не из жалости, прости, но я воспользовался тобой, мне нужно было, чтобы ты сыграл опустошенного человека, бездушного и бессердечного и ты сыграл… себя самого.
Андрей вскочил и, стиснул кулаки так, чтобы, боль от впившихся в кожу ногтей, помогла ему стерпеть обиду, помогла не сорваться, и не наговорить лишнего.
- Я буду пробоваться. Пройти кастинг ты мне не можешь запретить.
Павел сочувственно и даже с жалостью посмотрел на него.
- На главные роли актеры уже выбраны.
- Я буду пробоваться на вторые, третьи, четвертые, двадцать пятые, на эпизоды, в конце концов!
- Хорошо, это твое право, но последнее слово за мной и я хочу тебя честно предупредить. В моем новом фильме нет бездушных и бессердечных героев, в этой истории даже мерзавцы свято верят, что поступают правильно.
- «Вот значит как Павел Олегович», - покидая дом, размышлял Андрей, - «мертвый я значит, пустой, бездушный, а вы мной бездушным воспользовались и не стесняетесь мне это говорить. Ну а зачем стесняться, вы же художник, а я ремесленник, рабочая лошадь, да еще к тому же дохлая. Как там у Бодлера? Разговор с любимой у трупа лошади? Высокое искусство, а вы значит еще дальше пошли, сделали этот труп ходячим и пригласили всех на него полюбоваться…»
Он понимал, что в голове у него сейчас полная чушь, что Павел, как бы ни жестоко он с ним говорил, во многом был прав. - «Да он во всем прав! Черт меня побери! Что я сыграл за эти годы?! Кого я играл?! Господи, что ж мне так хреново-то».
Сразу после выхода на экран их первого звездного фильма предложения сниматься посыпались на него, как из рога изобилия. Андрей, как и положено звезде, покапризничал немного, выбирая, и согласился на участие в нескольких, как ему показалось, удачных проектах. Сценарии и вправду были отличными и роли не проходными, серьезными, но… Он и сам чувствовал, что что-то не так, что-то у него не получается. Он был вялым, каким-то заторможенным, а когда дело доходило до взаимоотношений его героев с женщинами, и вовсе впадал в ступор, зажимался как студент первокурсник на экзамене, и не мог толком ни обнять актрису, ни поцеловать ее. Пару картин он благополучно запорол, а потом понял, с этим надо что-то делать, ведь так недалеко и до профнепригодности. И куда ему тогда? Что он еще умеет, кроме как быть артистом?
- «Да что ж за любовь-то со мной такая приключилась?» - сокрушался Андрей. – «Почему не работают все эти теории – любовь, это только химия, обмен веществ, пройдет время и страсть исчезнет? Какой болван придумал всю эту чушь?»
Пришлось принимать срочные и решительные меры. Во-первых, он категорически запретил себе думать о Кате, во-вторых, он сознательно стал изгонять из памяти все, что напоминало ему о ней. Так он поступил со своим разумом, но главное было ведь не в голове, а в сердце. И тогда он решил освободить себя от тревожащего чувства, от ежеминутной и ставшей его неотъемлемой частью сердечной боли. Раз разлюбить Катю не удается, решил Андрей, значит нужно научиться не чувствовать эту любовь, спрятать ее глубоко, и не позволять тоске брать над собой власть.
Павел был прав, обвиняя его в бездушии и в ремеслинничестве, но он глубоко заблуждался, полагая, что им движет желание заработать денег или потребность прославиться. Деньги его не волновали никогда, а слава… Ему хватило урока полученного один раз много лет назад. Он хорошо уяснил, что слава и так называемый успех никогда не приходят в одиночку, а всегда в сопровождении своих прелестных подружек: подлости, зависти, предательства и разочарования. Кира, по старой привычке, еще пыталась его вытаскивать «в свет», и он, уступая ее настойчивым просьбам, иногда показывался на публичных мероприятиях, но ничего, кроме отвращения, к ним не испытывал.
Всему виной была любовь, его огромная безумная любовь. Это она лишала его жизненных сил, она была причиной его бесконечных депрессий, и она, парализуя его волю, превращала его жизнь в бесконечное и бессмысленное ожидание.
Андрей давно уже понял, чувство, которое владеет им вот уже почти десять лет, не могло быть никакой химией, потому, что шло оно не от инстинктов, и не от замешанного на желании его мужского начала, оно шло из души, и было таким всеобъемлющим и всепоглощающим, что ему не под силу было бороться с ним, да он и не хотел никакой борьбы. Он только хотел как-то защитить себя, освободить от той боли, которую причиняла ему любовь, но видимо и здесь он ошибся, раз получилось так, что, освобождая себя от любви, он освободился заодно и от души.
Поставив перед собой задачу во что бы то ни стало пройти испытание, и получить долгожданную роль, Андрей уже понимал: вернуть себя к жизни он может только одним способом - выпустить на волю влюбленного безумца и соединиться с ним в единое целое.
Накануне кастинга с ним случилась неприятность, основательно усложнившая ему жизнь. На его глазах какие-то мальчишки угнали его машину, он, наверное, мог бы вмешаться и попытаться отбить у подвыпивших молокососов свою собственность, но не вмешался и только потому, что испугался за свое лицо, если бы оно пострадало в драке, не видать бы ему ни кастинга, ни роли как своих ушей.
Как это не удивительно, но кастинг Андрей прошел, и роль получил, не главную, конечно, но и не последнюю, жалко только, что по сценарию его герой ни разу не пересекался с героиней, которую играла Катя, но это уже было неважно. Главное они опять вместе, они будут видеться почти каждый день, будут разговаривать, общаться. Он так долго мечтал об этом, и еще накануне был совершенно уверен, что Катя его забыла, что сегодня, когда его мечты наконец-то стали сбываться, никак не мог поверить в случившееся. Катя пригласила его на вечеринку по случаю их встречи и начала съемок. Он так обрадовался, когда она сама подошла к нему и заговорила, что остолбенел и потерял дар речи. Стоял, как вкопанный, не смея пошевелиться, смотрел, на нее не мигая, и только кивал в знак согласия головой.
- «Ничего», - думал Андрей. - «Первый блин, как известно, всегда комом. Все наши разговоры у нас еще впереди, да, Катенька?»
Последний раз редактировалось Сплин 27 фев 2011, 15:55, всего редактировалось 3 раз(а).
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Спасибо, Сплин 
