|
Афтар предупреждает, что у него очень плохо с хронологией, и просит великодушно закрыть на это глаза.
-----------------
Так, кажется, все. А, нет, еще один ящик. Ну, тут совсем по мелочи осталось.
- Кира! Кирочка, ну что за глупости?
Теперь, кажется, действительно все. И вещей-то – всего одна коробка.
- Это же нелепо – уходить из-за этого… этого…
Поднимаю глаза.
- …недоразумения! Ты что, боишься ее?
- Боюсь? Да я просто не желаю работать под ее началом!
- Кира! – строгий учительский тон, - Ты же взрослый человек. Для тебя Зималетто – плоть и кровь. И ради спасения компании нужно потерпеть. Нам всем нужно немного потерпеть. Раз Паша так уверен в Пушкаревой, значит, это неспроста. Ты же знаешь, у него прекрасное чутье.
- Даже прекрасное чутье иногда подводит.
- Кира…
- Ну поймите же меня! Я просто не хочу, не могу видеть ее каждый день.
Их двоих.
Она садится рядом и обнимает за плечи. Снова проповедь.
- Ты же мудрая женщина. Что было, то было, ничего не поделаешь. Я уверена, он сам сейчас недоумевает, как так могло получиться. И ему сейчас, как никогда, нужна будет твоя поддержка. Ты будешь нужна ему, как никогда.
- Вы уверены? По-моему, его сейчас интересует только один человек, и это явно не я.
- Да не думаешь ли ты, что у него всерьез какие-то чувства к этой… Да это нелепо!
Неужели я одна замечаю очевидное?
- А Вы не пробовали поинтересоваться его мнением на данный счет?
Она резко смотрит на меня. Надо остановиться, глупо, неправильно продолжать.
- Сколько я себя помню, Вы всегда лучше Андрея знали, что ему нужно. В какие секции ему ходить. С какими мальчиками дружить. Кого выбирать в невесты…
В ее глазах – изумленная боль, как от пощечины. Продолжать жестоко. Жестоко бросать ей в лицо то, о чем я знала много лет подряд, знала – и принимала. Тогда, в пятнадцать лет, когда не стало родителей, и мы с Сашкой и Кристиной неожиданно остались одни. Воплощенное изящество, само совершенство Маргарита Жданова взяла меня под крыло, и я часами пила у нее дома чай, и слушала ее рассказы о маленьких и больших женский хитростях, и практически молилась на нее. И потом, когда она стала постоянно говорить мне об Андрее. Когда подсказывала, советовала, успокаивала, уговаривала… Объясняла, как удержать и привязать, и спустить на тормозах. Не объясняла только, как при этом сохранить собственное достоинство. И еще не объясняла, зачем в конечном итоге мне, такой умнице-красавице, все это нужно. Я всегда любила ее, вот такую. А она меня – хоть чуть-чуть? Вспомнит ли обо мне, когда Андрей окончательно уйдет к той?
- И раз уж Вы выбрали меня, значит, так тому и быть. Пусть изменяет направо и налево. Пусть приходит домой под утро. Пусть в грош не ставит. Кира, ну ты же взрослая! Кира, ну ты же мудрая женщина! Нет, я не мудрая! Я дура! Дура, что позволяла столько времени вертеть мной, как Вам заблагорассудится! Диктовать мне, что делать и что чувствовать! У меня есть – слышите! – у меня все еще есть гордость! Она еще осталась – где-то там, очень глубоко! Я не хочу быть обязательной программой! Я хочу быть любимой и любить – сама, а не по чьей-то указке! Слышите?
Голос окончательно срывается, а она все молчит, и губы у нее совсем белые. Мосты сожжены. Я вылетаю из кабинета и с грохотом захлопываю за собой дверь. В слезах, оказывается, есть преимущество: не видно женсовета. Двери лифта закрываются, и я опускаю руку в карман в надежде найти там платок. Обнаруживается только телефон. Я достаю его и несколько секунд смотрю на темный экран. Кому мне теперь звонить? Сашке? Кристине? Вике?
На улице холодно. Особенно в одной блузке. Открываю записную книжку и снова нажимаю на сброс. У меня совсем не осталось друзей. Когда-то давно я одного за другим променяла их на большую глупость по имени Андрей Жданов. Потому что у тех, настоящих друзей хватало смелости высказывать мне в лицо то, что они о нем думали.
А мне – хватит смелости? Не тогда – сейчас?
Надо же, пальцы помнят кнопки. До сих пор.
- Света? Привет, это… Да, это я. Нет, я просто решила узнать, как у тебя дела. При чем тут медведь? Просто подумала: может, встретимся как-нибудь, поболтаем? Да ничего мне… Послушай, я… Не клади трубку, пожалуйста. Я хотела сказать… Прости меня. Я… дура такая была… Я… нет, я не плачу… Честно… Да, вечером могу… Да, знаю… Буду… Спасибо…
И, кажется, я даже улыбаюсь.
---------------------------------------------------------------------------------------------
…Я бежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот…
На улице холодно. Днем так обманчиво пригревало, а сейчас ветер забирается под пиджак, напоминая, что до лета еще далеко. Двадцать минут восьмого. Катя никогда не опаздывает. Что-то случилось. Или… она вообще не придет.
Я не сразу увидел ее. Вернее, увидел сразу, но не узнал. Хоть до конца и не верил, что она придет просто так. По девушке, вышедшей из такси, только скользнул взглядом. Таких много – и около «Мандарина», и внутри него.
- Добрый вечер.
Я открываю рот, чтобы отвязаться от перспективной знакомой… и закрываю его обратно. Взгляд медленно скользит вниз, запинаясь на каждом шагу. Абстрактно уложенные кудри. Тщательно оштукатуренное лицо. Яркая помада. Топ, юбка. Наверное, их надо называть так, хотя количество сэкономленной на них ткани подсказывает другие определения.
- Катя?
Приподнимаются аккуратно выщипанные брови.
- А Вы ждали кого-то другого?
Надо что-то сказать, но губы не слушаются.
- Ну, идемте?
Она берет меня под руку, как бы невзначай касаясь грудью локтя. Мы начинаем подниматься, и я спотыкаюсь, поскольку смотрю не под ноги, а на ее спокойное лицо. Пожалуй, она даже не вульгарна. Она балансирует на опасной грани. Уверенно цокают по ступенькам высоченные шпильки, плавно покачиваются бедра. Я невольно опускаю глаза в ее декольте и впервые за всю историю знакомства с этой женщиной отвожу глаза.
- Мне нравится этот ресторан, - говоришь ты, раскрывая меню, - Не такой проходной двор, как в Лиссабоне. Хотя и не так стильно, как в «Опиуме».
Кажется, почти удается изобразить улыбку.
- Рад, что на старом месте у тебя была такая хорошая зарплата.
Смотрит ласково.
- К счастью, женщине обычно не приходится задумываться о таких вещах, как цены в меню.
Официант возникает бесшумно:
- Вы готовы сделать заказ?
Что теперь? Устрицы в шампанском? Черная икра?
- Салат из артишоков, свежевыжатый апельсиновый сок и зеленый чай без сахара, - и лениво, закрывая меню, - очень жаль, что матэ они здесь заваривать совершенно не умеют.
Мы с официантом молчим. Он – из вежливости.
- А Вам?
Я смотрю тебе в глаза. Артишоки, значит. С матэ.
- Я буду водку.
- Порцию?
- Нет, графин. И селедку. С луком.
Смотрим друг на друга в упор, пока официант не исчезает.
- Что, от мужчины должно пахнуть водкой, луком и потом?
А я тоже умею насмешливо изгибать брови. Вот так!
- Ну не всем же пить матэ. Кстати, если мне не изменяет память, раньше Вы предпочитали черный чай.
Белозубая улыбка. Наверное, перед зеркалом репетировала.
- Вы уверены? Разве Вы что-то знаете о моих предпочтениях? Например, что я больше люблю: мясо или рыбу? Или сколько сахара я кладу в чай? Или хотя бы что я читаю в часы досуга?
На столе нет даже вилки, которую можно было бы крутить в руках.
- Вы правы, я мало о Вас знаю, но этот пробел всегда можно восполнить. Я очень хотел бы его восполнить.
- Не проблема, - ты чуть поворачиваешься и закидываешь ногу на ногу. У тебя длинные стройные ноги. Мне хочется снять пиджак и прикрыть их, - Я ем и мясо, и рыбу, но только постную и приготовленную щадящим методом. Сахара в чай я не кладу – это вредно для фигуры. В последнее время предпочитаю Оксану Робски – очень жизненно пишет. Ну и женские журналы, конечно.
Я смотрю в твои глаза. Ты не отводишь взгляд.
- Ну а чем же ты занимаешься в свободное время, когда не ходишь по ресторанам и не колдуешь над чайником с матэ в обнимку с Космополитеном?
- Матэ, Андрюша, заваривают не в чайнике, а в калабусе, - ты равнодушно рассматриваешь свои наманикюренные ногти, - а в свободное время я хожу в салон и в спа, занимаюсь фитнесом, пью кофе с подругами – без кофеина, разумеется. Недавно ездила кататься на горных лыжах. В общем, я люблю много и качественно отдыхать. Женщине не пристало с утра до ночи торчать на работе.
Официант наполняет мою рюмку, я опрокидываю ее одним махом и почти рад, что на секунду все вокруг теряет четкость.
- Попросить принести воды?
Деланное участие в голосе искрит по оголенным нервам.
- Не стоит. Я стрелянный воробей.
- Я в этом не сомневаюсь. Так что, мы закончили обсуждать вопрос моих пристрастий и можем теперь перейти к тому, зачем мы сюда пришли? Или, может, стоит переместиться в другое место?
Я сижу и тупо смотрю на то, как твоя рука неспешно поправляет бретельку на плече.
«Туда, где нам никто не помешает».
- Или мы не за этим сюда приехали? – ты перемешиваешь салат и морщишься, - Просила же без заправки! Неужели так трудно запомнить?
Сжать кулаки, снова разжать, выдохнуть.
- Мы приехали, чтобы поговорить.
- Поговорить, - ты откладываешь вилку в сторону, - о чем? По-моему, все и так ясно. Ты пользовался мной, я пользовалась тобой. Потом я поняла, что условия сделки с твоей стороны не выполняются, и разорвала контракт. Но контракт всегда можно возобновить. На взаимовыгодных условиях.
- На взаимовыгодных, - голос ходит ходуном, и я уже ничего не могу с этим поделать. Только опрокинуть еще одну рюмку, - это на каких же?
Ты перегибаешься через стол и накрываешь мою руку своей.
- Об этом всегда можно договориться.
Руки действуют сами по себе. Скидывают ее пальцы. Достают несколько банкнот и роняют их на стол. Отбрасывают назад стул – он отъезжает с отвратительным визгом и почти опрокидывается. Холл, швейцар, дверь, ночь.
- Но ты же сам этого хотел!
Я оглядываюсь. Ты - на ступеньке крыльца как была в ресторане, без плаща. Ветер нещадно рвет артистически уложенные кудри.
- Тебя же всегда раздражало, что я не такая, как все! Не ухоженная, не модная, не гламурная, не сексуальная! Стыдно было со мной на людях показаться! Приходилось допинг принимать! И сердечное, чтобы не было инфаркта от моей наивности! Ну а теперь я такая! Так что тебя не устраивает?
По щекам бегут цветные дорожки. Пока еще не научилась пользоваться водостойкой косметикой. Ничего. Все впереди.
Медленно подошел. К каждой ноге словно гирю привязали.
- Когда-то давно, в другой жизни, я до смерти влюбился в одну девчонку… Удивительную девчонку, думал, таких не бывает… Я не знал, сколько сахара она кладет в чай и как жарит мясо… Я вообще ничего не знал… не понимал, как так происходит, , что радом с ней мир обретает значимость. А потом я повел себя малодушно, и ее не стало. И я знаю, что только я в этом виноват. Не знаю только, что с этим делать. А у тебя все будет хорошо. Только не ходи по улице без плаща – простынешь.
Скоро пошел моросящий дождь, но быстро перестал.
Поехал на Воробьевы и просидел там до рассвета.
_________________ Как я пишу легко и мудро!
Как сочен звук у строк тугих!
Какая жалость, что наутро
Я перечитываю их!
Игорь Губерман
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
С Рождеством!
И я не знаю как там Катя, а меня проняло 
Спасибо, Shimmer 
Что ж, теперь в командировку на месяц... Дундук! 
!
Но потом...... 
